G5ЛукинГлава3

103

Аграрно-ремесленная и индустриальная цивилизации

Глава 3.

АГРАРНО-РЕМЕСЛЕННАЯ

И ИНДУСТРИАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Как уже отмечалось, развитие искусственного в ходе эволюции цивилизации выражается в последовательной смене исторически конкретных социальных организмов или типов цивилизаций, причем каждый последующий тип имеет своим основанием начало, в большей степени основанное на искусственном, чем предыдущий. Этими типами цивилизации являются аграрная цивилизация и две техногенные — индустриальная и постиндустриальная цивилизации.

1. Характерные черты аграрной цивилизации,

причины перехода Западной Европы к индустриализму.

Рассмотрим вопрос о специфике аграрной цивилизации. Фундаментальным началом, лежащим в основании аграрной цивилизации, и ее ресурсами выступают земля и непосредственно естественные природные факторы (животные, сырье и природные энергетические источники). Все это уже подвержено искусственному воздействию, преобразуется и обрабатывается, но еще остается в сфере природных вещей и процессов. Указанные начала пронизывают все основные элементы, сферы и структурные составляющие этого типа цивилизации.

Как известно, каждый цивилизационный организм имеет следующие основные компоненты, сферы и структурные срезы: технологическую сферу (включающую технику, энергетику и транспорт), информационную сферу, социальную сферу, культуру, тип человека и пространственно-временную структуру, выражающуюся в организации пространственно-временных отношений и в характере пространственно-временных представлений. Покажем, как же доминирующее естественно-природное начало аграрной цивилизации отражается в ее основных структурных компонентах¹.

Основой техники, транспорта и в значительной степени энергетики были мускульные движения человека и животных. Технологический прогресс был весьма медленным. Так, Ле Гофф отмечал, что механизация в средневековый период не сделала сколько-либо значительных шагов вперед. Основные механизмы, используемые в средние века, были описаны еще учеными эллинистической эпохи (главным образом жившими в Александрии)². О незначительных масштабах технического прогресса говорит, например, факт, отмеченный Дж. Берналом. Гигантским шагом вперед (и это уже в IX-XI веках нашей эры) было изобретение хомута, что позволило примерно в 5 раз увеличить производительность труда при пахоте и при транспортных перевозках. Тяжелое болезненное дышло, травмирующее грудь животных, было заменено мягким хомутом, надеваемым на шею коня. С этого времени конь мог интенсивно использоваться не только в военном деле, но и в сельском хозяйстве¹.

В качестве энергетических ресурсов аграрная цивилизация наряду с мускульной силой человека и животных использовала и другие естественно-природные ресурсы (дрова из леса, воду и ветер на ветряных и водяных мельницах и др.). В отличие от основных ресурсов индустриальной цивилизации, эти ресурсы были возобновляемыми, многообразными и расположенными почти во всех местах проживания человека².

Что касается информационной сферы, то и в ней не создавались какие-то искусственные информационные аппараты, а для передачи информации использовались непосредственные естественно-природные способы трансляции (передача голосом от башни к башне, общение посредством световых сигналов, при помощи курьеров и т. п.).

Естественно-природные факторы задавали и основные параметры социосферы (социо-экономико-политических отношений). Формы собственности прямо зависели от природных условий, задававших способы обработки земли. Если сельское хозяйство основывалось на больших ирригационных системах, то доминировала государственная собственность. Если же существовало разнообразие условий, их локальная специфика (маленькие долины, небольшие горные террасы), то возможными оказывались труд относительно независимых индивидуальных производителей и частная собственность. Те или иные изменения в аграрном производстве, введение в хозяйственную жизнь тех или иных природных явлений сразу и непосредственно отражалось на формах собственности и других структурах экономических отношений. Например, в Древнем Риме прекратился ежегодный передел собственности, когда стали выращивать многолетние плодовые деревья. Такая экономическая форма социума, как товарно-денежные отношения, также зависела непосредственно от природных факторов. Привязанность к земле, ограниченность транспорта возможностями животных обуславливали локальность, ограниченность, замкнутость производства и жизни. В силу этого товарно-денежные отношения были развиты слабо, торговля ограничивалась в основном предметами роскоши. В районах, прилегающих к средиземноморью, до XVI века н. э. 90% продукции производилось не на рынок, а для потребления в натуральных хозяйствах.

