Пантин. Циклы и ритмы истории

[41]

неустанно повторяющееся явление в Китае, Индии и на Западе. 3.1 Вначале осевое время ограничено в пространственном отношении, но исторически оно становится всеохватывающим... Люди вне трех сфер, составляющих осевое время, либо остались в стороне, либо вошли в соприкосновение с каким-либо из этих трех центров духовного излучения. В последнем случае они вошли в историю. Так, в орбиту осевого времени были втянуты на Западе германские и славянские народы, на Востоке—японцы, малайцы и сиамцы... 4. Между тремя сферами, о которых здесь идет речь, возможно — если они соприкасаются — глубокое взаимопонимание. Встречаясь, они осознают, что в каждом из них речь идет об одном и том же. При всей отдаленности они поражают своим сходством...

Все это можно резюмировать следующим образом: осевое время, принятое за отправную точку, определяет вопросы и масштабы, прилагаемые ко всему предшествующему и последующему развитию. Предшествующие ему великие культуры древности теряют свою специфику. Народы, которые были их носителями, становятся для нас неразличимыми по мере того, как они примыкают к движению осевого времени. Доисторические народы остаются доисторическими вплоть до того времени, пока они не растворятся в историческом развитии, идущем от осевого времени; в противном случае они вымирают. Осевое время ассимилирует все остальное. Если отправляться от него, то мировая история обретает структуру и единство, способные сохраниться во времени, и, во всяком случае, сохранившиеся до сего дня" [Ясперс, 1994,с. 37—39].

И далее: "Осевое время служит ферментом, связывающим человечество в рамках единой мировой истории. Осевое время служит масштабом, позволяющим нам отчетливо видеть историческое значение отдельных народов для человечества в целом" [Ясперс, 1994, с. 76]. Ясперс объясняет также, почему осью мировой истории не могут быть такие действительно грандиозные повороты в истории отдельных цивилизаций, как возникновение христианства или ислама: "Между тем христианская вера — это лишь одна вера, а не вера всего человечества. Недостаток ее в том, что подобное понимание мировой истории представляется убедител

[42]

ным лишь верующему христианину. Более того, и на Западе христианин не связывает свое эмпирическое постижение истории с этой верой. Догмат веры не является для него тезисом эмпирического истолкования действительного исторического процесса. И для христианина священная история отделяется по своему смысловому значению от светской истории. И верующий

христианин мог подвергнуть анализу самую христианскую традицию, как любой другой эмпирический объект" [Ясперс, 1994, с. 32].

Конечно, возникновение христианства имело важнейшее значение не только для западноевропейской или византийской (а позднее и российской) цивилизаций. Возникновение христианства косвенно повлияло и на возникновение ислама. Неслучайно именно христианский (хотя бы внешне) Запад стал центром мирового развития с XV-XVI вв. Но Ясперс, повидимому, прав в том отношении, что рассматривать возникновение христианства как ось всей мировой истории было бы неправомерно; скорее его надо было бы считать узлом и своеобразным эпицентром истории, к которому сходятся некоторые важные линии, идущие от осевого времени, например, традиция иудейских пророков, древнегреческая философская традиция и некоторые другие. Такой подход не умаляет всемирноисторического значения возникновения христианства, он лишь по-другому расставляет акценты и показывает, что без осевого времени христианство не было бы воспринято в том виде, как мы знаем.

Следует отметить, что не все историки и философы истории принимают концепцию осевого времени К. Ясперса. В то же время серьезных и глубоко аргументированных возражений против этой концепции выдвинуто не было. Пожалуй, наиболее радикальным противником концепции осевого времени был крупный российский ученый Л.Н. Гумилев. Однако его возражения против идеи осевого времени носят главным образом эмоциональный характер и во многом не выдерживают критики. Во избежание возможных недоразумений подчеркнем, что этот факт сам по себе нисколько не уменьшает масштаба личности Л.Н. Гумилева. По поводу идеи осевого времени К. Ясперса Гумилев пишет следующее: "Как мы уже отмечали, К. Ясперс заметил совпадение акматичес-

[43]

ких фаз этногенеза разных пассионарных толчков. Поскольку это отнюдь не начальные, исходные фазы, они всегда бросаются в глаза при поверхностном наблюдении. Отсюда и выводы Ясперса, хотя и логичные, но ведущие к заблуждению... При акматической фазе рефлексия мятущейся персоны, негодующей на устоявшийся быт, неизбежно единообразна. Поэтому-то и есть элемент сходства у Сократа, Заратуштры, Будды (Шакья Муни) и Конфуция: все они стремились упорядочить живую, кипучую действительность внесением того или иного рассудочного начала" [Гумилев, 2001, с. 552].

