Г. Маклюэн. Понимание медиа

мые и калеки. Они становятся специалистами, подобно Вулкану, бывшему кузнецом и оружейником. А как ведут себя целые сообщества, когда их завоевывают и порабо­ щают? На службу им приходит та же стратегия, которой придерживается в обществе воинов хромой человек. Они

начинают специализироваться на чем-то и становятся для

своих господ незаменимыми. Вероятно, именно долгая че­ ловеческая история порабощения и впадения в специализм как контрраздражитель наложила на фигуру специалиста клеймо услужливости и малодушия - клеймо, которое он

носит на себе до сих пор. Капитуляция западного человека

перед собственной технологией с ее развившимися до наи­

высшей точки специализированными требованиями все­ гда казалась многим наблюдателям нашего мира своего рода порабощением. Однако, в отличие от сознательной стратегии специализации, принимаемой пленниками заво­ евателей, тут складывающаяся в итоге фрагментация была добровольной и исполненной воодушевления.

Ясно, что фрагментация, или специализм, как техника достижения безопасности в условиях всевозможного рода тирании и угнетения несет в себе опасность. Идеальное приспособление к любой среде достигается путем тоталь­ ного перенаправления энергий и жизненных сил на то или иное статичное состояние существа. Даже малейшие изме­ нения в среде застают очень хорошо приспособленных в таком состоянии, когда у них нет ресурсов для того, чтобы встретить новый вызов. В любом обществе в таком неза­

видном положении находятся глашатаи «конвенциональ­

ной мудрости•. Их безопасность и статус опираются пол­ ностью на одну-единственнуюформу приобретенногозна­

ния, а потому нововведение означает для них не новше­

ство, а уничтожение.

Родственнойформой вызова, с которой всегда сталкива­ лись культуры, является простой факт наличия границы или стены, по ту сторону которой существует другой тип общества. Само существование бок о бок двух форм орга­ низации порождает немалую напряженность. На этом, по

сути, и строилисьсимволистскиехудожественныеструкту­

ры прошедшегостолетия.Тойнбиотмечает,что вызов циви­ лизации, располагающейсябок о бок с племеннымобщест­

целом и все институты более простого общества оказыва­ ются .дезинтегрированыдождем психическойэнергии, по­ рожденным цивилизацией. более сложной культуры. Ко­ гда рядом сосуществуютдва общества, психическийвызов более сложного из них воздействует на более простое в форме взрывного выброса энергии. Чтобы получить ис­

черпывающиеданные по этому вопросу, не нужно далеко ходить. Достаточно взглянуть на повседневную жизнь ти­ нэйджера, живущего в пучине сложного городского цент­ ра. Как варвара контакт с цивилизациейпривел в неисто­ вую подвижность, рааразившуюоя в массовую миграцию, так и тинэйджер, вынужденныйучаствоватьв жизни горо­ да, неспособногопринять его в качестве взрослого, впада­ ет в .беспричинныЙбунт•. Прежде подростку давалась на­ дежда на будущее. Он был подготовлен к тому, чтобы ждать своего шанса. Но с тех пор, как появилось телевидение, порыв к участию положил конец отрочеству, и в каждом американском доме выросла своя Берлинская стена.

Тойнби щедро снабжает нас примерами самых разных форм вызова и коллапса и особенно склонен указывать на частое и тщетное бегство в футуризм или архаизм как стра­ тегии встречи с радикальным изменением. Указывать на былые дни конских экипажей или грядущее пришествие

антигравитационных средств передвижения не есть аде­

кватная реакция на вызов, брошенный автомобилем. Меж­ ду тем, этими двумя стандартными способами заглядыва­ ния назад и вперед привычным образом пользуются, что­ бы избежать прерывностей настоящего опыта с их требо­ ванием восприимчивого ознакомления и оценивания. Ви­ димо, только увлеченный своим делом художник способен

к встрече с актуальностью настоящего.

Тойнби снова и снова настаивает на культурной страте­ гии подражания примеру великих людей. Это, разумеет­ ся, означает отдание культурной безопасности во власть

воли вместо отдания ее во власть адекватного восприятия ситуаций. Каждый мог бы съязвить, что здесь дает о себе

знать британская вера в характер, сопровождаемая не­

доверием к интеллекту. Принимая во внимание безгра­ ничную способность людей гипнотизировать самих себя в

присутствии вызова вплоть до полного его неосознания,

выживания, сколь и интеллект. Сегодня, чтобы быть впол­

не осведомленными и сознательными, мы нуждаемся так­

же и в воле.

