Воронина - Феминизм и гендерное равенство

134

Мезенцева Е.Б. Равенство возможностей в занятости или “защитные меры”: женщины перед лицом выбора// Женщины и социальная политика (гендерный аспект). Серия: демография и социология. – М.: ИСЭПН РАН, 1992.

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. В 2-х томах. – СПб.: Д. Буланин, 1999.

Михайловская И.Б. Права человека и социально-политические процессы в посткоммунистической России. – М., 1997. Препринт.

Мишель А. Долой стереотипы! Преодолеть сексизм в книгах для детей и школьных учебниках. – Париж: ЮНЕСКО, 1986.

Национальный доклад Российской Федерации к IV Всемирной конференции по положению женщин «Действия в интересах равенства, развития и мира». М., 1995. Препринт.

Национальный доклад «О выполнении в РФ Платформы действий, принятой на IV Всемирной конференции по положению женщин». – М., 2000. Препринт.

Национальный механизм улучшения положения женщин в России. Доклад, подготовленный к 43-й сессии Комиссии ООН по положению женщин (март 1999, Нью-Йорк)//Вестник информационного центра независимого женского форума. – М.,

1999. – . № 16.

Национальный план действий по улучшению положения женщин и повышению их роли в обществе до 2000 года. – Препринт.

Национальный план действий по улучшению положения женщин и повышению их роли в обществе на 2001-2005 годы. – Препринт.

Ни работы, ни справедливости. Дискриминация женщины со стороны государства// Проект по правам женщин. – М., 1994. – Препринт.

О положении семьи в Российской Федерации. - М.: Юридическая литература,. 1994. Обратный адрес - ГУЛАГ // Родина. – М., 1990. – № 4.

Осипов А. Положения российской Конституции и законодательства, касающиеся дискриминации, и судебная практика по делам, относящимся к дискриминации, в России. Административные механизмы. Препринт выступления на международном семинаре «Противодействие дискриминации». – Москва, декабрь 2002.

Павлюченко Э.А. Женщины в русском освободительном движении. – М.: Мысль, 1988

Пачи П. Гендерные проблемы в странах с переходной экономикой. Пер. с англ. – М.: Изд-во «Весь мир», 2003.

Платформа действий. Четвертая Всемирная конференция по положению женщин. Пекин, Китай, 4-15 сентября 1995 года. – ООН, 1995 .

Поленина С.В. «Женский вопрос» и строительство социалистического правового государства //Труд, семья, быт советской женщины. – Москва: Юридическая литература, 1990.

Поленина С.В. Закон и коллективные права женщин как социального слоя населения// Теория права: новые идеи. – М.: ИГП РАН, 1995 г.

Поленина С.В. Права женщин в системе прав человека: международный и национальный аспекты. – М.: ИГП РАН, 2000.

Положение о советах женщин (женсоветах). – М.: Молодая гвардия, 1987.

135

Посадская А.И. Введение // Женщины и социальная политика: гендерный аспект. – М.:ИСЭПН РАН, 1991.

Посадская А.И. Гендерные аспекты изменения законодательства в области социальной защиты материнства //Женщины и социальная политика: гендерный аспект.

– М.: ИСЭПН РАН, 1992

Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. – М.: МЦГИ-МФФ, 1998. Т.1-2.

Правовая основа обеспечения равных прав мужчин и женщин и равных возможностей их реализации. – М.: Издательский отдел УД ГД РФ, 1998.

Правда. 8.03.1936.

Проблемы гендерного равноправия в социально-трудовой сфере. – М.: Издание Бюро МОТ в Москве, 2001. – Вып.10.

Проект Федерального Закона «О государственных гарантиях равных прав и свобод и равных возможностей мужчин и женщин в РФ». – Препринт.

Пухова З.Н. Равные права, равное участие // Коммунист. – М., 1987. – № 10.

Распоряжение Правительства Российской Федерации от 28 июня 2001 года № 855-р «Об утверждении Национального плана действий по улучшению положения женщин и повышению их роли в обществе на 2001-2005 годы’’. – Препринт.

Раш К. Всех царств дороже//Правда. – М. – 22 февраля 1989.

Ржаницына Л. Работающие женщины в России в конце 90–х // Вопросы экономики. – М., 2000. – № 3.

