5. «Нас не щадили, с нами не церемонились»: труд в норильских лагерях в воспоминаниях бывших заключенных

Предыдущая часть данной статьи содержит немало статистической информации по использованию рабочей силы заключенных в Норильлаге и ее структуре, сведений о нормативном регулировании условий их труда и соответствующих системах стимулирования. Однако все эти цифры и технические показатели, нормативные документы и приказы, инструкции и циркуляры, отражающие принципы и результаты практического использования принудительного труда в системе ГУЛАГа в целом и в данном лагере в частности, не могут воссоздать реальную, живую картину конкретных условий, в которых приходилось трудиться заключенным на данном объекте. Приблизиться к этому можно, обратившись непосредственно к воспоминаниям и свидетельствам бывших заключенных. Естественно, при изучении источников личного происхождения следует принимать во внимание субъективный фактор. Ввиду ограниченного количества подобных документов, ввиду незаурядности личностей тех заключенных, которые взялись за написание воспоминаний, ввиду тех индивидуальных фактов, которые эти авторы вспоминали и считали нужными фиксировать, — этот комплекс источников не может быть достаточно представительным для изучения труда заключенных такого крупного лагерного комплекса как Норильский ИТЛ.

Несмотря на отмеченные проблемы работы с источниками личного происхождения, мы решили в заключительной части данной статьи привести несколько фрагментов из такого рода источников, свидетельствующих о том, как конкретные заключенные Норильлага, работая в определенный период и на определенных производственных участках, воспринимали лагерные условия труда. При этом приводятся только фрагменты текстов, касающиеся непосредственным образом труда заключенных. Не затрагиваются все прочие факторы, которые также определяли жизненные условия и быт заключенных — скудные жилищно-бытовые условия, обмундирование и питание; холод, плохие условия гигиены и санитарное обслуживание, тяжелые заболевания, издевательства как со стороны других заключенных («урок»), так и со стороны охраны, социальные отношения внутри лагерной сферы и т.п.

* * *

Федор Исаакович Винтенс в 1939-м г. был отправлен в Норильск с Соловков (Винтенс Ф.И. Указ. соч. Л. 25.). Хотя он, благодаря своему высшему техническому образованию, попал в одну из немногих «инженерных» бригад, ему в первые годы своего пребывания в Норильлаге нередко выпадало трудиться на общих работах. Первые задачи его бригады заключались в расчистке (от мха) и выравнивании строительной площадки (Там же. Л. 29.), а также в рытье котлованов в вечной мерзлоте. В то время уровень механизации работы был еще низким; заключенные работали только ломами. Действенные способы повышения эффективности работы начали применяться позже (как, например, электрическое разогревание промерзшей земли по технологии, разработанной инженером из числа политических заключенных) (Там же. Л. 30.). Все эти работы, естественно, велись под открытым небом и при сильных морозах, - если температура снижалась не настолько, чтобы погоду можно было объявить «актированной» и отвести заключенных обратно в лагерь. Специальных укрытий от морозов и пурги для работников никаких не было, так что они пользовались небольшими перерывами в работе, чтобы поочередно «отдыхать» в недостроенных зданиях. Причем кто-то из бригады всегда бодрствовал и следил за тем, чтобы никто не засыпал и не замерзал. Позже перед бригадой ставились новые задачи: приходилось, например, возить бетон в тачках. По словам Винтенса, многие из членов бригады не были созданы для этого тяжелого физического труда, что привело к неэффективности работ и к потере людей (Там же. Л. 32.).

Про тяжелый физический труд в Норильлаге рассказывает и Александр Ефимович Старовойтов. Он также в конце 30-х - начале 40-х гг. должен был заниматься выравниванием местности для постройки зданий. По его словам, эта работа очень осложнялась снегом и постоянно образующимися сугробами: «... техники почти не было никакой. И только после 1941 г. едва стали покрывать этот огромный прорех ... Все это изматывало людей, тем более что из них большинство ранее не держали в руках даже лома ...» (Старовойтов А.Е. Указ. соч. Л. 39.).

