Предисловие к первому изданию

На одной из первых страниц предлагаемой читателю книги написано, что «многолетняя педагогическая и экспери­ментально-лабораторная практика, а также и «производ­ственная» работа в театрах привели автора, после многократных проб и ошибок, к предлагаемой концепции». Мне как практику театра — и, очевидно, не только мне, а и другим режиссерам, стоящим на позиции «театра Станиславского», руководствующимся принципами режиссуры Станиславского, которые очень точно сформулированы в этой книге, — предла­гаемая концепция не кажется неожиданной; она воспринима­ется как теоретическое обобщение нашего творческого опыта.

Понимание профессии режиссера как умение выстраивать борьбу, налаживать взаимодействия людей на сцене демон­стрируется многими современными спектаклями.

Наконец, в высказываниях Станиславского, Немировича-Данченко, Мейерхольда, Вахтангова, Дикого, современных те­атральных деятелей (кстати, многие из этих высказываний автор очень удачно использует в своей книге) мы видим жела­ние перевести нашу работу в план более серьезный, конкрет­ный, профессиональный.

Читая эту книгу, я отмечал, что в практической работе все время пользуюсь теми или другими «измерениями» борьбы, предлагаемыми автором, может быть, только не употребляя этих формулировок. Да и не только я. Те режиссеры, с кото­рыми я знаком, тоже идут в своей практике в этом направле­нии. Все это говорит о том, что книга П. Ершова является итогом, систематизацией творческой практики не только его самого, но и многих режиссеров.

В книге сделан важный шаг к цели, поставленной еще Ста­ниславским, — вырвать искусство театра из такой приятной для всякого краснобая или лентяя атмосферы дилетантизма. Поэтому читать эту книгу и брать на вооружение систему, предлагаемую автором, будут режиссеры, действительно за­интересованные в изучении своей профессии, в совершенство­вании ее.

Книга эта возникла в результате изучения театральной практики и написана, на мой взгляд, для усовершенствования той же практики. Поэтому она адресуется в первую очередь практикам театра. Причем с особенным интересом ее будет читать тот режиссер, которого чтение застанет в момент решения самых острых практических задач. Приведу пример. Мне предложили написать предисловие к этой книге. Когда я начал читать ее, то стал делать необходимые для этого за­метки. Но постепенно я стал отвлекаться от этой задачи. Как у всякого режиссера, в голове у меня постоянно живет спек­такль, который я сейчас ставлю, и вот постепенно я стал, сам того не замечая, делать заметки, совершенно не имеющие пря­мого отношения к предисловию. Отвлекаясь от прочитанного, мысленно проверяя положения книги, я вовлекся в работу над спектаклем. Я замечал себе, что эту сцену я выстраивал не­верно, что «инициатива» должна принадлежать другому дей­ствующему лицу, записывал, что в другой сцене мы с актрисой упускали решение «соотношения сил» и от этого сцена не по­лучалась, что в следующей сцене все дело не в том, что персо­наж выдает информацию, а в том, что он ее должен добывать, и т.д. и т.п. Я работал над спектаклем, поверял его теми за­кономерностями взаимодействий, которые систематизиро­ваны в книге П. Ершова.

Очевидно, я правильно читал эту книгу; очевидно, такую цель преследовал и автор. Но дело в том, что я являюсь режис­сером именно такого толка, и все, что я читал, было мне близко, понятно и вызывало «желание действовать». Книгу же будут читать не только последователи Станиславского. И вот тут, мне кажется, мы сталкиваемся с другим значением этой книги. Она не только помогает практикам в их непосред­ственной работе, она убедительно и доказательно объясняет, что такое реалистическое направление в театральном искус­стве, агитирует за это направление, утверждает и развивает «школу Станиславского» в театре. А это очень важно сейчас, так как существуют очень превратные толкования системы, примитивное ее понимание.

