Современная зап социология

лгого пребывания в Женеве большинство отправилось в Америку, где при Колумбийском университете был возрожден Институт социальных исследований для эмигрировавших немецких социологов Институт издавал собственный журнал социологических исследований, который в США выходил с 1939 по 1941 г. под названием «Исследования по философии и социальным наукам».

Около 1950 г. некоторые сотрудники института возвратились в Германию, среди них Хоркхаймер и Адорно, в то время как Фромм, Маркузе, Лёвенталь и Випфогель остались в Америке. Франкфуртский институт был восстановлен, а Хоркхаймер и Адорно встали во главе Франкфуртской школы критической теории в 50—60-е гг. В первую очередь Адорно (1903—1969) и его ученик Юрген Хабермас возглавили новое движение протеста в Германии. Впрочем, они критиковали активные действия студенческого движения конца 60-х гг. и за это подверглись нападкам радикальных студентов. После написания совместно с Адорно «Диалектики просвещения» (1947) Хоркхаймер в значительной мере отошел от своих ранних воззрений. Ситуация в Германии после возвращения из эмиграции радикально изменилась по сравнению с той, когда возникла теория критики общества.

Отличительная особенность Франкфуртской школы — неомарксистская идея, опирающаяся как на западный позитивизм, так и на марксистский сциентизм, и в то же время критическая позиция в отношении и западного капитализма, и общества, созданного в Советском Союзе.

К наиболее важному вкладу теоретиков этой школы относятся: а) дискуссия о соответствии неопозитивистской эпистемоло

гии социальным наукам; б) оценка доминирующих структурных, а также культурных

формирований капиталистического и социалистического об ществ;

в) сочетание идей Маркса и Фрейда, в результате чего тео рия Фрейда была радикализирована, а марксизм пополнился более глубокой теорией личности.

2.31. Социальная философия критической теории

Критическая философия имеет социально-философские корни, которые необходимо рассмотреть для лучшего ее понимания. В центре мышления представителей критической теории всегда находится понятие разума. Оно получило особое значение в

61

эпоху Просвещения и Французской революции. В Германии особое внимание ему уделял Гегель, который сформулировал это понятие. Поэтому вполне справедливо, когда критическая теория интерпретируется как частичный возврат к младогегельянству.

Герберт Маркузе в своей книге «Разум и революция» (1941) представил философию Гегеля как предшественницу марксизма. Маркс был для Маркузе единственным законным наследником философии Гегеля. У Гегеля разум занял место традиционного и личного авторитета и стал условием свободы, которая дает возможность действовать в соответствии с познанием истины. Разум связывают с историей, он является ее духом и смыслом. Маркузе, будучи учеником Хайдеггера, определял разум как идею собственно бытия, в котором объединены все решающие противоречия и который в качестве критической инстанции может противостоять бытию, то есть может вскрыть иррациональность существующего общественного порядка.

Разум для критической теории — это синтетическая величина, а не аналитическая, как понятие рациональности, то есть с понятием разума вполне соединимо отрицание формальной логики диалектикой. Приравнивание разума и логики привело бы, следуя Хоркхаймеру, лишь к новой метафизике.

Понятию разума принадлежит также центральное место в философском мышлении Хоркхаймера. В «Затмении разума» (1947, немецкое название: «К критике инструментального разума») Хоркхаймер различал объективный и субъективный разум. Субъективный разум Хоркхаймер обозначал как инструментальный, поскольку он устанавливает соотношение цели и средства с точки зрения субъекта. Это разум, преобладающий в современном обществе. Напротив, объективный разум автономен в том смысле, что он не ограничен расчетами цели и средств самосохранения, а пребывает выше их логики и разумности. Сюда относятся, например, великие философские системы, которые обосновывают иерархию всего существующего. Рамки общества и его мышление были проникнуты объективным разумом. Разум считался не присущей кому-то одному способностью, а силой, которая управляет всем обществом и является его непознанным смыслом.

