«Приближать» - «унижать себя» («идти к партнеру»)

Наступления этой разновидности тяготеют к борьбе «за настоящее». Приблизить партнера, «унижая себя», - значит предвосхищатьлюбые его суждения и выдавать их как соб­ственные категорические убеждения. «Вы полагаете, что я совершил ошибку? Вы, как всегда, совершенно правы: я сделал величайшую глупость!» «Вы видите во мне скупость, жадность, легкомыслие? Вы очень проницательны - я именно таков; но я глубочайшим образом понял это, я кляну себя за то, что этим удалил вас от себя!»

Таковы, в сущности, всевозможные случае покаяния, изъявления покорности, готовности на жертвы, готовности поддерживать партнера и служить ему (иногда даже хвастов­ство этой готовностью!). Близость опять подразумевается чисто духовная; она необходима наступающему, а партнер не идет на сближение, медлит и тем выражает свою отчужденность. Поэтому чем нужнее наступающему близость, тем яснее он борется «за настоящее». Он добивается близости, пренебрегая существующей дистанцией между собой и партнером во всем, кроме одного: партнер должен отказаться от какого бы то ни было недоверия. Наступающий видит это недове­рие и тем самым обнаруживает свою проницательность - по­нимание скрытых мотивов, мыслей, отношений партнера.

«Забегание вперед» начинается иногда с попытки найти контакт с партнером, потворствуя тем его слабостям, в которых он сам себе, может быть, не отдает отчета или которые стесняется обнаруживать. Так возникают контакты на почве порока, развращающие людей богатых, сильных, обладающих властью, но тяготящихся одиночеством.

Наступления разновидности «унижать себя» - «идти к партнеру» могут развиваться успешно, пока партнер, может быть, не открывая этого, ждет (или хотя бы допускает) уни­жения наступающего. Поэтому распоряжается инициативой партнер; «унижающий себя» вынужден спешить, пользуясь инициативой в пределах, которые предоставлены ему партне­ром. Это опять-таки побуждает его заниматься «настоящим».

Для успешного продвижения к цели наступающему нужно внимательно следить главным образом не за тем, что говорит партнер, а за тем - нравится или не нравитсяему то, что делает он, наступающий. Если партнеру что-то не нравится, то нужно угадать, что именно, и,забежав вперед, угодить ему.

Может быть, партнеру больше понравится, если его восхвалять? - Нужно немедленно переходить к соответ­ствующей разновидности наступления. Может быть, ему не нравится откровенность угодничества? - Нужно скрыть его, придать ему видимость объективной обоснованности, а для этого показать даже свою независимость. Ему не нравится слабость? - Нужно обнаружить силу. Не нравится сила? - Проявить слабость. И так далее.

Наступающий может использовать предоставленную ему инициативу, чтобы даже требовать от партнера при­знания им тех или иных качеств, свойств, возможностей своих или наступающего. Он может даже бороться с парт­нером за инициативу, перебивать его. Но он не отнимает, а, скорее, ловит или выпрашивает инициативу, заботится не о себе, а о партнере - чтобы тот не утруждал себя, не думал, не искал и не тратил лишних слов.

Наступающему нужно практически разрешить логиче­ски неразрешимое противоречие: принудить повинуясь; он «идет к партнеру» и давит на него; угождает ему, но и вы­тягивает из него доверие. Поэтому чем настойчивее насту­пает унижающий себя, тем острее он ощущает это противоречие. Отсюда - характер ритма и обострение его в развитии наступления.

Чем больше наступление приближается к борьбе «за настоящее», тем меньше у наступающего времени для уга­дывания желаний партнера и для нахождения способов угождения ему. Оно делается наступлением откровенно сла­бейшего и выступает угодничеством, заискиванием, прежде всего в пристройках «снизу».

Если «унижающий себя» борется «за будущее» - воз­можности изучения партнера, учета его интересов и выбора средств воздействия расширяются (и чем дальше отстоит это будущее, тем больше). Теперь он может прибегать к самым разнообразным средствам борьбы. Тут могут по­явиться пристройки «наравне» и даже «сверху». В борьбе «за будущее» унижать себя можно, сохраняя полное до­стоинство (так, что окружающие и не заметят никакого са­моуничижения) и повышая тем цену своему унижению, облеченному в форму скромности или беспристрастной тре­бовательности к себе. Так добиваются сближения люди со­лидные, степенные, занимающие высокое положение и имеющие в виду взаимоотношения с партнером, склады­вающиеся постепенно и нужные вообще, постоянно, для возникновения будущих дел, а не только в данный момент.

Здесь тоже присутствуют «забегание вперед» и угож­дение, но, так сказать, на далекую дистанцию и преимуще­ственно в области идеальной, духовной... Именно в таком варианте рассматриваемая разновидность наступлений «за сближение» наиболее распространена.