Обусловленному привязанностью к земле аграрному производству соответствовала и политическая структура средневекового мира, представляющая собой множество маленьких государств — графств, герцогств, удельных княжеств. В 1500 году в Европе существовало 500 государственных образований. Существовали в мире и огромные империи, но они, если не было необходимости защиты ирригационных сооружений и если их не сплачивала какая-нибудь религия, как правило, были искусственными образованиями, временное единство которых обеспечивалось лишь вооруженной силой. Когда имперские войска уходили, локальные силы территорий снова стремились обособиться и замкнуться в себе.

Также социальная структура (сословия, касты, этносы и т. д.) напоминала естественно-природные образования, и элементы этой структуры рассматривались наподобие зоологических видов. Считалось, что социальное положение человека, как и урожайность растений, зависит не от труда индивида, не от его достижений, не от его субъективно-волевых, искусственных напряжений, а от земли, от природы, что это социальное положение дается человеку от рождения (природный царь и т. п.).

Естественно-природное начало пронизывало также и культуру аграрного мира. Природно-сезонные циклы и природные силы непосредственно воспроизводились в культах умирающих и воскресающих богов, в культе плодородия и т. д. Например, в Вавилоне культ плодородия находил свое выражение в обряде священного брака, который совершал бог с рогами быка и богиня или жрица с рогами коровы. В Древней Греции в праздник Диониса статую бога клали на ночь в постель жены архонта.

Рассмотрим весьма интересный вопрос о пространственно-временной организации аграрной цивилизации. Она также основывалась непосредственно на естественно-природных структурах пространства и времени, тесно связанных с аграрным производством. Мир первобытных людей не центрирован, он представлял собой хаос маршрутных рядов. Мир земледельческой цивилизации — это уже некоторый упорядоченный относительно центра объем, образованный небесным сводом над земледельческим центром. Этот мир древние греки называли космосом. Непосредственно связанное с землей сельскохозяйственное производство и естественно-природные транспортные возможности обуславливали также пространственное расположение возникающих городских поселений. В Западной Европе городские центры (с рынками, ярмарками и т. д.) располагались так, чтобы крестьянин мог успеть в течение светового дня отвезти туда свою продукцию и вернуться домой до темноты.

Переход к аграрной цивилизации означал также темпоральную революцию. Изменился масштаб времени. Он уже базировался на больших темпоральных единицах, соответствующих сезонным ритмам природы. Необходимость измерения больших промежутков времени вызвала интерес к космическим часам, к наблюдению за небесными светилами. Время аграрного мира обладало тремя основными характеристиками: это время органическое, циклическое и эпическое. Органический характер времени заключался в том, что хроноструктура непосредственно задавалась ритмами природы и сельскохозяйственной деятельности (от лета к зиме, от прилета саранчи до прилета саранчи, от захода солнца до восхода солнца, от дойки коров до следующей дойки и т. п.). Что касается цикличности времени, то это тоже явилось прямым выражением природных циклов. Как природа возвращалась к весне, так и время постоянно возвращалось к своему началу. Согласно индийской мифологии проходило 999 тыс. лет, потом все начиналось снова, в точности повторяя прошедший цикл.

Еще одной характеристикой времени, связанной с его цикличностью, является эпичность, доминирование прошлого. Прошлое постоянно воспроизводилось. Будущее рассматривалось как еще не наступившее прошлое, как повторение прошлого, его воскрешение и чествование. Прошлое выступало как образец, — в нем жили праотцы, эпические герои, которые совершали свои подвиги. Считалось, что ничто не возникает вновь. В древнем Шумере люди были уверены, что с тех пор как богиня Инанна дала миру свои законы, на свете уже ничего не изменялось.

