2. Современная теория управления

Начиная примерно со средины 19-го века, бурно развивающаяся теория управления стала одной из самых продуктивных частей современной науки. Возникшая как теория автоматического регулирования машин она постепенно охватывала все более сложные системы. Настал момент, когда естественным должно стать применение этих принципов к управлению государством. Во всяком случае, можно считать оправданным использование аналогий между структурами управления технических и всех других систем. Это открывает новые возможности. Но увидеть их можно, только посмотрев по-новому.

Например, такой новый взгляд на систему управления государством продемонстрировал М.И. Буянов – писатель и профессиональный врач-психиатр. Никто раньше не анализировал общих закономерностей перемен в мировоззрении вождей при революциях. И при сопоставлении эволюции взглядов Кромвеля (середина XVII века), Робеспьера (конец XVIII-го) и Ленина (начало XX-го). И выявилась интереснейшая закономерность: эти вожди все в начале революций исповедовали гуманизм, а затем казнили своих монархов и закончили диктатурой и террором.

Естественный вопрос, возникающий при обнаружении такого совпадения, который поставил перед собой М.И. Буянов – можно ли объяснить это личностями вождей? (У нас ведь до сих пор спорят: может быть, И. Сталин был параноидальным психопатом и только отсюда – 1937 год). Оказалось, нет: изменение взглядов у всех названных вождей происходило синхронно с их окружением и широкими слоями народа. Все вожди, как один, после начала революций постепенно отказывались от радостей жизни, становились все более требовательными к себе и своему окружению, превращаясь в мрачные подобия «железных Феликсов» (а тех, кто не мрачнел, как Дантон, например, изгоняли или казнили).

Все это можно объяснить, конечно, массовым психозом. Но он-то, откуда брался?

Здесь и следует предполагать действие единой определяющей закономерности (ведь она действовала в сходных условиях одинаково на протяжении веков, в ходе нескольких революций). Поэтому ее обнаружение настолько многообещающе, что обещает оправдать любые усилия.

Вожди служили идеалу революции и должны были отдавать этому служению все силы. Отдать всего себя революции и повести за собой массы, вероятно, невозможно без веры в идеалы революции. Идеал же может быть только высоким и недостижимым. Только тогда он может стать объектом веры, способной вдохновлять массы, без участия которых революций не бывает. (Если же идеал может быть представлен совокупностью характеристик конкретных целей, то он уже не идеал, а обычная задача, которая – предмет анализа и критики, но отнюдь не веры).

Поскольку идеал неконкретен, никогда нельзя заявить, что он уже достигнут. Он как мираж, кажущийся близким так, что вот – нужно только еще одно усилие. Но он отодвигается и меняет облик.

Похожая ситуация намечалась и уже в 60-х годах нашего века в США, когда, обещанная вожаками леворадикальных студентов новая заря задерживалась со своим появлением, «идеализм и романтизм первой половины десятилетия», начал сменяться требованиями продолжить борьбу за леворадикальные преобразования путем террора, требованиями все больших жертв*.

* Дегтяренко К.В. Либеральное наследие 1960-х. Взгляд на исходе столетия. // США, Канада, 2000, №4, с. 97.

Тут – то и есть причина! «Есть у революции начало, нет у революции конца»! Как определить, что нужно остановиться? Да и как это сделать? Разуверить массы в их идеале? И чем большие жертвы были принесены, чем больше были достижения, тем невозможнее, тем мучительнее это. Притом ведь, кажется: нужен еще только шаг, еще одно усилие, нужно только еще повысить требовательность, бдительность и непримиримость к врагам. Мы ведь делаем все, что в наших силах, победа наших идеалов неизбежна и это научно доказано. Значит – враги. (Отсюда не могла не появиться теория обострения классовой борьбы перед 1937-м годом).

Когда есть «общественная необходимость» во врагах, ни один человек не застрахован от обвинений в уклонениях, в недостатке идейности, и, наконец, в перерождении и измене. Ведь кто-то же должен быть виноват в «недостижении»! Чтобы избежать подобных обвинений, нужно было показательно перевыполнять все указания свыше (и, когда Сталин устанавливал «лимиты» на расстрелы, «места» только просили их увеличить). Но этого оказывалось недостаточно. Нельзя, чтобы рядом был кто-то лучше тебя работавший и меньше походивший на врага. Нужно суметь найти, в чем его можно было бы обвинить (особенно, если он тебе лично не угоден). И сделать это нужно раньше, чем кто-нибудь обвинит тебя самого. Именно таковы причина и механизм массового психоза. (Так в средние века в небольшом немецком городке вдруг находилась и сжигалась масса «ведьм»).

