Глава II. Теоретические замечания о постоянной третейской юрисдикции

1. Вопрос об обязательном обращении к третейскому суду во всех спорах между государствами

Вопрос о сравнительных достоинствах и недостатках той или другой формы соглашения о постоянной юрисдикции - общего соглашения для всех споров между государствами и специального соглашения для известной категории споров - имеет важное значение не только для применения той и другой формы соглашения на практике, но и для теоретического разрешения вопроса о пределах, в которых может действовать система постоянных третейских судов в настоящее время.

В литературе этот вопрос о пределах третейской юрисдикции разрешается иногда в том смысле, что третейский суд уместен лишь в тех случаях, где не идет дело об изменении исторически сложившихся отношений между государствами, он неприложим в тех случаях, когда сила обстоятельств ведет к необходимости установить новые взаимные отношения между государствами и изменить существующее положение вещей. Третейский суд может решать лишь споры, способные быть решенными по принципам права: напр., определить размер спорной территории, выяснить истинный смысл заключенного сторонами договора, вообще он может решать незначительные споры, обычно возникающие между государствами, которые могут быть окончены присуждением денежного вознаграждения или улажены посредством исправления пограничной линии. Те же споры между государствами, действительная причина которых состоит в преследовании одним из спорящих государств его национальных или политических интересов или в стремлении к главенству, суть вопросы могущества, но не права. При наличности нескольких независимых государств, имеющих противоположные друг другу интересы, никогда ни один народ не согласится отдать добровольно на решение третейского суда спор, затрагивающей его жизненные интересы; напротив, он обратится к оружию, если только не иссякла в нем его жизненная сила; он не склонится перед третейским решением в споре, нарушающем его высшие интересы, если только он обладает хотя какой-либо силой сопротивления, по крайней мере этого не сделает большое и могущественное государство, и принудить его обратиться к мирному решению спора можно только путем войны. Мало того, подобные вопросы не могут быть разрешены третейским судом при помощи тех средств, которыми он располагает; думать иначе значит преувеличивать значение третейских судов в сфере международных отношений; если бы третейский суд и разрешил тот спор, который послужил поводом к войне, то суд бессилен устранить причины, вызывающие ту или другую войну, которые могут исчезнуть лишь с изменением существующих отношений между государствами. Ввиду наличности подобного рода споров обязательное обращение к третейскому суду во всех случаях немыслимо *(394). Этот взгляд особенно распространен в немецкой литературе. Так, напр., согласно Тренделенбургу, только то может быть решено третейским судом в международных спорах, что имеет юридическую природу; все же, что выходит за пределы юридических отношений, как, напр., образование нации, национальные стремления, не подлежит судебному разрешению; все национальные вопросы настолько исключительны, что каждая нация отрицает у других наций способность понять их. Совокупность всех фактически существующих в настоящее время отношений между народами, говорит Гольцендорф, не представляет собой всецело одних отношений, регламентируемых юридическими правилами: есть отношения, где все регулируется одной силой (Machtzustand der Nationen). Поэтому в настоящее время подлежат третейскому суду лишь вопросы международного права, юридические споры; столкновения же, вызываемые интересами существования и жизненной силы государства, не могут быть решены юридическим путем.Гефкен относит к числу разрешимых третейским судом вопросов лишь те притязания, которые могут быть юридически формулированы; не могут быть решены вопросы, касающиеся могущества и чести (Machtstellung und Ehre), вопросы, когда идет дело о политических интересах и страстях народа.Людер полагает, что третейский суд не может прекратить всех войн, он может сделать их лишь более редкими, так как рядом с юридическими спорами существуют неразрешимые судом споры о существовании, самосохранении и чести народа *(395).