Арнольд Тойнби приводит в качестве примера эффек­

тивную встречу технологии и творческую постановку ее

под контроль в эпоху Возрождения, показывая, как воз­

рождение децентрализованного средневекового парламен­

та спасло английское общество от опутавшей континент монополии централизма. В книге «Город в истории» Лью­ ис Мэмфорд рассказывает странную историю о том, как одному небольшому городку в Новой Англии удалось во­ плотить образец средневекового идеального города, отка­ завшись от стен и смешав город с сельской местностью. Когда технология эпохи могущественно подталкивает в одном направлении, мудрость вполне может потребовать уравновешивающего подталкивания в другом. В наш век интегрирующее давление электрической энергии уже нельзя встретить разбрасыванием или экспансией; она может быть встречена лишь децентрализацией и подвиж­ ностью многочисленных маленьких центров. Например,

наплыв студентов в наши университеты - это не взрыв, а имплозия. И стратегией, в которой мы остро нуждаемся для того, чтобы справиться с этой силой, является не ук­

рупнение университета, а создание многочисленных групп автономных колледжей взамен централизованного универ­ ситетского комплекса, сложившегося у нас по образцу ев­ ропейского государственного аппарата и индустрии девят­

надцатого века.

Таким же образом и ярко выраженные осязательные воздействия телевизионного образа не могут быть встре­

чены простыми изменениями в содержании телевизион­ ных программ. Творческая стратегия, основанная на пра­ вильно поставленном диагнозе, предписала бы глубинный или структурный подход к существующему письменному и визуальному миру. Если мы так и будем упрямо придер­ живаться общепринятого подхода к этим процессам раз­ вития, то наша традиционная культура будет сметена с лица земли, подобно тому, как это произошло в шестнад­ цатом веке со схоластикой. Если бы схоласты с их слож­ ной устной культурой поняли Гутенбергову технологию, они могли бы создать новый синтез письменного и устного

образования вместо того, чтобы сойти со сцены истории и позволить захватить всю сферу образования простой визу­ альной странице. Устные схоласты не справились с новым

визуальным вызовом печати, и раврааившаяся в итоге экспансия (или взрывное распространение) Гутенберговой технологии обернулась во многих отношениях облучше­ нием133 культуры; так объясняют теперь произошедшее такие историки, как Мэмфорд. Арнольд Тойнби, рассмат­ ривая в «Постижении истории.. «природу роста цивили­ заций», не только отбрасывает понятие укрупнения как критерий реального роста общества, но и говорит: «Гео­ графическая экспансия чаще всего бывает спутницей фак­ тического упадка и совпадает с "эпохой проблем" или эпо­ хой универсального государства - обе представляют со­ бой стадии упадка и дезинтеграции».

Тойнби выдвигает принцип, согласно которому эпохи проблем, или быстрого изменения, рождают милитаризм,

а именно милитаризм производит империю и экспансию. Старый греческий миф, учивший, что милитаризм был создан алфавитом (<<Царь Кадм посеял зубы дракона, и из них проросли вооруженные воины» ), идет на самом деле гораздо глубже, чем история, рассказанная ТоЙнби. Поня­ тие «милитаризм.. представляет в действительности лишь невразумительное описание и вообще не содержит анали­ за причинности. Милитаризм - это тип визуальной орга­ низации социальных энергий, обладающий специалист­ ским и взрывным характером, а потому было бы просто многословием говорить, как Тойнби, что он создает круп­ ные империи и вызывает социальный упадок. Вместе с тем, милитаризм - это форма индустриализма, или кон­ центрации больших запасов гомогенизированных энергий в немногочисленных видах продукции. Римский воин был человеком с сошником. Это был умелый работник и стро­ итель, который перерабатывал и упаковывал ресурсы мно­ гих обществ и отправлял их домой. До появления машин­ ного оборудования единственной массовой рабочей силой, которая могла быть задействована в переработке сырья, были солдаты и рабы. Как указывает греческий миф о Кадме, фонетический алфавит был величайшим механиз­ мом переработки людей для гомогенизированной военной жизни, известным античности. Эпоха греческого общества,

которая, по признанию Геродота, была «переполнена боль­ шим количеством проблем, чем в двадцати предыдущих поколениях вместе ваятыхь , была временем, которое наше­

му письменному ретроспективному взгляду кажется од­

ной из величайших эпох в истории человечества. Но, как заметил Маколей'Р', неприятно жить в те времена, о кото­ рых мы с таким упоением читаем. Последовавшая далее эпоха Александра Македонского увидела экспансию элли­ низма в Азию и проторение путей для дальнейшей рим­ ской экспансии. Между тем, это были те самые столетия, когда греческая цивилизация стала очевидным образом

рассыпаться на части.

