семинар 1 (17 января) / Литература / Сказкин С.Д. - Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века - 1968

платежи в пользу собственника. Право пользования этим участком могло быть наследственным, но в таком случае помещик имел право выбирать наследника. Однако очень часто, особенно в Новой Марке (близ Померании), в Укермарке (около Мекленбурга) и в Померании, т. е. около местностей с наиболее суровым крепостным правом, ласситы не были наследственными, и помещик после смерти держателя имел право распоряжаться его участком по своему усмотрению.

Все перечисленные разряды крестьян могли быть и в огромном большинстве случаев были крепостными, т. е. людьми, прикрепленными к поместью короля, дворянина или корпорации. «Кто живет в пределах поместья, — говорит Кнапп, — тот по общему правилу крепостной человек, если только он принадлежит к сельскому населению»9. Крепостное состояние зависит не от факта владения землею и не от юридического свойства последней. Могут быть крепостные, у которых нет ни клочка земли, и, наоборот, могут быть крепостные, владеющие землею на праве собственности, простой аренды, на ласситском или на чиіншѳвом праве. Крепостничество, как ярмо, было наложено на заэльбскую деревню, так сказать, извне, не затронув, по крайней мере, вначале, ее внутреннего строя -со всей сложностью и разнообразием его правового уклада. Но возникновение крепостного -состояния всех жителей деревни знаменовало появление нового класса, претендующего в своих интересах на труд деревни, и, если этот класс оказался достаточно сильным для того, чтобы надеть на шею остэльбского крестьянина тяжелое ярмо крепостного 'права, то само собою разумеется, что он оказался достаточно сильным и для того, чтобы властно вмешиваться во внутренний строй деревни и изменять его в своих выгодах. Хозяйственный смысл .крепостного строя совершенно ясен. Крепостной строй обеспечивал помещику необходимый для его хозяйства крестьянский труд, ибо сущность крепостного состояния заключалась в том, что крестьянин был прикреплен ік территории поместья (an die Scholle gebunden) и мог быть силой водворен обратно в случае, если он покидал его без

9 Г К н а п п . Освобождение крестьян и происхождение сельскохозяйственных рабочих в старых провинциях прусской монархии. СПб., 1900, стр. 20.

330

разрешения помещика. Дета крепостного обязаны были исполнять дворовую службу, сам крепостной не мог отказаться от работы, требуемой от него помещиком, и обяза.н был принять передаваемый ему помещиком крестьянский .надел, если таковой окажется свободным.

Можно ли видеть в крепостных заэльбской Германии холопов в собственном смысле этого слова, т. е. рабов? На этот вопрос нельзя ответить простым «да» или «нет». Юридически холопство характеризуется следующими двумя признаками: холоп не может приобретать имущества для себя и все, что он 'Приобретает, принадлежит тому, кому принадлежит сам холоп; холоп есть вещь и в качестве таковой может быть объектом купли-продажи.

Наследственное подданство — Erbuntertanigkeit — юридический термин, которым определяется крепостное состояние в Пруссии, обыкновенно не имело упомянутых выше двух признаков полного холопства. Но можно указать случаи, когда эти признаки были налицо; отдельные случаи холопства были даже в Бранденбурге. Развитие крепостных отношений в целом не достигло в Пруссии тех размеров, как в дворянских полуреспубликах Мекленбурга, Шведской Померании или Польши, где практика продажи душ была обычной. Однако и в Пруссии были такие разряды крестьян, фактическое положение которых было очень близко к холопству. Это — крепостные ненаследственные ласситы; Кнаіпп называет их холопами в несобственном смысле.

Крестьянские хозяйства различались по своим размерам. Западноевропейская деревня не знала уравнительных переделов, и поэтому даже за Эльбой, где было очень сильно вмешательство помещика в хозяйственную деятельность крестьянина, дифференциация крестьянства достигала больших размеров. Наряду с пашенными крестьянами, владевшими полными, половинными или четвертными наделами, встречались огородники, в большинстве случаев не имевшие даже рабочего скота (коссеты), и, наконец, крепостные сельскохозяйственные рабочие — домовники, кутники или бобыли.

