2. Ці мотиви голосно звучать у збірці “Фантазії в маневрі Калло”, де зібрані твори Гофмана, написані з 1808 по 1814 рік. Центральною фігурою збірки є вже згадуваний капельмейстер Крайслер, який пізніше перейде в роман “Житейська філософія кота Мурра”. Справжній гофманівський ентузіаст, безмежно відданий своєму мистецтву, музиці, Крайслер живе в реальній німецькій дійсності, світі, де безроздільно панують філістери. Йому немає місця в цьому світі, він приречений в ньому на самотність і страждання.

Романтизм був першим художнім напрямом, в якому визначилася й набула значного поширення тема мистецтва й митця в їхньому співвідношенні з суспільством і суспільним життям. При цьому у романтиків, насамперед і особливо у німецьких, трактування цієї теми набрало антитетичного характеру, осмислювалася вона в протиставленнях духу й життя, мистецтва й дійсності. Романтики гостро відчули матеріально-утилітарний характер та спрямованість нової цивілізації (в цьому, власне, суть гофманівського “філістерства”) і палко виступили на захист духу й мистецтва. Дійсність поставала в їхніх творах не тільки чужою, а й глибоко ворожою мистецтву, а митець перетворювався на фігуру неприкаяну й трагічну. Таким і є гофманівський Крайслер, який ніде не може знайти надійного притулку і якого світ філістерів, вже в романі “Житейська філософія кота Мурра”, доводить, зрештою, до божевілля.

У “Фантазіях в манері Калло” виразно проявилися деякі характерні риси поетики й стилю Гофмана. Пояснюючи у вступі до першого тому збірки, чим привабило його мистецтво Жака Калло, французького барокового живописця й графіка першої третини XVII ст., він характеризує й свій стиль, його оригінальні риси. Мистецтво Калло, зазначає Гофман, “йде далі правил живопису, його малюнки, скоріше, можна назвати відображенням всіх дивних фантастичних явищ, викликаних чарами його най-жвавішої фантазії”. І навіть у малюнках, взятих із життя, “завжди відчувається його своєрідний, глибоко індивідуальний почерк, що надає його фігурам і групам щось дивно знайоме й водночас чуже”. Відзначається також “іронія, що висміює людину”, і “комізм, під покровом якого серйозний і вдумливий спостерігач відкриває таємничі натяки”, тобто риси, органічно властиві самому Гофману.

Его художественная манера складывается сразу в первых сборниках рассказов «Фантазии в ма­нере Калло» (1814—1815). Ссылаясь на французского графика XVII века Жака Калло, Гофман отстаивает свое право художника на заострение смешных, ужасных и поэтических явлений действи­тельности, на преображающую силу творческого воображения и творческой фантазии.

В «Фантазиях...», ранних рассказах Гофмана большое место принадлежит музыке. Здесь впервые появляется образ капельмей­стера Крейслера — романтического энтузиаста, всецело предан­ного своему искусству. В этот образ Гофман вложил много соб­ственных мыслей и переживаний. Поглощенность музыкой заставляет Крейслера особенно ост­ро ощущать дисгармонию ми­ра. Он вынужден музициро­вать в домах богатых фили­стеров, которые не восприим­чивы к прекрасному. Музыка для них лишь приятный де­серт после вкусного ужина. Это рождает романтический конфликт художника с ми­ром, делает его фигурой тра­гически одинокой.

3. Рассказ «Дон-Жуан» соединяет в се­бе художественное произве­дение с проникновенным ро­мантическим истолкованием гениальной оперы Моцарта и традиционного сможет а о севильском обольстителе. Известный советский исследователь И. Ф. Бэлза от­мечает в рассказе такое глубокое постижение замысла Моцарта, «которое до Гофмана не было дано еще никому, даже Бетховену...».

В образе Дон-Жуана Гофман видит сильную и незаурядную личность, возвышающуюся над посредственностями, «над фабрич­ными изделиями». В душе его живет страстная тоска по идеалу, которого он стремится достичь через наслаждение женской лю­бовью. Дон-Жуан презирает общепринятые нормы и в бесчислен­ных победах над женщинами надеется утвердить могущество соб­ственной личности. Но этот путь ложен, и нечестивца ждет воз­мездие.