Тойнби указывает на странную фальсификацию исто­ рии археологией, ведь сохранение многочисленных мате­ риальных объектов прошлого не является показателем качества обыденной жизни и опыта той или иной эпохи. На протяжении всего периода эллинского и римского упад­

ка постоянно возникают технические усовершенствования в военном оснащении. Тойнби доказывает свою гипотезу на примере развития греческого земледелия. Когда пред­ приимчивость Солона отучила греков от смешанного сель­ ского хозяйства и переориентировала на программу спе­

циализированного производства продуктов для экспорта,

это привело к счастливым последствиям и славному вспле­ ску энергии в греческой жизни. Когда следующая фаза развития того же специалистского акцента привела в дей­ ствие преимущественную опору на рабский труд, произо­ шел заметный рост производства. Однако армии техноло­ гически специализированных рабов, обрабатывавших зем­

лю, отравили социальное существование независимым зем­

левладельцам и скромным крестьянам и породили стран­

ный мир римских городов, переполненных оторвавшими­ ся от корней параантами.

Специализм механизированной промышленности и ры­ ночной организации в гораздо большей степени, чем рим­ ское рабство, поставил западного человека перед вызовом мово-фракционного!" мануфактурного производства, или энергичного схватывания всех вещей и операций епо од­ ной за равь , Этот вызов сказался на всех сторонах нашей жизни и позволил нам совершить триумфальную экспан­ сию во всех направлениях и во всех областях.

ЧАСТЬll

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

УСТНОЕ СЛОВО ЦВЕТОК ЗЛА?1

Вот как выглядят в напечатанном виде несколько се­

кунд звучания популярного музыкального шоу:

• Это была Патти Бэйби, девушка ножки которой танцу­ ют сами собой, а вот и Фредди Кавнон явился вечерком на шоу Дэвида Микки оба-на шуба-дуба ну и как вам все это нравится ууу! Следующим номером у нас "Качаясь на звез­ де", уууууух, скользим в лучах лунного света.

Уаааааа ну и как вам... один из лучших парней с вами сейчас... всеобщий любимец очаровашка вечером в деци­ метровом диапазоне! сейчас на часах 22 минуты десятого, алллл-райт! у нас продолжается хит-парад, все, что вам нужно, это позвонить по телефону 5-11-51, повторяю еще, 5-11-51, где можно назвать номер, который вы бы хотели

услышать в нашем хит-параде •.

Дейв Микки попеременновоспаряетввысь, стонет, рас­ качивается, поет, солирует, говорит речитативоми носит­ ся туда-сюда,все времяреагируяна собственныедействия. Он движется целиком и полностью в устной, а не пись­ менной сфере опыта. Именно так создается участие ауди­ тории. Устное слово драматически захватывает все чело­

веческие чувства, тогда как высокограмотные письмен­ ные люди склонны говорить как можно более связно и буднично. Чувственноевовлечение,естественноедля куль­ тур, в которых письменностьне является преобладающей формой опыта, проскальзывает иногда в туристических

путеводителях, например, в следующем отрывке из пу­ теводителя по Греции:

еВы заметите, что многие греки проводят, по-видимо­ му, массу времени, перебирая бусинки, связанныев свое­ го рода янтарныечетки. Никакогорелигиозногозначения

им не придается. Это комболойа, или "четки для нерв­ ных", доставшиесяв наследствоот турок; греки пощелки­ вают ими, находясь на земле, в небесах и на море, дабы

отогнать невыносимоемолчание, опасность воцарения ко­ торого нависает над ними всякий раз, как только возни­ кает заминка в беседе. Это делают пастухи и полицей­

ские, этим занимаются портовые грузчики и торговцы в

своих магазинах. И если вы проявите любопытствои по­

интересуетесь, почему лишь очень немногие из гречанок носят бусы, то узнаете, что это оттого, что их мужья при­ своили их себе ради простогоудовольствияпощелкивания. Будучи более эстетичной, чем обычное валяние дурака, и не столь дорогостоящей,как курение, эта навязчиваяпри­ вычка говорит о тактильной чувствительности,характер­ ной для народа, создавшеговеличайшуюв западном мире скульптуру... »

Там, где в культуре отсутствует тяжелый визуальный стресс, создаваемый письменностью, проявляется иная фор­

ма чувственного вовлечения и культурного оценивания, и

в нашем путеводителе по Греции ей дается причудливое объяснение:

•... не удивляйтесьтому, как часто в Греции вас погла­ живают, обнимаюти ощупывают. В конце концов, вы мо­ жете почувствоватьсебя домашней собакой... в любящей семье. Это пристрастие к поглаживанию кажется нам так­ тильным продолжением уже упомянутой ранее ненасыт­ ной греческой любознательности. Ваши хозяева словно

пытаются выяснить, из чего же вы сделаны».

Крайне отличающиеся друг от друга свойства устной и письменной речи легко изучать сегодня там, где мы ока­ зываемся в максимально тесном соприкосновении с бес­ письменными обществами. Один туземец, единственный грамотный человек в своей группе, рассказывал, что вы­

ступает для других в роли читателя, когда те получают письма. Он говорил, что чувствует настойчивое побужде­ ние заткнуть пальцами свои уши, когда читает вслух, дабы не нарушать приватную атмосферу этих писем. Это инте­

ресное свидетельство о ценностях приватности, взращива­

емых визуальным стрессом фонетического письма. Без вли-

яния фонетического письма такое разведение чувств и от­ деление индивида от группы вряд ли возможны. Устное слово не дает того расширения и разрастания визуальной способности, которое необходимо для формирования при­

вычек индивидуализма и приватности.