Повинности крестьян помещику состояли из поборов натурой или деньгами, но и те, и другие были в общем незначительны. Основной повинностью на востоке была барщина, ибо на ней зижделось хозяйство самого помещика. В зависимости от размеров крестьянского наде-

331

ла барщиіна могла быть .конной или пешей. Крестьянин мог отбывать барщину или сам, или с помощью своего заместителя. Обыкновенно крестьянин, особенно полнонадельный, держит лишний рабочий скот, специально предназначенный для работы на барщине. С точки зрения помещика крестьянское хозяйство вообще существует только для того, чтобы содержать необходимые для его хозяйства рабочий скот и людскую силу. Интересно отметить, что современники прямо называли ласситов «оседлыми батраками», как бы желая этим сказать, что мнимая хозяйственная самостоятельность крестьянина (ведь последний был иногда даже наследственным владельцем «двора») скрывала в себе факт превращения крестьянина в «крепкого» земле рабочего, едва-едва выручающего из своего хозяйства те необходимые для него средства существования, которым в развитом капиталистическом хозяйстве соответствует заработная плата.

Каким образом, когда и в каких условиях мог сложиться тот аграрный строй, какой мы встречаем на востоке Германии в XVII и XVIII столетиях?

Мы видели, что здесь в XVII и XVIII вв. существовало три ступени крестьянской зависимости: крепостничество (барщина, прикрепление к поместью и несвободные браки) при наследственном владении землей; крепостничество со владением землей на праве наследственного лассита (по Кнаппу — холопство в несобственном смысле) и холопство в собственном смысле, т. е. прикрепление к личности господина, отсутствие права на приобретение движимого и недвижимого имущества. Последнее редко встречалось в Пруссии, но довольно часто в Мекленбурге и Шведской Померании (и, прибавим мимоходом, как общее правило — в Польше и России). Указанные ступени до известной степени совпадают с процессом развития крепостного права на востоке Германии и представляют собой лишь юридическое выражение двух основных социально-экономических процессов, лежавших в основе развития крепостного строя заэльбской Германии: неуклонного расширения рыцарской запашки за счет крестьянства и все большей потери крестьянами их вольностей, в том числе весьма часто и наследственного права владения на свои наделы.

Впервые законченную теорию происхождения крепостного хозяйства мы находим у Г. Кнаппа. Заэльбская

332

Германия есть область немецкой колонизации, начавшейся в XII в. и почти закончившейся в середине XIII в. Колонизация встретилась с довольно упорным сопротивлением славян и литовцев и могла осуществиться лишь благодаря завоеваниям. Вслед за завоевателями-рыца- рями шли крестьяне-переселенцы. Первоначально они занимали места на своей новой родине, считая себя совершенно свободными людьми, подвластными только маркграфу. Ему они уплачивали чинш и особый налог «беде», церкви — десятину. Кроме свободных крестьян были еще несвободные, например, побежденные славяне или, в се- веро-восточной части области колонизации, литовское племя пруссов. Но этот вид несвободы не имел ничего общего с позднейшим крепостным правом, в которое одинаково попали и завоеватели, и побежденные. Для судьбы крестьянства в будущем решающим оказался тот факт, что во главе колонизации шло рыцарство. Рыцарь скоро превратился в сеньора — Grundherr'a, а затем в •помещика-крепостника—Gutsherr'a. Как это .произошло?

«Неясным, — говорит Кнапп, — представляется собственно начальный фазис развития, а именно — возникновение вотчинной власти и превращение рыцаря в сеньора (Grundherr). Напротив, вторая стадия — превращение землевладельца в помещика (Gutsherr) — совершенно ясна» 10.

Завоевание остэльбской территории велось рыцарскими ополчениями. К концу XIII в. захват этой территории в основном был закончен, и рыцари стали получать за

держания принадлежали в большинстве случаев свободным поселенцам, которые ни в какой зависимости от рыцарей, своих соседей не находились. Они платили налоги маркграфу, имели собственные органы управления и суда во главе со старостой и подлежали конкреции маркграфского земского суда.

