2. Органические и механические образования

Все действительное органично в той мере, в какой его можно мыслить только во взаимосвязи с целокупной действительностью, определяющей его свойства и движения. Так притяжение в его многочисленных проявлениях делает доступный нашему познанию универсум единым целым, действие которого прояв­ляется в тех движениях, какими любые два тела изме­няют свое положение друг относительно друга. Но в аспекте восприятия и покоящейся на нем научной точки зрения целое, для того чтобы оказывать воздей­ствие, должно быть ограничено, и каждое такое целое мы находим состоящим из меньших целых, для кото­рых характерна та или иная направленность и ско­рость движения друг относительно друга; само притя­жение либо остается необъясненным (в случае дейст­вия на расстоянии), либо мыслится как механическое воздействие (через внешнее прикосновение), пусть даже и неведомо как осуществляемое. В этом смысле телесные массы распадаются, как известно, на одно­родные, с большей или меньшей энергией притягиваю­щие друг друга молекулы, агрегатными состояния­ми которых являются тела; молекулы состоят из неод­нородных (химических) атомов, причем объяснить их несхожесть различным сочетанием одинаковых внут­риатомных частиц предоставляется дальнейшему ана­лизу. Но чистая теоретическая механика лишь при­дает статус субъектов подлинных действий и противодействий лишенным протяженности силовым цент­рам, понятие о которых весьма близко к понятию о метафизических атомах. Все превратности расчетов, связанные с движением или направлением движения частиц, тем самым исключаются.

В применении же к одному и тому же телу, как к их системе, физические молекулы, поскольку они рассматриваются как обла­дающие равной величиной и без учета их возможной делимости, столь же приемлемым образом служат в качестве носителей силы, в качестве вещества как та­кового. Все наличные массы сравнимы по своему весу и могут быть выражены в определенных количествах одного и того же вещества, поскольку их частицы мыслятся как пребывающие в совершенно устойчи­вом агрегатном состоянии. В любом случае, единство, предстающее субъектом какого-либо движения или интегральной частью какого-либо целого (единства более высокого уровня), есть продукт неизбежной в науке фикции. В строгом смысле его адекватными представителями могут считаться только предельные единства, метафизические атомы — то нечто, которое есть ничто, или ничто, которое есть нечто, памятуя все же о том, что всякое представление о величине имеет лишь относительное значение.

В действи­тельности же, хотя с точки зрения механики это ано­малия, помимо этих частиц, которые и сами являются составными, и составляют мертвое, в нашем понима­нии, вещество, существуют также тела, которые во всем своем бытии выступают как природные целые и, обладая такой целостностью, движутся и воздейству­ют на составляющие их части — таковы органичес­кие тела. К ним относимся и мы, испытующие себя в познании люди, и каждый из нас кроме опосредован­ного знания обо всех возможных телах обладает не­посредственным знанием своего собственного. В силу неизбежных умозаключений мы убеждаемся, что с каждым живым телом связана психическая жизнь, благодаря чему оно в себе и для себя существует таким же образом, как это нам известно о нас самих. Но объективное рассмотрение с не меньшей отчетли­востью учит, что здесь всякий раз дано такое целое, которое не составляется из частей, но обладает ими как зависимыми от него и им обусловленными; что, таким образом, оно само как целое и тем самым как форма действительно и субстанциально. Человечес­кая сила способна лишь производить неорганические вещи из органических веществ, разделяя и снова свя­зывая их друг с другом. Таким же путем вещи приво­дятся к единству в ходе научных операций и предста­ют таковыми в понятиях. Наивное созерцание и фан­тазия художника, народная вера и вдохновенная поэзия придают явлениям живость; их искусно-дея­тельной силе, а именно силе вымысла, причастна и наука. Но наука же и умерщвляет живое, чтобы пос­тичь его отношения и взаимосвязи; все состояния и силы она обращает в процессы движения, всякое дви­жение сводит к количеству проделанной работы, то есть затраченной рабочей силы или энергии, чтобы постичь все процессы как однородные и соизмерить их друг с другом, коль скоро они в равной мере могут друг в друга превращаться.

Все это истинно настоль­ко, насколько истинны предполагаемые единства и насколько на деле безгранично поле возможного как мыслимого: тем самым достигается цель познания, равно как и другие цели, достижению которых наука призвана служить. Но тенденции и необходимые мо­менты органического становления и уничтожения не­возможно понять механическими средствами. Здесь само понятие становится живой, изменчивой и разви­вающейся реальностью как идея индивидуального су­щества. Если сюда вторгается наука, то меняется ее собственная природа: из дискурсивного и рационального воззрения она превращается в интуитивное и диалектическое, а это и есть философствование.