Ржаницына Л.С. Гендерный бюджет. – М.: Гелиос, 2002.

Ржаницына Л.С. Женская занятость и безработица: итоги 90-х годов и перспективы на 2000-е годы // Проблемы гендерного равноправия в социально-трудовой сфере. – М.: Издание Бюро МОТ в Москве. 2001. – Вып.10.

Римашевская Н.М. О Концепции Государственной программы улучшения положения женщин, семьи, охраны материнства и детства//Женщина в меняющемся мире. Отв. редактор Н.М. Римашевская. – М.: Наука, 1992

Рощин С.Ю. Гендерные аспекты концепции развития человека //Проблемы гендерного равноправия в социально-трудовой сфере. – М.: Издание Бюро МОТ в Москве. 2001.– Вып.10.

Рябов О.В. Русская философия женственности. – Иваново: Юнона, 1999.

Самарина О. Социальная защита женщин и семейная политика в современной России//Вопросы экономики. – М., 2000. – №3.

Семейный кодекс Российской Федерации. Кодекс о браке и семье РСФСР. – М.: Норма, 1996.

Сонин М.Я. Социально-экономические проблемы занятости женщин //Изменение положения женщин и семья. – М.: ИСИ АН СССР, 1977.

Социальный статус мужчин и женщин в российском обществе. Гендерная стратегия РФ. Проект. – М.: Министерство труда и социального развития РФ, 2002.

СССР и международное сотрудничество в области прав человека. Документы и материалы. – М.: МИД СССР, 1989.

Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям

136

Конституции РФ: Избранные права. – М.: Институт права и публичной политики,

2002.

Харчев А.Г. Исследования семьи: на пороге нового этапа //Социологические исследования. – М., 1986. – N 3.

Хасбулатова О.А., Гафизова Н.Б. Женское движение в России (вторая половина XIX – начало XX века). – Иваново: Издательство «Иваново», 2003.

Хоткина З. А. Женская безработица и неформальная занятость в России // Вопросы экономики – М., 2000. – № 3.

Цеткин К. Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 5. – М.: Политиздат, 1970.

Шляпентох В.Э. Равенство и справедливость в России и США //Социологический журнал. – М., 1998. – № 3-4.

Энгельс Ф. Письмо Лауре Лафарг от 2 октября 1891 г // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 38.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства//Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 21.

Янкова З.А. Советская женщина (социальный портрет). М., Политиздат, 1978.

Attwood L. The New Soviet Man and Woman. Sex-Role Socialization in the USSR. – Bloomington and Indianapolis: Indiana Univ. Press, 1990.

Buckley M. ‘Soviet Interpretations of the Woman Question’.// Soviet Sisterhood: British Feminists on Women in the USSR. Ed. by B. Holland. – London: Foth Estate, 1985.

Buckley M. Women and Ideology in the Soviet Union. – Ann Arbor: The Univ. of Michigan Press, 1989.

Du Plessix Gray, F. Soviet Women. – N.Y.etc.: Doubleday, 1989.

Goldman W.Z. ‘Women, the Family and the New Revolutionary Order in the Soviet Union // Promissory Notes: Women in the Transition to Socialism. Eds. Kurks S., Rapp R. and Young M.B. – New York: Monthly Review Press, 1989.

Issoupova O. From Duty to Pleasure? Motherhood in Soviet and Post-Soviet Russia // Ashwin S. (ed.) Gender, State and Society in Soviet and Post-Soviet Russia. – London: Routledge, 2000.

Lapidus G. Women in Soviet Society. – Berkeley etc.: Univ. of California Press, 1978. Soviet Sisterhood. Eds. B.Holland. – Bloomington: Indiana Univ.Press, 1985.

Sperling V. Organizing Women in Contemporary Russia. Engendering Transition. – Cambridge (Mass.): Univ.Press, 1999.

Stites R. M.L.Mikhailov and the Emergence of the Woman’s Question in Russia//Canadian Slavic Stuidies. – Summer 1969. – # 3.

137

The Human Rights Watch Global Report on Women’s Human Rights// N.Y.: Human Rights Watch, 1995.

Voronina O. Soviet Women and Politics: on the Brink of Change.//Women and Politics Wordwide. Ed. by B. Nelson and N. Chowdhury. – New Haven and London: Yale Univ. Press, 1994.