Однако скоро соседи-рыцари превратились в господпомещиков, а крестьяне — в их крепостных. Исходным моментом в этом процессе было наделение рыцарей су- дебно-административной властью с правом (правда, вна-

333

общественные повинности крестьян (транспортные обязательства по отношению к маркграфу, общественная

винности (три, четыре, в некоторых случаях — до семи дней в году) к концу XV в. превратилось в повсеместный обычай. В XVI в., когда на Балтике создались благоприятные условия для торговли сельскохозяйственным сырьем, рыцарь, пользуясь своей властью сеньора, стал захватывать крестьянские земли, расширять свое имение, а самих крестьян привлекать на барщину сколько ему заблагорассудится. Итак, к началу XVII в. барщинно-крепост- ное имение появилось на свет. Рыцарь, неограниченно распоряжающийся трудом крестьян, стал смотреть на них как на своих подданных.

Весьма возможно, и, пожалуй, даже чаще, этот процесс совершался несколько иным путем. Слой феодальной знати с самого начала колонизации на востоке был значителен и силен. Часто колонизация велась рыцарями, захватившими территорию и вербовавшими для заселения людей в Западной Германии через посредство особых предпринимателей — локаторов, которые впоследствии, выполнив возложенные на них поручения, становились шульцами, привилегированными крестьянами, земледельцами, деревенскими судьями и представителями деревни перед рыцарем-колонизатором.

На каких условиях были приглашаемы крестьяне, сказать трудно. Но весьма возможно, что рыцарь сразу становился в отношении крестьян в положение сеньора и сохранял по отношению к земле, которой он наделял вновь прибывших поселенцев, несравненно большие права, чем рыцарь, который становился сеньором деревни, заселенной до и помимо него. Кнапп предполагает, что в деревнях, возникших в результате заселения территории самим рыцарем, с самого начала могло образоваться нечто подобное ласситскому праву с его ограниченным для крестьянина правом распоряжения своим наделом.

Каким бы путем, однако, ни возникала сеньориальная власть рыцаря, можно считать вполне установленным, что немецкий колонист вначале в массе был лично свободен. Что касается холопов из славян — факт, в котором националистически настроенные историографы хотели видеть чуть ли не причину позднейшего крепостного

334

права в заэльбской Германии — то можно вполне определенно утверждать, что холопство, возможное среди побежденных славян, ни в какой связи с поздним крепостным правом не стоит.

Каким же образом рыцарь, сделавшийся сеньором, превратился затем в помещика?

В конце XV — начале XVI в. падает значение рыцарского ополчения. Рыцарь забрасывает свой меч и становится сельским хозяином. Сеньор превращается в помещика, увеличивая свою запашку, за счет крестьянской земли. Рыцарское имение растет, крестьянская земля исчезает; так возникает крупное помещичье хозяйство. Этот процесс начинается в конце XV в. и идет непрерывно в XVI и XVII вв. Обезземеление крестьянства происходит

инасильственным, и легальным путем. Население колонизованных областей было не так плотно, как в старой Германии. «Черная смерть», свирепствовавшая в XIV вв., уход крестьян в города, междоусобные войны приводили к запустению крестьянских дворов, и помещику, если он не желал допустить их окончательного развала, оставалось только одно — присоединить их к своему поместью. Одновременно с увеличением запашки помещика растет

ипринудительный труд крестьян в виде дворовой службы и барщины. В XVI в. барщина из фиксированной превращается в неопределенную, а чтобы предупредить отказы крестьян от принудительно даваемого ему надела

ибегство их от «египетской» барщины, издается ряд постановлений, прикрепляющих крестьян к территории поместья. Помещики стремятся превратить наследственные держания крестьян в ненаследственные и тем поставить крестьян в большую зависимость от себя, а там, где это требуется хозяйственными соображениями, и вовсе обезземелить крестьян, превратив их либо в прикрепленных к поместью батраков (Мекленбург, Шведская Померания),

либо в крепостных арендаторов. Тридцатилетняя война

иколоссальные опустошения, ею причиненные, лишь ускорили этот процесс. В XVIII в. возросшая власть прусских королей, выступив в защиту налоговых прав, а также в интересах военных наборов и постоев, попыталась, впрочем, с небольшим успехом, положить некоторую преграду безграничной эксплуатации, издало ряд законов, запрещавших дальнейший снос крестьянских дворов

иприсоединение к барской земле крестьянской земли.