Обращает внимание, что Ясперс говорит об одном, а Гумилев — совершенно о другом. Совпадение "акматических фаз" в развитии различных этносов бывало и до, и после эпохи осевого времени, но почему-то оно не вело к тем

крупным сдвигам и глобальным последствиям, на которые указывает Ясперс. "Мятущиеся персоны" были и будут всегда, но почему-то именно в эпоху осевого времени им удалось осуществить глобальный исторический перелом, приведший к возникновению человека такого типа, какой сохранился и по сей день. Очевидно, что дело здесь не только в "мятущихся персонах" с их рефлексией, а в гораздо более мощных исторических факторах, которые затронули жизнь не только отдельных людей, но и развитие целых цивилизаций, позволили закрепиться и стать необратимыми прорывам осевого времени. В своей критике Ясперса Гумилев стремится показать, что сдвиги и достижения осевого времени вскоре были утрачены: "Так погибли конфуцианские школы при наступлении железных отрядов ветеранов Цинь Ши Хуанди (III в. до н.э.). Так сгорели буддисты-махаянисты в кострах, подожженных брамином Кумариллой, объяснившим храбрым раджпутам, что Бог создал мир и наделил его бессмертной душой — атманом (VIII в.). Так были уничтожены иудейские святыни огненного Яхве (VII в. до н.э.). Так был зарезан туранцами Заратуштра во взятом ими Балхе (ок. VI в. до н.э.)...

Но ужаснее всего была казнь Сократа, погибшего от афинских сикофантов"[Гумилев, 2001, с. 552 — 553].

Здесь непонятно не только, почему "ужаснее всего была казнь Сократа", который, по преданию, сам выпил чашу с ядом, не желая отказываться от своих убеждений, но прежде всего, почему

[44]

Гумилев игнорирует тот факт, что идеи всех перечисленных им (и не перечисленных тоже) великих пророков и мыслителей осевого времени надолго пережили их физическую смерть и прочно вошли в ткань мировой культуры. Так, конфуцианство с небольшими перерывами на протяжении тысячелетий было господствующей философией, игравшей роль религии, не только в Китае, но и в ряде стран Юго-Восточной Азии; огромную роль в развитии Китая оно играет и в настоящее время. Более того, сейчас многие говорят о том, что если "дух протестантизма" в XVI-XIX вв. способствовал развитию капитализма в Западной Европе и Северной Америке, то на рубеже XX-XXI вв. "дух конфуцианства" способствует ускоренному развитию ЮгоВосточной Азии, ставшей "мотором" мирового экономического развития. Буддизм стал мировой религией и продолжает ею оставаться, несмотря на костры, в которых сгорели буддисты-махаянисты. То же самое относится и к святыням иудаизма, которые, будучи уничтоженными физически, не были уничтожены в духовном плане, и к учению Заратуштры, и к философии Сократа. Что же касается "железных отрядов ветеранов Цинь Ши Хуанди", "храбрых раджпутов", "туранцев" и "афинских сикофантов", то от них осталось не так уж много. Удивительно, но Гумилев не обращает внимания на подобные нестыковки. Возможно, это обстоятельство объясняется не рациональными, а чисто эмоциональными мотивами, которые невольно

прорываются в следующем высказывании Гумилева: "Мне концепция К. Ясперса не нравится. Я хочу думать иначе!" [Гумилев, 2001, с. 554].

