Глава 21. Сравнительное исследование катастрофического сознания в Болгарии и России

Катастрофа — крутое слово, но им все чаще пользуется современная пресса, радио, телевидение, да и в обычных разговорах оно употребляется все чаще и чаще. И не только в России, где, как известно, без упоминания катастроф редко обходится сводка последних известий, а “катастрофы недели” стали популярными рубриками почти во всех средствах массовой информации. Болгария по праву может соперничать с нами по частоте упоминания этого термина. Наряду с ним идут: Апокалипсис, Агония, Коллапс, Кома, Крах, Смерть, Конец света и др.

Крушение и развал империи, военных и экономических блоков и трагедии, которыми они обернулись для миллионов простых людей, словно по какому-то дьявольскому плану пришлись на самый конец ХХ века. А периоды перехода от одного тысячелетия к другому, как свидетельствует история, сами по себе обычно заряжены колоссальной мистической энергией, ожиданиями апокалипсических ужасов и бедствий. В результате происходит как бы интерференция реальных страхов и тревог с мистическими настроениями и ожиданиями, что порождает такую картину мира, которую социологи, пользуясь доступными им средствами, обязаны попытаться запечатлеть.

Вот почему предложенный профессором Мичиганского Штатного Университета В.А. Шляпентохом проект “Катастрофическое сознание в современном мире” российские ученые поддержали и уже в 1996 году начали массовые опросы населения. [1]В 1997 году к нашему исследованию присоединился президент Болгарской Социологической Ассоциации профессор Петр-Эмиль Митев, который провел массовые обследования в Болгарии по методике, которая позволяет вести корректное сопоставление с данными российских социологов и пытаться выявить особенности и общее в катастрофическом сознании, страхах и тревогах населения этих двух стран.

Предварительные замечания.

На первый взгляд сравнение страхов в Болгарии и России не представляет особых трудностей: провел опрос здесь и там, выстроил цифры в две колонки и сопоставляй, где больше боятся, где меньше. Но это лишь при самом поверхностном подходе. В действительности, если исследователь хочет хотя бы приблизиться к истине, задача чрезвычайно осложняется: уж очень велики различия исторические, культурные, географические, геополитические.

Одна — небольшая балканская страна с числом жителей, равным населению Москвы. Другая — огромная северная держава, занимавшая шестую часть земной суши. Господствующая религия — православие. И та, и другая в недалеком прошлом входила в единый социалистический лагерь, в Варшавский пакт; вместе противостояли международному империализму во главе с США. Однако у каждой из них есть такие крупные особенности, которые игнорировать нельзя. Для Болгарии это, прежде всего, ее геополитическое положение, на границе христианского и мусульманского миров. За это ей пришлось многократно тяжело платить кровью своих граждан. Достаточно вспомнить 500-летие османского ига, в результате которого страна была отуречена, во многом изменила свой облик. Правда, свой духовный строй она сохранила, и не случайно освобождение Болгарии Россией в 1877-78 гг. стало одним из важнейших событий ее новейшей истории. Да, Болгария была партнером Германии во второй мировой войне, но в отличие, скажем, от Венгрии и Румынии ее войска не принимали участия на советско-германском фронте. Ее участие было как бы символическим, а не реальным. И поэтому Советскую Армию народ встретил в конце войны как армию освободителей, что облегчило быстрый приход к власти в стране коммунистов.

На Болгарии никогда не лежал груз исторической ответственности за мировую революцию. В отличие от СССР, она не была базой мирового революционного движения, оплотом мировой революции, отечеством пролетариев всех стран. Поэтому в довоенные годы она развивалась как обычная восточно-европейская страна. Без того невиданного напряжения всех сил и ресурсов, которое испытывал советский народ, без той борьбы за власть, за подавление всех инакомыслящих, которые были характерны для СССР в предвоенные годы. Болгария по существу избежала и гражданской войны и последовавшей за ней массовой насильственной коллективизации и чудовищных репрессий, в результате которых в СССР произошла демографическая катастрофа, когда было уничтожено около 100 миллионов сограждан.