Women 2000. An Investigation into the Status of Women’s Rights in Central and SouthEastern Europe and the NIS// International Helsinki Federation for Human Rights. – Vienna: Agens-Werk, 2000.

138

Вместо заключения

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ДОСТИЖЕНИЯ ГЕНДЕРНОГО РАВЕНСТВА

Вэтой части работы мне хотелось бы подвести некоторые итоги рассмотренных выше теорий и политических стратегий равноправия женщин и мужчин.

Всамом общем виде существующие модели гендерного равенства можно

разделить на два типа - симметричные и асимметричные (Littleton, 1987).

Симметричные модели гендерного равенства существуют в виде ассимиляции1

иандрогинии. Модель ассимиляции основана на либеральном представлении о том, что женщины на самом деле подобны мужчинам во всех существенных аспектах – или, по крайней мере, им дана возможность быть подобными мужчинам (Фогель, 2001: 908). Иными словами, женщины могут получить социальное равенство с мужчинами через ассимиляцию, т.е. «присоединение» к социальной группе мужчин без введения особых мер. Однако при таком подходе возникает вопрос - как при построении равенства следует учитывать (или не учитывать) репродуктивные способности женщин. Обычно эти проблемы “выносятся за скобки”, поскольку за основу ассимиляции принимается мужчина и его роль в общественной сфере, а женские репродуктивные способности считаются находящимися за рамками государственного реуглирования. Роль социальной политики заключается в том, чтобы ликвидировать препятствия, которые мешают женщинам войти в общественную сферу таким же способом, что и

мужчины. Сторонники этой модели убеждены, что нет никакой необходимости в структурных изменениях социальных институтов. Андрогинная модель равенства основана на представлении о сочетании мужских и женских качеств в людях и поэтому предлагает изменить понятие “типичный работник” и учитывать в нем потребности обоих полов. Вместо мужчины как прототипа работника предлагается внедрять андрогинный прототип работника и гражданина.

Асимметричные модели гендерного равенства представлены несколькими вариантами:

•Модель «специальных прав женщин» (которые дополняют набор всеобщих прав) была разработана Элизабет Волгаст в 1980 г. (Wolgast, 1980). Она доказывает, что формальное равенство между женщинами и мужчинами невозможно, потому что оно “по определению” предполагает сходство, а мужчины и женщины, по ее мнению, различны. Другая сторонница специальных прав, Венди Вильямс, ставит проблему еще резче: «хотим ли мы равенства полов или мы хотим справедливости для двух диаметрально противоположных видов человеческих существ?» (Williams, 1997: 701). Вместо цели равенства Волгаст предлагает стремиться к справедливости, и гарантировать женщинам предоставление специальных прав в соответствии с их особыми материнскими потребностями (Wolgast, 1980: 15). Волгаст дала прекрасную критику догматичных решений Верховного Суда США по вопросам нарушения прав женщин, основанных на формальном представлении о равенстве (там же: 27-43). И это оказало значительное влияние на феминисток-правоведов. Однако то широкое толкование особых прав, которое дает Волгаст, также не устраивает многих, потому что оно слишком похоже на традиционный протекционизм в отношении женщин.

•Модель “приспособления” (accomodation) впервые была сформулирована Энн Скейлс также в 80-е годы прошлого века. Отвергая понятие особых прав в трактовке Волгаст как слишком широкое, она утверждала, что “за женщинами следует признавать

1 К сожалению, мне по необходимости придется в некоторых случаях использовать «кальку» с английского при описании названий, т.к. перевести их на русский язык не всегда представляется возможным.

139

отличные от мужских права только тогда, когда дело касается беременности и кормления новорожденных - единственных аспектов рождения и воспитания детей, которые связаны только с женщинами” (Scales, 1980: 375-402). В отношении остальных различий между женщинами и мужчинами специальное обращение не требуется. Иными словами, этот вариант приспособления предполагает симметрию с элементами асимметрии, когда это необходимо.