Субъективизация разума и мышления означала в то же время и их инструментализацию; она стала инструментом относительно целей, о которых, однако, субъективный разум не может размышлять, а должен принимать их как данность. Тем самым

62

социальная жизнь изымается с уровня мышления и овеществляется. Теперь разумным считается то, что создано благодаря способности человека к логическому расчету. Она была направлена в первую очередь на покорение природы, причем люди не могли понять, что, поскольку они сами являются частью природы, они тем самым и себя превращают в инструменты. В насильственном приспособлении к требованиям цивилизации это происходит с каждым индивидом в процессе социализации: «В качестве конечного результата процесса мы имеем, с одной стороны, «Я», абстрактное Я, лишенное всякой субстанции, кроме желания превратить все на небе и на земле в средство своего сохранения; а на другой стороне мы имеем пустую, деградировавшую до простого материала природу, один только материал, которым нужно владеть, без какой-либо иной цели, кроме овладения им».

Формирование инструментализации разума в современном обществе можно вначале отметить в языке. Хоркхаймер указывал на то, что значение слов и высказываний приравнивается к их функции или их действию; понятия становятся лозунгами, а идеи переформулируются в методы и технику. Искусство вырождается в производство музейных экспонатов или культурных товаров. Жизнь отдельного человека становится банальным повторением схемы, которая подходит для любой анкеты. И даже философия была инструментализована, стала прагматизмом и позитивизмом. Они соответствуют современному индустриальному обществу.

«Абсурдность состояния, при котором возрастает власть системы над человеком с каждым шагом, который выводит его изпод власти природы, выводит разум из употребления в разумном обществе». В этой четкой фразе очень ясно выражено отношение и основная направленность критического мышления, как его понимали Адорно и Хоркхаймер, возможно, в самой важной книге критической теории — «Диалектике просвещения» (1944).

Просвещение как властвующая над природой демифологизация духа само впадает в миф вследствие присущего ему обобщения и абстракции. История воспринимается не как деятельность и поступки людей, а вновь как необходимость и судьба, поскольку общество и господство неразрывно связаны друг с другом, но господство вследствие разделения труда и рынка стало универсальным и приобрело власть над мышлением каждого отдельного человека. «Господство выступает перед отдельным человеком как общее, как разум в реальности». Просвеще-

63

ние становится тоталитарным, разрушает подобным образом самое себя и превращается в тотальный обман масс — в «миф XX столетия».

Критика в таких условиях означает примирение человека с природой, то есть в первую очередь направлена против овладения природой посредством разума. Разум, основа человеческого мышления, болен. Необходимо новое философское мышление, которое, однако, не будет себя ошибочно считать пропагандой, будучи руководством к действию. Философия в большей степени должна быть направлением истории и человечества. Тем самым критическая теория покидает аналитическую

ипрагматическую сферу марксизма и становится критикой науки

имассовой культуры.

2.32. Критические социальные исследования

Разумеется, сотрудники Франкфуртского института не только предавались подобным философским размышлениям о смысле и задаче науки, но и занимались — прежде всего в 40-е гг. в американской эмиграции — эмпирическим анализом, который прямо или косвенно касался феномена национал-социализма. Однако при этом они считали национал-социализм результатом неизбежного развития технологического либо экономического характера.

«Диалектика просвещения» также ориентировалась на на- ционал-социализм, интерпретируя его как эпохальный процесс развития мышления Просвещения в условиях индустриального рыночного хозяйства как конечный продукт либерализма, и тем самым отражала в реальной истории общую неотъемлемую тенденцию к авторитарно-бюрократическому господству и управлению производством во всей Европе в 30—40-е гг. Эта тенденция была характерна не только для фашизма и национал-соци- ализма, но и для социализма. Поэтому Хоркхаймер говорил, обобщая, о «едином этатизме».