335

В общем внешнее описание эволюции аграрного строя Восточной Германии, история аграрного законодательства XVIII в., и, наконец, история ликвидации крепостного строя в Пруссии в XIX в. даны Кнаппом верно. Но его объяснение происхождения крепостного строя не может считаться удовлетворительным уже по одному тому, что формула Кнаппа о том, что в результате упадка рыцарского ополчения к XVI в. «рыцарь превратился в сельского хозяина» («Der Ritter wird Landwirt»), просто ничего не объясняет. Этот упадок был явлением общеевропейским, и, однако, інигде к западу от Эльбы он не сопровождался превращением сеньора (Grundherr) в помещика (Gutsherr). Устремления сеньоров Юго-Западной Германии и до, и после Великой крестьянской войны были направлены не к увеличению своего хозяйства, а к увеличению ренты, а в случае, если бы общие экономические условия тому благоприятствовали, к превращению феодальной ренты в капиталистическую. Сам Кнапп, рисуя нам аграрную эволюцию на востоке Германии, принужден исходить в своем объяснении из того факта, что увеличение барской запашки, расширение помещичьего хозяйства было рассчитано на сбыт его продуктов на рынок. Именно в этом факте и следует искать ту основу, на которой сложилось крепостное хозяйство Восточной Германии, а в зависимости от него и весь ее социальный и политический строй.

Историю развития крепостного хозяйства Восточной Германии в кратких словах можно было бы определить как историю превращения колонизационной окраины Западной Европы в ее колониальную окраину, ибо Восточная Германия, служившая в XII—XIII вв. местом, куда шла немецкая колонизация с запада, с XIV в. малопомалу превращается в колонию развитых в экономическом отношении стран европейского запада, получающих оттуда сельскохозяйственное сырье, в первую очередь — хлеб. Конкретная обстановка, в которой происходило это йревращение, обусловила здесь развитие крупного предпринимательского хозяйства, основанного на принудительном труде крестьян, прикрепленных к поместью.

Процесс развития крепостного хозяйства в отдельных областях Восточной Германии имеет много вариантов, но есть целый ряд общих черт, характерных для всего восточноевропейского хозяйства в целом. Монографиче-

336

распылением населения, уходом его из-под влияния начинавшегося развиваться на западе городского хозяйства (как бы ни были скромны размеры этого явления). Основывающиеся на востоке иногда очень многочисленные города (например, на землях Тевтонского Ордена) были почти исключительно военными опорными пунктами колонизации, а не центрами торговли и ремесла. Одновременно с этим на востоке мы повсюду встречаемся с другим явлением, имевшим не меньшее влияние на будущий социальный строй крепостной Германии. Это — ослабление центральной власти и усиление роли рыцарства. Одним словом, отсутствие тех социально-экономи- ческих предпосылок, которые способствовали на западе укреплению власти одного из феодалов — короля, отсутствие города, как центра денежного хозяйства и зачатков торговли и промышленности привело на востоке к восстановлению или по крайней мере к усилению феодальных черт как в хозяйстве, так и в социально-политиче- ском строе.

Это регрессировавшее в результате колонизации хозяйство и общество было сразу затем вовлечено в рыночные отношения с высокоразвитыми странами запада, систематически поглощавшими большое количество сырья. Восток Германии, таким образом, не знал промежуточной ступени, свойственной западу — органического роста местного городского хозяйства. Это обстоятельство оказалось решающим для формирования социального строя на востоке. Рыцарю, прежде чем он стал, по формуле Кнаппа, сельским хозяином, предшествовал сеньор, сделавшийся хлебным торговцем. Хлебным торговцем был и рыцарь — помещик, наследник сеньора.