• Модель «принятия» (acceptance) сформулирована Кристин Литтлтон. Цель этого подхода – добиться равного «принятия» деятельности и характеристик женщин и мужчин в том виде, в котором они существуют сегодня. Иными словами, устранение неравных социокультурных следствий половых различий более важно, чем выяснение того, существуют ли эти различия и в чем они заключаются. Фокус этого подхода нацелен не на обсуждение вопроса, отличаются ли женщины от мужчин или нет, а на вопрос о том, как гендерная асимметрия может быть изменена для создания равенства для всех членов общества (Littleton, 1991: 44-46). Как и концепция особых прав, эта модель предполагает различное отношение к женщинам и мужчинам, когда это вызвано асимметричными ситуациями. Однако модель “принятия” основана на систематической оценке правомерности и пределов гендерно специфических мер политики. Литтлтон настаивает на идентификации взаимодополнительных асимметричных позиций женщин и мужчин в каждой конкретной социальной институции. Там, где обнаружено сконструированное обществом различие, необходимо применять выравнивающую политику.

• Модель «усиления женщин» (empowerment) предполагает, что именно подчинение женщин мужчинам конструирует половые различия и, тем самым, понятие пола как таковое. Крайне радикальная позиция представлена в работах феминисткиправоведа Кэтрин МакКиннон. Она отвергает оба концепта – равенство и различия – как химеры, сконструированные мужской властью. “Вопрос о равенстве ... есть вопрос об иерархии, которая –- поскольку власть преуспевает в конструировании социального восприятия и социальной реальности – трансформируется в категориальное разграничение, различие” (MacKinnon, 1987: 40; MacKinnon, 1991: 87). Это заявление вполне соотносится с постмодернисткими идеями о фиксированных бинарных оппозbциях. Можно также вспомнить высказывание Шанталь Муфф о том, что каждое определение понятия “мы” подразумевает проведение границ и разработку понятия “они” (Муфф, 2002: 228). Понятия равенства и различия, считает МакКиннон, это “две различные версии мужского стандарта... оба варианта – быть такой же, как мужчины или отличаться от них – это просто два способа выбирать мужчин в качестве своего стандарта” (цит.по: Фогель, 2001: 912). МакКиннон утверждает, что если посмотреть на дилемму равенство/различие с гендерных позиций (а для нее гендер – это не что иное, как структура власти), то окажется, что корень проблемы не в различиях и даже не в равенстве, а в господстве мужчин над женщинами. Поэтому, считает МакКиннон, необходимо вообще перестать обсуждать вопрос о различиях как несущественный и сфокусировать все внимание на проблемах субординации и подчинения. Закон, социальная политика и общественная практика должны быть нацелены на усиление (empowerment) женщин и преодоление их подчинения, что вспоследствии приведет к равенству.

Очевидно, что распространение той или иной модели равенства ведет к различным следствиям и типам социальной политики. Симметричные модели гендерного равенства предполагают гендерно-нейтральное законодательство и практику. Асимметричные модели поддерживают гендерно-чувствительную политику, в которой основной ацкент сделан на улучшении положения женщин. Это можно проиллюстрировать на примере найма на работу. Так, при распространении в обществе модели ассимиляции на работу будут принимать формально лучшего кандидата независимо от пола. При распространении модели андрогинии на работу будут

140

принимать в зависимости от того, какие качества необходимы для выполнения данной работы – маскулинные или феминные. Разумеется, при принятии модели приспособления в современном обществе мало что придется менять, а вот модель равного принятия деятельности и характеристик женщин и мужчин потребует перераспределения ресурсов между “мужскими” и “женскими” сферами занятости. Еще большие изменения необходимы для моделей специальных прав и усиления женщин.

Отношение самих феминистски ориентированных юристов к моделям достижения равенства неоднозначно. Симметристские стратегии отвергаются феминистками-правоведами из академической среды, считающими их неоправданно упрощенным приложением принципа формального равенства. Так же не пользуются популярностью и два крайних варианта асиммметричных моделей – специальных прав и «усиления» женщин. Наибольшее одобрение вызывают два варианта асимметричной модели - приспособление и принятие. Оба варианта переносят акцент с гендерных различий на гендерную дискриминацию, то есть подчеркивают негативные последствия гендерной иерархии для женщин. Важно подчеркнуть, что модели приспособления и принятия предоставляют возможность феминистским политикам сформулировать свои предложения в конвенциональных юридических терминах, что позволяет внедрять их в жизнь. Однако сторонницы симметричного подхода справедливо отмечают, что специфичные в отношении женщин меры могут быть легко использованы для их дискриминации, как уже неоднократно и случалось. Современные феминистские теоретики равенства Лиз Фогель и Дебора Роуд считают, что хотя “радикальный вызов конвенциям правового мышления” придал новый импульс развитию феминистского правоведения, однако он не смог повлиять на традиционное законодательство. Причина этого коренится, с их точки зрения, в эссенциализме и детерминизме концепции господства, что делает ее малопригодной для разработки новой политики и нового законодательства (Theoretical Perspectives on Sexual Difference, 1999: 83).