Тип аграрной хроноструктуры, тесно связанной с естественно-природными процессами, находил свое выражение и в характере устройств, измеряющих время, и в ценностных установках человека относительно времени. Сельскохозяйственный труд не требовал применения часов с дробными единицами времени. Не было нужды производить точные измерения и не было необходимости в том, чтобы беречь и ценить малые промежутки времени. Не случайно, что характеристика положительных качеств массового человека не включала такие понятия, как точность, пунктуальность, умение ценить время. В русской повести XV века «О двух сапожниках» герой неторопливо приступал к работе, долго молился перед тем, как начинать действовать. Характерно также, что сами часы (там, где они вообще применялись) еще представляли собой некий природный процесс. Рудокопы использовали огненные часы, на кораблях были песочные часы, на общественных собраниях и заседаниях судов время измерялось водяными часами. Таковы некоторые черты аграрного типа цивилизации.

Возникают вопросы, почему человеческая цивилизация перешла ко второй ступени своего развития, к индустриальному типу цивилизации, чем обусловлен был этот переход и почему лишь Западной Европе удалось осуществить прорыв к индустриализму?

Необходимость перехода цивилизации во вторую фазу цивилизационного развития была обусловлена кризисом аграрной цивилизации. Общество аграрной цивилизации приобрело значительные искусственные средства и овладело определенными искусственными способами деятельности, что позволило сделать шаг вперед в решении многих проблем человечества, в том числе продовольственной проблемы. Однако это общество, стимулируя значительный рост населения, породило массу проблем, с которыми при данном развитии искусственных средств оно уже не могло справиться. Здесь проявил себя своеобразный закон, заключающийся в том, что наращивание искусственности порождает проблемы, требующие нового качественного скачка в ее развитии. Цивилизация столкнулась с энергетическим, экологическим, а, следовательно, и продовольственным кризисом. Например, в Англии леса уже были сожжены и необходимо было добывать энергию из угольных шахт. Экологический кризис цивилизации проявлялся в истощении почв, обеднении пастбищ, загрязнении рек. Москва-река при Иване Грозном была, например, загрязнена в большей степени, чем сейчас. Человечество нашло выход в прорыве к индустриализму. Но этот прорыв был, однако, осуществлен не на всем фронте цивилизационного развития, а лишь на одном из участков этого фронта, а именно в Западной Европе и прежде всего в Англии. Из девяти аграрных цивилизаций лишь одна, западноевропейская, осуществила индустриальную революцию. Чем был обусловлен этот переход, почему эта цивилизационная мутация произошла в Западной Европе? Это одна из проблем теории цивилизации, которая еще не решена в полной мере. В чем заключается парадоксальность того, что именно Западная Европа вышла в тот период в лидеры цивилизации? Парадокс заключался в крайней отсталости Западной Европы по сравнению с Востоком, прежде всего с Китаем.

Западная Европа в VI-IX веках нашей эры и даже вплоть до XV века представляла собой убогую периферию человеческой цивилизации. Доминировало отсталое земледелие, натуральное крестьянское и феодальное хозяйства без сколько-либо значительного уровня товарно-денежных отношений. Ремесло было развито слабо, города были разгромлены, а в Англии, которая вскоре и станет лидером цивилизации, они почти исчезли. Рим, разграбленный варварами, из миллионного города превратился в поселение с 40 тысячами жителей. Даже на рубеже XV-XVI веков Европа все еще оставалась нищей по сравнению с богатым Востоком, этим сказочным царством роскоши. И вот с начала XVI века в Западной Европе начался необычайный подъем, который привел к возникновению индустриального мира. Парадоксальными можно считать не только факт выхода Западной Европы в лидеры цивилизации, но и тот факт, что Китай, подойдя вплотную к индустриализму, тем не менее не осуществил этот переход, и восточный мир смог войти в индустриальную цивилизацию только под воздействием Запада.

