13. Неизбежность

Мы представили себе то общество, к которому должно привести использование механизма ответственной власти. Теперь следует оценить альтернативу, естественно, приняв за нее индивидуалистическое либеральное общество. Это можно сделать путем экстраполяции выявившихся тенденций нашего сегодня, а затем дополнить полученный результат анализом причин самих этих тенденций.

Что произошло? Государственные производства путем приватизации превратили в частные, ликвидировали контроль за результатами их работы и наступил кризис. Именно ликвидация контроля – определяющая. Ведь производства могут иметь самую разную форму собственности и не ухудшать, а улучшать работу как после приватизации, так и после национализации (Национализация используется государством как «консервирующее» и оздоравливающее средство, а приватизация как – реорганизующее и стимулирующие).

У нас все оказалось не так. Приватизация наделила своих избранников крупными производственными капиталами. Но такой капитал в обычных ситуациях не является источником высоких прибылей (средняя норма прибыли в развитых государства, в США, например, порядка 10...20%). А при отсутствии контроля и ограничений новые владельцы, получив нормально работающие производства, начали эксплуатировать их на износ для максимального извлечения прибылей. При этом производственный капитал превращается в финансовый. Капиталы тают, превращаясь в финансовые состояния.

Деньги – объект по своей природе идеальный, меньше других они связаны с источниками своего возникновения. Поэтому свободный финансовый капитал (а отсутствие контроля – свобода) всегда ищет места для последующего, более безопасного и более выгодного для роста места вложения. Это – объективная предпосылка современной глобализации мира (давным-давно известно, что в эпоху империализма вывоз капитала преобладает над вывозом товаров).

При концентрации финансовых вложений на фоне неограниченного либерализма реальная власть в стране может быть «взята» финансовым капиталом, так что все основные решения в обществе станут определяться финансовыми олигархами. И это отнюдь не фантастика: апогеем именно таких «чисто либеральных» представлений о демократии стало предложение российского «олигарха» Б. Березовского «нанять правительство» за счет объединенных капиталов «крупных предпринимателей» [читай – олигархов] и купить в складчину всю высшую власть в стране»*.

* Дейкин А.И. Экономика США после эпохи «буржуазных дефицитов». // США-Канада. – 2000, №1, с. 16...37.

Не будем отвлекаться на рассмотрение вопросов: смогли или не смогли купить, и какова вероятность того или иного исхода. Важно, что этот вопрос уже ставится в реальной плоскости. Каков масштаб явления?

На страницах «Вопросов экономики» можно прочитать: «Поступательное экономическое развитие и активность на финансовых рынках зависят уже не столько от уровня благосостояния населения и роста занятости, сколько от биржевых спекуляций... Финансовая неустойчивость стала в конце столетия системной чертой глобальной экономики. На приток и отток капиталов, как правило, воздействуют финансовые условия в ведущих промышленно развитых странах мира...*. Значит масштаб глобальный!

* Cаркисянц А. Россия в системе мирового долга. //Вопросы экономики. – 1999, №5, с. 94.

Современные деньги – только знаки стоимостей. В этом смысле они – идеальны и, следовательно, подвержены субъективным манипуляциям, в результате которых могут полностью обесцениваться или, наоборот, возникать из ничего. Классический пример – биржевые спекуляции. Масштаб здесь тоже мировой.

США в президентство Клинтона (1992...2000 гг) преодолело дефицитность бюджета и смогло обеспечить вложения в научно-техническое развитие большие, чем все страны ЕС вместе взятые. А источником средств стал беспрецедентный рост биржевой стоимости ценных бумаг американских корпораций. Не имеющий видимых причин «В последнем (февраль 1999 г.) экономическом докладе президента США, в разделе о росте курсовой стоимости ценных бумаг, говорится: «объяснить масштабы этого роста и размеры доходов, – значит решить проблему, несущую в себе много загадочного»*. Значит деньги уже живут собственной жизнью, вне власти и понимания правительства даже самой сильной страны мира. Очевидно, это можно сказать о любой другой стране с достаточно либеральной экономикой.

* Там же, с. 16.

Вы скажете, что деньги не могут даже существовать сами по себе, независимо от реальности. Но подчинить себе, купить правителей деньги могут. Можно самодостаточным не быть, но самодостаточно править. И самовластие денег возможно.

А о возможности самостоятельного существования идеального объекта после отрыва его от процесса реально-предметной деятельности, в которой он был рожден и использовался, – его фетишизации писал уже К. Маркс в «Капитале». Фетиш загораживает от человека реальность и его действия становятся неадекватными ей*.

* Ильенков Э.В. Диалектическая логика. – М.: Политиздат, 1984, с. 179.

