Профессор Умберто Эко.

Профессор, романист, семиотик, лингвист, публицист и газетный хроникер - итальянец Умберто Эко в свои 67 лет - один из наиболее знаменитых, блестящих и авторитетных европейских интеллектуалов. И хотя он не устает повторять: "Не доверяйте (believe) упростительству (simplified versions) массовой печати", сам тем не менее охотно (willingly) раздает интервью - причем далеко не только качественным (quality) изданиям [в Эко вообще легко уживаются противоречия -(be full of contradictions)]. - На протяжении практически всей жизни вы исследуете семиотические коды, знаки (signs). Изучаете эстетику, язык и т.д. И, кажется, ни разу не отступили от своей темы. - Когда я был молод, один из моих университетских профессоров заметил: "Мы рождаемся с одной-единственной мыслью в голове, и только тем и занимаемся, что разви-ваем ее всю жизнь". Тогда я, помню, сказал себе: Выходит, в жизни нет ни-какого развития? Что за реакционерство! Однако годам к 50 понял, что профессор-то был прав: всю жизнь я работаю с одной и той же идеей. Во-прос только в том, чтобы знать, что это за идея. - А вы знаете? - Вероятно, теперь я очерчи-ваю ее контур (outline it). В силу моего интереса к семиотике меня все больше захва-тывает мысль, что мир не существует (exist), что он всего-навсего продукт языка. И, таким образом, важнейший для меня вопрос: существует мир или нет? - И что же, вы нашли ответ на него? - Видите ли, как сказал один умный человек, настоящий реалист вовсе не тот, кто уверен, что вещи су-ществуют, а мы их знаем. Настоящий реалист тот. кто подозревает, что они существуют, даже если их невозмож-но знать, даже если мы никогда не увидим их иначе, как только и чрезвычайно неясной перспективе. - Вы, таким образом, реалист... - Пожалуй. В противном случае (otherwise) я был бы вынужден считать прорву (lots of) идиотов, окружающих (surrounding) меня, за плод (fruit) собственного воображе-ния (imagination) и соответственно (consiquently), отвечать .за них. Я все же предпочитаю думать, что они существуют сами по себе (by themselves) - вне сфе-ры моей личной ответственности. - По типу вы эрудит. И вы суще-ствуете, как можно, по меньшей мере, подозревать. Откуда идет ваш всепо-глощающий (all-absorbing) интерес к языку? - Сочинять я начал ребенком... впрочем, это банально... Лет десяти я заново пересочинил текст страниц в сорок, попавший мне в руки после переезда на другую квартиру. Герой, которого я окрестил "календарем", основал на воображаемом (imaginary) острове новую цивилизацию, а я подробно (detailly) рассказывал, как он насаждал (introduce) язык, религию, нравы (habits) на этом острове. А в конце добавил: "Простите меня, не верьте. Я не бог и не основоположник (founder). Все это вранье". - В конечном счете культурные различия сильнее, чем языковые? - Каждый язык несет собствен-ную картину мира. Поэтому и невоз-можен универсальный язык. Лучше пытаться переходить с одного языка на другой. Я всецело за многоязычие (maltilinguism). Различие языков - это богатство (treaure). "Это не-сомненный факт, вероятно, обуслов-ленный природой человека. Этим бо-гатством пренебрегали (neglect) веками, пото-му что всегда был какой-то один до-минирующий язык: греческий, латин-ский, французский, английский. Я ду-маю, в следующем поколении правя-щий класс будет как минимум дву-язычным (bylingual). - Можно ли сказать, что освое-ние (mastering) другого языка - это школа тер-пимости (tolerance)? - Незнание языков всегда про-воцирует (provocate) нетерпимость. Это точно. Но знание еще не гарантия терпимости. На Балканах сербы и хорваты пони-мали друг друга, однако... - Ныне английский принят как международный язык. Что вы об этом думаете? - Французы, кажется, противятся экспансии английского, но их на-стоящий страх - это немецкий. По-сле падения Берлинской стены Вос-точная Европа становится сферой германоязычия, и есть шансы, что не-мецкий возобладает в Европе... А во-обще говоря, никто в этом мире никогда не мог установить (introduce) общеобяза-тельный доминирующий язык. Рим-ляне правили миром, но их ученые общались между собой по-гречески. Латынь стала всевропейским языком лишь после падения (collapse) Римской импе-рии (empire). Во времена Монтеня вектором культуры был итальянский. Потом на три столетия французский стал язы-ком дипломатии (diplomacy). Почему сегодня ан-глийский? Да потому, что Соединен-ные Штаты выиграли войну, а еще по-тому, что проще плохо говорить по-английски, чем по-немецки или по-французски. - Можно ли быть "эрудитом" (erudite) в эпоху Интернета с его избыточной (surplus, redundant) информацией? - Да не больше у нас стало ин-формации - меньше! Если я, запро-сив информацию по данному вопро-су, получаю перечень в 10 000 назва-ний, я нисколько не прирастаю зна-нием. Интернет провоцирует (provoce) траги-ческое сокращение (reducing) количества ин-формации. Мы рискуем сделаться са-моучками (self-educated people). - А это плохо? - Самоучки - автодидакты - поглощают (gain) немыслимое (unimaginable) количество информации, часто большее, чем профессор университета, не умея ра-зобраться в ней. Ведь память - это и фильтрующий механизм. Мы станем похожи на персонажей Борхеса, вспоминавших все листья дерева, ко-торое видели каждый день, и в конце концов спятивших (get mad). В прошлом году я был в Стамбуле, много разъезжал в такси, но запомнил только одного таксиста - пытавшегося обсчитать (deceive) меня на миллион лир. Память селекционирует - иначе моя голова была бы забита турецкими таксистами! - И несмотря на это, вы повто-ряете, что письменная цивилизация восторжествует (win). - О да! Слушая писателей, гово-рящих, что книга исчезает, я не могу поддерживать такое заблуждение (delusin). По-чему-то образ будущего неизменно моделируется по подобию деревен-ского идиота. Т. е. типа, который вска-кивает в пять часов утра звонить в ко-локол и ничего не читает. Но боль-шинство людей не таково. - Вы, значит, пишете не для де-ревенских идиотов. Тогда для кого? - В поезде "Милан - Болонья", которым я регулярно езжу (Эко живет в Милане, а преподает в Болонском университете. ≈ Ред.), нет ни одного контролера (inspector; ticket-collector), который в то же время не был бы и моим читателем, все рав-но - книг ли, статей. Руководители ТВ и литературные критики поняли, наконец, что в области духа не быва-ет никакой революции, кроме повы-шения духовного уровня.