Это помогает оценить природу устного слова, в проти­ воположность слову письменному. Хотя фонетическое пись­ мо обособляет и расширяет визуальную власть слов, его

отличают относительное несовершенство и медлительность.

В то время как способов написания слова «ночьюе крайне мало, Станиславский обычно обращался к своим молодым актерам с просьбой произнести и проинтонировать его пятьюдесятью разными способами, а аудитория записы­ вала различные выражаемые таким образом оттенки чув­ ства и смысла. Многие страницы прозаической и повест­ вовательной литературы были посвящены попыткам выра­ зить то, что должно было предстать в итоге как всхлипы­ вание, стон, смех или пронзительный крик. Письменное

слово последовательно выговаривает вовне то, что в уст­ ном слове выражается быстро и имплицитно.

Кроме того, в речи мы склонны реагировать на каж­

дую возникающую ситуацию, отзываясь тоном и жестом

даже на собственный акт говорения. Письмо же стремится быть своего рода обособленным, или специалистским дейст­ вием, в котором содержится мало возможностей или при­ зывов для реагирования. Грамотный человек и письмен­ ное общество" развивают в себе ужасающую способность вести себя во всех делах с поразительной отстраненностью

от тех чувств и того эмоционального вовлечения, которые

непременно испытывали бы неграмотный человек и бес­ письменное общество.

Французский философ Анри Бергсон жил и писал в той традиции мышления, в которой Считалось и считается до

сих пор, что язык - это человеческая технология, осла­

бившая и подточившая ценности коллективного бессозна­ тельного. Именно расширение человека в речь позволяет интеллекту отстраниться от несоизмеримо более широкой реальности. Без языка, полагает Бергсон, человеческий интеллект остался бы целиком и полностью вовлечен в объекты своего внимания. Язык делает для интеллекта то

же, что для ступней и тела колесо. Оно позволяет им пере­ мещаться от предмета к предмету с большей легкостью и скоростью, но со все меньшей и меньшей вовлеченностью. Язык расширяет и усложняет человека, но вместе с тем и разделяет его способности. Коллективное сознание, или интуиция человека сужается под воздействием этого тех­

нического расширения сознания, коим является речь.

Бергсон утверждает в «Творческой эволюцииь", что даже

сознание - это расширение человека, окутывающее пеле­

ной тумана блаженство единения в коллективном бессозна­ тельном. Своим воздействием речь отделяет человека от че­ ловека, а человечество от космического бессознательного. Как расширение, или выговаривание (вынесение вовне) всех наших чувств сразу, язык всегда считался богатей­ шей из свойственных человеку форм искусства - той са­ мой формой, которая отличает человека от животного.

Если человеческое ухо можно сопоставить с радиопри­ емником, способным расшифровывать электромагнитные волны и перешифровывать их в звук, то человеческий голос можно сравнить с радиопередатчиком, способным перево­ дить звук в электромагнитные волны. Способности голоса переводить воздух и пространство в вербальные формы

вполне могла предшествовать менее специализированная

экспрессия, заключенная в криках, кряхтениях, жестах и повелениях песни и танца. Конфигурации чувств, находя­

щие свое продолжение в различных человеческих язы­ ках, столь же многообразны, как стили одежды и искусст­ ва. Каждый материнский язык учит своих пользователей совершенно уникальному способу видеть мир, чувствовать его и действовать в этом мире.

Наша новая электрическая технология, расширяющая наши чувства и нервы до глобальных масштабов, будет иметь огромные последствия для языка. Электрическая технология нуждается в словах не больше, чем цифровая вычислительная машина в числах. Электричество прокла­ дывает путь к расширению в мировом масштабе самого процесса сознания, причем без всякой его вербализации. Возможно, такое состояние коллективного сознания было довербальным состоянием человека. Язык как техноло­

отделять мы очень хорошо знаем, возможно, и был той са­ мой «Вавилоновой башней», с помощью которой люди пы­ тались добраться до высших небесных сфер. Сегодня ком­ пьютеры обещают дать нам средства мгновенного перево­ да любого кода или языка в любой другой код или язык. Короче говоря, компьютер обещает нам достичь с помо­ щью технологии того состояния всеобщего понимания и единения, которое восторжествовало на Пятидесятницу', Следующим логическим шагом должен был, видимо, стать уже не перевод, а отход от языков к общему космического сознанию, во многом похожему, быть может, на то кол­ лективное бессознательное, о котором мечтал Бергсон. Можно провести параллель между состоянием «невесомо­ СТИ., сулящим нам, по уверениям биологов, физическое бессмертие, и состоянием безмолвия, которое могло бы