Особенно я советовал бы читать эту книгу молодым ре­жиссерам. Она поможет им оторваться от словоблудия, от так ненавидимого Станиславским «вообще», определит ориен­тиры, научит их работать с актерами, а самое главное — за­ставит их взглянуть на режиссуру как на профессию серьезную и ответственную, возбудит желание изучать ее. А когда же этим заниматься, как не в молодые годы?

Нужно читать эту книгу и актерам. И не для того только, чтобы знать, как с ними будет работать режиссер, а потому, что искусство театра, на мой взгляд, вступает в новую фазу, когда уже мало знать актеру, что я делаю, а не­обходимо знать, что мы, актеры, делаем. Искусство режиссера состоит в том, чтобы объединить всех в выстраиваемой им борьбе. Это главное его назначение. Актер же в силу сосредото­ченности на познании одного персонажа, роль которого ему надлежит играть, подчас является тормозом в процессе та­кого объединения. Но понять, что познание своего персонажа плодотворнее и вернее, когда оно идет одновременно с изуче­нием и познанием связей его с другими персонажами, — необхо­димо. Это облегчит творческий процесс, это - путь к более совершенному искусству и, самое главное, путь к созданию но­вого ансамбля актеров, которые строят свое искусство на взаимодействии. Понять же, что такое взаимодействие во всей его сложности, поможет эта книга.

Наконец, очень бы хотелось, чтобы театроведы тоже ее прочитали и поняли, что они по сравнению с критиками других искусств, может быть, несколько отстают. Они в своих рабо­тах не всегда учитывают специфику театрального искусства. Музыковед, разбирая музыкальное произведение, кроме разбора идейного содержания, определения темы произведения, обяза­тельно говорит и о специфических особенностях, то есть гово­рит о построении гармонии, о звучании; критик, оценивающий живопись, говорит о цвете, о линиях. Мне думается, что и театровед должен разбираться в «материале» театрального искусства. В данной книге он может многое в этом смысле по­черпнуть.

И последнее. Читать эту книгу трудно, если не воодушев­лен желанием совершенствовать свою работу, если надеешься только на вдохновение и талант. Усвоить все написанное не так легко, это потребует усилий от читателя. И вот тут, мне думается, может корениться повод для будущей критики этой книги, порожденной нежеланием употреблять эти уси­лия, косностью и ленью. Хотя вооружена эта критика может быть самыми «правильными» аргументами: «измерения» могут де привести к штампам, к представлению и т.д. На это можно ответить, что ведь и «система Станиславского» не так легко пробивала себе путь и до сих пор встречается кое-кем в штыки. «Система» — а эта книга является прямым про­должением поисков Станиславского — не учит приемам и готовым решениям, а устанавливает общие закономерности. Она никак не отменяет, а, наоборот, предполагает обязатель­ное наличие таланта и вдохновения у художника. «Система» помогает ему творить. А творчество, конечно, определяется в первую очередь личностью художника, его мировоззрением, его гражданскими и эстетическими устремлениями. «Си­стема» целиком взята из жизни.

Должен заметить, что автор в своих высказываниях опи­рается не только на театральную практику, но и на последние данные психофизиологии, и даже, как говорит в своем предисло­вии профессор П. Симонов, ее будет полезно прочитать ученым, так как она дает материал для психологии, для изучения меж­личностных отношений. И не зря автор всякий раз подчерки­вает, что предлагаемые им «измерения» — это общие закономерности, значение которых можно сравнить со зна­нием языка. Изучать язык — это значит выучить слова и нормы их применения в сочетаниях. Знание языка — это когда ты уже мыслишь словами. Человека же выражает не знание языка, а то, как он им пользуется. Процесс творчества — это и есть отбор и расстановка слов.

Такая книга должна была появиться, так как в подобной систематизации нуждается наша практика. Эта книга помо­жет нам развивать свое искусство, даст нам ключ, чтобы от­крывать новые грани правды «жизни человеческого духа» на сцене.

О.Н. Ефремов¹

народный артист СССР