§ 42. В хiх в. Происходит дальнейшее размежевание логического и эмпирического направлений.

Из априорных систем в ХIХ в. наибольшую известность получили «сольресоль» Ж. Сюдра (Франция, 1817) и «универсальный язык» В. Сотоса Очандо (Испания, 1845).

Проект Сюдра принадлежит к числу классификационных систем, в этом отношении мало от аналогичных предложений ХVII—ХV1II вв. Однако форма выражения этого языка строится совершенно оригинальным образом. Если в предшествующих проектах предусматривалось использование звуков и букв (как у Делормеля) или особых письменных знаков (как у Мемье), то Сюдр строит свой язык на основе семи музыкальных нот (отсюда и название языка — сольресоль). Так, на этом языке доредо означает «время», дореми — «день», дорефа — «неделя», доресоль — «месяц», дореля — «год» и т. п. Обратным расположением нот образуются антонимы: сольляси — «подниматься», силясоль — «опускаться». Знаки этого музыкального языка можно было выражать семью различными способами: 1) произносить или писать буквами, используя международные названия нот, 2) петь или проигрывать на любом музыкальном инструменте, 3) изображать нотными знаками, 4) знаками особой стенографии, 5) первыми семью арабскими цифрами, 6) семью цветами спектра (для флажной или световой сигнализации), 7) особы ми жестами.

Одно время сольресоль пользовался большим успехом во Франции и отчасти в Англии. Институт Франции, объединяющий академии наук и искусств, четырежды — в 1827, 1833, 1839, 1856 гг. — назначал для рассмотрения этого языка компетентные комиссии, неизменно дававшие о нем самые одобрительные отзывы. В состав этих комиссий входили такие ученые, как Араго, музыканты, как Керубини, филологи, как Э. Бюрнуф. Автору выражали поддержку и симпатии Виктор Гюго, Ламартин, Александр Гумбольдт. В пользу сольресоля высказывались многочисленные ученые общества и объединения деятелей искусств. На Всемирной выставке 1855 г. В Париже автор сольресоля был удостоен премии в 10 000 франков, а на выставке в Лондоне в 1862 г. — почетной медали. Французский генеральный штаб рассматривал вопрос об использовании световой сигнализации по методу Сюдра в армии и флоте. В 1857 г. Сюдр был представлен ко двору Наполеона I и демонстрировал ему свой проект. Несмотря на все видимые успехи сольресоля, он так и не стал языком непосредственного общения. Этому препятствовали те общие недостатки философских языков, которые, как мы говорили выше, исключают осуществление коммуникативной функции. В системе сольресоля эти недостатки (малая опознаваемость слов, недостаточная формальная разграниченность слов с близким значением) еще более усугубились за счет того, что в языке используется всего лишь семь смыслоразличительных элементов (нот или их названий). С другой стороны, классификация понятий в сольресоле разработана весьма непоследовательно. Л. Кутюра и Л. Ло, оценивая этот язык, имели все основания утверждать, что сольресоль обладает «всеми практическими дефектами философских языков, не имея в то же время их теоретических достоинств» [50, с. 37].

Аналогичная судьба постигла и другой проект философского языка, пропаганда которого велась в Испании и Франции на протяжении 40 лет (1845—1885). Его автор, испанский ученый Б. Сотос Очандо, стремился «установить полное соответствие между натуральным и логическим порядком обозначаемых предметов и алфавитным порядком слов, употребляемых для их выражения»; при такой конструкции языка «все, кто стал бы его изучать, изучали бы одновременно проанализированные знания» [50, с. 59, 75]. На практике это приводило к построению классификационного языка, в котором, согласно описанной выше процедуре, классы понятий делились на подклассы, те — на подклассы второго порядка и т. д. Так, в языке Сотоса Очандо начальная буква А обозначает «неорганические материальные предметы», Аb — «материальные предметы», Аbа — «простые тела или элементы», Аbаbа — кислород, Аbаbе — водород, Аbаbi — азот и т. п. Многочисленные публикации самого Сотоса Очандо и его последователей привлекли к проекту внимание читающей публики в Испании и Франции. В пользу этого проекта высказывалось в 1856—1858 гг. «Интернациональное лингвистическое общество», о котором пойдет речь ниже. В 1860 г. в Мадриде возникло для распространения проекта Сотоса Очандо «Общество всеобщего языка». Однако все предпринятые этими об ществами усилия оказались тщетными: органические недостатки философских языков, незаметные до тех пор, пока язык оставался разработанным на бумаге теоретическим проектом, сразу же проявляли себя, как только этот язык начинали внедрять в практическое использование. Именно поэтому, несмотря на то, что вокруг проектов Сюдра и Сотоса Очандо складывалась благоприятная социальная среда, готовая принять искусственный язык к реальному использованию, языки этого рода, оставаясь философскими, не были в состоянии осуществить свое коммуникативное предназначение