Эта теория покоится на той мысли, что третейский суд не может разрешить споров между государствами в том случае, когда спорные отношения определяются не нормами права, а превосходством силы или соображениями политики. Ту же мысль высказывают в несколько измененной форме и те публицисты, которые полагают, что третейский суд не может решать споров, связанных с основными правами государства; в данном случае уклонению государства от третейской юрисдикции придается характер правомерности; государство согласно этой теории уклоняется не в силу сознания своей силы и не в силу наличности своекорыстных интересов, а для защиты своих прав. Общими чертами обеих теорий является то, что государство решает само в каждом отдельном случае, требуют ли уклонения от суда его интересы или права, а также то, что государство не может отказаться в подобных случаях от свободы действия. Обе теории приходят к одному и тому же выводу, что обязательное обращение к третейскому суду во всех спорах для государств немыслимо, тем более невозможно для государств дать подобное обязательство для будущих споров между ними. Подобную мысль высказывал Пьерантони на том основании, что каждое государство имеет абсолютные права; вследствие этого третейскому суду не подлежат споры о существовании, независимости и целости нации. Государства, говорит Оливи, не могут обращаться к третейскому суду для решения всякого возникшего между ними спора. Третейский суд не может быть образован иначе как в силу компромисса, посредством которого государства соглашаются для данного случая о разрешении их спора. Необходимым предположением для заключения договора является возможность располагать предметом соглашения. Между тем государства помимо других прав имеют неотчуждаемые права, потеря или уничтожение которых недопустимы; таковы права существовать, сохраняться, развиваться в гармонии с собственной целью и назначением; в этих случаях невозможно заключение компромисса, и единственным средством разрешить окончательно вопросы, угрожающие существованию и независимости государства, является война; компромисс возможно заключить лишь в том случае, когда предмет спора не представляет важного значения для государства и когда спор не затрагивает основных прав нации. Однако, добавляет Оливи, возможно на факте противоречие между теорией и практикой: государство фактически может признать в данном конкретном случае не подлежащим третейскому суду вопрос, который по своей природе подлежит ему, и наоборот. Предметом компромисса, говорит Баллерини, не могут быть вопросы, касающиеся существования и суверенитета народов; если не дозволено в гражданских отношениях частным лицам соглашаться о их жизни и свободе, тем более не может быть допущено в отношении государств права предоставлять на решение третейского судьи вопросы об их неотчуждаемых правах. Тем более невозможно принять учение о дозволительности для государства соглашаться о поручении суду будущих споров; даже в частноправовых отношениях возможность заключения статьи о компромиссе сомнительна и спорна, и самое приложение ее на практике возбуждает немало затруднений при определении вопросов, подлежащих суду; в международных отношениях, ввиду необыкновенной подвижности интересов государств и ввиду всевозможных опасностей, связанных с толкованием трактатов, не может быть благоразумным и согласным с доброй политикой предрешать легкомысленно будущие, еще не возникшие вопросы. Мало того: компромисс безусловно необходим для того, чтобы третейский суд был созван; при заключении компромисса стороны определяют предмет, о котором должны постановить решение судьи, точным образом и они дают согласие повиноваться этому решению ясным образом. Не всегда может быть так при наличности статьи о компромиссе, где стороны дают обещание поручить третейскому суду спор, который может возникнуть между ними относительно разногласия - еще точно не определенного и ясно не обозначенного - в толковании заключенного трактата; трактат может дать место бесчисленным спорам; и этой возможности возникновения споров всякого рода достаточно для сомнений о том, не должна ли прекращаться обязательная сила неопределенного соглашения, установленного в статье о компромиссе, в том случае, когда нарушение трактата предпочтительнее, нежели приложение соглашения о третейском суде к данному спору. Декан полагает, что в настоящее время самое большее, чего можно ожидать от соглашения о постоянной юрисдикции,- это соглашение об обращении к суду во всех спорах, за исключением споров, затрагивающих независимость государства: в самом деле, государство имеет абсолютные права, потеря которых низвела бы его в подчиненное кому-либо положение, что немыслимо; оно имеет также высшие интересы, жертвовать которыми правительство не имеет права *(396).