В наступлениях «за сближение» обе его разновидности так близки одна другой, так часто и тесно переплетаются, что различия между ними легко ускользают. Они яснее вы­ступят на «четвертом измерении» - в соотношении сил. В том, как наступающий начинает добиваться сближения - привлекает ли он партнера к себе или сам идет к нему, - обнаруживается его исходная позиция; а в ходе борьбы она неизбежно более или менее изменяется или колеблется.

Обратимся еще раз к басням Крылова. Кукушка и Петух восхваляют друг друга; при этом они спорят. Каждый при­писывает партнеру достоинства, все более далекие от ис­тины, хотя о своих собственных не упоминает. Поэтому и получается спор. Чего в нем больше: стремления самому «идти к партнеру» или стремления привлечь партнера «к себе»? Можно видеть и то и другое. Но при втором вари­анте смысл басни богаче и выражен точнее. Кукушке и Пе­туху ничего практического друг от друга не нужно. (В басне поставлен вопрос «за что?» и нет ни слова о том - «зачем?») Но оба получают удовольствие от комплиментов. Значит, каждый дорожит репутацией хорошего певца. Цель далекая и идеальная; унижаясь, можно только отдалиться от нее. Происходит обмен любезностями вполне довольных собою, самоуверенных персон. Ведь сказать комплимент ничего не стоит, а услышать его - приятно. Идет соревно­вание в «привлечении к себе», и в нем показано, как ми­нутному удовольствию от приятных слов приносится в жертву очевидная истина. Если же (в другом варианте тол­кования басни) в восхвалениях преобладает выпрашивание близости, «забегание вперед» и, следовательно, унижение себя, то басня разоблачает не искажение истины в угоду приятельским отношениям, а лесть как таковую. Но этому посвящена другая басня - «Ворона и Лисица».

Лисица добивается от Вороны немедленного и простей­шего движения - чтобы та раскрыла рот. Тут некогда «при­влекать к себе», тут нужно «работать» - идти, угождать, угадывать желания. Опасно прежде всего спугнуть. Поэтому: «на цыпочках подходит, вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит» и говорит «чуть дыша» первые слова. Они, может быть, даже как бы и не обращены к партнеру, а всего лишь непроизвольно сопутствуют восторженной оценке - «как хо­роша!». Ворона не улетает; похоже, что ей этот восторг не противен; поэтому далее следуют все новые, менее осторож­ные и более распространенные комплименты, вплоть до явной и наглой лести - «ты б у нас была царь-птица!». Во­рона держится стойко - до спертого дыхания и головокру­жения. Довести до этого могут только воздействия возрастающей силы, и каждое воспринимается Вороной по смыслу, ярко и убежденно выраженному. Так басня пока­зывает высокое мастерство лести в широте и разнообразии средств, использованных в кратчайшее время («за настоящее») и в зависимости от поведения партнера. А поведение Вороны видно в приемах, применяемых Лисицей.

В обеих баснях налицо восхваление. Оно применяется в той и другой для сближения в эгоистических целях. Но содержание (темы, предметы борьбы) - разное. Оно выра­жено в каждой басне соответствующей разновидностью на­ступления. Причем Лисица унижается, хотя ни одного слова самоунижения не произносит, а Петух и Кукушка от­нюдь не унижаются, хотя подчеркивание достоинств парт­нера часто бывает самоунижением.

В трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» Антоний после убийства Цезаря выступает перед народом непосредственно вслед за Брутом, который только что добился признания своей правоты в убийстве диктатора-властолюбца. Антонию нужно переубедить народ — вызвать любовь к убитому и ненависть к убийцам. Вл.И. Немирович-Данченко в режис­серском плане пишет об этой речи: «Виртуозность его под­хода к возбужденной толпе заключается в том, что важнейшие мысли, которые он высказывает в этом моно­логе, он помещает не в главных предложениях, а в прида­точных. Все, что составляет сущность этого монолога, он подсовывает толпе, и подсовывает так ловко, что она, ра­зинув рты, и не заметила, как проглотила их. Ему пока нужно только, чтобы его слушали. Толпа так возбуждена, что нельзя сказать ни одного слова в похвалу Цезаря и нельзя ни одним намеком порицать Брута. Он! спешит по­такать ей». «Перед ним громадная аудитория. Надо сначала завербовать друзей и сторонников. Обращаясь к ним, легче подсовывать мысли другим». Далее следует перечисление, к кому он последовательно обращается - Кальпурния, галлы, женщины, сенаторы. Потом он «вдруг оборачивается к народу и застает толпу врасплох» (104, стр. 457-461). По плану Немировича-Данченко Антоний, стремясь воздей­ствовать на толпу, использует разные средства сближения: «подсовывая» свои мысли и «потакая» толпе, он сам идет на сближение; «вдруг оборачиваясь к народу», он привле­кает его к себе; в промежутке он «возвышает себя» в глазах тех, к кому обращается, вербуя «друзей и сторонников», - кто способен оценить глубину его горя.