§ 43. Столь же безуспешными явились и попытки ввести в широкое употребление проекты пазиграфий. Общественный интерес к ним сформировался еще в конце ХVIII в. (пазиграфия Мемье). В середине ХIХ в. в Германии были проведены два конгресса пазиграфистов. К 1864 г. относится основание Центрального пазиграфического общества в Мюнхене. Однако все эти начинания могли в лучшем случае свидетельствовать о том, что социальная база искусственного языка находилась в стадии формирования, в то время как коммуникативно пригодный проект такого языка еще отсутствовал. Таким образом, основные тенденции в области лингвопроектирования объективно смещались в сторону создания искусственного языка, который был бы одновременно эмпирическим, т.е. нацеленным на осуществление коммуникативной функции; апостериорным, т. е. построенным на базе естественных языков; письменно-разговорным, т. е. пазилалией.

Критика философских языков, возникшая еще в середине ХVIII в., постепенно все более усиливалась. В работах начала ХIХ в. Дестют де Траси (Париж) объявляет всеобщий (логический) язык невозможным по той причине, что он преследует недостижимую цель быть совершенным. В силу этого Дестют де Траси высказывался за реформу существующих языков, которым следовало лишь придать «недостающие у них качества». Именно по этому пути идут первые после Крижанича попытки синтеза родственных славянских языков (Г. Сапель, 1790; Б. Кумердей, 1793; Я. Геркель, 1826; М. Маяр, 1863—1865) или восходящие к Фегэ опыты реформирования отдельных живых языков — французского (И. Шипфер, 1839), английского (Дж. Бредшо, 1847), немецкого (Лихтенштейн, 1853).

§ 44. Дальнейший сдвиг в сторону апостериорного лингвопроектирования наметился в связи с возникновением в начале ХIХ в. сравнительно-исторического языкознания. Один из его основоположников выдающийся датский лингвист Расмус Раск (1787—1832) в 1818 г. выпустил в свет свой основной труд «Исследование о происхождении древнесеверного, или исландского, языка», в котором он доказывал родство германских, литовского, славянских, латинского и греческого языков. При этом он делает важный вывод, что не всякое наличие общих слов свидетельствует о родстве языков. Языки можно считать родственными, если общими у них являются «наиболее существенные, материальные, необходимые и первичные слова, составляющие основу языка». «Напротив того, нельзя судить о первоначальном родстве языка по словам, которые возникают не естественным путем, т. е. по словам вежливости и торговли, или по той части языка, необходимость добавления которой к древнейшему запасу слов была вызвана взаимным общением народов, образованием и наукой»²². Здесь отчетливо противопоставлены две категории общих слов: слова, составляющие единый генетический фонд ряда родственных языков, и слова, общность которых объясняется культурными контактами языков и не зависит от их родства.

С необычайной для того времени проницательностью Раск приходит к мысли, что в основание всеобщего языка должны быть положены общие слова не первой группы, как думал де Бросс, а второй — те, которые теперь носят название интернационализмов. Эта точка зрения отчетливо сформулирована Раском в трактате о всеобщем языке, который датируется 1818—1819 гг. По мнению Раска, все предшествующие попытки создания всеобщего языка потерпели неудачу, так как были основаны на неверных принципах. «Материал для всеобщего языка не должен содержать ничего нового (по сравнению лаю с существующими языками. — С. К.), чтобы без на надобности не отягощать человеческую память новыми знаками»,— пишет Раск. Этот материал «следует извлечь из повсеместно известных, высокоразвитых и широко распространенных языков», таких как греческий, латинский, испанский, португальский, французский и английский. Эти общие принципы конкретизируются в частных правилах, которые Раск предлагает для построения всеобщего языка. Приведем важнейшие из них.