Концепция Ясперса может не нравиться, но от этого она не теряет своего значения. Современные исследователи указывают на некоторые важные факторы, которые проливают дополнительный свет на феномен осевого времени. В частности, Э.С. Кульпин справедливо подчеркнул совпадение эпохи осевого времени с периодом похолодания в Европе и Азии — так называемым "похолоданием железного века" в середине I тысячелетия до н.э.: "Процессы, обусловленные климатическими изменениями, в Греции эпохи перехода от архаики к полисной системе и в Китае времен "Весны и осени" и "сражающихся царств", будучи во многом идентич-

[45]

ными тем, что имели место в речных цивилизациях Евразии, в то же время существенно от них отличались. Похолодание здесь стимулировало рост потребностей человеческого организма в калориях, в то время как продуктивность многоотраслевого хозяйства, сложившаяся в более благоприятных климатических условиях, снизилась... "Сжатие" вегетативного периода из-за похолодания потребовало внедрения новых сортов растений — более скороспелых, а аридизация — более засухоустойчивых. Возникла необходимость изменения техники и технологии земледелия, потребность в большей запашке — расширении культивируемых земель Вмещающих ландшафтов, в ином соотношении земледелия и животноводства в хозяйствах. Сокращение объема общественного продукта, уменьшение доли прибавочного и, возможно, недопроизводство необходимого вызвали социальную напряженность, поставили под сомнение прежнюю социальную организацию общества, систему распределения и перераспределения жизненных благ и ее идеологическое обоснование" [Кульпин, 1996, с. 129 — 130].

Возвращаясь к идее К. Ясперса о структурировании мировой истории на основе осевого времени, следует признать ее весьма глубокой, вскрывающей целостность исторического процесса и логику его развертывания. Вместе с тем структурирование всей мировой истории только одним осевым временем представляется явно недостаточным и неполным. Кроме осевого времени, обнаруженного Ясперсом, должны существовать и другие эпохи "сгущения" исторического развития; пусть даже менее значительные, чем осевое время. К сожалению, работа по структурированию глобальной истории, начатая Ясперсом, в дальнейшем почти не получила своего продолжения, — поскольку все свелось к спорам о том, существует ли осевое время как исторический феномен. В последующих главах этой книги мы попытаемся наметить структуру глобальной истории, отталкиваясь от осевого времени, но не ограничиваясь им одним. В основе подобного

структурирования лежат циклы дифференциации — интеграции, которые прослеживаются в глобальной истории и задают ее структуру. В результате такого структурирования обнаруживаются многие важные закономерности и связи, на которые раньше либо вовсе не обращали внимания, либо обращали его недостаточно.

[46]

1.4. Предпосылки существования циклов дифференциации — интеграции. Циклы дифференциации — интеграции как циклы (витки) глобализации

В научной литературе имеется немало косвенных указаний на то, что существуют волны глобального исторического развития протяженностью около полутысячи лет, причем началу и концу каждой из этих волн соответствуют важные исторические изменения и переломы. Российский исследователь А. Неклесса, например, отмечал: "История имеет внутренний ритм. Причем ее длинные волны иной раз удивительно точно совпадают с границами миллениумов или значимых их частей (половин), обладающих собственной картографией исторического пространства и времени. Первый такой рубеж в истории новой цивилизации, обозначивший конец эры Pax Romana. относится к V-VI вв. — времени крушения Западной Римской империи и начала Великого переселения народов. Предыдущий fin de millenium и начало второго тысячелетия — также весьма непростой рубеж в истории цивилизации... Распавшийся незадолго до рубежа тысячелетий земной круг империи Каролингов был в последующем частично заменен более локальным универсализмом Священной Римской империи германской нации. В начале второго тысячелетия Византийская империя, кажется, достигшая к этому моменту пика своего могущества ("золотой век" Македонской династии), сталкивается с новой и, как показало будущее, смертельной угрозой — турками-сельджуками, вступая на путь утраты земного могущества, балканизации и нисхождения в историческое небытие...

Середина второго тысячелетия — также значимый рубеж в истории цивилизации. Это время зарождения современного мира, т.е. Мира Модерна (Modernity), формирования новой социальной, политической, экономической, культурной семантики миропорядка. В тот период произошла смена вех, утвердился новый, гуманистически ориентированный мир, где падший человек становится "мерой всех вещей"... Одновременно это было время крушения остатков Восточной Римской империи (1453) и выхода на подмостки истории иного спутника западноевропейской цивилизации — Нового Света (1492)" [Неклесса, 2001, с. 129 — 130].