Действительно, для конвенционального законодательства дихотомия равенства (понимаемого как сходство) и различия полов представляет собой тупик, из которого трудно найти выход. Выбор между равенством и различиями становится невозможным, потому что принятие одного принципа автоматически означает отказ от другого. Однако весьма сложно во имя принципа равенства игнорировать реально существующие в обществе различия между женщинами и мужчинами – в чем бы они ни заключались и что бы ни считалось их причиной. Не менее сложно принять концепцию различий, ибо это означает отказ от идеи равенства, поскольку в таком случае оно невозможно в современной политической культуре. Как неоднократно отмечалось, обе эти тактики уже использовались в истории феминизма и обе обнаружили значительные недостатки.

По мнению теоретиков феминизма, необходимо по-новому интерпретировать само понятие различия между женщинами и мужчинами и, по выражению Джоан Скотт, “отвергнуть последующую дихотомичную конструкцию политического выбора”, то есть дилемму равных или специальных прав. Дело в том, что позиционирование равенства и различий как противоположностей имеет двойной эффект. С одной стороны, таким образом отрицается, что различие уже давно фигурировало в политических понятиях равенства, поскольку равенство в традиционной политической теории прав основано на игнорировании различий между индивидуумами для специфической цели или в специфическом контексте. Иными словами, любая политика равенства относительна – она не может уравнять всех людей по всем основаниям, и не может устранить все различия между ними. Политика равенства может устранить специально определенные различия в данное время и в данном месте. Это предполагает, что социальная политика считает очевидно различных людей условно равными только в определенном аспекте. В истории человечества мерой

141

равенства (схожести) были – в разные времена – статус свободного гражданина, владение собственностью, раса, возраст, пол или другие характеристики. Требования равенства опирались на неявный и обычно непризнанный факт различий; если бы индивидуумы или группы были идентичны или одинаковы, то не было бы никакой необходимости настаивать на равенстве. Иными словами, равенство действительно предполагает неравенство (то есть различия) и возможно только на его фоне (Scott, 1997: 764-765). С другой стороны, конвенциональная теория права предполагает, что сходство – это единственное основание, на котором возможно требование равенства. Это ставит феминисток в невозможное положение: дискуссия в рамках этой оппозиции фактически поддерживает существующее представление, о том, что поскольку женщины не могут быть идентичны мужчинам во всех отношениях, они не могут быть равными. Выход из этого тупика Джоан Скотт видит в том, чтобы отказаться противопоставлять равенство различию и понять, что равенство не означает тождественности – оно означает признание различий и вместе с тем сознательное «игнорирование» различий в определенном контексте.

Видимость неразрешимости дилеммы равенство/различие снимается в гендерной теории, которая рассматривает различия между людьми как социальную конструкцию. Собственно говоря, именно интенсивные концептуальные дискуссии о сущности понятий сходство, различия, равенство и привели к развитию гендерной теории2.

Сегодня принято считать, что гендер создается (конструируется) обществом как социальная модель женщины и мужчины, которая определяет их статус и роли в обществе и его институтах (семье, политической структуре, экономике, культуре и образовании, и др.). Сущностью конструирования гендера является полярность и противопоставление. В каждом обществе биологические различия служат основанием социальных предписаний и культурных оценок, соподчиненных между собой асимметричным и иерархическим образом. Социальные нормы меняются со временем, однако гендерная асимметрия остается. Таким образом, можно сказать, что гендерная система – это социально сконструированная система неравенства по признаку пола. Иными словами, гендер является одним из способов социальной стратификации общества и в сочетании с такими социально-демографическими факторами, как раса, национальность, класс и возраст, организует совокупную систему социальной иерархии. Понятие гендера обозначает в сущности и сложный социокультурный процесс формирования (конструирования) обществом различий в мужских и женских ролях, поведении, ментальных и эмоциональных характеристиках, и сам результат – социальный конструкт гендера. Современная гендерная теория не пытается оспорить существование тех или иных биологических, социальных, психологических различий между женщинами и мужчинами. Она основана на посылке, что сам по себе факт различий не так важен, как важна их социокультурная оценка и интерпретация, а также построение властной системы на основе этих различий. Таким образом, основой методологии гендерных исследований является не просто описание разницы в статусах, ролях и иных аспектах жизни мужчин и женщин, но анализ власти и доминирования, утверждаемых в обществе через гендерные роли и отношения.