«Латинский и греческий языки должны послужить основой всеобщего языка. Из них отбираются слова, наиболее употребительные в новых языках. Из других языков берутся слова, которые стали общими, например шафран (слово арабского происхождения. — С. К.). Формы склонения и спряжения должны быть приспособлены к строю романских языков и сделаны как можно более немногочисленными, простыми и гармоничными. Корень слова должен всегда оставаться неизменным, не подвергаясь ни перегласовкам, ни стяжениям. Произношение должно быть благозвучным, а орфография — простой и правильной, так чтобы каждая буква везде переда вала тот же самый звук»²³.

Никто из ученых, занимавшихся проблемой всеобщего языка до Раска, не подошел столь близко к основным идеям современной интерлингвистики. Поэтому Раск может считаться провозвестником нового апостериорного лингвопроектирования несмотря на то, что его трактат о всеобщем языке так и остался в рукописи. Важно, что идея сравнительно-исторического изучения естественных языков закономерно сочеталась в концепции Раска с идеей построения искусственного всеобщего языка на базе объективно существующих интернациональных элементов.

Сформулированная Раском программа на много десятилетий опережала ход развития современного ему лингвопроектирования, в котором по-прежнему доминировали попытки построения философских языков, таких как системы Сюдра и Сотоса Очандо. Теоретические выступления в пользу апостериорного искусственного языка, основанного на материале естественных языков, постепенно множатся, но вплоть до появления волапюка так и не получают преобладания. В 1855 г. французский философ Шарль Ренувье предложил, чтобы все общий язык был «философским по своей грамматике и эмпирическим по своему словарю», т. е. чтобы его грамматика основывалась на логическом анализе мысли, а его словарь заимствовался из живых языков [50, с. 76]. В этом предложении возродилась идея Лейбница о сочетании апостериорного словаря с априорно-логической грамматикой (см. выше, § 36).

§ 45. В 1856—1858 гг. в поддержку всеобщего языка философского типа высказывалась и первая лингвистическая организация, занимавшаяся этим вопросом, — «Интернациональное лингвистическое общество», которое включало значительное число французских языковедов и корреспондентов из других стран. Образованный обществом специальный комитет из 23 членов изучил проблему всеобщего языка и выступил в пользу логической системы, которая представляла бы собой «номенклатуру», основанную на универсальной классификации» предметов и понятий. Проекты же рационализации естественных языков отвергались на том основании, что язык, усовершенствованный таким образом, стал бы «неузнаваемым» и вместе с тем остался бы «иррациональным», нелогичным, произвольным и трудным» [50, с. 72—73]. Рассмотрев ее созданные проекты всеобщего языка и одобрив те принципы, которые лежали в основе философского языка Делормеля и пазиграфии Мемье, комитет высказался в конечном счете проект Сотоса Очандо, признан его лучшим из всех существующих. Философский язык Сотоса Очандо пропагандировался на страницах «Трибуны лингвистов» — печатного органа «Интернационального лингвистического общества», но, как мы уже знаем, из дела распространения этого языка ничего не вышло.

Комитет общества впервые произвел классификацию всех ранее предложенных проектов на апостериорные, построенные на материале естественных языков, и априорные, лишенные, связи с естественными языками. Несмотря на то что в целом комитет стоял на позициях априорного лингвопроектирования, отдельные его члены выступили в поддержку противоположного принципа апостериори. Так, Вайян (Vaillant) из Бухареста выдвинул следующее положение, позднее многократно цитировавшееся в интерлингвистической литературе: «Всеобщий язык существует, надо только объединить его разрозненные элементы», т. е. элементы интернационального словаря.