Более конкретным политико-экономическим анализом на- ционал-социализма занимались Фридрих Полак и Франц Лойманн. Полак считал национал-социализм тоталитарной формой государственного капитализма, демократическая форма которого в принципе возможна, но не существует реально. Полак считал также тенденцию движения к государственному капитализму неизбежной. После того как оказались несостоятельными, с одной стороны, рынок, а с другой стороны, рабочий класс, соревновательный капитализм после фазы монополистического ка-

64

питализма переходит в государственный капитализм. Последний отличают три признака:

1.Согласительная функция рынка заменяется системой прямого контроля.

2.Этот контроль осуществляется государством.

3.Государство становится инструментом власти новой господствующей группы, которая возникла из слияния самых мощных собственников капитала, верхнего уровня руководства промышленностью и торговлей, верхних слоев государственной бюрократии и военных, а также бюрократии господствующей партии. При демократической форме государственного капитализма государство, с одной стороны, контролируется народом.

Сдругой стороны, Нойманн отвергал само понятие «государственный капитализм», для него национал-социалистская экономика есть монополизированный капитализм, то есть в принципе является частнокапиталистической экономикой, которая регламентировалась тоталитарным государством.

В условиях правления национал-социалистов произошло усиление монопольного положения крупнейших предприятий, укрепление системы концернов и разделение собственности и управления, но в то же время и техническая революция (между 1930 и 1940 гг.), прежде всего благодаря использованию новых химических технологий. Антикапитализм национал-социалистов был направлен против финансового капитала, а не против промышленного. Единственной действительно некапиталистической сферой национал-социалистической экономики был рынок труда; здесь государственный контроль был полным.

Именно американское изгнание было очень важным для сотрудников Института социальных исследований, поскольку здесь они получили важные психолого-эмпирические импульсы. Поэтому среди наиболее известных эмпирических работ института были социально-психологические исследования по проблематике предрассудков. Особое значение в этой связи имело проводившееся под руководством Теодора В.Адорно изучение «авторитарной личности». Основополагающим тезисом было обоснование связи между идеологией и структурой характера, то есть то, что потенциально антидемократические, фашистские черты мышления и характера способствуют готовности к восприятию фашистской идеологии.

Адорно и его сотрудники составили так называемую Ф (фа- шизм)-шкалу, в показатели которой входят конвенционализм,

авторитарная покорность, авторитарная агрессия, суеверность, стереотипное мышление, властное мышление, деструктивность, проективность и преувеличенный интерес к сексуальности. Хотя исследование исходило из проблематики антисемитизма как системы предрассудков, Ф-шкала в ходе исследования стала обобщенным инструментом для измерения враждебных по отношению к меньшинствам предрассудков. Адорно установил, что у антисемитизма есть и функциональный аспект, то есть он является клапаном, в котором имеется субъективная потребность при определенной психодинамике, характеризующейся амбивалентностью авторитарных и бунтарских склонностей. Поэтому антисемитизм определяется не признаками самого объекта, а в гораздо большей степени потребностями субъекта.

Вэмпирических работах этого периода уже начало высказываться мнение, что критические социальные исследования отличаются от традиционных эмпирических. Сбор фактов и их объяснение посредством научных категорий и гипотез — это не конечная цель, а лишь инструмент; цель заключается в том, чтобы с критической дистанции распознать заложенные в фактах исторические тенденции. При этом речь не идет об объективном познании, поскольку закоснелое упорствование на фактах есть выражение овеществления нашего мышления. Критическое мышление заключается не в «простом восприятии, классификации и подсчете, а как раз в решающем отрицании того, что кажется непосредственным».

Вцелом, перенос акцента на идеи социального изменения и конфликта, наложившие ограничения на концепцию о спонтанном поддержании равновесия социальной системы, способствовал проникновению в социологию теории организации. На уровне математического моделирования начали изучать условия, характерные для конфликтных ситуаций, и возможности преднамеренных социальных изменений. Полученные при этом варианты моделей (образцов) процессов изменения затем проверялись эмпирически. Тем самым расширилось поле исследовательских ситуаций, дополняющееся сферой сознательной организации социальных процессов.