[47]

При обсуждении проблем периодизации Всемирной истории П. Стерна приходит к необходимости выделения периодов продолжительностью около

тысячи лет (500 г. до н.э. — 500 г. н.э и 500 — 1500 гг. н.э.): "Между 500 г. до н.э. и 500 г. н.э. полностью оформился первый период Всемирной истории как противоположный периоду формирования и экспансии цивилизации. В течение этого периода системы верований стали более разработанными, а их выраженность в культуре более многосторонней, и в некоторых случаях, таких как Индия и Средиземноморье, развивалась тенденция монотеизма. По мере расширения торговой деятельности устанавливались структуры господства и зависимости и в Средиземноморье, и в еще большей степени в Индийском океане. Основанное на коммерции, культурное влияние Индии было особенно сильным, хотя также должно быть отмечено проникновение египетско-средиземноморского влияния на область Верхнего Нила и грекоримское воздействие на Западную Европу.

Затем последовало тысячелетие, оказывавшееся особым вызовом в преподавании мировой истории и обретающее особую яркость благодаря схеме многофакторной периодизации. Есть возможность связать этот период 500-1500 гг. н.э. с предшествующим периодом, рассматривая в едином материале формативную эволюцию традиций великих цивилизаций и связанный с этим расцвет аграрного общества... Период, простирающийся с VI по XIV или XV в., отмеченный и в начале, и в конце продолжительными центральноазиатскими нашествиями, имеет как содержательный, так и педагогический смысл" [Стерна, 2001, с. 165-166]. Фактически тысячелетние периоды мировой истории, которые выделяет П. Стерна, представляют собой своеобразные циклы исторического развития, состоящие из двух волн продолжительностью примерно по 500 лет.

Даже историки, считающие, что Восток развивался принципиально иначе, чем Запад, вынуждены признать, что переломные эпохи для развития стран Востока в целом совпадают с переломными эпохами в развитии Европы, т.е. что фактически существуют периоды (волны) глобальной истории. Так, Л.С. Васильев, всячески подчеркивающий неприменимость понятий и терминов,

[48]

описывающих развитие Европы, для стран Востока, тем не менее отмечает, что переломная эпоха продолжительностью около тысячи лет в развитии Ближнего Востока и Китая соответствует периоду между IV в. до н.э. и VII в. н.э.: "Так, например, для ближневосточного региона, родины человеческой цивилизации, столь богато представленного в древности важными историческими событиями, длительными периодами интенсивного развития, великими державами (Двуречье, Египет, Ассирия, Вавилония, Персия), период радикальной внутренней трансформации явственно приходится на промежуток между IV в. до н.э. (походы Александра) с последующим сильным культурным и структурным воздействием со стороны античного мира (эллинизация, романизация и христианизация) и VII в. н.э., отмеченным

жесткой печатью ислама. За это тысячелетие кардинально изменилось на Ближнем Востоке очень многое... Обратившись к Китаю и всему Дальнему Востоку, мы обнаружим совершенно иную логическую грань: на рубеже III

— II вв. до н.э. древнекитайское общество, пережив структурную трансформацию и обретя единую официально санкционированную идеологическую доктрину, в духе который были реформированы основные социальные институты и сориентированы образ жизни и ментальность населения, стало во многом иным, как иным стало и государство, приняв форму могущественной империи. Правда, эта империя в первые века своего существования испытала тяжелые удары кризиса, а затем на несколько веков даже распалась на части, причем как раз в это время формировались соседние с Китаем государства (Корея, Вьетнам, Япония), много заимствовавшие у него и бывшие длительное время по сути частью китайской цивилизации (речь идет о III — IV вв. н.э. —Д./7.).Приняв во внимание упомянутые события и процессы, можно опять-таки растянуть логическую грань между древностью и средневековьем в этом регионе Востока почти на тысячелетие (III в. до н.э.— VI в. н.э., когда была воссоздана империя) "[Васильев, 1993, с. 248, 249 — 250]. Между тем границы этой переломной эпохи и еще один переломный период внутри нее в III — IV вв. н.э., как будет показано ниже, как раз и соответствуют границам глобальных волн интеграции и дифференциации. Тем самым оказывается, что при

[49]

всем своеобразии развития разных регионов мира само это развитие синхронизировано и описывается масштабными тысячелетними циклами, состоящими из двух волн, продолжительность каждой из которых равна около 500 лет.