Теории о неразрешимости третейским судом всех споров между государствами не разделяются Ревоном и Мериньяком. Ревон, установляя правила постоянной, третейской юрисдикции, говорит следующее: споры между государствами могут быть юридическими, политическими и спорами о чести. Юридические споры и споры о чести подлежат третейскому суду в настоящее время, и в этом не может быть сомнения. Что касается споров политических, то нельзя согласиться с утверждениями публицистов, полагающих, что они неразрешимы судом. Без сомнения, они не будут представляемы третейским судам, но в тех случаях, когда они будут представлены, то судьи, думаем мы, смогут разрешить их. Мы делаем лишь исключение для вопросов, касающихся затруднений внутренней политики; уважение к автономии народов приведет к их исключению. Напротив, нет основания исключать вопросы международной политики; они начинаются обыкновенно с определенных юридических инцидентов, и если бы эти незначительные поводы были без замедления представлены суду, то исчез бы всякий повод к войне *(397). Мериньяк, излагая вопрос о предметах, о которых государство может заключать компромисс, перечисляет отдельных публицистов, утверждающих, что есть права у государств, судить о которых не может третейский суд и которые не могут быть государствами поручены на решение суда: напр., Ролен-Жакмена, Рено (R. d. 1881. 22), Руар-де-Кара (L'arbitrage international. 56), Гефкена, Кальво (§ 1775), Дрейфуса (L'arbitrage international. 361), Прадье Фодере (n° 2629) и других. Эти публицисты, говорит Мериньяк, отрицают применение третейского суда в спорах относительно а) чести и достоинства, когда, напр., оскорбляется посол государства, государственный флаг, b) существования с) и целости, когда вся государственная территория или ее часть подвергается опасности быть инкорпорированной другим государством, и d) независимости государства, когда государству угрожает или низведение на положение вассального и покровительствуемого государства, или ограничение одного из атрибутов суверенитета. Нельзя согласиться с этим. Споры о чести в настоящее время встречаются редко, и стороны относятся к ним холоднее, нежели в предшествующие столетия. Споры о существовании государств могут возникнуть лишь в отношении небольших государств; эти же государства имеют интерес прибегнуть к третейскому суду всякий раз, как спор угрожает их существованию, точно так же как их целости и независимости. Что же касается собственно споров о целости государства, то надо заметить, что в настоящее время войны не ведутся исключительно для приобретения территории; а если приобретение территории является не целью, а лишь последствием войны, то следует ставить вопрос не о том, могут ли третейские суды решать споры о целости государств, а о том, могут ли третейские суды помешать войнам, которые могут повлечь за собой подобные споры; с устранением войн, порождающих споры о целости, исчезнут и самые споры о целости государства; войны же подобного рода можно всегда устранить, так как важные споры начинаются всегда с неважного несогласия. Вообще третейский суд может решать все споры, если к нему прибегать сначала, прежде чем разгоряченные страсти сделают невозможным всякое мирное решение; и кажется, что публицисты, утверждающие, что известные споры не могут быть решены судом, принимают в соображение лишь вторую фазу спора, когда страсти уже разгорелись. Наша мысль не есть одна теория: все без исключения споры между сторонами поручаются третейскому суду в некоторых договорах американских государств *(398).

Вопрос о пределах третейской юрисдикции может иметь живое практическое значение лишь тогда, когда этот вопрос будет ставиться не в том смысле, какие споры по самой своей природе не могут и не должны разрешаться третейским судом, а в том смысле, какие споры при настоящих политических условиях могут быть поручены суверенными государствами без опасения за свою независимость и в чем заключается различие между этими спорами и теми спорами, которые при современных условиях могут быть разрешены лишь самими заинтересованными государствами. Помимо необходимости указанной постановки вопроса необходимо устанавливать положения не путем отвлеченного умозрения, а путем наблюдения существующей практики третейских судов; при этом условии теория будет основана на указаниях практики, а не будет представлять из себя выражение личных мыслей и мнений отдельных авторов.

Практика третейских судов XIX века показывает, что они находят себе применение не во всей сфере отношений между государствами и что они учреждаются лишь для выполнения чисто судебных функций. Временные третейские суды созывались обыкновенно для решения споров по поводу толкования и применения заключенных сторонами договоров, и притом для решения споров главным образом материального характера. Специальные статьи о компромиссе включались обыкновенно в договоры, регулирующие материальные интересы сторон для решения несогласий по поводу этих договоров. При установлении обязательства обращаться к третейскому суду во всех будущих спорах неоднократно включались в текст соглашения такие оговорки, которые сводили все соглашение к договору о факультативном обращении к суду; примеры договоров без подобной оговорки немногочисленны в сношениях европейских государств, эти договоры обычны лишь среди государств Южной и Центральной Америки, где их заключение объясняется особыми причинами.

