Нелегко обсуждать эти "срывы"

Кажется маловероятным, что они были следствием органических заболеваний, вызванных телесными недугами, в которых психические факторы принимали лишь малое участие или не принимали вовсе. В последний период жизни Вильсона его сопровождали тяжелые, несомненно, физические заболевания. Поэтому, возможно, с самого начала его болезни были чисто физического происхождения. К нашему большому сожалению, мы не располагаем достаточным количеством сведений для того, чтобы утверждать это.

Однако мы знаем, что в физическом отношении Вильсон был хилым, и знаем также то, что у него неизменно возникали неврастенические симптомы как реакция на возникавшие проблемы. Особенно трудным был для него период с весны 1874 по весну 1884 года. Он подошел к этому моменту полным сил 17-летним юношей. А спустя десятилетие, когда ему было уже 27 лет, он все еще льнул к привычкам своего детства и оставался девственным, с большой нервозностью, диспепсией, головными болями и идеалами.

Отмечая специфичность его физических заболеваний в это время, мы можем лишь заключить, что его "нервозность" и "напряженность" вызывались конфликтом между его женственностью и его возвышенным Супер-Эго, которое требовало, чтобы он был исключительно мужественным. Если бы нас спросили, почему время от времени его симптомы усиливались до точки "срыва", мы могли бы ответить только общей фразой о том, что интенсивность его симптомов возрастала всегда, когда события его жизни вызывали обострение основного конфликта.

В сентябре 1875 года, после 15 месяцев болезни, Вильсон отправился в Принстон, отчаянно решившись преодолеть свою слабость и сделать себя лидером, как того требовало его Супер-Эго. Его ожидал громадный успех. Его карьера, начиная с 18 7 б года в Принстоне и до того дня, когда его принимали в Париже как спасителя человечества, являет собой замечательный пример могущества сильного Супер-Эго, ведущего к успеху человека со слабым телом и невротической конституцией.

Во время 2-го года обучения в Принстоне Вильсон вступил на тот путь, которому суждено было привести его к посту президента Соединенных Штатов и вершителя судеб мира. Свой 1 -й год он провел, пытаясь ликвидировать недостатки в интеллектуальной подготовке для учебы в колледже, а также занимаясь лечением желудка. Однажды, осенью 1876 года, он прочел в английском журнале статью, озаглавленную "Оратор", в которой описывались и восхвалялись м-р Гладстон и м-р Брайт за обладание как раз теми качествами, которыми, по твердому убеждению Томаса Вудро Вильсона, обладал он сам.

Он написал отцу, что обнаружил у себя незаурядный ум и окончательно и бесповоротно решил стать государственным деятелем, а не пастором.

Читатель, вероятно, заметил, что и за первоначальным заявлением Вильсона о своем желании стать государственным деятелем, сделанным им в 16 лет, и за его окончательным решением, принятым в 20-летнем возрасте, стоит одно и то же имя: Гладстон. В силу этого мы должны предположить, что премьер-министр королевы Виктории может дать нам ключ к разгадке отказа Вильсона последовать по стопам отца. Давайте вначале рассмотрим то душевное состояние Томми Вильсона, когда он прикрепил портрет Гладстона на стену позади своей парты и объявил о своем намерении стать государственным деятелем. Он стал юношей. Его мужественность возросла. Его усилившаяся агрессивность к отцу требовала разрядки.

Пассивность же Вильсона к отцу все еще была столь могущественной, что даже эта усилившаяся агрессивность не могла найти выхода через прямую враждебность к отцу. Читатель вспомнит, что каждый маленький мальчик в раннем детстве, когда он сталкивается с дилеммами Эдипова комплекса, обычно обходит свое желание убить отца посредством "каннибалистического" метода разрушения отца: он впитывает такого идеализированного отца своего раннего детства своим Супер-Эго.

Представляется очевидным, что в 16-летнем возрасте Вильсон прибег к этому же методу для выражения своей агрессивности к отцу. Он попытался отождествить себя с "несравненным отцом" своего раннего детства. Но этот "несравненный отец" более не являлся перед ним в жизни. Каждый подросток, вследствие своей усиливающейся агрессии к отцу, смотрит на отца без каких-либо иллюзий на его счет. Сколь бы сильно ни желал он сохранить восхищение отцом, он вынужден признать, что отец не является самым красивым, сильным, мудрым, самым добродетельным и наиболее могущественным человеком в мире. У него есть недостатки. Этот пожилой отец представляется даже немного комичным и заслуживающим некоторой жалости. Мальчик может вытеснить это знание. Вильсон действительно вытеснил это знание.

Он продолжал говорить об отце таким образом, как если бы отец был подобен Богу, продолжал цитировать его и восхищаться им. Однако, как любой другой юноша, он, по всей видимости, в глубине души знал, что отец, несмотря на все это, на самом деле не является совершенством. Он очень нуждался в нахождении заново "несравненного отца" своего раннего детства и в отождествлении себя с этим отцом. Таким образом, посредством "каннибалистического" отождествления он дал выход агрессии к своему действительному отцу и нашел такого "несравненного отца" в м-ре Гладстоне.

Возможно, м-р Гладстон сделался объектом возросшей агрессивности Вильсона с помощью некоторого другого механизма; но безотносительно к тому, с помощью какого механизма была осуществлена эта замена, нет никакого сомнения в том, что Гладстон действительно начал представлять для Томми Вильсона "несравненного отца" его детства. Тогда юноша Томми разрушил м-ра Гладстона посредством "каннибалистического" способа отождествления и объявил: "Это Гладстон, величайший государственный деятель из всех, когда-либо живших на Земле. Я также намереваюсь стать государственным деятелем".

Так, через Гладстона, он нашел выход своей недавно возросшей агрессии к отцу, стоящему перед ним в жизни, и смог без каких-либо помех продолжать любить несовершенного реального отца своей юности. Его отождествление себя с Гладстоном дало не только огромный заряд либидо для выхода его агрессивности, но и меньшим по объему зарядам от его любящей активности и пассивности к отцу. В дальнейшем, на протяжении всей жизни Вильсона, через это отождествление аккумулировалась большая доля его либидинозных сил, проистекающих из агрессивности к отцу.