Supplementary Reading

Text 1

ANDREW CARNEGIE (1835—1919)

The American millionaire Andrew Carnegie is known as a great philanthropist because he used his money to do good for other people. He was born in Scotland, where he also went to school. His family was quite poor. At 13 he emigrated to the United States with his parents and worked in a cotton factory in Pittsburgh. Soon afterwards he became a telegraph messenger boy*. When Carnegie was 20, his father died and he alone was left to support his mother and younger brother. He taught himself about telegraphing, became a telegraph operator in the Pennsylvania Railroad Company and then rose to be a superindendent*. He bought shares in the first company set up to run railway sleeping cars and he bought land that had oil in the west of Pennsylvania. The shares and the oil helped him make his first big money. After the American Civil War he became a steel manufacturer and built great metal works* in Pittsburgh. In 1901 he sold all his shares and other business interests to the United States Steel Corporation and retired with a fortune said to be 500,000,000 dollars, most of which he later gave to education and arts in the States, Britain and other English-speaking countries.

*Note:

messenger boy (n) — a boy who is sent on little jobs in the office, like taking or bringing things, and mailing letters

superintendent (n) — a (kind of) manager

works (n) — factory

1. Andrew Carnegie was born in Pittsburgh, wasn't he?

2. When did he start working?

3. What was his first job?

4. What did he do in the telegraph office?

5. Why did he buy land in Pennsylvania?

6. He was a big oil manufacturer, wasn't he?

7. His factory in Pittsburgh made cars for railroads, didn't it?

8. Carnegie retired at sixty, didn't he?

9. He gave his money to American education, didn't he?

10. Andrew Carnegie lived through the War of Independence, didn't he?

Text 2