Сущность суверенного государства заключается в том, что государственная власть сама создает нормы, ее обязывающие, и сама ставит границы своей деятельности; в современном правовом государстве каждая отдельная функция государственной власти поручается особому органу, независимому от других органов. В международных отношениях государство при соучастии других государств само определяет пределы своей внешней деятельности для удовлетворения отдельных государственных целей и само установляет юридические нормы, определяющие те отношения, на которые распространяется внешняя деятельность государства. Если установление норм на будущее время и действование в пределах этих норм выполняется теми органами государства, которые ведут его международные сношения, то толкование существующих норм и приложение их к отдельным спорным случаям в известной сфере международных отношений систематически в XIX веке известной группой государств поручается, за неудачей дипломатических переговоров, третейским судам, причем эти последние выступают как органы особые и независимые от государственных органов сторон как органы, выражающее свою самостоятельную волю. Свобода самоопределения путем установления обязательных для себя международно-правовых норм на будущее время и свобода действия в пределах этих норм для целей внешнего управления являются характерными чертами современного государства, участвующего в международных сношениях; при отправлении этих функций суверенное государство не может повиноваться никому другому, кроме себя самого. Международное право в силу наличности многих равноправных суверенных государств, не имеющих над собой какой-либо высшей суверенной власти, установляется по взаимному соглашению всех суверенных государств; международно-правовая норма вытекает из совпадения воль известного числа суверенных государств. Право, обязательное для государства в области его внешних сношений, вытекает не из предписания кем-либо государству данной нормы, а лишь из самоограничения суверенного государства. Государство, повинуясь норме международного права, не повинуется никому другому, кроме себя самого, так как в образовании этой нормы оно участвовало на равных правах с другими государствами, и норма, на которую оно не дало ясно или молчаливо своего согласия, не является для него нормой права. Только по его воле и при его участии в образовании нормы эта норма имеет для него обязательную силу; против его воли и без его участия установленная норма не имеет юридического значения для суверенного государства. Государство не может поручить образование обязательных для него норм другому государству, не утратив своего характера суверенного государства; допустив это, оно перестанет быть суверенным государством и низойдет в ряд несуверенных политических тел; акт о поручении другому государству создания норм, обязательных для него во внешних сношениях, будет его последним актом в качестве независимого государства и международно-правовой личности; с момента заключения этого акта оно станет в подчиненное положение по отношению к государству, установляющему для него обязательные для него нормы. Точно так же известного рода вопросы в области правительственных функций не могут быть решены никем, кроме самого государства; государство оставляет себе одному на решение известные вопросы, от которых зависят его благо и безопасность, и благодаря свободе решения и действия оно охраняет свои насущные интересы, без удовлетворения которых оно не может существовать как независимый политический союз; предоставив другому государству решение этих вопросов высшей внешней политики и действование за него, оно потеряет свою свободу решения и действия и вместе с тем свое качество суверенного государства; оно может это сделать лишь тогда, когда оно не дорожит своим суверенитетом и желает от него отказаться. Помимо воли государства и без его участия эти вопросы не могут быть решены кем-либо иным, кроме него самого. И в том и в другом случае решает и действует свободная, ни от кого не зависимая, никем не контролируемая воля суверенного государства, ограниченная лишь пределами возможного и границами, ею установленными при участии других государства. Напротив, в вопросах чисто судебного характера суверенное государство может подчиниться воле третейского судьи, не утратив своей независимости. Если в установлении норм и в принятии высших правительственных мер суверенное государство должно участвовать само, то в толковании норм и в их приложении к отдельным спорным случаям оно может не участвовать само и поручить выполнение этой функции особым органам, на установление которых оно дало свое согласие и которые, если и выражают свою собственную волю, однако образуются при участии самого заинтересованного государства. Казалось бы, что государство подчиняется собственной воле, подчиняясь решению суда: оно заранее признает волю суда своей собственной волей, и, едва постановлен приговор, оно обязано привести его в исполнение, как если бы оно само установило те постановления, которые содержатся в приговоре. Но государство, заключая