kafedralnye / 4-1. Историография / Лекции / 12. Историогр. 28.11.07

Но важно не то, кто ты по происхождению, и даже на каком языке ты говоришь, а важно, как ты сам себя ощущаешь. Если ты ощущаешь себя патриотом, то кто же тебе запретит?

Лелевель обучался в Геттингенском университете, затем в Виленском, который и закончил в самом начале 19 века в 1808 году. Лелевеля привлекала всеобщая история. Уже в студенческие годы у него появилась первая книжка, посвященная мифам и сказаниям, религиозным верованиям скандинавов.

После окончания университета как преподаватель он оказывается в гимназии. Потом профессор Виленского университета. Потом в Варшавском университете, потом опять в Виленском.

Уже в 1824 году успешная преподавательская карьера обрывается, когда раскрывают в Виленском университете заговор и деятельность тайных студенческих обществ. Среди них был и Адам Мицкевич, который даже одно стихотворение назвал «Иоахим Лелевель».

Лелевель не только историк, но и общественно-политический деятель. В ходе польского восстания 1830 года он участник работы сейма, и в патриотическом обществе и в национальном правительстве. Позднее Лелевль вспоминал: «Если поляки не пойдут по революционному пути, возмущение умов усилится, раньше или позже вспыхнет новая революция. И через месяц-два или через год, народ все равно добьется своего и горе тому, кто окажется на его пути».

Лишним подтверждением влияния Лелевеля являются слова его коллеги Немцевича: «Правительство запада, которые ничего так не боятся как массового движения, активности толпы и правительств, состоящих из демагогов, отвернутся от поляков, и уж во всяком случае не вступят в переговоры с правительством, пока Лелевель останется в его составе».

Т.е. Лелевель олицетворял собой радикальное крыло. Более умеренное крыло связано с Адамом Чарторыйским. Лелевель заявлял, что не верит в иностранную помощь восстания, считая денежные сговоры предательством. Он говорил: «Франция не хочет слышать грома пушек, потрясающих нашу землю. Я говорил и повторял: от Франции мы ничего не получим». Это при том, что поляки остановили продвижение русских войск во Францию.

Французам было не до других. С другой стороны общественное европейское мнение живо откликнулось на польские события 1830 года. Но это общественное мнение не слишком повлияло на реальные шаги, предпринимаемые правительствами этих стран.

«Злой дух Лелевеля витал над революцией и ослеплял ее участников. Без Лелевеля ничто не совершалось».

Лелевель начал свою деятельность как историк. По его мнению причины в том, что руководители обманывали народ, парализовали его энергию, и тем самым лишили Польшу тех сил, которые были способны ее возродить. Вот такие романтические убеждения отличали Лелевеля в ходе польского восстания.

После поражения восстания он покинул Польшу через прусскую границу. Он оставил библиотеку, все свои материалы. Девиз польской эмиграции, которую возглавлял Лелевель: не отчаивайтесь, народы не умирают, Польша измучена, но жива, и никогда не погибнет.

Поэтому уже в 1831 году, после того как он обосновался в эмиграции, он пишет воззвание к полякам под лозунгом «Свобода Польши или смерть!», призывая бороться за полную независимость. В воззвании говорилось: не возвращайтесь прислужниками на родину, вы можете вернуться победителями. Там, где нет свободы, нет родины.

Вот такие громкие слова использовал Лелевель, обращаясь к соотечественникам.

Лелевель пишет и воззвание к русскому народу. Он именует русских родными братьями по совместному стремлению к свободе и по славянскому происхождению. Но постепенно он отходит от общественно-политической деятельности и возвращается к истории.

Но в эмиграции он остался без документов, многое писал по воспоминаниям. В 1830е годы выходят монографии. Одна из них посвящена средневековой нумизматике, другая в 1835 году политической истории Польши с 1795 года до поражения восстания 1830-31 году, т.е. на злобу дня.

Также появляется История Литвы и Руси до Люблинской унии с Польшей в 1569 году.

История средневековой Польши в 1851 году.

К раннему периоду относятся: «История Польши до смерти Стефана Батория» 1813 года.

«История польских королей и князей». 1817 год.

«История Польши в период царствования Станислава Августа». 1818 год. Речь идет о причинах гибели Речи Посполитой. Это сочинение стало популярным, было переиздано.

Отдельная часть деятельности Лелевеля связана с преподаванием в Варшавском университете.

Он становится известен русским читателям благодаря Булгарину, его статье «Краткое обозрение польской словесности». Булгарин переводит «Известие о древнейших историках польских», «Последние годы правления Сигизмунда Старого и начало правления Сигизмунда Августа».