даровать нам вечную коллективную гармонию и мир.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ПИСЬМЕННОЕ СЛОВО ОКО ЗА ух05

Принц Модупе писал о том, как впервые столкнулся с письменным словом в дни своего пребывания в Западной Африке":

«Одним из загроможденных мест в доме отца Перри были книжные полки. Постепенно я начал понимать, что значки на страницах - это пойманные в капканы слова. Каждый мог научиться расшифровывать эти символы и, освобождая пойманные слова из капканов, снова превра­ щать их в речь. Типографские чернила залавливали мысли в ловушки; теперь те могли вырваться на свободу не бо­ лее, чем думбу из западни. Когда на меня нахлынуло пол­

ное осознание того, что это означает, я пережил такое же

волнение и изумление, как тогда, когда моему взору впер­ вые предстали яркие огни Конакри. Я содрогнулся от не­

преодолимого желания самому научиться делать эти див­

ные вещи».

в разительном контрасте со страстной решимостью это­

го туземца находятся сегодняшние тревоги цивилизован­ ного человека, связанные с письменным словом. Для неко­ торых жителей Запада письменное или печатное слово ста­ ло вещью очень осязаемой. И в самом деле, сегодня пи­ шут, печатают и читают гораздо больше, чем когда-либо раньше. Но вместе с тем существует и новая электриче­ ская технология, несущая угрозу этой древней техноло­ гии письменности, построенной на фонетическом алфави­ те. Оказывая содействие расширению нашей центральной нервной системы, электрическая технология, по-видимо­

му, отдает предпочтение инклюзивному и участному уст­

ному слову в противовес специалистекому письменному. Наши западные ценности, строящиеся на письменном сло-

ве, уже подверглись ощутимому воздействию со стороны таких электрических средств коммуникации, как телефон, радио и телевидение. Наверное, именно поэтому многим высокообразованным людям в наше время оказывается

довольно трудно анализировать этот вопрос, не впадая в

моральную панику. Впридачу к тому есть еще одно обсто­ ятельство, состоящее в том, что за всю более чем двухты­ сячелетнюю историю существования своей письменности западный человек так и не потрудился как следует изу­ чить или понять роль фонетического алфавита в сотворе­ нии многих основополагающих образцов своей культуры. А потому может покаааться, что теперь уже слишком по­

здно приступать к изучению этого вопроса.

Представьте себе, что вместо того, чтобы вывешивать звездно-полосатый флаг, нам приходилось бы писать сло­ ва «американский флаг» поперек куска ткани и вывеши­ вать его. Хотя эти символы передавали бы одно и то же значение, производимый ими эффект был бы совершенно разным. Перевести богатую визуальную мозаику звездно­ полосатого флага в письменную форму значило бы лишить его большинства качеств целостного образа и корпоратив­ ного опыта, хотя абстрактная буквальная привязка оста­ валась бы при этом во многом той же. Возможно, эта иллю­

страция поможет нам наглядно представить, какого рода изменение переживает племенной человек, овладевая пись­ менной грамотой. Из его взаимоотношений с социальной группой почти полностью изымается эмоциональное и кор­ поративное семейное чувство. Он обретает эмоциональную свободу, позволяющую ему обособиться от племени и стать цивилизованным индивидом, человеком визуальной орга­ низации, обладающим единообразными установками, при­

вычками и правами наряду со всеми другими цивилизо­

ванными индивидами.

Греческий миф об алфавите гласил, что Кадм - царь, которому будто бы принадлежала заслуга введения в Гре­ ции фонетического алфавита, - посеял зубы дракона, и

когда они взошли, из них вышли вооруженные воины. Как и любой другой, этот миф емко резюмирует продол­ жительный процесс в мгновенной вспышке озарения. Ал­ фавит означал власть, авторитет и контроль военных струк-

тур, способных действовать на расстоянии. Сочетавшись браком с папирусом, алфавит возвестил о конце стационар­ ных храмовых бюрократий и жреческих монополий на зна­ ние и власть. В отличие от доалфавитного письма, кото­ рым, со всеми его бесчисленными знаками, трудно было овладеть, алфавит можно было освоить за считанные часы. Приобретение столь экстенсивного знания и столь слож­ ного умения, какие представляло доалфавитное письмо -

применяемое к тому же к таким тяжеловесным материа­ лам, как глина и камень, - гарантировало касте писцов

монополию на жреческую власть. Более легкий для осво­ ения алфавит и легкий, дешевый, транспортабельный па­ пирус сообща привели к переходу власти от жреческого класса к военному. Все это предполагается в мифе о Кад­ ме и зубах дракона, включая упадок городов-государств и рост империй и военных бюрократий.