Дж. Модельски на примере развития городов Древнего мира показал "пульсирующий", волнообразный характер этого процесса в период 4000 — 1000 гг. до н.э. Он выделил чередование двух фаз: фазы централизации, когда формируются центральные зоны мир-системы, и фазы децентрализации, когда периферия становится главенствующей. В результате, согласно этой модели, происходит постоянная смена мест в системе "центр — периферия" [Modelsky, 1999, р. 383-392]. В чередовании фаз "централизации" и "децентрализации" в мировой истории, подмеченном Модельски, проявляются важные механизмы развития глобализации. В то же время, поскольку Дж. Модельски анализировал лишь период до I тысячелетия до н.э., универсальный характер чередования фаз "централизации" и "децентрализации" в глобальной истории остался незамеченным и непроясненным.

Кроме того, сами термины "централизация" и "децентрализация" представляются не совсем точными для описания волнообразных процессов

развития глобализации. Более адекватными , как уже говорилось во введении, являются понятия "волн интеграции" и "волн дифференциации", поскольку интеграция включает в себя не только централизацию, но и общее повышение единства и связности международной системы (в частности, образование стабильных мировых империй и "универсальных государств"), а дифференциация подразумевает не только децентрализацию, но и появление новых "периферийных" центров развития международной системы. Иными словами, централизация представляет собой лишь одну из сторон, один из механизмов процессов интеграции, а децентрализация — одну из сторон, одно из проявлений процессов дифференциации. Одним из центральных понятий в данной работе является понятие глобального цикла дифференциации — интеграции, который состоит из волны дифференциации продолжительностью около 500 лет и сменяющей ее волны интеграции продолжительностью также около 500 — 600 лет. Речь идет

[50]

именно о волнах, поскольку изменения (в данном случае связанные с процессами дифференциации или интеграции социальных систем) распространяются в пространстве, синхронизируясь и упорядочиваясь во времени. Продолжительность этих волн, как будет показано ниже, установлена эмпирически, хотя их корреляция ~с приведенными выше наблюдениями и схемами периодизации других авторов (1000-летние периоды мировой истории) не является случайной и подтверждает существование циклов глобализации, состоящих из двух волн продолжительностью примерно по 500 лет.

В данной работе мы ограничимся описанием и анализом трех наиболее близких нам по времени циклов, несмотря на то что имеющиеся исторические данные указывают на наличие более ранних циклов дифференциации — интеграции, продолжительность каждого из которых также составляет около тысячи лет. Иными словами, чередование волн дифференциации — интеграции, судя по всему, распространяется на весьма значительный исторический период, начавшийся с возникновения известных нам древних цивилизаций, но предметом данной работы являются последние три цикла, охватывающие период с начала I тысячелетия до н.э. по настоящее время. Первый такой цикл состоит из волны дифференциации, продолжавшейся около пяти веков (с начала VIII в. до н.э. приблизительно до конца IV в. до н.э.) и волны интеграции, продолжавшейся также около пяти веков (с начала III в. н.э. приблизительно до конца II в. н.э.); полная продолжительность этого цикла составляет таким образом около тысячи лет. Второй такой цикл состоит из волны дифференциации, продолжавшейся около пяти веков (с начала III в. н.э. до конца VII в. н.э.) и волны интеграции, продолжавшейся около шести веков (с начала VIII в. до конца XIII в.); полная продолжительность этого второго цикла составляет около тысячи ста

лет. Наконец, третий цикл состоит из волны дифференциации, продолжавшейся около пяти веков (с начала XIV в. до конца XVIII в.) и волны интеграции, которая еще не завершилась и в разгар которой мы сейчас живем (с начала XIX в.). Полное описание этих волн и обоснование приведенных дат будет дано ниже.