Стремление личности к безграничной свободе мыслится писа­телем как следствие «бесовского соблазна». Впервые в романти­ческой литературе Гофман ставит вопрос о направленности силь­ной страсти. Дон-Жуан заслужил свой страшный конец, потому что предался низким чувствам, «соблазнам здешнего мира».

Но судьба и самого художника трагична. Его удел — страда­ния. Итальянская певица, исполнявшая партию донны Анны, вы­звала восторг и понимание у рассказчика — «странствующего эн­тузиаста» и осуждение публики за «чрезмерную страстность». Трагическая обреченность высокого искусства особенно явственно звучит в заключительной сцене рассказа, где посетители гостинич­ного ресторана за общим столом равнодушно досадуют на смерть артистки, лишившую их возможности в ближайшее время услы­шать «порядочную оперу».

4. Крупным итоговым произведением Гофмана был незаконченный роман «Житейские воззрения кота Мурра» (1-й том— 1819 год; 2-й том - 1821 год). Писатель снова обращается здесь к романтическому энтузиасту — Крейслеру. Однако он не единственный герой романа. Значитель­ное место в нем принадлежит ученому коту Мурру. Мурр пишет историю своей жизни, а листы из биографии Крейслера использует для прокладки. Поэтому судьба капельмейстера предстает в отрыв­ках и содержит в себе много недосказанного.

Банальные события и житейские треволнения кошачьей жизни перемешаны с напряженной, исполненной трагизма историей му­зыканта.

Необычный композиционный прием призван показать внутрен­нюю связь двух противоположных миров, богатство смысло­вых оттенков самой жизни, в которой высокое и низменное, ко­мическое и трагическое существуют в нерасторжимом единстве.

Ученый кот воплощает в себе обывательское сознание. Жиз­ненный путь Мурра ничем не отличается от человеческого. Он влюбляется, женится, встречается с другими котами, болезненно переживает высокомерное отношение собак, с которыми пытается свести дружбу. Мурр начитан и склонен похваляться своей образо­ванностью. Он твердо убежден, что разум — это всего лишь «спо­собность поступать сознательно и не допускать никаких безумств». В этом состоит его житейская мудрость.

Взаимоотношения кошек и собак сатирически воспроизводят отношения между бюргерами и дворянством, а кошачий буршеншафт, заседания которого сопровождаются обильными возлияния­ми селедочного рассола, недвусмысленно выражает авторское отно­шение к националистически настроенным немецким буршам.

Животные инстинкты в обывательском мире лишь прикрыты возвышенной фразой. Решив угостить свою мать селедочной голо­вой, Мурр не удержался и съел ее. Этот поступок он сопровождает глубокомысленными размышлениями: «Но как постичь всю измен­чивость сердца тех, кто живет в нашем бренном мире? Зачем не оградила судьба грудь нашу от дикой игры необузданных страстей? Зачем нас, тоненькие, колеблющиеся тростинки, сгибает вихрь жизни? То наш неумолимый рок! О аппетит, имя тебе кот!»

Вторая линия романа связана с образом Крейслера. Уютному существованию филистера противопоставлена бесприютность бытия художника. Конфликт художника с миром носит трагический харак­тер. Источником трагедии является несовместимость тонких чувств и высоких помыслов художника с мизерностью окружающей его жизни.

Княжество Зигхартсвейлер, где оказывается Крейслер, сарка­стически изображено как марионеточное царство видимости. Князь Ириней давно уже утратил настоящую власть, но не утратил пред­ставлений о собственной значительности. Придворные церемонии организуются с невероятной помпой, выезд князя сопровождается скороходами, которые, правда, едут на линейке и лишь слегка болтают ногами, имитируя бег. Финансовые советники государства сосредоточенно занимаются проверкой счетов из княжеской пра­чечной.

Смехотворная мизерность этого «двора» очевидна. Но нравы, господствующие при дворе, страшны. Двором заправляет княже­ская фаворитка советница Бенцон. Чтобы укрепить свое влияние, она сватает свою дочь, прекрасную Юлию, за слабоумного принца Игнатия, Л принцессу Гедвигу, повинуясь династическим интере­сам, пытаются выдать замуж за сластолюбца и убийцу принца Гектора.

Тема №2

Англійський романтизм