§ 46. Доклады комитета «Интернационального лингвистического общества» явились первым коллективным выступлением лингвистов по проблеме всеобщего языка. Однако в целом интерес лингвистов к этой проблеме в ХIХ в. снизился сравнению с ХVII—ХVIII вв. Сравнительно-историческое языкознание, в лице своих основателей (Раск) еще не усматривавшее неодолимых противоречий между исследованием естественного языка и построением искусственного, с течением времени все более специализировалось на анализе «естественного» языкового материала. Проблема всеобщего языка постепенно оказывалась за рамками сравнительно-исторического языкознания, которое к концу века (в эпоху немецких младограмматиков) встало по отношению к ней на определенно враждебные позиции. Но еще в 1863 г. один из виднейших представителей натуралистического направления в языкознании Макс Мюллер посвящает всеобщему языку большой раздел своих публичных чтений в лондонской научной ассоциации («Royal Institution of Great Britain»). Изданные на английском языке в 1864 г. и сразу же переведенные на основные европейские языки²⁴, эти чтения немало способствова ли распространению идеи всеобщего языка. М. Мюллер подробно разбирает предложения Уилкинза и Лейбница, находя их важными «если не в практическом отношении, то с научной точки зрения». Сравнение с искусственными языками во может нам лучше понять природу реального языка», например уяснить невозможность появления естественного языка по соглашению между людьми (эта точка зрения, бытовавшая античности, давала основание считать все человеческие языки сознательно созданными). Ведь для того, чтобы мыслить о создаваемом языке, необходимо уже иметь какой-либо язык, так как мышления без языка не существует. Следовательно, человеческий язык не мог возникнуть в результате соглашения. Зато имея уже естественный язык, можно выработать с его помощью искусственный. «Моей основной целью,— пишет М. Мюллер,— было доказать, что для людей, которые обладают реальным языком, изобретение искусственного языка не составляет ничего невозможного и что такой язык мог бы да же быть более совершенным, правильным и легким для изучения, чем любой из используемых людьми языков». Таким образом, анализ проектов искусственного языка приводит М. Мюллера к важным выводам относительно природы языка вообще и его связи с мышлением; не случайно обсуждением этих вопросов открывается лекция «Язык и сознание». По поводу же практического применения искусственного языка, а тем более языка всеобщего М. Мюллер настроен более скептически. «Трудно вообразить, что такой язык будет когда-либо введен в употребление»,— говорит он, имея в виду системы философского языка Уилкинза и Лейбница. Классификация знаний, на которой основывается философский язык, меняется с развитием науки. Например, киты, которых Уилкинз относил к разряду рыб, позднейшей наукой признаются млекопитающими, но перенести слово «кит» из одного разряда в другой невозможно без ломки всей системы философского языка.

Скепсис М. Мюллера относительно философских языков был полностью оправдан, но, как показало дальнейшее, он не распространялся на другие типы искусственных языков. Позднее, уже в период социального применения таких языков, именно М. Мюллер оказался среди языковедов, поддержавших проблему искусственного языка своим научным авторитетом (см. §51, 66, 94).

Большинство же лингвистов той поры, исходя из критического отношения к философским языкам, пришли к принципиальному отказу от идеи искусственного языка вообще. Этот отказ получил своего рода официальную санкцию, когда основанное в 1865г. Парижское лингвистическое общество, в противовес Интернациональному лингвистическому обществу, в уставном порядке запретило принимать к рассмотрению работы, касающиеся с одной стороны, происхождения языка, а с другой - создания всеобщего языка. Таким образом, накануне появления в мировой лингвистической ситуации нового и плановых языков связанная с ними проблематика оказалась исключенной из числа признанных объектов лингвистического анализа.

§ 47. Это событие, впрочем, не могло остановить дальнейшей разработки проектов искусственных языков. В 1868 г. Ж. Пирро опубликовал в Париже проект апостериорного языка «универсаль-глот», получивший высокую оценку позднейших исследователей, в частности О. Есперсена²⁵. Автор отметил быстрый рост международных сношений и происходящую отсюда потребность в международном языке. Но принять в качестве международного один из существующих языков не возможно из-за национального соперничества. «Поэтому мы принимаем ни один из известных языков,— писал Пирро,— или, вернее, мы принимаем их все: ибо из каждого языка выбираются слова, наиболее известные, и притом те, которые представляют наименьшие трудности для произношения». Что касается грамматики, то она должна быть сведена к небольшому числу правил, а алфавит составлен из звуков, общих всем языкам [50, с. 256]. Таким образом, «универсаль-глот» - это практическая реализаций программы, которая за полстолетия до того была набросана Раском. Интернациональные слова, использованные в этом проекте, позволяют без особых затруднений понять любой текст, например: Men senior, i sende evos un gramatik e un verb-bibel de un nuov glot nomed universal glot. In futur i skriptrai evos semper in dit glot. I pregate evos responden ad me in dit self glot. «Сударь, я посылаю вам грамматику и словарь нового языка, именуемого универсаль-глот. В будущем я буду писать вам всегда на этом языке. Я прошу вас отвечать мне на том же самом языке».