При анализе дилеммы равенство/различие теоретики феминизма полагают полезным использование ряда идей и методологических подходов, разработанных в современной философии, в частности - в структурализме Клода Леви-Стросса, семиотике Фердинанда де Соссюра и концепции деконструкции Жака Дерриды. Как показывают эти теоретики, одна из особенностей нашего мышления заключается в том,

2 Конечно, задолго до появления гендерной теории проблема половых различий обсуждалась в философии, социологии, психологии. Однако рассмотрение психоанализа, структурно-функциональной теории Т. Парсонса, теории половых ролей, различных философских концепций мужественности и женственности не входит в задачи данной работы. Позиция автора по тому вопросу представлена в работе “Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций”. 2001: с. ….).

142

что значение какого-либо феномена задается через скрытый или явный контраст с другим феноменом, то есть через фиксированную оппозицию. Позитивные определения базируются на отрицании или подавлении чего-то, что представляется как антитеза определяемого. И хотя первый термин в этих оппозициях выглядит главным и позитивным, он зависит от своей пары, поскольку именно вторичный и “негативный” термин фактически производит определение первого “позитивного” понятия. Деконструирование значений бинарных оппозиций позволяет увидеть, что оппозиция сконструирована для определенных целей в определенном историческом контексте.

Применяя эту процедуру к нашей теме, мы можем обнаружить, что в патриархатном дискурсе половые различия (контраст маскулинного/феминного) служат кодированию или утверждению значения, которое буквально не относится к гендеру или телу. В этом случае значение гендера становится связанным со многими типами культурных репрезентаций, а они, в свою очередь, формируют понятия, в которых организуются и понимаются отношения между женщинами и мужчинами. Так, мужчины постоянно выступают как некоторая норма, эталон, стандарт для сравнения при обсуждении вопроса о сходстве или различиях между полами. Вопрос всегда ставится следующим образом – похожи женщины на мужчин или женщины отличаются от мужчин? Как отмечает Кэтрин МакКиннон, “рассматривать женщин и мужчин с точки зрения схожести или различия, а это в действительности делают в той или иной степени все существующие теории пола или законы, означает скрывать реальность пола, являющуюся системой социальной иерархии и … неравенства» (Theoretical Perspectives, 1999: 141). Иными словами, различия являются последствиями неравенства полов, однако представляются как исток. Иерархия полов не только продуцирует неравенство, но и придает социальную значимость половым различиям. МакКиннон подчеркивает, что “пока биология одного пола является социальным неудобством, а биология другого пола таковым не является, оба пола одинаково различны, но не одинаково сильны” (там же. Выделено мною - О.В.). Проблема заключается не в том или ином биологическом отличии, но и в их социальной оценке, в том значении, которое им приписывается. До тех пор, пока не изменится идеология различий, требование гендерного равенства со стороны женщин всегда будет казаться противоречивым желанием иметь одинаковые с мужчинами права и еще специальные материнские права. И этот аргумент действительно часто звучит при обсуждении специальных прав женщин. Единственным равенством, считает МакКиннон, было бы соответствие требованию: равные и разные.