С точки зрения расширений человека, в мифе о Кадме крайне важна тема драконьих зубов. Элиас Канетти в книге «Масса u власть. напоминает нам, что у человека и в осо­ бенности у многих животных зубы являются очевидным инструментом власти". Разные языки богатысвидетельст­ вами силы и меткости зубов в схватывании и пожирании. А потому естественно и уместно, что власть букв как аген­ тов агрессивного порядка и меткости была выражена как расширение зубов дракона. Зубы в своем линейном поряд­ ке подчеркнуто визуальны. Буквы не только зрительно по­ хожи на зубы, но и их способность вовлекать зубы в дело строительства империи отчетливо видна в нашей западной

истории.

Фонетический алфавит - технология уникальная. Су­ ществовало много типов письма, пиктографического и сил­ лабического, но только в фонетическом алфавите семан­ тически бессмысленные буквы используются для переда­ чи семантически бессмысленных звуков. Это полнейшее разделение и разведение зрительного и слухового мира бы­ ло, с точки зрения культуры, жестоким и безжалостным. Фонетически записанное слово приносит в жертву миры смысла и восприятия, оберегаемые такими формами, как иероглиф и китайская идеограмма. Эти культурно более богатые формы письма не предлагали, однако, человеку

никаких средств для внезапного перехода из магически

прерывного и традиционного мира племенного слова в хо­

лодный и единообразный мир визуального средства ком­ муникации. Многовековое применение идеограммы не ста­ вило под угрозу цельносплетенную паутину семейных и племенных тонкостей китайского общества. С другой сто­ роны, в сегодняшней Африке - как две тысячи лет тому назад для галлов, - одного поколения обученных алфа­ витной грамоте достаточно, чтобы по крайней мере ини­ циировать высвобождение индивида из племенной паути­ ны. И этот факт никак не связан с содержанием алфабети­

зированных слов; он есть результат внезапного разрыва

между слуховым и визуальным опытом человека. Только фонетический алфавит производит такой резкий раскол в

опыте, даруя своему пользователю око вместо уха и вы­ свобождая его из племенного транса резонирующей сло­ весной магии и паутины родственных отношений.

Следовательно, можно утверждать, что фонетический алфавит (и уже он один) является технологией, ставшей

средством создания «цивилизованного человекаь , то есть обособленных друг от друга индивидов, равных перед пись­ менным правовым кодексом. Обособленность индивида, непрерывность пространства и времени и единообразие ко­ дов - вот главные признаки письменных и цивилизован­

ных обществ. Племенные культуры вроде индийской или китайской могут быть несравненно выше западных куль­ тур в плане широты и утонченности восприятий и спосо­ бов самовыражения. Однако нас интересуют здесь не цен­ ностные вопросы, а конфигурации обществ. Племенные

культуры не могут допустить даже возможности сущест­ вования индивидуального, или обособленного, гражда­ нина. Пространство и время в их представлении не яв­

ляются непрерывными и однородными, а могут растяги­ ваться и уплотняться в своей интенсивности. Именно в способности алфавита переносить на всё, что есть вокруг, образцы визуального единообразия и непрерывности ощу­ щается культурами то «сообщениеэ , которое он им пере­

дает.

Будучи интенсификацией и расширением зрительной функции, фонетический алфавит уменьшает в любой пись-

менной культуре роль других чувств: слуха, осязания и вкуса. То, что этого не происходит в таких, например, куль­ турах, как китайская, где применяется нефонетические письмо, позволяет этим культурам сохранять в глубинах своего опыта тот богатый запас образного восприятия, ко­ торый в цивилизованных культурах, пользующихся фоне­ тическим алфавитом, обычно подвержен эрозии. Ибо идео­ грамма - это емкий гештальт, в отличие от аналитиче­ ской диссоциации чувств и функций, каковой является фонетическое письмо.

Достижения западного мира - и это очевидно - сви­ детельствуют о колоссальной ценности письменности. Но

в то же время многие склонны возражать, что наша струк­

тура специалистекой технологии и специалиетеких ценно­ стей обошлась нам слишком дорого. Линейное структури­ рование рациональной жизни фонетической письменно­ стью, безусловно, вовлекло нас в некий взаимосвязанный набор согласованностей, достаточно поразительный, что­ бы сделать оправданным гораздо более широкое его ис­ следование, нежели предпринятое в этой главе. Возмож­

но, есть лучшие подходы, построенные на совершенно дру­

гих принципах: например, рассматривать сознание как от­

личительный признак рационального существа. Вместе с тем в любой момент существования сознания целостное поле осознания не содержит в себе ничего линейного или последовательного. Сознание - не вербальный процесс. И все же на протяжении многих столетий существования фонетической письменности мы отдавали предпочтение це­ пи умозаключения как признаку логики и разума. Китай­

ское письмо, напротив, вкладывает в каждую идеограмму целостную интуицию бытия и разума, что оставляет лишь крайне скромную роль визуальной последовательности как признаку умственного усилия и разумной организации. В письменном обществе Запада до сих пор считается благо­