Но нынешнее рассмотрение должно вращаться не вокруг родов и видов и, стало быть, в том, что касается чело­века, не вокруг рас, народов и племен как биологичес­ких единств; наш взор устремлен к социологическому смыслу, сообразно которому человеческие отноше­ния и связи мыслятся как живые, или же, напротив, всего лишь как артефакты, и смысл этот отражается и находит свою аналогию в теории индивидуальной воли; именно в этом смысле постановка психологичес­кой проблемы станет целью второй книги нашего ис­следования.

Ф.Тённис. Ниже приведены фрагменты из Приложения «Результаты и перспективы», имеющегося во всех изданиях основной его работы «Общность и общество» (1887/1935). Здесь Ф.Тённис изложил свое, альтернативное концепции Маркса, представление о двух социокультурных «эрах» в истории человечества, соотношение между которыми весьма драматично. Суть этого представления Ф.Тённис вынес в первом издании своей книги в подзаголовок: «О коммунизме и социализме как эмпирических формах культуры».

[«ЭРА ОБЩНОСТИ» И «ЭРА ОБЩЕСТВА ]1887/1935. ДВЕ ЭРЫ

Подводя итог всему вышеизложенному, можно ска­зать, что в рамках великих культурных эволюций друг другу противостоят две эры, причем эра общности предшествует эре общества. Первая характеризуется социальной волей в форме единодушия, обычая и рели­гии; вторая — социальной волей в форме конвенции, политики и публичного мнения. Этим понятиям соот­ветствуют, в свою очередь, разновидности совместной жизни, которые я подразделяю следующим образом:

А. Общность

1. Семейная жизнь = единодушие. Объемлет чело­века со всеми его настроениями. Подлинным ее субъектом является народ.

2. Деревенская жизнь = обычай. Объемлет чело­века со всем его нравом. Ее подлинным субъек­том является интегральное существо.

3. Городская жизнь = религия. Объемлет человека вместе с его совестью. Подлинным субъектом тут выступает церковь.

В. Общество

1. Крупногородская жизнь = конвенция. Полагает человека со всеми его стремлениями. Подлин­ным ее субъектом является общество как тако­вое.

2. Национальная жизнь = политика. Полагает че­ловека со всей его расчетливостью. Подлинным субъектом такой жизни является государство.

3. Космополитическая жизнь = публичное мне­ние. Полагает человека со всей его сознатель­ностью. Здесь подлинным субъектом является республика ученых.

С каждой из этих категорий связывается, далее, преобладающий род занятий и обусловленная ими ос­новная направленность духа. Их взаимная соотнесен­ность может быть представлена следующим образом:

А

1. Домохозяйство: основано на расположенности, а именно на склонности и любви ко всякому по­рождению, созиданию, сохранению. Нормы его задаются взаимопониманием.

2. Земледелие: основано на привычке, а именно на регулярно повторяющемся труде. Мера и на­правление совместного труда указываются обыкновением.

3. Искусство: основано на памяти, а именно на полученной выучке, усвоенных правилах и со­бственных идеях. Воля искусных людей скрепля­ется их верой в свою миссию и свое дело.

В

1. Торговля: основана на осмотрительности, а именно на внимании, сравнении, расчете, составляющих основное условие всякой сделки. Торговля [Handel] есть чистое (т.е. произволь­ное) действие [Handlung]. А контракт есть торго­вое обыкновение и предмет веры в торговле.

2. Промышленность: основана на принятии реше­ний, а именно на разумном и эффективном при­менении капитала и на продаже рабочей силы. На фабрике все подчиняется уставу.

3. Наука: основана на понятиях, что очевидно само по себе. В форме ученых мнений она устанавли­вает для себя свои собственные законы и выра­жает свои истины и воззрения, которые затем проникают в литературу, в прессу и тем самым в общественное мнение.

ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ НА ЭПОХИ

В более раннюю эру основной тон задает семейная жизнь и домохозяйство, в более позднюю — торговля и крупногородская жизнь. Но если мы ближе рас­смотрим эру общности, то сможем обнаружить в ней несколько эпох. Все ее развитие направлено на при­ближение к обществу, в то время как общность, с другой стороны, сохраняет свою — пусть и убываю­щую — силу и остается реалией социальной жизни также и на всем протяжении общественной эры. Но первая эпоха формируется под воздействием нового базиса совместной жизни, возникающего с началом возделывания земли и почвы, т.е. под влиянием сосед­ства, действующего наряду с древним и по-прежнему сохраняющимся базисом кровного родства, под влия­нием деревенской общины наряду с родовой. Вторая эпоха начинается, когда деревни развиваются в горо­да. Общим для тех и других является пространствен­ный принцип совместной жизни, в противоположность временному принципу семьи (племени, народа). Ведь если последняя возводит свое происхождение к общим предкам, то ее невидимые, метафизические корни как бы скрываются под землей. Ныне живу­щих связывает здесь последовательность предшеству­ющих и последующих поколений, прошлое и буду­щее. В первом же случае наиболее прочные связи и отношения обусловлены действительной, физической почвой, постоянным местом обитания, видимой, ре­альной землей. Однако в течение общностной эры действенность этого более молодого, пространствен­ного принципа сдерживается более старым, вре­менным. С началом общественной эры он вырывает­ся на передний план и вызывает к бытию феномен крупного города. Последний, как показывает уже само его имя, в то же время представляет собой край­нее, избыточное проявление пространственного при­нципа в его городской форме, которая, благодаря такой возможности и ее действительному воплоще­нию, оказывается решительно противоположна сель­ской форме того же самого принципа, деревенскому поселению, которое существенным и даже необходи­мым образом пребывает в состоянии скованности. Отсюда становится ясно, в каком смысле весь ход развития можно понимать как прогрессирующую тенденцию городской жизни и сущности. «Можно сказать, что вся экономическая история общества (т.е. история современных наций) резюмируется в движении противоположности между городом и селом» (Marx К. Das Kapital. Bd.I. S.364⁹⁴). Говоря точнее: существует опреде­ленная точка, начиная с которой города, если их оце­нивать по универсальной действенности и значению, в масштабах совокупного населения получают пере­вес над лежащей в их основе земельно-сельской орга­низацией, так что отныне последней приходится расходовать на пропитание и развитие первых большее количество своих собственных сил, чем то, которым она может пожертвовать без ущерба для собственно­го воспроизводства. Это означает, что она близится к своему распаду, за которым неминуемо последует распад вышеупомянутых, обусловленных ею органов и видов деятельности.

Таков всеобщий закон соотно­шения органической (растительной) и животной (сен­ситивной) жизни, каким он неизменно видится при нормальном и вместе с тем по возможности наиболее благоприятном ходе развития животного, а у челове­ка, поскольку животная жизнь и воля складываются у него в особую разновидность, в ментальную жизнь и воление, может помимо всеобщего приобрести еще и особенное значение. Ведь, следуя своему разуму, че­ловек способен дойти до саморазрушения: как непос­редственно, исходя из разума, так и опосредованно, поскольку, преследуя надлежащие цели, он способен сам определять свою судьбу и, таким образом, про­длевать, но также и укорачивать свою жизнь; а также потому, что его разрушение, как и вся его жизнь, может быть выражено в одной только ментальной сфере, помимо его животного бытия, а иногда про­должается даже и за пределами последнего. Так что в той мере, в какой принимаются во внимание эти (ментальные) феномены, собственно животное су­ществование остается как бы на полпути между ними и феноменами растительной жизни, и с известными оговорками может быть причислено либо к первым, либо ко вторым.

Итак, если в нормальном ходе разви­тия различается его восходящая линия, где раститель­ное преобладает над животным, и линия нисходящая, где это отношение меняется на обратное, то это раз­витие хотя и сохраняет свою всеобщую значимость, а следовательно и значимость для человека, однако, может здесь приобретать еще и особенное содержание, в котором животное, поскольку оно выражается в ментальном, проходит это развитие, и потому, со­размеренное с ним, все прочее животное совпадает с растительным и понимается в единстве с ним, на­сколько оно выражает последнее. Поэтому в восходя­щей линии, знаменуемой преобладанием раститель­но-животного, различаются три категории и ступени, в зависимости от того, как оно выражается 1) в расти­тельном как таковом, 2) в животном и 3) в менталь­ном. Соответствующая триада различается и в нисхо­дящей линии, которая характеризуется преобладани­ем животно-ментального.

Согласно такой идее, в народной жизни растительно-животному соответст­вовала бы сельская, а животно-ментальному — город­ская сущность; первая — поскольку она сохраняет свою значимость и в городе и даже позволяет орга­низму в целом достичь расцвета и наивысшей точки своего развития, вторая — поскольку в крупном горо­де она высвобождается и, отчасти способствуя созре­ванию плодов, отчасти их потребляя, существует будто бы за счет самой себя, но в то же время, мало-помалу подчиняя себе целое, отчасти пользуется имею­щимися у него силами, отчасти же (и, пожалуй, имен­но поэтому) его разрушает.