Значит деньги как самодостаточная, самовластная сила – могут править миром.

Тогда деньги будут определять и личность самих властителей. Можно гордиться совместным трудом. Но нельзя – совместным богатством. Богатство это только тогда, когда оно мое. Самоутверждение в мире богатства – мое больше твоего. Поэтому финансовая олигархия ставшая самостоятельной будет и самодостаточной.

Основной источник финансового капитала – игра ценами, финансовые спекуляции. Олигархи настолько богаты, что уже вне материальной заинтересованности. Остаются только виртуальные ценности – престиж в их собственном мире. (Собственно, этот мир нам хорошо знаком по Гобсеку из «Человеческой комедии» Бальзака. Там и сейчас все по старому). Вот, например, «драка» нескольких крупнейших олигархов России. О ее мотивах Б. Березовский говорил Д. Соросу: «...это не вопрос богатства, а вопрос... иерархического положения среди других олигархов»*.

* Сорос Джордж. Березовский. Путин. Запад. // Моск. новости, 2000, №7, с. 7.

Самоутверждение – одна из фундаментальных (не сводимых к каким либо другим, более элементарным) потребностям любого человека. В глазах богача быть чему-то (кому-то) – это быть ему (богачу) полезным для такого самоутверждения. Остальные – это просто «другой мир», который правителям мировой финансовой империи просто не будет интересен.

Возникнет каста, герметичное целое по отношению к «другому» миру». Она будет находить источник разнообразия только во внутренней борьбе (современные монополистические нефинансовые образования уже выработали подходящую для этого структуру – олеополию).

Попробуем представить как будет выглядеть мир победившей власти всемирного финансового правительства. Пусть это, до известной степени, фантазия, пусть не очень всерьез, а только ради того, чтобы увидеть хотя бы контуры веера наших будущностей.

Каковы будут последствия обособления олигархии от остального мира? Это было показано известным писателем, ученым и философом И. Ефремовым в его «Часе быка». Речь не о противопоставлении богатства и бедности. Просто планета делится на две части: головное и хвостовое полушария. В первом власть олигархов. Население – это те, кто олигархам нужен. Больше нужен – это ДЖИ – долгоживущие. Меньше – это КЖИ. Их постоянно перебирают, просеивают. Для этого – «испытания змеем», на которых выявляются те, кто не бездумен. Их ждет храм «нежной смерти». (При будущей власти олигархов в век глобальной информатизации достаточно будет проконтролировать, какие телепередачи смотрит человек).

Отсеивать можно по разному, но так или иначе речь о направленной селекции людей. И генетическая инженерия просто выведет подходящую для власти породу людей. Философия такого будущего уже есть – («золотой миллиард»).

У И. Ефремова та часть человечества, которая не нужна, не интересна олигархам – население «хвостового полушария». Они вне цивилизации. Возится с ними дорого и не интересно. При необходимости посылают карательные экспедиции. В наше время средства массового уничтожения достигло такой мощи (и это даже вовсе не водородное оружие космического базирования, а, скромные диоксины, которые в неуловимых концентрациях способны уже сейчас легко уничтожить, скажем, все рыбу во всех морях и океанах Земли). Покорные олигархам наука, техника и медицина и не то смогут совершить.

Вывод логичен, но «Час быка» – фантастика и от этого – оттенок сомнения. Но нет недостатка в аналогичных прогнозах и в чисто научных публикациях. Вот, например. «Связанные в гиперпространстве граждане, говорящие на одном языке, ...разделяющие примерно одинаковый стиль жизни, будут иметь между собой гораздо больше общего, чем с бедняками собственной страны, бесконечно иными по психологии... Замкнутые элиты постараются игнорировать основную массу граждан»*.

* Strange S/The Retreat of State. – Cambridge, 1966, p. 102. / Цит. по Уткин А.И. Мир в XXI веке. // США, Канада, 2000, №4.

Грустная получилась картина. Ну, а что собственно в ней нового? Обычное самовластие, которое от тираний древнего мира отличается разве что масштабом и технологиями.

Совершая виток от древнего мира к нашим дням история показывает все этапы происшедшего. Диада власть-труд превратилась в триаду капитал-труд-власть, мир которой теперь и порождает самовластную финансовую олигархию.

Нам говорят, что это извращения начального периода, что полая вода всегда несет на себе мусор, что это в силу своего абсурда преходяще и по мере продвижения к идеалу либерализма исчезнет, что все нормализуется. Но для того чтобы поверить в это уже недостаточно увидеть, что власть финансового капитала в пределе ведет к абсурду. Абсурд в данном случае – это непривычность. А уверения, что все образуется, держатся на аналогии, которая не может являться доказательством.