компромисс, дает лишь согласие исполнить третейское решение, каково бы оно ни было, содержание решения установляется помимо его участия; воля суда есть воля, совершенно отличная от воли той и другой стороны в отдельности; нельзя сказать, что государство хочет того, что постановит суд, что государство признает содержание решения выражением своей собственной воли; нельзя сказать потому, что нельзя признавать неопределенного, нельзя хотеть неизвестного; хотеть того, что хочет другой, и признавать выражение воли другого выражением своей собственной воли можно лишь тогда, когда содержание воли определено и известно; между тем воля судьи по предмету спора, выраженная до постановления приговора, не есть воля суда, а есть лишь личная воля судьи; с другой стороны, в момент постановления решения государство уже обязано выполнить решение, так как согласие на выполнение дается до приступления суда к разбору дела, но никак не по его окончании и по постановлении решения. Государство, подчиняясь воле суда, подчиняется не своей собственной воле, но воле органа, установленного по его соглашению с другим государством, и тем не менее оно не утрачивает своего качества суверенного государства, которое состоит в способности исключительного самоограничения своей собственной волей; в самом деле, если в материальном отношении содержание решения определяется волей суда, однако с формальной стороны государство само ограничивает себя по свободно выраженной воле волей третейского суда. При факультативном обращении к суду, где суд созывается всякий раз по добровольному соглашению сторон, воля каждого государства ограничить себя самого выражается всегда по свободному, ничем не предопределенному решению государственной власти; при обязательном обращении к суду заключение компромисса является обязанностью для одной из сторон в случае требования противной стороны. Поэтому если можно сказать, что в первом случае всякий спор способен быть решенным третейским судом, если только стороны согласны поручить его суду, то нельзя сказать, что при обязательном обращении к суду может быть установлено соглашение о решении всех споров между сторонами, так как суверенное государство не может поручиться, что оно обратится во всяком споре, какой бы ни возник у него с другим суверенным государством: в самом деле, есть вопросы, которые могут быть решены лишь путем соглашения самих государств, но не третьим государством и не третейским судом, и которые, во всяком случае, не могут быть решены помимо воли заинтересованного государства. Без всякого сомнения, третейский суд не может разрешить тех споров между государствами, которые возникают под влиянием таких причин, как, напр., национальное объединение народа, и которые являются чисто фактическими событиями, не определяемыми нормами права; подобные факты входят всецело в сферу ведения историка, но не юриста и являются исключением среди обычно возникающих между государствами споров; подобные споры устранимы лишь общими действиями заинтересованных государств, но не третейским судом, и они неразрешимы на основании правовых норм. Но и в сфере отношений между государствами, регулируемых международным правом, не все вопросы входят в пределы ведения суда: установление и изменение норм международного права, меры высшей политики и толкование политических договоров выходят за границы компетенции третейских судов. Третейскому суду подлежит при соглашении об обязательном суде лишь толкование договоров и соглашений по вопросам материального характера; в области политических интересов суверенных государств не может быть прочных устойчивых правил, политические договоры являются лишь временными и случайными выражениями данных фактических отношений между государствами; эти договоры связывают свободу действия сторон, лишь поскольку остаются неизменными те политические условия, среди которых они возникли, с изменением этих условий должны необходимо изменяться и самые нормы, определяющие эти отношения; споры, возникающие на почве политических договоров, заключаются не столько в разногласии об их толковании, сколько в несогласии относительно необходимости их изменения или уничтожения. Напротив, суверенное государство может заключить соглашение об обязательном обращении к суду в спорах о толковании всех заключенных им трактатов, не имеющих политического характера; в данном случае согласие государства дается в отношении споров, возникающих в известных, точно указанных пределах, в отношении вопросов, не требующих непременно разрешения их при участии заинтересованного государства; задача суда сводится лишь к выяснению истинного смысла отдельных постановлений договора, заключенного сторонами, деятельность суда вращается в пределах установленных сторонами норм объективного права, суд не установляет для сторон новых прав и новых обязанностей, он лишь определяет сомнительные и спорные права и обязанности сторон; государство, заключая соглашение об обязательном обращении к суду в подобных случаях, не наносит ущерба своей свободе самоограничения и своей свободе действия.