Действительно, около 1400 г. н. э. Китай, согласно Мокиру, был самой развитой технологической цивилизацией мира¹. Ключевые технические изобретения появились в Китае и стали использоваться на столетия, а некоторые даже на полтора тысячелетия раньше, чем в европейском мире. Доменные печи, точные водяные часы, железный плуг, ткацкие станки для производства шелковых тканей, производство бумаги и книгопечатание, — во всем этом пионером была китайская цивилизация. Китайские джонки в XIV веке н. э. были самыми совершенными кораблями мира. Многие новшества возникли в Китае параллельно с Европой (гидравлический молот, вертикальные водяные мельницы, прялка и т. д.). В области военной техники китайцы, не считая изобретения пороха, развили химическую промышленность, способную производить мощные взрывчатые вещества; арбалет и требушет применялись китайскими армиями на столетие раньше, чем в Европе. Обобщая все это, Джонс делает вывод, что Китай в XIV столетии на волос не дошел до индустриализма. Произошло то, что Китай отклонился от своей исторической траектории, что в дальнейшем явилось причиной трагического для него исхода столкновения с колониальными западными державами.

Многие авторы видели причину того, что Запад перегнал китайскую цивилизацию, в культурно-религиозных различиях. Так, Макс Вебер утверждал, что рождению капитализма в Западной Европе способствовали религиозные ценности протестантизма, способствующие воспитанию моральной готовности к предприимчивой, активной индустриальной деятельности. Что касается Востока, — рассуждал Макс Вебер, — то восточные религии были, наоборот, неодолимым барьером к такого рода активности. Конфуцианство-де ушло от быстрого экономического развития, ибо овладение миром, технологические перемены нарушали гармонию человека и природы. Точку зрения Вебера поддерживал и исследователь китайской цивилизации Нидхем. М. Кастельс вслед за Мокиром высказал критическое отношение к такого рода трактовкам рассматриваемой проблемы. Кастельс подчеркивает, что Мокир был прав, видя важнейшую причину отставания Китая в Новое время не в культурно-религиозной парадигме, а в государстве. В течение столетий в Китае технологическими новациями занималось государство, а после 1400 г., при династиях Мин и Цин, оно утратило к ним интерес. Вместо того чтобы инициировать технологические новации, государство уже в эпоху Хань стало чинить им препятствия, вплоть до запрещения географических исследований и отказа от строительства больших кораблей в 1430 году.

Бюрократический класс, культурные и социальные элиты сосредоточились на искусствах, гуманитарных знаниях и повышении собственного статуса в имперской бюрократической иерархии. Такая переориентация властвующей элиты произошла потому, что бюрократический класс занял более прочные позиции в административной социальной структуре благодаря более длительному, чем обычно, периоду неоспоримого господства. Мокир подчеркивал, что определяющим фактором технологического консерватизма был страх правителей перед потенциально разрушительным воздействием технологических изменений на социальную стабильность. Этим же страхом объяснялось и пресечение контактов с иностранцами. Это почивание на лаврах прочно утвердившейся китайской государственной бюрократии дорого обошлось Китаю. Согласно Тойнби, оно неизбежно влечет за собой «кару Немезиды».

Понятно, что раскрытие факторов, обусловивших неспособность Китая войти в индустриализм, еще не отвечает на вопрос, почему именно отсталая Западная Европа осуществила этот переход. Здесь произошло наложение друг на друга многочисленных причин, включая случайности, но можно выделить некоторые основные предпосылки.

Фундаментальным фактором явилось то, что в эпоху Возрождения произошло расширенное воспроизводство некоторых новаций, порожденных еще древнегреческой цивилизацией. Этими новациями были: наука, самоуправляющиеся свободные города, частная собственность, предприимчивая, инициативная, достаточно свободная личность. Ведь Западная Европа была наследницей своих древних цивилизаций и, несмотря на то, что это наследство долгое время прозябало втуне, все же, начиная с IX века, с периода каролингского Возрождения запылившиеся фолианты греческой мысли были извлечены из подвалов монастырей, и монахи-кописты стали их тщательно переписывать. Без развития вышеперечисленных новаций прорыв в техногенную эру был бы невозможен. Конечно, Европа середины второго тысячелетия н. э. обогатила древнегреческий и древнеримский опыт и своими достижениями, особенно что касается техники и специфики городов, о чем будет сказано в дальнейшем. Но тем не менее вышеуказанные новации впервые были открыты в эпохи европейской античности.