Некоторые особенности этого проекта заслуживают того, чтобы быть отмеченными. В словаре и грамматике отмечается известная разнородность, хотя большинство слов латино-романского происхождения (universal, futur, semper), к ним добавлены греческие слова (glot, bibel) и германизмы(sende, dit, self); то же в отношении грамматическ показателей: глагол имеет немецкое окончание а инфинитиве (-еn), английское - в страдательном причастии (-еd) и французское – в будущем времени (-rai).

В интернациональных словах автор тщательно избегает вариативности морфем (см. § 92). Варьирующиеся префиксы приводятся к своей основной форме (ad-серten «принимать», аd-fektatsion «аффектация», ad-gregat - «агрегат»; ср. англ: ассерt, affectation, aggregate). Вариативные глаголы берутся либо с основой супина (script-en - «писать», ср. лат. scribere; kapitulat-en - «капитулировать» - как в англ. capitulate) либо с основой инфинитива (posed-en – обладать); оба типа основ могут сочетаться с суффиксом абстрактных существительных –sion: kapitulat-sion - «капитуляция», posed-sion – «обладание» (ср. англ.capitulation, possession). Это одно из наиболее оригинальных решений проблемы вариативных слов, которая в дальнейшем вызовет так много расхождений среди интерлингвистов.

Устранение позиционной вариативности морфем и основ сопровождается устранением и позиционного чтения букв: в проекте Пирро все буквы читаются одинаково в любых положениях. Однако автор не стремится к законченной упорядоченности своей системы; так, личные местоимения имеют не зависимые друг от друга падежные формы: i «я» - me «меня, мне»; vos «Вы» - evos «вас, вам» и т. п.

Проект Пирро, обойденный вниманием современников, по лучил заслуженное признание много лет спустя, когда перед интерлингвистикой в процессе ее развития встали проблемы проницательно угаданные автором универсаль-глота. По своей структуре этот проект близок к таким позднейшим системам, как идиом-неутраль или новиаль.

§ 48. Годы, непосредственно предшествующие появлению волапюка, вообще знаменательны зарождением тех идей, истинное значение которых раскроет много позже - в эпоху социального использования плановых языков.

В 1872 г. Фердинанд де Соссюр, будущий основоположник структурного языкознания, которому в то время не исполнилось еще и 15 лет, пишет свою первую лингвистическую работу. Это был проект всеобщего языка, н котором делалась по пытка «свести все многообразие лексического состава всех языков к ограниченному корнеслову с трех-, а первоначально и двухсогласной структурой». Так, группа корней типа R-Kдолжна была быть «универсальным знаком самовластия» группа корней типаP-N-K - «универсальным знаком удушья, дыма» и т. п.²⁶Послан свою работу на отзыв известному языковеду А. Пикте, который оценил ее с доброжелательной иронией Ф. де Соссюр навсегда отказывается от по пыток составления искусственного языка²⁷.

В 1878 г. другой юноша, восемнадцатилетний Л. Л. Заменгоф разрабатывает в Варшаве апостериорный проект Lingwe Uniwersala. Это был первоначальный набросок того языка, который позднее под названием «эсперанто» распространился по многим странам мира, став вторым практикуемым языком Iдесятков и сотен тысяч людей.