видным и приемлемым говорить, что что-то из чего-то «сле­

дует», как если бы действовала какая-то причина, созда­ ющая такого рода последовательность. Еще в восемнадца­ том веке Давид Юм доказал, что ни одна последователь­ ность, природная или логическая, не говорит ни о какой причинности. Последующее просто добавляется к предыду-

щему, а не причинно им порождается. «Аргумент Юма, _ говорил Иммануил Кант, - пробудил меня от догматиче­ ского сна». Ни Юм, ни Кант, однако, не выявили скрытой

причины нашего западного пристрастия к последователь­ НОС;И как «логике», а искать ее следует во всепроникаю­ щеи технологии алфавита. Сегодня, в электрическую эпо­ ху, мыичувствуем себя столь же свободными изобретать нелинеиные логики, как мы уже изобретаем неевклидовы геометрии. Даже конвейерная линия как метод аналити­ ческой последовательности, предназначенный для меха­ низации всякого рода изготовления и производства, от­ ступает в наши дни под натиском новых форм.

Только алфавитные культуры овладели связными ли­ нейными последовательностями как всепроникающими Формам~ психической и социальной организации. Секрет

западнои власти над человеком и природой состоял в раз­

биении любого рода опыта на единообразные элементы с целью убыстрения действия и изменения формы (то есть в

прикладном познании). Именно поэтому западные инду­ стриальные программы совершенно помимо нашей воли становились такими воинственными, а наши военные про­ граммы - такими индустриальными. И те и другие сфор­ мированы алфавитом, создавшим общий для них метод трансформации и контроля посредством превращения всех ситуаций в единообразные и непрерывные. Эта процеду­ ра, открыто проявившая себя уже на греко-римской ста­ дии, приобрела еще большую интенсивность с рождением единообразия и повторяемости Гутенбергова изобретения.

Цивилизация строится на основе письменности, ибо письменность есть единообразная обработка культуры зри­ тельным чувством, расширенным в пространстве и во вре­ мени с помощью алфавита. В племенных культурах упо­ рядочение опыта достигается за счет доминирования слу­ ховой чувственной жизни, подавляющей визуальные цен­ ности. Слух, в отличие от холодного и нейтрального гла­ за, является сверхчувствительным, тонким и веевключа­ ющим. В устных культурах действие и реакция одновре­ менны. Фонетическая же культура наделяет людей сред­

ствами подавления их чувств и эмоций при включении в действие. Действовать, ни на что не реагируя и не вовлека-

4 -1364

ясь, - специфическое достижение западного письменного человека".

История, рассказанная в «Гадком американце», описы­ вает нескончаемую вереницу грубых ошибок, совершен­

ных визуальными и цивилизованными американцами при столкновении с племенными и слуховыми культурами Вос­ тока. Недавно в качестве эксперимента цивилизованное ЮНЕска установило в некоторых индийских деревнях водопровод с его линейной организацией труб. Вскоре жи­ тели этих деревень попросили убрать трубы, поскольку им казалось, что вся общественная жизнь деревни пришла в упадок, как только у них исчезла необходимость ходить к общинному колодцу. Для нас труба - это удобство. Мы не

воспринимаем ее как культуру или как продукт письмен­

ности, равно как не сознаем того, что письменность изме­

няет все наши привычки, эмоции и восприятия. Для бес­

письменного же народа совершенно очевидно, что самые

банальные удобства репрезентируют тотальные изменения

вкультуре.

урусских, не испытавших такого всепроникающего вли­ яния образцов письменной культуры, как американцы, воз­

никает гораздо меньше трудностей с восприятием и усвое­ нием азиатских установок. Западу же письменность дол­ гое время была явлена в виде труб, водопроводных кра­ нов, улиц, конвейерных линий и описей. Быть может, са­ мым могущественным из всех выражений письменности является наша система единообразного ценообразования, проникающая на отдаленные рынки и ускоряющая обо­ рот товаров. Даже наша идея причины и следствия долгое время существовала на письменном Западе в форме рас­ положения вещей в последовательности и ряды; эта идея шокирует любую племенную или слуховую культуру как

совершенно смехотворная и уже утратила свое царствен­

ное место в нашей новой физике и биологии.

