- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
- •§ 2. Творческое наследие
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма 705
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма 707
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма 715
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма 717
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •§ 4. Интеллектуальные влияния
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
- •§ 5. Марксизм и историзм
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •§ 6. Гештальтпсихология, неокантианство и феноменология
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •§ 7. Поворот к прагматизму
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
- •Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма
Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
«Конкуренция как культурный феномен» («Competition as a Cultural Phenomenon»), «Демократизация культуры» («The Democratization of Culture») и «Проблема интеллигенции» («The Problem of the Intelligentsia»)1, вероятно, когда-то будут пользоваться широким читательским интересом, тогда как его изыскания в области эпистемологии станут объектом внимания лишь немногих теоретиков науки.
Но даже в этих работах склонность Маннгейма к расплывчатым формулировкам часто снижает ценность его высказываний. Например, он стремился объединять в одно понятие «познание» столь несоизмеримые элементы, как политические убеждения, этические суждения, категории мышления и эмпирические наблюдения. Тем не менее он помог раскрыть целую новую область социологических исследований, убедительно показав, в какой глубокой зависимости находятся носители идей от того исторического и структурного контекста, с которым они экзистенциально связаны. Маннгейм писал, что носители знания (men of knowledge) многими узами связаны с миром своих собратьев. Он также призывал нас вновь оценить по достоинству изречение Ж. Ж. Руссо о том, что познать существо этих уз важнее, чем превозносить их.
«Скептицизм, доведенный до крайности, — говорит И. Берлин, — разрушает себя, становясь внутренне несостоятельным»2. Но умеренный скептицизм, когда он ведет к изучению возможных источников предубеждений, пристрастий и искаженных представлений, может стать глубоко раскрепощающим средством, помогающим вечному стремлению человека лучше познать самого себя.
/ ■ § 3. Социология «планируемой реконструкции»
Когда после захвата в Германии власти нацистами К. Маннгейм был вынужден эмигрировать в Англию, все его интеллектуальные ориентации и программы исследований претерпели
1 Все эти работы, как и большинство сочинений Маннгейма по социологии знания (кроме работы «Ideology and Utopia: An Introduction to the Sociology of Knowledge»), следует искать в следующих томах: Essays on Sociology and Social Psychology; Essays on the Sociology of Knowledge, and Essays on the Sociology of Culture. N. Y.; Oxford, 1956.
2 Berlin I. Four Essays on Liberty. N. Y.; Oxford, 1969.
Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма 715
глубокое изменение. Он фактически отказался от постоянной работы в области социологии знания и оставшиеся годы жизни посвятил написанию «Диагноза нашего времени» («Diagnosis of Our Time») и разработке социологии социального планирования и социальной реконструкции.
Его произведения английского периода (как и некоторые из работ, предшествующие эмиграции) резко отличаются от ранних сочинений. Ранее беспристрастный ученый со слабыми левыми симпатиями, теперь он занимает четкую позицию. Маннгейм теперь пишет как человек преследуемый. Нараставшая волна фашизма угрожала поглотить всю Европу, и Маннгейм понимал, что ученому больше не подобает пребывать в своей академической башне, когда цивилизации грозит погружение в пучину фашизма.
«Диагноз» Маннгейма начинается с утверждения, что современный кризис цивилизации можно проследить, связав его с процессом «фундаментальной демократизации». Тогда как в прежние времена элитам удавалось удерживать широкие массы людей от активного участия в политических делах, теперь эта их монополия разрушилась. «Сегодня растущее число социальных групп стремится добиться своей доли участия в социальном и политическом управлении и требует, чтобы их собственные интересы также были представлены. Тот факт, что эти социальные группы происходят из интеллектуально неразвитых масс, составляет угрозу элитам, которые прежде стремились удержать массы на низком интеллектуальном уровне»1. Но такой подъем масс не является угрозой только одним элитам. В той мере, в какой эти массы, претендующие быть услышанными на политической сцене, приводятся в движение нерациональными побуждениям и эмоциями, они угрожают всему обществу.
Общество, в котором рациональные обычаи мыслить распределены неравномерно, обязательно будет неустойчивым2. Оно может оказаться охваченным протестными движениями неорганизованных и иррациональных масс, если не будут разработаны новые сдерживающие средства контроля, чтобы направить в нужное русло и ограничить эту волну иррациональ-
1 Mannheim К. Man and Society in an Age of Reconstruction. L., 1940.
P. 25.
2 Ibid. P. 46.
716 Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами
ности, которая рождается из самых глубин массового общества. Прежние элиты утратили свое влияние, они больше не способны руководить, и в то же самое время общество становится все более взаимозависимым, рационализованным, а следовательно, требующим лидерства.
В организационных структурах массового общества «функциональная рациональность» («functional rationality»), т. е. организация последовательности действий таким образом, чтобы они очень хорошо просчитывались и были эффективными, сделала большие успехи. Но данный процесс привел в то же время к сопутствующему ему упадку «сущностной рациональности» («substantial rationality»), т. е. «мыслительных действий, раскрывающих понимающее проникновение в сущность взаимосвязей явлений»1.
«Чем более индустриализованным является общество и чем более развитым будет в нем разделение труда и его организация, тем шире будет сфера человеческой деятельности, которая станет функционально рациональной, а следовательно, измеримой заранее»2. Но с такой все возрастающей регламентацией общества возрастают и возможности для проявления сущност-но иррационального поведения людей, которые стремятся избежать сковывающего ритма организованной и рационализованной жизни. Сложный мир современной функциональной рациональности представляется чуждым и непонятным простому человеку, особенно во время кризиса, когда «рационализованный механизм социальной жизни разрушается»3.
Люди тогда испытывают состояние «внушенной страхом беспомощности... Подобно тому, как природа была непонятной для первобытного человека, и его внутренние чувства тревоги рождались из непредсказуемости сил природы, так и для современного человека, являющегося продуктом индустриального общества, непредсказуемость сил, действующих в социальной системе, в которой он живет, с ее экономическими кризисами, инфляцией и т. д., становится источником столь же всепроникающих страхов»4.
1 Mannheim К. Man and Society in an Age of Reconstruction. P. 53.
2 Ibid. P. 55.
3 Ibid. P. 59.
4 Ibid.