Поговорим о Булгарине. Фаддей Бенедиктович Булгарин, по происхождению поляк, родом из семьи, которая была предана всему польскому. Но тем не менее, когда он оказался в учебном заведении в СПб, он там обрусел, и даже ходил в православную церковь.

Сначала Булгарин участвовал в военных походах против французов в 1807 году. После того как был отправлен в отставку, отправился в Варшаву. Там поступил во франц. армию, дослужился до чина капитана. В этом чине участвовал уже в походах Наполеона против Италии, Испании, России. В нем проснулась любовь к забытой родине. Но это увлечение прошло вместе с падением Наполеона. Он вновь сделался русским и начал горячо говорить о любви к отечеству, подразумевая Россию.

В русской истории Булгарин воспринимается как журналист, он издавал журналы «Северный архив», «Литературные листки», «Эконом», «Детский собеседник», «Северная пчела». Он дружил с видными людьми своего времени Грибоедовым, Бестужевым, Рылеевым.

Именно на страницах «Северного архива» в 1820е годы Булгарин печатал рецензию Лелевеля на «Историю государства Российского» Карамзина. Лелевель критиковал Карамзина. А Булгарин писал: твоя критика произвела здесь сильный шум, все не могут нахвалиться.

Полевой, издатель «Московского телеграфа», утверждал, что Лелевель якобы был намерен не разбирать сочинения Карамзина, а излагать свое мнение о разных исторических предметах. Но это общепринятая практика. Зачастую рецензент берется за критику с тем, чтобы заявить о себе, высказать свое мнение.

Один из корреспондентов писал Лелевелю: Твое вступление прекрасное и обстоятельное, но как только входишь в подробности, ты уже не являешься таким сильным и уверенным.

Наверное такой отклик был не очень лестным для Лелевеля-историка. Карамзин стоически воспринял рецензию Лелевеля, назвал его «какой-то ученый поляк, начинающий свою глубокомысленную критику объявлением, что он ни в чем не согласен со мною, и что все мои мысли об искусстве историческом ложны». По этим словам Карамзина можно сделать вывод, что речь шла не только о фактической стороне дела, но и о подходе к работе с материалом, с историческими источниками.

В защиту Карамзина от нападок Лелевеля выступили в частности на страницах «Вестника Европы» многие. Один из них М.П. Погодин. Он говорил о Карамзине «Любимец души моей».

Отечественная журналистика очень живо откликнулась на публикацию «Истории государства российского» Карамзина, около 150 материалов было помещено за короткое время.

Булгарин, как издатель рецензии Лелевеля на Карамзина, сделал сам перевод рецензии Лелевеля с польского на русский. Перевод довольно вольный. Он какие-то мысли автора исключил, но добавил что-то и от себя. В частности, он включил в рецензию Лелевеля важную фразу от себя: Историческая истина может искажаться от ослепления политическим мнением.

А как думал сам Лелевель? Он был убежден, что историк – это тот, кто способен распознать причины и последствия человеческих деяний, распознать влияние места и времени на деятельность людей, кто способен видеть человека не изолированным, а в окружении ему подобных, со всеми его слабостями; кто видит и понимает главное, совершившееся в прошлом.

А как же все обстояло на практике? По мысли Лелевеля главное для историка состояло в поисках ответа на вопросы: как, что, где и когда в действительности происходило? Чрезвычайную ценность приобретала самостоятельность критических суждений историка. Это высокий дар. История и фактографии не тождественны. История не должна просто регистрировать и восстанавливать факт. История – это наука о прошлом и деяниях людей. Она перерабатывает и философски осмысливает их. Одна из задач историка заключалась в том, чтобы выявить те явления, которые имеют общее значение и часто повторяются. И выделив эти явления, отделить их от случайных, исключительных.

Лелевель говорил, что ничто в истории не может оцениваться безусловно. Закономерен лишь тот исторический вывод, который учитывает время, обстоятельства, взгляды.

Лелевель, которого мы располагаем сразу же после Нарушевича, он Нарушевича критиковал. Почему? Нарушевич дал своему произведению заглавие «История польского народа». Но обстоятельное изложение деяний жителей страны заглушено подвигами и деяниями князей, тем более, что изображение изменения нравов и обычаев, законов, привилегий и состояний граждан, рассеяно в беспорядке.

Лелевель был уверен, что дееспособность и сила находится в массах. Деятельность отдельных лиц тонет в общей деятельности народов, толпы. А народы, толпа только тогда способны созидать, когда руководимы идеей и мыслью. Это для Лелевеля идеал истории народа. В противном случае мы имеем дело с историей правителей.