Этим Болгария разительно отличается от СССР. Ее демографическая пирамида не была так порушена в предвоенные годы и в годы войны.

В период холодной войны, гонки ракетно-ядерных вооружений основной груз несли две сверхдержавы, стремясь обеспечить свое превосходство, во всяком случае стратегический паритет. И здесь Болгария, как член Варшавского договора, хотя и принимала активное участие, но ее роль была периферийной. Она не несла на себе тяжести гигантских затрат, которые взвалил на себя Советский Союз. А к этому можно было бы добавить войну в Афганистане и Чечне, которые стоили России миллиарды долларов и тысяч человеческих жизней.

Поэтому Болгарии, когда окончилась холодная война и гонка вооружений, было в чем-то легче падать, чем СССР, который, достигнув “зияющих высот”, обеспечив паритет в вооружениях, теперь должен был ликвидировать более половины всей своей промышленности.

Развал СССР должен был быть еще более катастрофичен, чем он был, а население его было бы обречено на страшный голод и вымирание, если бы из глубины веков нам не протянули руку помощи наши предки, которые колонизировали и освоили огромную территорию с величайшими запасами полезных ископаемых, прежде всего газа и нефти, которые мы теперь по сути меняем на продовольствие и одежду. Две трети импорта мы оплачиваем за этот счет. Отнимите эти две трети, и тогда мы можем представить себе реальную картину жизни в России. В этом отношении Россия оказалась в более выгодном положении, чем Болгария, которая не располагала такими огромными природными ресурсами.

Это, разумеется, имеет самое прямое отношение к характеру и количественной оценке страхов и тревог, которые мы сегодня фиксируем в этих странах. И хотя они имеют сходное происхождение, но обвал, который начался после распада социалистического лагеря, прекращения холодной войны и гонки вооружений, выражался по-разному. Так, как видно из табл.1, годовые темпы падения ВВП и промышленного производства (в %) с 1991 года по 1994 год в России постоянно (за исключением падения промышленного производства в 1991 году в Болгарии) были значительно выше, чем в Болгарии. А в 1994 г. Болгария уже смогла обеспечить, хотя и небольшой, положительный прирост ВВП.

Табл.1

Годовые приросты ВВП и промышленного производства (в %). [12]

	1991		1992		1993		1994
	ВВП	пром. пр-во	ВВП	пром. пр-во	ВВП	пром. пр-во	ВВП	пром. пр-во
Россия	-12,8	-8,0	-19,2	-18,0	-12	-14,1	-15	-20,9
Болгария	-11.7	-22,2	-5,7	-15,9	-1,5	-10,0	0,2	2,0

Не было в Болгарии и такого фантастического прироста (в 15 раз) потребительских цен, как в России с 1991 по 1992 гг.(Табл.2). Однако по безработице Болгария оказалась на первом месте среди стран Центральной и Восточной Европы (Табл.3.).То, что безработица оказалась в России почти в два раза меньше, чем в Болгарии, может объясняться тем же нефтегазовым доходом, в результате чего в торговлю было вовлечено более 10 миллионов “челноков”, а также хронической скрытой безработицей.

Табл.2

Годовые приросты потребительских цен (в %). [13]

Страна / год	1991	1992	1993	1994
Россия	100,0	1468,0	875	303,0
Болгария	254,3	79,4	72,9	96,0

Табл.3

Безработица в странах Центральной и Восточной Европы. [14]

Страна / год	1995	1996	1997*	1998**
Чехия	2,9	3,5	5,0	6,0
Венгрия	10,4	10,5	10,0	9,0
Россия	8.8	9,3	9,1	9,0
Болгария	11,0	12,5	16,5	19,0
Польша	14,9	13,6	11,9	11,5
Румыния	8,9	6,1	9,2	9,0

*предварительные данные

** прогноз

Все эти экономические и социальные макропоказатели безусловно сказываются на структуре и соотношении страхов и тревог в России и Болгарии.

В небольшой статье нет возможности подробно охарактеризовать результаты, полученные при опросах населения этих двух стран, поэтому отметим лишь некоторые наиболее существенные.