Либеральная критика апологетических крайностей индустриального развития в рамках структурного функционализма открывала путь к реальной перестройке — «трансформации капитализма» перед лицом новых исторических перспектив — перед индустриальным развитием общества.

66

2.33. Леворадикальная социология Идея исчерпанности возможностей, связанных с индустри-

альными моделями развития, получила серьезную поддержку в леворадикальной социологии, обосновывающей необходимость коренных (радикальных) социальных изменений, в том числе и с использованием средств политического насилия. Радикальной (революционной) критике была подвергнута безграничная индустриализация, нацеленная на постоянный экономический рост и открывшая перспективы глобальной катастрофы. При этом «рационализация» (наука и техника) рассматривается как основная сила «узаконивания» господства меньшинства над эксплуатируемым большинством в условиях «индустриальной цивилизации». Отсюда вытекал интерес к марксизму, давно осознавшему значение антагонистических противоречий и конфликтов в общественном развитии и необходимость их разрешения с помощью социально-политических революций. Негативным отношением леворадикальной социологии к НТР, оценивавшейся как «научно-техническая контрреволюция», она обязана своей популярности в движении «новых левых», официально выражающих оппозицию консервативной идеологии капитализма и советского социализма как «единого индустриального общества». Главный тезис радикальной критики заключался в том, что преодолеть кризис индустриального развития общества невозможно без серьезных политических, институциональных и культурных изменений.

Лидером радикальной социальной критики индустриальной версии прогресса выступала Франкфуртская школа, что обусловило ее захваченностъ марксологическим поветрием. Данная школа, как направление леворадикальной социологии (социально-философской мысли), сложилась в 30-х гг. под руководством Макса Хоркхаймера (директора Франкфуртского института социальных исследований). С самого начала она ориентировалась на проблематику диалектического и исторического материализма. С 1933 г. по 1950 г. Институт и его сотрудники находятся в эмиграции, с 1939 г. — в США, где были пущены организационные корни в американской университетской среде, оказавшие влияние на интеллектуальную жизнь Америки. По возвращении в ФРГ Франкфуртская школа стала центром молодой, критически мыслящей интеллигенции. Ее главные представители — Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Макс Хоркхаймер, Юрген Хабермас, которые эволюционировали от «критической теории» к «негативной диа-

лектике» и, наконец, к левому радикализму. После разочарования в молодежных выступлениях 1968 г. последняя школа в социологии как таковая распалась.

На протяжении своего существования институт осуществлял «социальные исследования», опираясь на социально-философ- ские теории и эмпирические методы в комплексном изучении философско-социологических проблем: «семьи и авторитета», «предрассудка», «отчуждения и властвующей элиты», «теории и практики», «политической и сексуальной революции», «индустрии культуры и манипулирования сознанием».

Критическое отношение к научно-технической рациональности индустриальной цивилизации, как специфической технологии господства социальных механизмов капитализма и социализма, обусловило потребность подняться над двумя классическими парадигмами социологии:

1)идущей от Конта через Дюркгейма и Вебера к Парсонсу;

2)идущей от Маркса — Энгельса через Ленина—Сталина к марксизму-ленинизму.

Усилиями Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймера марксологическое поветрие вылилось в «диалектическое» стремление в теоретическую социологию («диалектическая социология» или «критическая теория»). В нем негативно-диалектическая концепция трактовалась как определенное политическое действие, но не принимающее характера «политической акции». Данная концепция опиралась на «отрицающую» философию Гегеля: отрицающую противоразумную действительность общества, в котором господствует иррациональная стихия товарных отношений. Однако, по мнению Маркузе, осуществление разумного преобразования этой действительности он ошибочно возлагал на государство. «Критическая теория» Маркузе (вслед за Марксом) исправляла эту ошибку и связывала надежду на разумное общество с идеей революции. Но, в отличие от Маркса, не как «отрицание отрицания», а как тотальное отрицание — «абсолютное отрицание установившихся порядков».