§ 49. Так образом, на протяжении ХIX в. непрерывно возрастал удельный вес эмпирического направления лингво-проектирования с характерной для него опорой на принцип апостериори - принцип заимствования материала из естественных языков. Вместе с тем происходит уточнение предполагаемых сфер употребления искусственного языка: преодолевается первоначальное убеждение, что создаваемый язык предназначен для замены национальных языков. К термину всеобщий язык начинают добавлять ограничительный эпитет «вспомогательный» подчеркивающий его особую специализацию по сравнению с национальными языками²⁸. «Всеобщий вспомогательный язык» в двух отношениях отличается от национальных языков: он не ограничен национальными рамками (всеобщий), но ни для кого не является основным (вспомогательный); следовательно, это -второй языкдля всех.

Тем же целям более точного определения специфики соз аваемого языка послужило и введение термина «международный язык»²⁹, обозначившего область его применения.

Последовательное уточнение форм и функций искусственного языка вплотную приблизило лингвопроектирование к зданию языка, пригодного для коммуникативной реализации.

§ 50. Прежде чем мы перейдем к анализу плановых языков, получивших социальное применение, необходимо обратить внимание на то, что развитие языкознания в ХIX в. поставило такие языки в новый теоретический контекст. С одной стороны, сравнительно-исторический метод позволил изучать законы развития родственных языков, в первую очередь ин индоевропейских, и на этой основе выдвинуть задачу реконструкциипраязыка. Выдающийся языковед ХIХ в. Август Шлейхер был настолько уверен в возможности точных реконструкций индоевропейских праформ, что сочинил на «восстановленном»им индоевропейском языке басню (1868). Подобные попытки реконструирования материальных форм праязыка составили своеобразную параллель и послужили дополнительным стимулом к проектированию форм универсального языка. Вряд ли можно считать простым совнадением, что первый получивший распространение искусственный язык — волапюк был разработан именно в Германии — на родине индоевропейского языкознания.

С другой стороны, интерес языкознания к праязыку и его формам оживил давнюю идею о возможности построения общего языка на базе некоторого генетически исходного фонда слов (ср. концепцию де Бросса). Эта идея получила практическую реализацию на скандинавской почве, а именно в Норвегии. В 1814 г. Норвегия стала независимой от Дании, которой она принадлежала еще с конца ХIV в. датское владычество в Норвегии имело следствием распространение здесь датского письменного языка. После отделения от Дании патриотически настроенные писатели и общественные деятели Норвегии выдвинули идею создания собственно норвежского литературного языка на базе синтеза местных диалектов. Эту идею практически осуществил Ивар Осен, норвежский языковед, посвятивший много лет исследованию диалектов норвежского языка.

В 1847 г. Осен опубликовал сводную грамматику норвежских диалектов, в 1850 г. - словарь и в 1852 г. - антологию диалектных текстов «Образцы народного языка в Норвегии». Здесь были приведены также тексты на нормализованном своёго рода междиалектном языке, который получил название «лансмол». С тех пор в Норвегии существуют одновременно две формы литературного языка: одна — «риксмол», или «букмол», восходящая к датскому языку, и другая — «лансмол», или «нюнорск», искусственно синтезированная на основе норвежских диалектов. Успешное создание междиалектного литературного языка стимулировало в дальнейшем еще более радикальные попытки построения общескандинавского языка. Датский общественный деятель Л. Кофод в 1866 г. выпустил работу «О языковом единстве Скандинавии», в которой предложил создать общескандинавский язык на базе датского и шведского (отчасти также скандинавских диалектов и древних языковых форм). Подобные проекты неоднократно выдвигались и в более позднее время однако на практике так и не были осуществлены. Тем не менее они ценны тем, что демонстрируют идейную преемственность между попытками создания междиалектных литературных языков международных, составляющих предмет интерлингвистического исследования.

Таким образом, появление социально используемых плановых языков, таких как волапюк и эсперанто, было подготовлено всем ходом развития лингвопроектирования и имело известный прототипов в формировании литературных языков на основе междиалектного синтеза. Прогрессивное возрастание человеческого воздействия на язык было отмечено К. Марксом и Ф. Энгельсом еще в 1845—1846 гг. в «Немецкой идеологии»: «...В любом современном развитом языке естественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией. Само собой разумеется, что в свое время индивиды целиком возьмут под свой контроль и этот продукт рода»³⁰.