В унисон звучит и рассказ Александра Александровича Гаевского, прибывшего в Норильск этапом из Красноярска в сентябре 1939 г. и направленного в бригаду, работавшую на строительстве автобазы и мастерских при ней (См. воспоминания А.А.Гаевского, размещенные на сайте красноярского Общества «Мемориал»). «Рыли котлованы. Основной инструмент - кирка, которую называли кайлом. Грунт мерзлый - «хоть зубами грызи». Никаких укрытий для обогрева. Разрешалось только жечь костры… Сказать, что работали с утра до ночи, нельзя, потому что в это время полярная ночь, почти непрерывные пурги с сильным ветром и снегом» (Там же.). Пурга с сильным морозом называлась «черной» и приводила к сильному обморожению лица. Работы в таких условиях рассматривались как «общие работы» и были самыми тяжелыми, отмечает А.А.Гаевский. В его воспоминаниях упоминается один из тяжелых годов войны, когда во время навигации не удалось обеспечить комбинат необходимыми грузами, особенно продуктами питания. «Сказалось это прежде всего на заключённых. Их стали кормить варёным пшеничным зерном, да и то по минимальным нормам. Привело это к истощению, в первую очередь, тех, кто был на общих работах. Во время работы человек, внешне кажущийся здоровым, внезапно падает, температура тела резко снижается, и он не в состоянии не только двигаться, но даже стоять на ногах. Чтобы не называть такое состояние истощением, придумали термин "переохлаждение". Места работы находились иногда на расстоянии нескольких километров от лаготделения. Работа бригады не прекращалась, и "переохлаждённые" ждали окончания рабочего дня, - если выдерживали. Возвращаясь с места работ, конвой заставлял тех, кто мог передвигаться, нести на себе упавших товарищей. Для измотавшихся в течение рабочего дня это было тяжёлой дополнительной нагрузкой. Затащив не могущих двигаться (или трупы) в зону, их бросали на снег и разбегались по своим баракам. Это, конечно, жестоко, но каждому хотелось прежде всего сохранить свою жизнь»  (Там же). Автор воспоминаний пишет и о том, как в праздничные дни заключенных выводили на очистку дорог, которые тут же заметала пурга - “Знайте, враги народа, что праздники не для вас!” (Там же). К счастью для А.А.Гаевского, “по распоряжению начальника строительства комбината, Авраамия Павловича Завенягина, дипломированных специалистов отбирали для работы в Управлении комбината”, и его направили в отдел технического снабжения. Начальник отдела и руководители групп были вольнонаемные, остальные ЗК. “Фактически работу за вольнонаемных выполняли заключенные”, - пишет Гаевский  (Там же).

Одним из «регуляторов труда» в лагере были взятки, «причем система взяток была почти узаконена официально», - пишет З.И.Равдель (Равдель З.И. Указ. соч. С.115.). «Брали взятки нарядчики УРЧ за перевод на другую работу, брали врачи из бытовиков за освобождение от работы, брал конвой за право сидеть подолгу не работая у костра, брали повара за лишнюю порцию баланды… Почти весь наш заработок и весь наш «Ларек» уходили на взятки» (Там же).

Как ни тяжелы были условия труда в Норильлаге для заключенных-мужчин, но еще тяжелее приходилось женщинам. Приводим цитату из воспоминаний Евгении Гавриловны Курбатовой, которая осенью 1944 г. прибыла в Норильлаг и стала работать на рудосортировке при руднике 3/6 (Курбатова Е.Г. Указ. соч. Л.10.): «... Зимой ... ленты транспортерные от холода останавливались ... а для того чтобы лента шла, надо разогреть смазку, а как? Нашли выход парсодоотборщики (на рудосортировке работали исключительно женщины), т.е. мы залезали на ленты и прыгали, прыгали, чтоб разогреть смазку и представьте себе, ленты шли. И так - 12 часов от ленты оторваться нельзя, мы, как машины, должны были сортировать руду (т.е. выбирать и выбрасывать в бункер), а чистая руда шла и поступила в бункер ... Где-то высоко мерцают лампочки, а кругом рудная, породная пыль и ужасный шум от грохота (название-то какое: грохот). Грохот этот [создает] большущий бункер, куда поступает руда и порода с выработок шахты-рудника» (Там же. Л. 10об.—11.). С этой работы женщины-заключенные уходили очень грязные, но чтобы мыться и стирать, им выдавалось только по черпаку теплой воды — если требовалось больше, приходилось снег таять(Там же.) . Через некоторое время Курбатову перевели на другую работу в бухгалтерию по рудосортировке, где ей приходилось работать ночью (Там же. Л. 12об.). Правда, долго она на этой должности не задержалась, вскоре ее снова перевели на «общие работы». Новая ее работа заключалась в загрузке и разгрузке железнодорожных вагонов, а также в том, чтобы поставить вагоны, сошедшие с рельсов, на место (Там же. Л. 15.).