А поскольку речь идет об управлении государством, то причину и механизм такой высокой общности следует искать на уровне наиболее общих понятий современной теории управления.

Вот мы и подошли к искомому.

Одним из наиболее общих понятий теории управления является «обратная связь». Не только техника, и мы – живые люди буквально напичканы обратными связями (жжется – отдернул руку). А современное человеческое общество – запредельно сложно.

Планируя свою деятельность, человек, прежде всего, намечает цель. Затем он выбирает средства достижения этой цели. Потом приходится предусматривать возможность появления непредвиденных ситуаций, помех, сбоев и вводить поправки. Все это делается и при проектировании технических систем управления.

В простых случаях управление часто только подготавливает действие (стрелок из лука прицеливается в мишень) и заканчивается с его началом (нельзя повлиять на полет выпущенной из лука стрелы или полет снаряда зенитной пушки). Такие системы, по принятой терминологии, – это разомкнутые системы управления без обратной связи. Сейчас их теория – уже история техники: даже в толстых учебниках по автоматическому регулированию ее только кратко излагают на первых страницах.

При взгляде с этой стороны оказывается, что борьба за идею – это случай управления без обратной связи. Сейчас в технике такое управление используется только в самых простых, можно сказать, примитивных схемах.

В системах регулирования с обратной связью непрерывно измеряется отклонения от заданного значения регулируемого параметра, а затем исполнительны органы эти отклонения устраняет. Исторически первыми такими системами были устройства для поддержания уровня воды в паровых котлах и регуляторы скорости хода первых паровых машин. Сейчас системы с обратной связью используются повсеместно (в сфере общественного управления аналогами систем с обратными связями являются все организационные механизмы принятия решений путем голосования или опроса).

Увеличение количества обратных связей в системах управления сложными объектами способно повышать и устойчивость их работы. Устойчивость системы – одно из самых основных понятий теории управления. Управляемая система может считаться устойчивой, если сохраняет свое состояние или адекватно реагирует на управляющие воздействия. Теория технических систем управления в последней трети нашего века нашла, что с достижением этим числом некоторого уровня, система регулирования соответствующей структуры способна сделать работу своего объекта практически независимой от влияния внешних возмущений. Такие системы называют инвариантными.

Аналог такой системы в области государственного управления – всеобщее избирательное право. И при подмене его «подсчетом голосов» или снижением допустимого минимума участников голосования необходимо иметь в виду изменение качества системы – снижение ее устойчивости и помнить о возможности грядущих бед и катастроф.

Системы с обратной связью по отклонению от заданного текущего значения – это, фигурально выражаясь, обыденный случай. Гораздо более высокий уровень занимают системы, способные определять отклонения от конечной, возможно, самодвижущейся цели. Их называют системами терминального управления (от слова терминал – оконечность). Таковы, например, системы самонаведения современных зенитных ракет, которые намного эффективнее зенитных пушек прошлой войны, когда приходилось выпускать десятки и сотни снарядов, чтобы поразить самолет. Так, например построение достаточно сложной системы, а тем более развитие страны, возможно только при условии корректировки плана действий по ходу его выполнения.

Принцип терминального управления отнюдь не нов. Он естественен, например, в живой природе. Так что техническая теория терминального управления – это новые методы, а соответствующие системы – это новые средства их реализации, но отнюдь не новые принципы.

Однако полностью предвидеть поведение управляемой системы теория управления может далеко не всегда. Полностью решен этот вопрос для линейных или линеаризуемых систем. Последнее возможно потому, что нелинейные, но непрерывные зависимости при малых изменениях практически ведут себя как линейные. Однако при значительных изменениях параметров внешней среды или самой системы она может «потерять устойчивость» – начать вести себя непредсказуемым образом. Иногда она «перескакивает» в другое устойчивое состояние в иной области параметров, а иногда просто разрушается. Недаром раздел науки, который исследует поведение систем при быстрой потере устойчивости, получил название теории катастроф.

Теория управления в нетривиальных случаях может только определять границы областей устойчивости. А строгое решение соответствующих конкретных задач удается далеко не всегда и является больше искусством, чем наукой.