[51]

Важно подчеркнуть, что выделенные таким образом циклы в целом соответствуют трем важнейшим периодам мировой истории. Первый цикл (VIII в. до н.э. — II в. н.э.) в основном соответствует Античному периоду, причем рубеж IV — III вв. до н.э., разделяющий две волны этого цикла, отделяет эпоху расцвета Древней Греции от эпохи эллинистических государств и господства Рима. Второй цикл (III в. н.э. — XIII в. н.э.) в целом соответствует периоду упадка Рима и Средним векам, причем рубеж VII — VIII вв. н.э., разделяющий две волны этого цикла, отделяет эпоху Раннего Средневековья от эпохи Зрелого и Позднего Средневековья. Третий цикл (с XIV в.) соответствует эпохе Возрождения и Новому времени, а рубеж XVII

— XIX вв. разделяет доиндустриальную и индустриальную эпохи. Еще интереснее, что середина каждой волны (для первого цикла это V в. до н.э. и I в. до н.э.. для второго цикла V в. н.э. и рубеж Х — XI вв., для третьего — XVI и рубеж XX — XXI вв.) почти точно совпадает либо с серединой очередного тысячелетия, либо со сменой тысячелетий, на которых как на переломных моментах акцентируют внимание историки, цитировавшиеся в начале этой главы. Середина же каждой волны, представляющая ее пик, апофеоз, всегда отмечена, как будет показано ниже высокой концентрацией важных переломных событий.

Существенно, что предпосылки существования глобальных циклов дифференциации — интеграции можно также обнаружить, например, в динамике такого важного показателя, как изменение численности населения Земли. Согласно данным, приведенным, например, в работах Мак-Эведи и Джонса [МсЕvedy, Jones, 1978, р. 342; Капица, 1996, с. 64], существенное замедление роста или даже уменьшение населения мира происходило в эпохи около 900 — 700 гг. до н.э., около 200 — 500 гг. н.э. и около 1300 — 1400 гг.

Нетрудно заметить, что эти эпохи совпадают с переходом от одного глобального цикла дифференциации — интеграции к другому. При этом начало очередной волны дифференциации сопряжено с замедлением роста населения, в то время как волнам интеграции соответствует стабильный бурный его рост. Здесь не обсужу дается вопрос, в какой мере начало нового глобального цикла вы-

[52]

зывается замедлением роста численности населения мира, отметим лишь, что причины этого замедления могут быть различными — от демографических процессов в Римской и Ханьской империи в начале I тысячелетия н.э. до эпидемии чумы в Европе и Азии в 1300 — 1400 гг. И тем не менее, заметные переломы в динамике численности населения Земли в общем хорошо коррелируют со сменой глобальных циклов дифференциации — интеграции.

Существует еще одна важная корреляция — между глобальными климатическими изменениями и рассматриваемыми циклами дифференциации — интеграции. Дело в том, что известные длительные похолодания последних трех тысячелетий приходились на периоды середины I тысячелетия до н.э., середины I тысячелетия н.э. и середины II тысячелетия н.э.; на рубеже тысячелетий, напротив, происходили заметные потепления (см., например: [Клименко, 1997, с. 165, 169]). Уменьшение среднегодовой температуры в Северном полушарии в I тысячелетии до н э. получило название "похолодание железного века", а такое же уменьшение среднегодовой температуры в середине II тысячелетия н.э. получило название "малый ледниковый период". При сопоставлении этих глобальных климатических циклов с циклами дифференциации — интеграции обнаруживается, что глобальные похолодания приходятся примерно на середину соответствующих волн дифференциации, а глобальные потепления

— на середину соответствующих волн интеграции. Представляется, что наличие подобной корреляции не должно вести к выводу о том, что непосредственной причиной наступления нового цикла являются похолодания, а смена волны дифференциации на волну интеграции непосредственно вызывается потеплениями. Разумеется, продолжительные похолодания существенно воздействуют на хозяйственную жизнь человека и общества, вызывая кризисные явления и стимулируя поиски нового способа производства, новых форм экономической, социальной и политической организации. Однако тот факт, что длительные похолодания всякий раз приходятся не на начало, а на середину волны дифференциации, свидетельствует о том, что факторы перехода к новому циклу глобального развития являются прежде всего социально-историческими, а не чисто природными. Можно предположить в этой связи, что глобальные климатические изменения всякий раз способствуют развитию,

[53]

распространению уже начавшихся сдвигов в обществе, т.е. делают эти сдвиги действительно глобальными, а не чисто локальными. При этом длительные похолодания способствуют дальнейшей интенсификации уже начавшихся поисков новых технологий и новых форм социально-политической организации, а длительные потепления способствуют временной стабилизации сложившихся форм хозяйства в рамках возникших мировых империй. Таким образом, и демографические, и климатические факторы