В результате на востоке сложились совсем особые отношения между деревней и городом, между дворянством и буржуазией, повлекшие за собой торжество той системы хозяйства, в основе которого лежала отработочная рента.

С самого начала колонизации отношения господствующих слоев города и деревни складывались на востоке

иначе, чем на западе. На западе ведущая роль в экономическом развитии принадлежала местным городам, бывшим организационными центрами зарождавшегося капиталистического хозяйства, проникновение денежных отношений в деревню шло именно через город, поэтому рост города неуклонно повышал удельный вес бюргерства и понижал удельный вес сеньоров. Деревня, сельское хозяйство в целом зависели от города; деньги, которые просачивались в деревню, были лишь частью торговых оборотов, совершавшихся в городе; хозяйство деревни, поскольку оно становилось денежным, зависело от процветания города. Город, его система хозяйства и его система труда оказывались господствующими. Борьба между буржуазией и феодалами в области хозяйственной организации закончилась победой буржуазии задолго до того, как последняя одержала политическую победу над дворянством. Сеньор, благосостояние которого в конечном счете зависело от того же города, принужден был мириться со свободой своих подданных, ибо это было необходимо для города. Отсюда — усиление значения буржуазии в западноевропейских государствах в эпоху разложения феодального строя.

Совершенно иным было взаимоотношение города и деревни на востоке Германии. Старые северные германские города, входившие в Ганзейский союз, были типичными продуктами чисто средневекового торгового развития. Они занимались транзитной торговлей и в очень незначительной степени опирались на производство собственной округи. К XVI в. и они стали хиреть, уступая место более счастливым западным конкурентам. Колонизация востока не успела создать вместо них новых городских центров, подобных тем западным городам Англии, Франции или Голландии, которые вытеснили Ганау и вытеснили ее потому, что они чем дальше, тем больше (втягивали в свою торговлю производство собственной страны. Наоборот, рыцари-колонизаторы на новой почве с самого начала оказались более сильными и сплоченными как класс, чем на своей западной родине. Но самым важным фактом, предопределившим в дальнейшем социаль- но-политическую слабость буржуазии, было образование с конца XIII в. западноевропейского хлебного рынка, развивавшегося паралелльно развитию западных торговых и промышленных центров. Восточные города в луч-

339

шем случае стали посредниками в хлебной торговле с западом. Посредническая роль их была очень ограничена и территориально, и функционально. Они в большинстве

и шведы забирали хлеб на свои суда. Иностранные купцы проникал,и .по рекам в глубь -страны и уже -с XIV в. часто давали землевладельцам задаток под хлеб на корню.

Таким образом, между рынками Западной Европы и восточногерманскими производителями хлеба сложились прямые связи, минуя местный город, который для производителя был далеко не всегда удобным и вовсе не обязательным посредником. Связав себя с заморскими городами, сельское хозяйство востока накапливало свои денежные ресурсы, черпая из источника несравненно более мощного, чем местные города, оказавшиеся к тому же вдали от главных торговых путей Западной Европы. Класс сельских хозяев на востоке оказался несравненно более сильным экономически, чем города Балтийского побережья. Поэтому свою политическую власть он употребил на то, чтобы вопреки городам узаконить ту систему труда, которая была наиболее для него выгодной при современных условиях хлебного рынка — систему крепостного труда, эксплуатируемого в барском хозяйстве, как предприятии, работающем на сбыт. В своей идеальной форме, к которой стремилось конкретное крепостное поместье, барское хозяйство расширяло свою запашку за счет крестьянской до таких пределов, при которых земля, оставшаяся в пользовании крепостного, была достаточна для поддержания его семьи и его инвентаря, ибо его труд и инвентарь были необходимы помещику. Таким образом, в крепостном хозяйстве нового времени на востоке крестьянский надел являлся до известной степени формой натуральной заработной платы, а барское поместье было предприятием.

Само собой разумеется, что конкретное крепостное хозяйство не везде развилось до своей идеальной формы. Дробность и разнообразие процессов — характерная черта аграрного развития на востоке так же, как и на западе. Интересным примером может служить история аграрного развития на землях Тевтонского Ордена, вошедших в состав Прусского королевства.