Семеновкер 1 / стр 96,97

периода, то в связи с неустойчивостью в сохранении текстов в электронной форме в Интернете и в различных базах дан­ных функция библиографии возможно станет аналогичной ее целям в дописьменный период: фиксация и сохранение текстов, которые не существуют в письменной форме.

Поскольку Ригведа в дальнейшем превратилась в книгу, и в то же время это собрание было своего рода дописьменной библиотекой текстов, которые могли востребоватьея по мере необходимости, Ригведу и ее «Общее анукрамани» можно рассматривать как модели «книга—вспомогательный указа­тель» и «библиотека—каталог (библиография)» в условиях

бесписьменного общества.

■

Библиография как средство фиксации информации

Выявление анукрамани «Ригведы» показано, что пер­вой и основной функцией библиографической (вторичной) информации была фиксация первичной информации. По­этому наличие библиографии в бесписьменном обществе, в котором уже имелось значительное число текстов в устной форме, было вполне естественным. Естественным, как ста­ло очевидно в результате данного исследования, но отнюдь не очевидным до свидетельства анукрамани.

Об этом писала Н.А. Сляднева в своей работе «Библио­графия в системе Универсума человеческой деятельности» (62), отметив, что сходной с ней точки зрения на возмож­ность существования библиографической информации в бесписьменную эпоху придерживалась также Г.Ф, Гордука-лова в докторской диссертации «Документальный поток в библиографической деятельности: история, теория, техно­логия освоения» (СПб., 1992). Вот как выражены эти идеи в монографии Н.А. Слядневой:

«Инерция мышления обитателей эры фиксированной, документально закрепленной информации требует безого­ворочно доверять документальным источникам. Поэтому реконструкции ранних этапов генезиса библиографии в трудах большинства авторов не простираются за те времен-

ные рамки, которые наследуют унаследованные источни­ки, за пределы эры письменности документальной культу­ры» (62, с. 5).

И далее: «Кто, где и когда доказал, что именно докумен­ты (книга, произведение письменности или печати), т. е. носители фиксированной информации, являются истори­чески исходным и на все времена единственно возможным объектом библиографического отношения?

Вопрос о доказательствах даже не возникал: повсемест­но это постулируется, принимается как аксиома. По-види­мому, эмпирическая наглядность библиографической прак­тики, доминирующая роль документальных коммуникаций в системе информационных коммуникаций и процессов об­щества служит основанием для всеобщей веры в данную ак­сиому» (62, с. 20).

Наличие библиографии в дописьменную эпоху напоми­нает также о том, что даже после изобретения письменнос­ти во времена классической древности само существование библиографии представлялось сомнительным. Только не-дэено было показано, что библиографические тексты суще­ствовали в древнем Египте и Месопотамии (57, 59). Необ­ходимо также осознать, что анукрамани «Ригведы» были выявлены и изучены как библиографические памятники только в русле исследования информационной деятельнос­ти в целом и ее бесписьменного этапа, в частности. Таким образом, чтобы понять часть, необходимо сосредоточить внимание на целом. Как отмечал А.Дж. Тойнби, «это целое есть поле исследования, умопостигаемое само по себе» (67, с. 33). Чтобы понять эволюцию частей информационной де­ятельности — книжное дело, библиотеки, архивы и библио­графия — необходимо изучить их не только отдельно, но и в совокупности как инфосферу в целом.

Библиография осуществляет фиксацию первичной ин­формации путем разделения большого объема памяти на меньшие части и путем их упорядочения (32, с. 12—13; 104, т. 1, с. 328, рис. 8). Библиографическая информация явля­ется вторичной, но именно эта вторичность придает ей фун-

97