Появление власти финансового капитала нужно проследить по причинным связям.

Исходное государство базировалось на диаде: власть – рабский труд. Потом рабовладельцы перестроились в феодалы, заменяя рабский труд на труд крепостной, более производительный. Далее был вариант социализма: свободный труд – власть. Труд не смог обеспечить контроль за деятельностью власти и диада выродилась.

Наиболее результативной и устойчивой оказалась триада: власть – капитал – наемный труд при господствующем положении власти. Ее устойчивость обуславливалась, конечно, потребностью составляющих триады друг в друге.

Теперь в постиндустриальном мире доля реального труда постоянно уменьшается. Власть остается одинокой перед капиталом и все больше покупается и подавляется им. Соответственно эволюционирует и понятие ценности. Сначала она представлялась трудовой теорией стоимости, труд производил средства для своего физического воспроизводства. Затем эти потребности, в основном насытились, продукты труда стали относиться к его процессу более опосредовано и появилась теория стоимости как полезности.

Дальше по мере роста производительности и автоматизацией труда его продукт уже мало соотносится со своей себестоимостью и реальными потребностями людей. Из-за того что развитие культурных потребностей людей отстает от производства предметов потребления, возникло потребительское общество. Потребности теперь придумываются и навязываются людям с помощью рекламы.

А сама реклама превратилась в основную или, по крайней мере, одну из основных отраслей производства постиндустриальных стран. Столп общества – свобода печати, а средства печати – на содержании у рекламы. Так, большая часть прибыли фармацевтических фирм расходуется на рекламу. И т.д., и т.п.

Товар все более – иллюзии. А движущая сила этого мира тоже иллюзионна – деньги. Поэтому все больший переход власти к финансовой олигархии – закономерность. А глобализация капитала, принижение и глобальная информатизация – следствия.

У психиатров есть диагностика: удовлетворение потребностей иллюзиями – первый, но наиболее эффективный признак наличия сумасшествия. Значит мир сходит с ума. И тогда говорить об устойчивости его развития и самого существования нельзя.

Должна быть восстановлена гармоничность элементов триады капитал – власть – труд, власть уже не будет господствовать, но, опираясь на труд, будет служить регулятором. Иначе она будет куплена, поглощена капиталом и исчезнет как самостоятельная.

Это осознано. Сейчас уже только у нас еще трепыхается дряхлый, более чем 200-летней давности лозунг священности права частной собственности – право на ее всевластие. На Западе это право не признавалось священным уже после Первой мировой войны, национализация стала рабочим инструментом государственного регулирования. После Второй мировой войны все это регулирование только углубляется.

В 1969 году в Швейцарскую конституцию была включена статья, позволяющая «по мотивам общественного интереса экспроприацию и ограничение собственности».

В конституции ФРГ ст. 14 сейчас гласит «Собственность обязывает. Ее использование должно одновременно служить общественному благу».

Схожие формулировки есть в конституции Франции (1946 и 1958 гг.). А в 1988 г. аналогичные положения были включены в конституции Испании, Бразилии и ряда других стран» (Мау В. Конституционное регулирование социально-экономических отношений. // Вопросы экономики, 1999, №4, с. 39. Сравнительное конституционное право. / Под ред. А. Ковлера. – М.: Манускрипт, 1996, с. 332...334). Не чудесное ли совпадение: у них это в 1988 году, а в 1989 – наша Перестройка? Дело, видимо в том, что наша эгократия, к этому времени уже овладевшая государственной собственность де-факто, решила овладеть ею де-юре пока идеи вводимых на Западе ограничений для власть имущих не просочились к нам. Спешили.

Однако финансовый капитал успел глобализоваться и, в значительной степени, ускользнуть из-под власти государственных правительств. Характерная черта финансового, банковского мира – закрытость, корпоративная мораль, неформальные договоренности. Это делает возможным уход финансовых процессов из-под контроля государств, этому же способствовало и создание глобальных сетей связи.

Несимметричный доступ банкиров и всех остальных к финансовой информации оставляет последним только роль объектов манипуляций на финансовых рынках. (Выше мы цитировали Экономический доклад президента США. Даже правительству страны, которая как раз и считается центром финансового могущества мира, непонятны определяющие это могущество процессы).

Здесь положение то же, что и с контролем за текущей деятельностью эгократии: оцениваемы только результаты.

В начале этой главы отмечалось, что именно отмена контроля (а значит и ответственности за результаты деятельности) обусловили крах перестройки. Следовательно, мы и, в первую очередь, бюрократия, стоим перед дилеммою или абсурд самовластия мировой финансовой эгократии, или борьба за Ответственную власть.