О КОММУНИЗМЕ И СОЦИАЛИЗМЕ

Все движение в целом, в его первичном (и проходящем также сквозь все последующие) проявлении, может быть понято как движение от изначального (простого, семейного) коммунизма и от происходящего из него и на него опирающегося (деревенско-городского) индивидуализма – к независимому (крупногородскому и универсальному) индивидуализму и учреждаемому им (государственному и интернациональному) социализму. Последний подразумевается уже в самом понятии общества, хотя поначалу лишь в форме фактической сопряженности капитализма и всех его возможностей с государством, которое, словно его доверенное лицо, поддерживает и обеспечивает порядок сообщения и связей; но постепенно переходит к попыткам использовать государственный механизм для того, чтобы сосредоточить в единой инстанции управление этим сообщением и самим трудом, что, однако, привело бы к упразднению общества и общественной цивилизации в целом…

Такие противоположные начала, их развитие и противоборство, свойственны двум культурным массивам и народным пластам, относительно которых мы можем, повидимому, располагать познаниями в астрономических масштабах: более раннему – южноевропейскому, античному, - который в Афинах достигает расцвета, а в Риме находит свою смерть, и более позднему – североевропейскому, или современному, - который всюду следует непосредственно за первым, во многих отношениях порождается и поддерживается им…

- Опираясь на предложенные понятия и приобретенные знания, мы надеемся понять те течения и противоборства, которые, зародившись в последние столетия, продолжаются в современную эпоху и распространяются за ее пределы. В виду этого мы мыслим германскую культуру, - выросшую на развалинах римской империи и ставшую ее наследницей в условиях повсеместного перехода к исповеданию христианской религии и плодотворного влияния церковной власти, - как охваченную постоянным прогрессивным и в то же время регрессивным развитием, и именно в этом развитии порождающую те противоположности, которые легли в основу вышеизложенного воззрения.

Вильям Исаак Томас (1863-1947) – относится к числу пионеров американской социологии (Богардус). Он был одним из первых американских социологов, получивших степень доктора социологии. С 1895 года являлся сотрудником отделения социологии Чикагского университета. В отличие от других социологов раннего периода постоянно настаивал на эмпирических исследованиях социальных проблем и сам проводил такого рода исследования. Его первая работа “The Unadjasted Girl” («Неприспособившаяся девушка»), обратила на себя внимание конкретностью предмета изучения и всесторонним анализом одной из вечных проблем повседневности, характерных как для американского общества начала ХХ века, так и для любого общества, в котором семья выступает в качестве первичной ячейки. Следующая работа ”The Child in America” («Ребенок в Америке») была написана совместно с Дороти Томас. Именно здесь было сформулировано положение, известное как «теорема Томаса»: «Если люди воспринимают некоторую ситуацию в качестве реальной, то она будет реальной и по своим последствиям».

Однако наибольшую известность В. Томас получил в связи с исследованием, которое проводилось в течение восьми лет и было осуществлено совместно с Флорианом Знанецким. В 1918-1920 гг. была опубликована книга «Польский крестьянин в Европе и Америке», которая до сих пор остается в составе социологической классики. В основе ее - анализ документов, биографии, написанные по заказу, личные документы в виде частных писем и дневников. М. Блумер считает эту работу особенно значимой для американской социологии, поскольку она «повернула социологию от абстрактной теории и книжных исследований к изучению эмпирического мира с использованием теоретического каркаса».

В. Томас ввел в оборот немало новых терминов, в числе которых: «жизненная организация» (“life-organization”), «социальные установки» (“social attitudes”), «четыре желания», «определение ситуации».

ЧЕТЫРЕ ЖЕЛАНИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ СИТУАЦИИ.1923

Разновидности поведения столь же разнообразны, как разнообразны ситуации, возникающие во внешнем мире. Нервная же система представляет собой только общий механизм действия. Тем не менее, мы можем подойти к проблеме поведения путем изучения тех сил, которые побуждают к действию, а именно – желаний (wishes), и мы увидим, что они в целом совпадают с механизмом нервной деятельности.

Человеческие желания проявляются в огромном множестве конкретных форм, однако они могут быть классифицированы по следующим основным типам:

1. желание нового опыта;

2. желание безопасности;

3. желание ответной реакции;

4. желание признания.