Рассмотрим прежде всего роль науки, этой фундаментальной ценности индустриальной и постиндустриальной цивилизаций. Разумеется, надо иметь в виду, что возникновение науки тесно связано с другими новациями цивилизации, общества и культуры, а именно с появлением свободных самоуправляющихся городов, с мощными ростками демократии и с формированием достаточно свободной, инициативной личности. Наука в ее первоначальном виде явилась плодом тех изменений в культуре античного мира, которые обеспечили появление научного метода в математике и развитие мысли до уровня теоретических исследований¹. Греки пришли к осознанию, что существующие ситуации бытия, включая формы социального общения, деятельности, ходы мысли, не являются раз и навсегда данными, что они вариабельны и что возможна их оценка судом разума и их последующее изменение. Такое понимание не могло утвердиться в цивилизации и культуре многих деспотических и кастовых восточных обществ, ибо в этих обществах доминировали канонизированные стили мышления и традиции, познание и мысль почти не могли выйти за рамки сложившихся стереотипов социального опыта и мышления. Только в античной Греции социальная жизнь наполняется достаточным динамизмом, состязательностью, конкуренцией и инициативой, что стимулировало инновации в мысли и в жизни. В этих условиях социальный климат снимал с нормативов деятельности ореол нерушимого сверхчеловеческого установления и формировал отношение к ним как к изобретению людей. А ведь специфика научного мышления, науки вообще как раз и заключается в том, чтобы не столько познавать существующее, сколько изобретать различные оптимизации мышления и деятельности, возникновение которых маловероятны в ходе естественного стихийного развития природы и жизни. Основанный на понимании вариабельности бытия опыт свободного оперирования моделями деятельности и мышления, сопоставления и оценки этих моделей обогащался прежде всего в обстановке свободной состязательности, в демократическом диалоге свободных личностей. Народные собрания античного полиса были ареной самовыражения равноправных граждан, там имела место конкуренция предложений и мнений, и основой диалога и свободной конкуренции были не предписания касты жрецов и чиновников (эти предписания с самого начала исключали бы какой-либо диалог и конкуренцию), а обоснованные аргументы и законы логики. Логика и была разработана как раз в ходе поисков критериев правильности рассуждения в спорах, в ораторском искусстве. Перипетии словесных баталий на народных собраниях и в судах как бы застыли в отчеканенных, отлитых фигурах логики. Эти ходы мысли, законы логики стали применяться в дальнейшем в научных исследованиях. Норматив необходимости обоснованности мнения привел, например, к изобретению теорем, т. е. к изложению знаний по схеме «дано-требуется доказать-доказательство». В древнеегипетской и вавилонской математике мы находим только нормативные рецепты решения задач, излагаемые по схеме «Делай так!». Египтяне и вавилоняне не дошли до теорем. Они знали эмпирически, что треугольник с длинами сторон 3, 4 и 5 является прямоугольным, но они не открыли общей формулы а²+в²=с². Лишь пифагорейцы стали оперировать числами, количественными и пространственными соотношениями самими по себе, а не как выражениями конкретных практических ситуаций.

Но как уже говорилось, европейское Возрождение не просто возродило ценные новации античности (науку, свободную демократию полисной жизни, свободного индивида), но и осуществило их расширенное воспроизводство, подняло на новую ступень, дополнив новыми ценностями, которых не знали Древние Греция и Рим. Что касается науки, то Западная Европа второго тысячелетия н. э. сделала гигантский шаг вперед, сделав научный способ мышления достоянием естествознания и развив многочисленные области технических применений науки. Античная наука не дошла до ступени соединения математики и теоретического знания с экспериментальным исследованием природы и до реализации знаний в технике. Причинами этого были использование рабов в функции орудий труда, вытекающее из этого пренебрежение к физическому труду, а также система мировоззренческих представлений (природа рассматривалась как живой организм и препарировать ее, манипулировать ею искусственно было нельзя и считалось недостойным).