Все алфавиты, используемые в западном мире - от рус­ ского до баскского, от португальского до перуанского, - производны от греко-римского. Свойственное им уникаль­

ное отделение внешнего вида и звучания от семантическо­

го и вербального содержания сделало их самой радикаль-

Глава 9. Письменное слово

ной технологией перевода и гомогенизации культур. Все другие формы письма обслуживали только одну культуру и служили отделению этой культуры от всех остальных. Только фонетические буквы можно было использовать для перевода (пусть даже очень приблизительного) звуков ка­ кого угодно языка в один и тот же визуальный код. Сегод­ няшняя попытка китайцев использовать наши фонетиче­ ские буквы для перевода своего языка столкнулась с мас­ сой специфических проблем, связанных с ШИрОКИМИ то­

нальными вариациями и разными значениями похожих

друг на друга звуков. Это привело к правтике фрагменти­ рования китайских односложных слов и превращения их в многосложные с целью устранения тональной двусмы­ сленности. Ныне западный фонетический алфавит работа­ ет над преобразованием основных слуховых особенностей китайского языка и культуры, дабы Китай тоже смог раз­ вить линейные и визуальные формы, в первую очередь придающие единство и мощь единообразного агрегата за­ падному труду и западной организации. По мере того как мы выходим из Гутенберговой эпохи нашей культуры, нам

все легче разглядеть первостепенные для нее качества го­ могенности, единообразия и непрерывности. Именно эти

характерные качества помогли грекам и римлянам легко

установить господство над бесписьменными варварами. Варвар, или племенной человек, в те времена, как и сей­ час, был скован культурным плюрализмом, уникально­

стью и прерывностью.

Подводя итог, можно сказать, что пиктографическое и иероглифическое письмо, используемое в вавилонской, майянекой и китайской культурах, представляет собой рас­

ширение визуального чувства с целью сохранения и уско­ рения доступа к человеческому опыту. Все эти формы вы­ ражают устные значения в виде рисунков. Как таковые, они близки к мультипликационному фильму и крайне гро­ моздки, требуя наличия множества знаков для бесчислен­ ного множества фактов и операций социального действия. В противовес этому, фонетический алфавит смог вобрать в себя все языки с помощью относительно небольшого набо­ ра букв. Такое достижение, однако, предполагало отделе-

ние знаков и звучаний от их семантическихи драматиче­ ских значений. Ни одна другая система письма не совер­

шила этого подвига.

Разделение внешнего вида, звучания и значения, спе­ цифически присущее фонетическому алфавиту, распро­

страняется также на его социальные и психологические последствия.Как уже давно заявил Руссо (а после него по­ эты и философы-романтики),у грамотного человека про­ исходит колоссальноерасщеплениеобразной, эмоциональ­ ной и чувственнойжизни. Сегодня достаточнопросто упо­ мянуть имя Д. Г. Лоуренса, и оно сразу напомнит нам

опредпринятых в двадцатом веке попытках преодолеть

письменногочеловекаи восстановитьчеловеческую «цель­ ностьв , Когда в письменном человеке Запада происходит

серьезная диссоциация, отделяющая его внутреннюю чув­ ственную жизнь от использования алфавита, он обретает также и личную свободу, позволяющую ему диссоцииро­ ваться от клана и семьи. В древнем мире эта свобода опре­ делять свою индивидуальную карьеру проявила себя в во­ енной жизни. В республиканском Риме, почти как в напо­ леоновской Франции, одаренным людям открылась доро­ га к карьере, причем по тем же причинам. Новая пись­

менность создала гомогенную и податливую среду, в кото­

рой мобильность вооруженных групп и амбициозных ин­ дивидов была в такой же степени новшеством, в каком и

проявлением практичности.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДОРОГИ И МАРШРУТЫ ДВИЖЕНИЯ БУМАГ

Пока не появился телеграф, сообщения не могли путе­ шествовать быстрее посыльного. Прежде дороги и пись­ менное слово были тесно взаимосвязаны. Только с прише­ ствием телеграфа информация отделилась от таких твер­ дых носителей, как камень и папирус, во многом так же,

как раньше деньги отделились от кожи, драгоценного слит­ ка и металлов, став, в конце концов, бумажными. Термин «коммуникация.9 В широком смысле употребляли в связи

с дорогами и мостами, морскими маршрутами, реками и

каналами еще до того, как он стал в электрическую эпоху означать «движение информации». Нет, наверное, лучше­ го способа определить характер электрической эпохи, не­ жели изучить сначала, как сформировалось представле­ ние о транспортировке как коммуникации, а затем - как

транспортировка грузов уступила место в этом представ­ лении перемещению информации с помощью электриче­ ства. Слово «метафора» образовано от греческих слов мета и ферейн; что значит «переноситъ через», или «переме­ щатъв , В этой книге нас интересуют все формы транспор­ тировки грузов и информации - и в смысле метафоры, и в смысле обмена. Каждая форма транспорта не только пе­ реносит, но также переводит и трансформирует отправи­ теля, получателя и сообщение. Использование любого сред­

ства коммуникации, или расширения человека, меняет не

только пропорции между нашими органами чувств, но и формы (pattems) взаимозависимости между людьми.

Сквозной темой этой книги является то, что все техно­

логии суть расширения наших физических и нервных си­ стем, нацеленные на увеличение энергии (power) и повы­ шение скорости. В сущности, если бы не происходило та­

кого возрастания энергии и скорости, новые внешние рас­