Джоан Скотт, в целом согласная с аргументами МакКиннон, предлагает и другую аргументацию того, почему современная феминистская политика не может делать выбор в дилемме "равенство против различия". Скотт полагает, что альтернатива бинарной конструкции различия полов – это не сходство, не тождественность и не андрогинность, но признание более сложной и исторически изменяющейся системы разнообразия, чем оппозиция мужчина/женщина. Дуализм, который создается этой оппозицией, приводит к тому, что каждая сторона (мужчины или женщины) считается по-своему универсальной и неизменной. Как отметила Лиз Фогель, и в симметристском, и в асимметристском подходах к равенству существует «двусторонний нормативный эссенциализм». Иными словами, эти модели так или иначе апеллируют к некоторым универсальным и вневременным сущностям – нормативной мужской и отклоняющейся женской. Однако давно очевидно, что различия внутри «класса» мужчин или женщин не меньшие, чем между этими «классами». Многие феминистки уже давно признали, что категория Женщина не является универсальной и опыт подавления женщин связан не только с гендером, но и с такими стратификационными категориями, как раса, этническая принадлежность, национальность, класс, возраст. Иными словами, универсализация оппозиции мужчина/женщина маскирует различия внутри гендерных групп.

143

Таким образом, теоретики современного феминизма полагают, что на повестку дня выдвигается новая концептуальная задача: вместо решения дилеммы равенство/различие в том виде, как она рассматривалась ранее, необходимо проанализировать феномен разнообразия и множественности различий индивидов. При этом сами различия понимаются не как отклонения от нормы, которые должны быть преодолены, но как разнообразие, которое имеет право на существование и вносит в культуру альтернативные ценности. Такое позитивное восприятие множественности различий противоположно традиционной идее различия как неравенства (Braidotti, 1991: 229).

Конечно, нелегко настаивать на деконструкции политической стратегии феминизма в ситуации, когда мир и размышления о нем конструируются в бинарных терминах нормы и отличия от нее. Однако необходимо отказаться от простых дихотомий и попытаться понять, что равенство требует признания и включения различий. При этом важно помнить, что решение "дилеммы различия" невозможно ни при игнорировании различий, ни при их сохранении в том виде, как они нормативно конституированы. Необходимо систематически исследовать виды исключений и "включения", то есть иерархии, которые создаются этими различиями. С точки зрения гендерной теории, власть построена на различиях и должна быть оспорена и реконструирована с новой точки зрения на различия. Очевидно, что эти идеи и предложения феминистской и гендерной теории непросто реализовать в действительности, хотя попытки такого рода предпринимаются. В четвертой главе работы было показано, что принцип множественности разнообразия включается в международно-правовые нормы и стандарты. Конечно, гораздо легче вписать эти идеи в рамочные документы ООН, чем воплотить их в конкретной социальной политике, однако и здесь в последние годы наблюдаются позитивные тенденции.

Что можно и нужно сделать в этом направлении в России?

Как было показано в пятой главе, в настоящий момент в нашей стране можно отметить несколько разноплановых тенденций: на фоне формальных квазидействий правительства по «улучшению положения женщин» происходит реальное усиление гендерного неравенства; многие исследователи отмечают усиление гендерного дисбаланса и нарастание противоречий и напряженности в этой сфере.

Очевидно, что несмотря на безусловные успехи феминизма в постановке проблемы гендерного равенства, значительная роль в его обеспечении принадлежит государству и его институтам: там, где оно играет более активную роль, достижения гораздо заметнее. Поскольку наше государство формально придерживается принципов гендерного равенства, оно должно более продуманно строить свою политику. При ее разработке необходимо, по крайней мере, иметь в виду реально существующий тип (или режим) экономики – бессмысленно включать льготные и протекционистские (по отношению к женщинам) нормы в законодательство о труде, которое существует в либеральной рыночной экономике. Какие бы благие намерения ни стояли в основе таких программ и законов, в современной России эти нормы будут действовать против женщин. Сегодня соблюдение материнских прав работающих женщин необходимо ограничить только некоторым необходимым периодом, связанным с деторождением, но зато жестко следить за их соблюдением. Основной акцент должен быть сделан на защите семейных прав всех трудящихся в духе МОТовской конвенции.

Главной стратегической задачей социальной политики в интересующем нас вопросе должно стать обеспечение равенства прав и равенства возможностей. При этом следует иметь в виду, что всеобщее равенство недостижимо, да и не нужно. Социальная политика, ставящая целью абсолютное или почти абсолютное равенство, будет нивелировать существующие индивидуальные различия талантов, способностей, темпераментов и мотиваций. Очевидно, что “полное равенство всех со всеми и во всем” вряд ли достижимо, поэтому этот тип эгалитаризма называют идеалом, утопией и