В отличие от античности Западная Европа периода Возрождения и Нового времени обогатила цивилизацию мощным развитием экспериментального естествознания и техники. Наука и техника постепенно стали превращаться в одни из самых значительных ценностей западноевропейской цивилизации. В отличие от ситуации в Китае, корифеи Возрождения поставили изготовление вещей выше книжной мудрости. В Европе экспериментальное естествознание и техника оказались в центре внимания образованной части общества. В энциклопедии Д. Дидро технике уделено столько же места, сколько философии, литературе и искусству. Совершенно обратная картина наблюдалась в аналогичных китайских изданиях того времени.

Иной облик, чем в античности, имели и новоевропейские города. Они не просто завоевали право на самоуправление и свободное существование, освободившись от гнета императоров, феодалов и епископов, но сделали главным содержанием своей деятельности свободное развитие ремесел. Если античный город представлял собой военно-политическую единицу, состоявшую из землевладельцев и бездельного плебса, то европейские города эпохи Возрождения и Нового времени были центрами многообразного ремесла. Города стали развивать технику как таковую, даже безотносительно к сельскому хозяйству и военным надобностям. Ярким выражением игры ума и рук, технической рациональности стали часы. По их образцу создавались механические устройства, машины с зубчатыми колесами, передаточными приспособлениями т. д.

Но возникает вопрос, почему Западная Европа именно в середине второго тысячелетия с новой силой обратилась к античным достижениям, и именно начиная с этого времени смогла развить эти достижения? Конечно, процесс медленной кумуляции достижений шел в течение всего средневековья, но именно в эпоху Возрождения произошел качественный скачок. В качестве причин Возрождения и броска к техногенной цивилизации можно назвать следующие. Во-первых, необходимость преодоления кризиса аграрной цивилизации, о котором уже говорилось, а также кризиса системы феодализма с ее феодальной раздробленностью, узкими рамками экономической деятельности. Во-вторых, ряд природных причин, в частности, резкое похолодание в Европе и демографическая катастрофа (вымирание населения от чумы). Эти природные вызовы требовали развития техники и напряжения всех сил, чтобы резко сократившееся население смогло справиться с необходимыми задачами по поддержанию стабильности цивилизации и для того, чтобы просто выжить. В третьих, значительно стимулировали прогресс западноевропейской цивилизации и Великие географические открытия. Так, только распространение в Старом Свете сельскохозяйственных культур открытых материков и островов позволило увеличить продовольственный фонд цивилизации примерно в два раза. Кроме того, награбленное европейцами золото, этот лучший металл для денег, способствовало развертыванию товарно-денежных отношений и появлению капитализма.

Рассматривая причины прорыва Европы к индустриализму, необходимо все же отметить и роль культурно-религиозного фактора. Восточные религии, хотя вероятно и не являлись самой главной причиной, препятствующей воспитанию активной, инициативной, преобразующей мир деятельностной личности в массовом масштабе, но все же тормозили формирование такого типа человека. В конфуцианстве подчеркивался момент гармонии с миром, а не овладения им. Индуизм вообще провозглашал бегство от мира в другой мир, в духовное измерение существования. В христианской религии, особенно в протестантизме, исповедовалась концепция активного спасения от греха. В религиях Востока не акцентируется чувство вины. Согласно же христианской религии, человек чувствует себя греховным и хочет преодолеть эту греховность, что создает напряженность и эмоциональный динамизм. По М. Веберу религия спасения имеет революционный аспект. Она культивирует не пассивное отношение к порядку природы, а постоянную борьбу против греха, что в некоторых обстоятельствах может стимулировать борьбу против существующего порядка вещей. Ориентацию на непрерывную деятельность как средство спасения мы видим уже в бенедиктинских монастырях. Не случайно там зарождались такие ценности индустриальной цивилизации, как часы, расписание жизнедеятельности по часам и умение беречь время. В бенедиктинском монастыре была железная дисциплина. И хотя эта дисциплина противопоставлялась мирской жизни с ее беспорядочными колебаниями и пульсациями, однако эта дисциплина была дисциплиной непрерывной деятельности, рассматриваемой как форма проявления и средство спасения. Необходимо было в максимальной степени использовать время для прославления Бога. Для обеспечения четкой хроноструктуры в монастырях использовались колокола, различающиеся по своей звуковой тональности. Не случайно бенедиктинские монастыри в темпоральном отношении стали прообразом фабричной организации труда.