§ 4. К проблеме эпического героя

При всей своей традиционности проблема эта крайне далека от разрешения: и в этом плане не найден еще единый подход к разным эпическим жанрам, особенно к эпопее и роману. Препятствует решению также многообразие эпических жанров и существенные исторические различия между ними.

Существуют работы о типах героев у отдельных авторов (Пушкин, Тургенев, Толстой, особенно Достоевский), реже — в отдельных жанрах и в некоторые литературные эпохи (романтические индивидуалисты в поэме, романе и повести; «лишние» и «новые», а также «маленькие» люди — в тех же жанрах).

Работы о своеобразии героя в эпике по сравнению с другими родами литературы нам не известны; в этом отношении она изучена меньше, чем драма (здесь существенные замечания высказаны уже в «Лекциях по эстетике» Гегеля) и лирика (работы о лирическом субъекте — у С.Н.Бройтмана1, лирическом герое — от Тынянова до современности, персонаже «ролевой лирики», например, в ряде исследований Б.О.Кормана, в частности в его книге «Лирика Некрасова»).

К нашей теме имеют некоторое (не вполне прямое) отношение такие исследования обобщающего характера, как, например, различение персонажей «разных модусов» от мифа до литературы нашего времени у Нортропа Фрая2 или противопоставление двух основных типов мифологических и фольклорных персонажей (культурный герой и трикстер) в работах Е.М.Мелетинского3, а также мысли Ю.М.Лотмана о расщеплении изначально единого мифологического персонажа в процессе формирования сюжета1.

Методологически обоснованный подход к проблеме видится в опоре на установление сюжетных функций героя в различных эпических жанрах: эти функции должны быть связаны с природой (и спецификой) основной эпической ситуации.

Действие героя (в конечном счете или в целом) нарушает и восстанавливает объективное мировое равновесие. Такова, например, не только роль Ахилла в свершении мирового события (в падении Трои), но и роль Раскольникова в событии выбора миром своего будущего статуса. Но аналогична и роль смены точки зрения героя или героя-рассказчика в малой эпике: благодаря этому преодолевается замкнутость или ограниченность сознания и восстанавливается общечеловеческая полная и бесконечная субъективность (либо посредством смеха, как в анекдоте; либо «примерным» актом этического выбора, как в притче; либо «сатирическим» возвышением над обеими точками зрения, как в басне).

Исходя из этих соображений, можно, во-первых, различать героя поступка и героя сознания. Это различие значимо в соотношении больших и малых форм, а также в историческом соотношении эпопеи и романа. В романе, а затем и в литературе Нового и Новейшего времени в целом возникает несовпадение героя со своей сюжетной ролью (функцией), которое непосредственно выражается в мотивах отказа от поступка или совершения неадекватного поступка. Такова, например, гамлетовская тема в русской литературе, связанная с типом «лишнего» человека. Противоположный вариант героя — носитель эпического поступка, не совпадающий с миром своим сознанием (не признающий и не понимающий его): Дон Кихот. В обоих случаях и мир не совпадает с должным, с самим собой, а потому происходит историческая смена «героического» комическим или трагическим.

Во-вторых, в эпическом герое литературы Нового времени может быть акцентирована приобщенность к другим людям или, наоборот, отъединенность от них. Это противопоставление связано, например, у Толстого и Достоевского, с мотивами духа и тела. Отвлеченно-индивидуалистическая «героика» и претензии на власть снижаются телесностью и непреодолимой телесной общностью людей, так что «настоящие властелины», вроде Наполеона, выглядят изъятыми из общего «родового тела» человечества: «На этаких людях, видно, не тело, а бронза», — думает Раскольников (ср. с этим реакции князя Андрея в эпизодах купания солдат в ручье во время отступления от Смоленска, на перевязочном пункте под Бородиным, где он видит «то же самое тело»).

Другой аспект — воплощенность и невоплощенность героя. Полностью воплощенному и «овнешненному» герою эпопеи противостоит герой романа с его неполной воплощенностью или невозможностью окончательного воплощения, как, например, в Базарове, в героях Достоевского. Видимо, отсюда двойная ориентация романного героя: на языческую и на христианскую традицию героики.