Скачиваний:
74
Добавлен:
16.04.2015
Размер:
169.98 Кб
Скачать

Состояние свободы в независимых государствах (1972 - 1995 гг.)*

Год

Свободные

Частично свободные

Несвободные

Всего

1972

42 (29,0%)

36 (24,8%)

67 (46,2%)

145 (100%)

1980

52 (31,0%)

52 (31,9%)

59 (36,2%)

163 (100%)

1985

56 (33,5%)

56 (33,5%)

55 (32,9%)

167 (100%)

1991

76 (41,5%)

65 (35,5%)

42 (22,9%)

183 (100%)

1992

75 (40,3%)

73 (39,2%)

38 (20,4%)

186 (100%)

1993

72 (37,9%)

63 (33,2%)

55 (28,9%)

190 (100%)

1994

76 (39,8%)

61 (31,9%)

54 (28,3%)

191 (100%)

1995

76 (39,8%)

62 (32,5%)

53 (27,7%)

191 (100%)

Данные отражают статус государства на конец календарного года. Критерии оценки описаны выше по тексту.

Источники: Gastil R. D. Freedom in the World: Political Rights and Civil Liverties, 1988-89. N. Y., 1989; Freedom House. Freedom in the World: The Annual Survey of Political Rights and Civil Liberties. N. Y., 1991-1995; "Freedom Review", January-February 1996, vol. 27.

Самые мощные всплески свободы в ходе "третьей волны" пришлись на вторую половину 1980-х и начало 1990-х годов. Как видно из табл. 2, за период с 1985 по 1991 г. (критический год кончины советского коммунизма) число "свободных" государств подскочило с 56 до 76, а их доля среди государств мира выросла с 33% до более чем 40%. Кроме того, доля откровенно авторитарных ("несвободных") государств сократилась, опустившись в 1991 г. до рекордно низкого уровня – 23%, причем падение продолжалось и в следующем, 1992 г. (почти до 20%). Для сравнения [напомню, что] в 1972 г. чуть менее половины всех независимых государств были оценены в качестве "несвободных".

В 1991 – 1992 гг. распространение свободы в мире, похоже, достигло высшей точки. С 1991 г. доля "свободных" государств начала медленно снижаться, а в 1992 г. резко поднялась доля "несвободных". В первой половине нынешнего десятилетия, несмотря на устойчивый рост числа электоральных демократий, количество "свободных" государств оставалось на прежнем уровне, а "приобретения" в сфере свободы уравновешивались потерями. В 1993 г. в 43 странах было зарегистрировано падение показателей свободы, тогда как в 18 – усиление. В 1994 г. восемь стран повысили свой статус с точки зрения уровня свободы (а именно, были переведены из категории "частично свободных" в категорию "свободных"), а четыре – понизили; в целом же показатели свободы улучшились в 22 странах, а ухудшились – в 23 (9, с. 5-7). В 1995 г. тенденция оказалась несколько более позитивной: четыре страны поднялись на ступень выше по уровню свободы, три – спустились на ступень ниже; 29 стран улучшили свои показатели по [критериям] свободы, 11 – ухудшили. Однако общее число свободных государств осталось тем же, что и год назад.

Сравнение двух дивергентных тенденций, прослеживающихся в 1990-е годы, – продолжающийся рост электоральной демократии при застое в развитии демократии либеральной – указывает на все более поверхностный характер демократизации на исходе "третьей волны". На протяжении 1990-х годов пропасть между электоральной и либеральной демократией постоянно расширялась. Доля "свободных" государств (т.е. либеральных демократий) среди всех имеющихся в мире демократий сократилась с 85% в 1990 г. до 65% в 1995 (см.: табл. 3). В эти годы во многих наиболее важных и влиятельных молодых демократиях "третьей волны", в т. ч. в России, Турции, Бразилии и Пакистане, качество демократии (измеряемое объемом политических прав и гражданских свобод) заметно упало, и одновременно рухнули надежды на казавшийся весьма близким переход к демократии самой населенной африканской страны – Нигерии. В тот же самый период произошло вырождение политической свободы в ряде давно сложившихся демократий развивающегося мира, в частности, в Индии, Шри-Ланке, Колумбии и Венесуэле. Фактически, если абстрагироваться от некоторых достойных внимания исключений (Северная Корея, Польша и Южная Африка), общая тенденция развития последнего десятилетия, коснувшаяся прежде всего влиятельных в региональном масштабе стран, заключается в постепенном угасании свободы в электоральных демократиях. Это тем более тревожно, если учесть, что, согласно Хантингтону, "сила примера" (а данный фактор играет крайне важную роль в волнообразном распространении или откате демократии), исходящего от влиятельных в региональном или общемировом масштабе стран, диспропорционально велика.

Таблица 3.

Соотношение формальной и либеральной демократии (1990 -1995 гг.)

Год

Число и доля формальных демократий

Число и доля свободных государств (либеральных демократий)

Доля свободных государств среди формальных демократий

Общее число стран

1990

76 (46,1%)

65 (39,4%)

85,5%

165

1991

91 (49,7%)

76 (41,5%)

83,5%

183

1992

99 (53,2%)

75 (40,3%)

75,8%

186

1993

108 (56,8%)

72 (37,9%)

66,7%

190

1994

114 (59,7%)

76 (39,8%)

66,7%

191

1995

117 (61,3%)

76 (39,8%)

65,0%

191

Источники: Freedom House. Freedom in the World: The Annual Survey of Political Rights and Civil Liberties. N. Y., 1991 - 1995; "Freedom Review", January- February 1996, vol. 27.