Это к дискуссии о роли личности в истории, теория героев и героического.

Лелевель разработал нечто вроде концепции истории Польши. Концепция бала разработана не в одном произведении. Основные элементы этой концепции складываются уже в 1820е годы, на пике его свободного занятия историей, когда он не отвлекался на общественную деятельность.

Для эпохи просвещения основная идея – прогресса. У Лелевеля эта идея прогресса дополняется романтическим понятием национального духа. Он был убежден, что каждому народу свойственны особые врожденные духовные качества, отличающие его от других народов. Он утверждал, что эти качества не созданы народом, а даны ему природой. Отсюда проистекает и национальный дух – фактор постоянный, вечный, неизменный, независимый от времени.

Уже в своей ранней работе «История Польши до смерти Стефана Батория» Лелевель стремился к тому, чтобы рассмотреть историю Польши в связи с всеобщим прогрессом. Лелевель пытался уловить некие повороты польской истории, исходя из национального духа. В само понятие «национальный дух» Лелевель вкладывал совокупность всех индивидуальных особенностей народа, которые проявляются в общественном строе, законодательстве, политике, обычаях и культуре.

Лелевель – типичный представитель романтической историографии. Он не был оригинален в том, когда говорил, что всех славян отличала тяга к равенству, всеобщей свободе. Эта тяга сочеталась с мягкостью характера, миролюбием, отвращением к насилию, фанатизму. Славянам не свойственна религиозная нетерпимость, зато их отличает очевидное мужество. Он считал, что даже недостатки славян вытекали из их честности.

Так высоко оценивая всё славянство, акцент он делал на поляках. Поляки выделялись среди славян особыми качествами. Особенной привязанностью к свободе, особым миролюбием и мужеством, гостеприимством, откровенностью, великолепием.

Учитывая эти особенные качества поляков, Лелевель делал вывод, что именно все это позволило им на длительное время сохранить древние славянские свободы, дополнив их республиканскими институтами.

Помните, что чехи говорили, что не было чеха-монарха, потому что была демократия. А у поляков республиканские институты. Поэтому полякам удалось сохранить всевластие народа, равенство граждан, раньше других установить свободу слова, вероисповеданий, гарантировать личную свободу, сосредоточить всю законодательную, исполнительную и судебную власть в руках народа.

Лелевель считал, что поляки всегда были далеки от захватнических намерений. Они призывали своих соседей к свободе. А если эти соседи воспринимали этот призыв, то они добровольно присоединялись к полякам. Эти родимые черты польского народа извечны и несомненны. Их отрицали только лица фальшивые, обуреваемые ненавистью ко всему польскому.

Когда мы говорим о народном духе, с одной стороны это понятие духовное. С другой стороны этот народный дух воплощен в каких-то конкретных институтах, в политическом строе, характерном для Польши, который проявлялся во всевластии народа.

Нам никуда не деться от той периодизации Польши, которую предложил Лелевель. Периодизация своеобразна тем, что она построена не по династическому принципу.

1) Первым древнейшим периодом, без начала, год определить невозможно – период всевластия народа, именуемый гминовладство (община) – эпоха первобытной аграрной демократии. Основное занятие – земледелие. Национальный дух особенно ярко проявился, поскольку не было частной собственности. Все ощущали себя братьями.

С другой стороны Лелевель признает, что неравенство зарождается у поляков еще в дохристианский период. Рядом с гминой существовало сословие землевладельцев – ляхиты.

Это сословие ляхитов тоже славянское племя, родные братья, одноплеменники кметей и крестьян.

По мысли Лелевеля кмети-крестьяне и ляхиты – носители демократических идей. У них одно происхождение.

Возникает вопрос: каким образом произошло общественное размежевание? Как в одном племени братьев выделяются ляхиты, как им удается узурпировать политическую власть, как им удается оставить кметей без земли? Лелевель не дает ответа на этот вопрос, он только констатирует существование землевладельцев-ляхитов, которые олицетворяют социальное неравенство. А кмети-крестьяне тождественны общинному равенству, изначальному гминовладству. «Многовековая история учит, что сельский люд дорожил равенством, владея неделимыми, более-менее равными участками, способными прокормить семью».

Однако идея равенства, гминный дух сельских тружеников, извращался проникавшей извне западной цивилизацией. И чем более она распространялась в бассейне Вислы, тем быстрее шел процесс унижения и подчинения гмины, процесс социальной дифференциации, уничтожение общинного равенства и формирование государства.

Однако здесь нам Лелевель не поясняет, каким образом у него соотносилось присутствие влияния западной цивилизации и непризнания внешнего нашествия.