Если же границы областей устойчивости все-таки определены, то и этого иногда недостаточно. Например, в простейшей нелинейной задаче исследования одного из дифференциальных уравнений с периодическими коэффициентами в пространстве этих параметров картина области устойчивости напоминает тигровую шкуру с полосами все утончающимися к одному из краев. И для точки состояния системы у этого края нельзя уверено сказать, где – на устойчивой или неустойчивой полосе – она окажется. Ведь реальное положение точки всегда известно с некоторой погрешностью, а по мере сужения полосы погрешность неизбежно станет больше нее.

Поэтому, в общем случае, оценить устойчивость существенно нелинейной и достаточно сложной системы в течение значительного промежутка времени практически невозможно.

Человечество живет в мире, содержащем системы необозримой сложности. Поэтому при анализе их работы теория управления рассматривают только реакции на внешние воздействия: сопоставляет то, что воздействовало на вход системы, с тем, что появляется после этого на ее выходе Это, так называемый метод черного ящика, которым медицина, например, пользуется изначально (внутрь человека ведь особенно не заглянешь). Разнообразие структур и функций в совокупности таких систем требует регулирования множества параметров. Характерная особенность их работы – это существенность взаимовлияния и взаимозависимость частей.

Многообразие частей в таких системах сначала принималось просто как неприятная данность данность. Но в пятидесятых годах нашего века в научных публикациях стало все чаще появляться и постепенно утвердилось положение о необходимости разнообразия как признака и критерия прогрессивности развития самых разных систем. Вначале оно иллюстрировалось примерами из биологии, а затем распространилось и на технику. Сейчас это положение может считаться утвердившимся везде, даже в литературоведении и языкознании *. Например, когда уже во второй половине нашего столетия был, наконец, прояснен механизм сна-бодрствования человека, то оказалось, что центров, бодрствование, в его мозгу не один, а много: 6 или 7.

* Никакое мыслящее устройство не может быть одноструктурным и одноязычным, оно обязательно должно включать в себя разноязычные и взаимопереводимые семиотические образования. Обязательным условием любой интеллектуальной структуры является его внутренняя семиотическая неоднородность. На всех уровнях мыслящего организма – от двухполушарной структуры человеческого мозга до культуры в целом на любом уровне ее организации, мы можем обнаружить биполярность как минимальную структуру семиотической организации.// Лотман Ю.В. Семиотика культуры. – Избранные статьи. – Т. 1, 1992.

Теория управления здесь упреждает общественную практику, которая искала силу в единомыслии. Принцип необходимого разнообразия теперь уже должен рассматриваться как необходимое условие прогрессивного развития вообще.

Кроме того, в последние десятилетия теория управления обнаружила, что с нарастанием степени сложности, у систем может проявляться способность к самоорганизации. В таком случае она без внешнего побуждения сама целенаправленно проходит через ряд состояний, изменяя и, в частности, усложняя свою структуру. Здесь уже размывается граница живого и неживого и поэтому в системах очень высокой сложности, конечный результат значительного управляющего воздействия предсказать практически невозможно. В них можно неожиданно оказаться в какой-нибудь области неустойчивости, а среди них могут быть и такие, в которых процессы идут «с ускорением» – по типу взрыва. А возможно и, просто, перерождение системы.

Следовательно, применительно к обществу масштабы и темпы нововведений должны выбираться так, чтобы ситуацию не могло «занести» в неконтролируемую область. Должны использоваться все средства для обеспечения прогнозируемости поведения и управляемости.

Одно из них – дробление системы на автономные части меньшей сложности*. Другое – осторожность, постепенность, то есть малые шаги управления. Это позволяет при появлении ненормальностей исправиться или притормозить. При малых изменениях нелинейность влияет мало, и система будет оставаться предсказуемой и управляемой. Осторожно – вовсе не означает медленно, если быстродействие системы управление не мало по отношению к скорости процессов в ней.

* И делаться это должно исходя из соображений упрощения связей между частями и повышением эффективности их работы, а вовсе не из предыстории развития.

Если из-за возможной непредсказуемости поведения сложных технических систем не следует выводить их за известные, заранее установленные, безопасные пределы, то когда речь идет об управлении обществом, даже приближение к областям возможной неустойчивости должно рассматриваться как игра с огнем. В современном бесконечно усложнившемся мире, в свете сегодняшнего знания недопустим наполеоновско-ленинский принцип: «главное ввязаться в драку, а там видно будет».