Откат "третьей волны" особенно разителен в Латинской Америке. За период после 1987 г. в десяти из 22 стран с населением более 1 млн. человек, расположенных ниже Рио-Гранде, наблюдалось заметное падение уровня свободы, тогда как подъем – лишь в шести. Из пяти стран, совершивших [в годы "третьей волны"] переход к формальной демократии (Чили, Никарагуа, Гаити, Панама и Парагвай), "свободной" стала только Чили, а шесть стран региона утратили статус "свободных". Нисходящая тенденция [в развитии свободы] была зафиксирована и в некоторых остающихся "свободными" государствах (таких как Аргентина, Эквадор и Ямайка). Хотя обычно считается, что сегодня демократиями являются все государства Латинской Америки, в конце 1995 г. только восемь из 22 важнейших стран региона были отнесены к категории "свободных" (в 1987 г. таковых было 13). Хотя число откровенно авторитарных режимов в западном полушарии сократилось, то же самое можно сказать и о либеральной демократии. В регионе происходит процесс "конвергенции", ведущий к появлению "более смешанных разновидностей полудемократических режимов" (12).

Некоторых удивляет, что латиноамериканские демократии вообще уцелели, учитывая те огромные потрясения, которые выпали на их долю в последнее десятилетие: резкие экономические спады и обнищание (эту тенденцию лишь недавно удалось преодолеть в некоторых странах), стремительный рост наркобизнеса, а также процветающих под его сенью насилия и коррупции. Поскольку редемократизация Латинской Америки началась в первые годы прошлого десятилетия, ответом на жестокие напасти и политический кризис – в т. ч. скандалы, вынудившие президентов ряда стран уйти в отставку, – стала, прежде всего, приверженность конституционному процессу и электоральным механизмам смены власти (хотя военные чуть было не свергли демократию в Венесуэле в 1992 г. и громко бряцали оружием в других странах). Тот факт, что вместо мобилизации против демократии как таковой народы Латинской Америки стали "избавляться от никчемных правителей путем голосования" ("voting the bums out"), побудил многих наблюдателей говорить о доселе невиданных нормализации и зрелости демократической политики. Действительно, в период "третьей волны" демократические правительства ряда стран (не только Латинской Америки, но и Южной и Восточной Европы) смогли добиться значительных успехов в проведении экономических реформ, причем, как показывает общий опыт подобного реформирования, "партии, инициировавшие сокращение доходов рабочего класса, потерпели поражение [на выборах] лишь менее чем в половине случаев" (13, с. 67).

Такая устойчивость конституционных процедур, равно как и недавние реформы, приведшие к децентрализации власти и созданию условий для [нормального протекания] электорального процесса в Венесуэле и Колумбии, формированию независимой избирательной комиссии в Панаме, улучшению функционирования судебной системы в некоторых странах, позволяют с надеждой смотреть на будущее демократии в Латинской Америке. Но эти позитивные изменения перевешиваются тенденциями, развитие которых делает электоральную демократию в регионе все более фальшивой, нелиберальной, делегативной и нездоровой. Данные тенденции, отчетливо проявившиеся в возрождении авторитарных порядков при избрании гражданских президентов в таких странах, как Перу и Венесуэла, а также в общем размывании власти закона под давлением со стороны наркобизнеса, показывают, как углубляется пропасть между электоральной и либеральной демократией в Латинской Америке.

Как уже отмечалось, тенденция к усилению (или сохранению) неупорядоченности, к росту нарушений прав человека, неэффективности законодательной и судебной властей, коррупции, а также к безнаказанности военных и увеличению их привилегий прослеживается и в других демократиях "третьей волны" – причем не только в крупных странах типа Турции и Пакистана, но и в более мелких, таких как Замбия или большинство электоральных режимов бывшего Советского Союза. Действительно, на территории бывшего Советского Союза, в Африке, в ряде регионов Азии и на Ближнем Востоке сами выборы становятся все более и более показными и неконкурентными, превращаясь в оболочку, за которой скрывается авторитарная гегемония деспотов и правящих партий: "По мере роста признания права [граждан] свободно избирать своих государственных представителей все большее число правительств [чувствует] необходимость проводить выборы, дабы получить [международную] легитимацию" (14, с. XXV). В 1995 г., вследствие запугивания, фальсификаций и ограничения (а то и полной отмены) права оппозиционных сил на организацию и участие в состязании, выборы выродились в "электоральный фарс" в Казахстане, Туркмении, Таджикистане, Армении и Азербайджане (не говоря уже об Ираке, Иране, Египте и Алжире). С того времени как в начале 1991 г. последняя волна демократизации достигла Африки, по меньшей мере, в десяти странах региона с гражданским режимом*многопартийные выборы проводились с таким количеством нарушений, что не отвечали даже минимальным критериям электоральной демократии. Все эти страны относятся к псевдодемократиям,

Возможно, наиболее поразительной чертой "третьей волны" является то, как мало осталось на земле режимов (лишь немногим более 20%), которые никогда не допускали никакой многопартийной конкуренции, будь то конкуренция уровня либеральной, электоральной или псевдодемократии. Столь широкое распространение [многопартийной конкуренции] свидетельствует об идеологической гегемонии "демократии" в сложившемся после окончания холодной войны мире, но – одновременно – о поверхностном характере этой гегемонии. От стран Латинской Америки и Карибского бассейна США и мировое сообщество требуют электоральной демократии (в обмен на признание и экономическую помощь), однако не слишком настаивают на соблюдении прав человека и власти закона. Что касается государств Африки, то по отношению к ним ведущие западные державы придерживаются еще более низких критериев: единственное, на чем они настаивают, – это наличие оппозиционных партий, способных состязаться за власть, даже если такими партиями манипулируют, если они подвергаются преследованиям и лишаются победы во время выборов.