Наглядные описания строительства Норильского аэродрома дает Нина Фоминична Одолинская, которая с 1945 г. находилась в Норильлаге на каторжном режиме. «В одном месте надо было делать выемку грунта, везти его на тачках к другому месту, где высыпали грунт в отвал — там предстояло им [бригадам — прим. авт.] выравнивать площадь для будущих взлетных полос будущего аэропорта. Тачки были деревянными, скрипучими и тяжелыми, сделанными по образцу прошлого столетия...» (Одолинская Н.Ф. Указ. соч. Л. 27.). Труд этот был «... тяжелый, непроизводительный, зачастую бессмысленный [и] не приносящий удовлетворения» (Там же. Л. 30.). Причем с 1946 года на строительстве аэродрома оставались исключительно женщины-каторжанки (Там же. Л. 28.).

По словам Ефросиньи Керсновской, в Норильске плюсовые талоны предназначались только мужчинам, а женщинам даже на самых тяжелых работах выписывали лишь минимальный паек — «гарантию» (Керсновская Е. Указ. соч. С. 39.).

Следует отметить, что не все воспоминания бывших заключенных дают одинаково мрачную картину условий труда узников Норильлага. Так, З.И. Равдель характеризует условия, в которых ему и его бригаде (он сам был бригадиром) с 1939 г. приходилось работать в штольнях Норильского комбината, в несколько менее негативных тонах. В его мемуарах, правда, содержатся сведения о тяжелых условиях работы в шахте (летом туда поступало много воды, что приводило к многочисленным простудам), а также о несчастном случае, который произошел во время работы его бригады, вызванном недостаточными мерами безопасности (Равдель З.И. Указ. соч. Л. 117—119.). С другой стороны, он с подъемом говорит о производственных достижениях бригады: «Мы все время были на красной доске, получали дополнительное питание, лучшее обмундирование, право на покупку продуктов в ларьке, право на получение писем и пользовались рядом других льгот, установленных для лучших бригад»(Там же. Л. 120.) . В 1941 г. З.И.Равдель даже отказался от возможности устроиться на более квалифицированную и менее тяжелую работу в лагере, поскольку работа бригадиром ему «импонировала», а также из-за хороших отношений со своим коллективом (Там же. Л. 135.). В то же время в мемуарах бывших заключенных Норильлага встречаются и такие оценки: «О десяти годах лагерной жизни можно сказать одной фразой: 10 лет ада» (Малевич Я.В. Люблю и ненавижу // Норильский Мемориал, выпуск третий, октябрь 1996 г. С. 9.). Как отмечает в своих воспоминаниях Е.Керсновская, «нас не щадили, с нами не церемонились, нашей смертью не очень огорчались, но пострадавших на работе лечили, требовали восстановления их работоспособности и скорейшего возвращения в строй» (Керсновская Е. Указ. соч. С.58. Автор воспоминаний после болезни и пребывания в лагерной больнице осталась работать там как медсестра в отделении хирургии.).

Заключение

Анализ источников по организации принудительного труда на таком крупном объекте ГУЛАГа как Норильлаг приводит, с одной стороны, к очевидным, ожидаемым выводам, а, с другой стороны, показывает наличие целого спектра малоизученных механизмов стимулирования и принуждения, практиковавшихся на объектах ГУЛАГа в 30-х — 50-х гг.

Абсолютное большинство заключенных Норильлага, как и следовало ожидать, использовались в качестве простых рабочих, чьи условия труда были в Заполярье очень тяжелыми. При этом длительность рабочего дня («чистое время») составляла 10-12 час., а количество рабочих дней в году, как правило, заметно превышало 300 (доходя до 350 в военные годы). Сформировавшаяся в Норильлаге своеобразная система стимулирования интенсивного труда включала и стимулы, применявшиеся в то время на советских предприятиях, хотя лагерная экономика вносила и здесь свою специфику.

Так, от выполнения производственных норм (там, где они были установлены) зависели основные вопросы жизни заключенных. Расширению эффективности такой системы стимулирования способствовало ее применение на уровне бригад, в которых, как правило, были организованы работающие узники. Заключенным, работавшим «стахановскими методами труда», предоставлялся целый ряд специальных, дополнительных льгот, в частности улучшенные условия жизни, спецпаек и т.д.

Как и на предприятиях советской промышленности, на объектах ГУЛАГа в течение ряда лет применялась система стимулирования труда, основанная на дифференцированной выплате заключенным денег за выполненную ими работу. Размеры этих выплат были существенно ниже, чем у вольнонаемных, но степень дифференциации была сравнимой с той, что была «на воле».

Специфический метод стимулирования был связан с системой «зачетов», сокращавших срок заключения, но не применявшейся, однако, по отношению к «политическим».

Таким образом, даже в предельных условиях принудительного труда на экономических объектах ГУЛАГа властям приходилось для решения производственных задач сочетать методы жесткого принуждения с разветвленной системой стимулирования интенсивного труда.

 

Экономическая история: Ежегодник. 2003.-М., 2004. С.177-233