Из всего сказанного следует, что при современных условиях практически действительным средством упрочения постоянной юрисдикции является заключение соглашений для известного рода споров между государствами, но не для всех споров между ними. Важным условием для правильного применения подобных соглашений на практике представляется отсутствие какой-либо оговорки, которая бы могла свести соглашение об обязательном обращении к соглашению о добровольном обращении. Ввиду этого естественно предмет соглашения должен быть точно определен, суд должен собираться по призыву одной из сторон, и споры, не входящие в число предусмотренных в соглашении, по обсуждении их судом должны быть объявлены судом не входящими в пределы его компетенции; но ни одна из сторон не должна иметь возможности уклониться от суда под предлогом, что данный спор не предусмотрен в соглашении.

Включение в договор о постоянной юрисдикции исключения в отношении споров, затрагивающих, по мнению одной из сторон, ее независимость, означает полное запрещение суду касаться этих споров; суд не может в этом случае принять дело к рассмотрению по просьбе одной из сторон, хотя бы для всех было очевидно, что спор предусмотрен в соглашении; он не может этого сделать хотя бы даже для того, чтобы, обсудив спорное дело, объявить себя некомпетентным решать его; единственным судьей является само суверенное государство. Включение в договор аналогичного постановления в отношении споров, затрагивающих, напр., честь, существование, самосохранение, целость, развитие государств и т. п., будет производить точно такое же действие; все подобные исключения дают простор воле каждой стороны и лишают суд его права контроля, в действительности ли данный спор не входит в пределы его компетенции; практически важно, что каждая сторона сама решает в каждом отдельном случае об обращении к суду, неважно, по каким причинам она уклоняется от суда и чем она мотивирует свой отказ подчиниться суду. Эта неважность всяких искусственно установленных границ в подобных случаях подмечена Вестлеком. В своей статье по поводу предполагавшегося к заключению договора о постоянном суде между Англией и С.-А. С. Штатами Вестлек полагал, что невозможно предоставить суду решение всех без исключения споров между сторонами; в то же время трудно определить точным образом споры, не подлежащие суду; ввиду этого достаточно, если стороны, формулируя в тех или иных выражениях оговорку о не подлежащих суду спорах, признают за собой право отклонять применение договора во всех случаях, когда они считают это нужным *(399). Подобная оговорка уместна в договоре о постоянной юрисдикции в том случае, когда в намерение сторон входит заключение договора о факультативном обращении к суду; в договоре же об обязательном обращении уместно или соглашение о решении всех споров, или точно определенной группы споров. Против общего соглашения возражают, помимо теоретических аргументов, на том основании, что современные государства не примут подобного соглашения, а если и примут, то не сдержат его, едва спор затронет их суверенные права; специальное соглашение, не оправдывая, быть может, преувеличенных ожиданий от третейской юрисдикции, является средством, вполне приложимым в настоящее время. Путем этого рода соглашений возможно определение споров, бесспорно предоставляемых сторонами на будущее время на решение суда; в отношении всех остальных споров возможно лишь добровольное обращение к суду на основании специально для данного случая заключаемого компромисса.

В литературе вопрос о приложимости третейской юрисдикции к той или другой определенной категории споров поднимался неоднократно различными авторами. Напр., Муанье указывал на желательность разбора третейскими судами споров, возникающих на почве Женевской конвенции о больных и раненых воинах; Ваксель делал то же предложение в отношении всех нарушений международного права, совершаемых во время оккупации военной силой неприятельской страны, Твисс - в отношении дел, возникающих между подданными различных государств вследствие нарушения регламентов о плавании и вследствие столкновения судов в открытом море, и т. д. *(400).

Принципиальным сторонником соглашений о поручении третейскому суду лишь определенных категорий споров является. Феро-Жиро *(401).