Маркузе исходил из того, что закон и порядок везде и всегда являются законом и порядком тех, кто защищает установленную иерархию. Поэтому всех «мятежников» объединяет глубина отказа от существующей реальности (дух бунта против всякого порядка). Этот «великий отказ» есть протест и борьба за изначальную из свобод— свободу жизни без страха. Свободное общество построят те, кто захотят жить в соответствии с принципом «все дозволено», а если попросту — как кому придет в го-

68

лову. Главное — разгромить капитализм, а там посмотрим (активистская ориентация левого экстремизма).

В основе радикальной социологии лежала критика тотальной тенденции к одномерности, характерной для «единого индустриального общества». Она являлась следствием господства «технологической рациональности»]:

—монументализма (максимализации) — создания гигантских проектов и безудержной экспансии общества на природу, несущих опасность катастрофы;

—централизации управления, ставшей одной из серьезных проблем, переживаемых обществом;

—стандартизации образа жизни и синхронизации ритмов работы и досуга с технологическими ритмами производства;

—возрастания роли государства, установления тотального контроля над индивидом, ведущих к социальному напряжению и конфликтам;

—индустриализации развлечений, дегуманизирующей культуру: развитие «вещизма», «похоти желаний», потворствующих самым низменным желаниям и являющихся причиной нравственной деградации и духовного упадка.

Таким образом, научно-технический прогресс к общественному и тем более личностному прогрессу отношения не имеет. По иронии судьбы, «машинная цивилизация» оказывает дегуманизирующее воздействие и «плодит худших людей». Рассмотренные истоки одномерности объединяют две альтернативные системы индустриальной цивилизации — монополистического капитализма и государственного капитализма (казарменного социализма) в главном:

а) они являются индустриально-бюрократическими систе мами;

б) они являются централизованными системами панрациональной регуляции;

в) они преследуют схожие цели — накопления и экономичес кого роста;

г) они игнорируют человеческий фактор («человек-винтик»). В силу этого оба варианта «единого индустриального общества» обладают способностью сдерживать социальные качественные изменения, которые могли бы привести к установлению новых форм существования человечества — «коммунистического индивидуализма», где царствует «свободный разум свободных

индивидов».

69

2.34. Концепция «одномерного человека»

Автором концепции «одномерного человека» является Г. Маркузе. В своей работе «Одномерный человек» (1964) он раскрывал понимание сути характера и специфики движущих сил революции в современном обществе. В этой работе обосновывался тезис о деградации пролетариата в «индустриальных странах», так как он интегрирован в систему и перестал быть «антагонистом» властвующих структур. По мнению автора, одномерное общество формирует одномерное сознание, являющееся результатом манипулятивного воздействия со стороны технократов, бюрократов, партократов и т. п. Это воздействие осуществляется через индустрию школьно-вузовского образования, средств массовой коммуникации, досуга, армию, церковь и т. д.

Существующие ценности и повседневный язык современного общества, по мнению Маркузе, формировался в реальной жизни и отражает то, что люди видят по телевидению, слушают по радио, читают в газетах. Все это совмещается с тем, что они действительно видят, чувствуют, думают. В конечном счете «одномерные» люди говорят и языком своих господ, политиков, харизматических авторитетов, авторов рекламных текстов и т. п. Их критическое отношение к действительности снижается и ослабляется. Тем самым создается благодатная почва для социального конформизма и манипулирования массовым сознанием, придания ему одномерного характера и предотвращения опасных для индустриального общества оппозиционных настроений.

В результате всего этого формируется плоскостное, одномерное видение мира, на котором лежит ответственность возникновения глобальных проблем:

—ориентация на абсолютную рациональную и прагматическую эффективность производства;

—ориентация на создание и удовлетворение порабощающих своим трудом людей и создающихся в результате этого потребностей;

—понимание сущностной обусловленности реального человеческого существования исключительно средствами и способами экономического роста;

—представление о простом и непосредственном совпадении расширения технико-рациональных структур и действий с духовным и ментальным развитием общества;

—представление о направленности исторического прогресса

квсеобщему эгалитарному равенству или экономическому благополучию.

70