§ 4. Виды исковых притязаний
Будучи самостоятельными охранительными субъективными правами, исковые притязания подразделяются на отдельные виды. Среди различных делений притязаний определяющее значение имеет их разделение на исполнительные, преобразовательные и установительные притязания.
I. Исполнительные притязания (Leistungsansprdche), как, например, притязание о компенсации морального вреда (п. 6 ст. 7, ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик), притязание об исполнении обязательства в натуре (ст. 191, 221 ГК РСФСР), притязание об уплате неустойки (ч. 1 ст. 187 ГК РСФСР), виндикационное притязание (ст. 151 ГК РСФСР) и т. д., заключаются в возможности управомоченного требовать от обязанного лица совершения определенного действия,
которое не направлено ни на подтверждение, ни на преобразование регулятивных гражданских прав и обязанностей. В подавляющем большинстве случаев рассматриваемые притязания обязывают к совершению известных положительных действий потенциальных ответчиков по искам о присуждении. Но существуют и такие исполнительные притязания, которые сопрягают управомоченного не с ответчиком, а с юрисдикционным органом. К ним относятся притязания о запрещении (например, притязание автора о запрещении выпуска произведения в свет — ст. 499 ГК РСФСР)31. Указанные притязания
заявляются в суд для реализации иском о воспрещении, направленным на присуждение ответчика к воздержанию от совершения определенных действий. Таким образом, специфика этих притязаний состоит в том, что при их удовлетворении юрисдикционный орган не понуждает ответчика к исполнению какой-либо обязанности, а запрещает ему совершать известные действия и тем самым осуществляет в принудительном в отношении ответчика порядке охранительную
гражданско-правовую обязанность, корреспондирующую исковому притязанию истца (в нашем примере — праву требовать запрещения выпуска произведения в свет)32.
II. Преобразовательные притязания (Rechtsgestaltungsanspruche), как, например, право на оспаривание сделки (ч. 1 ст. 54—4. 1 ст. 58 ГК РСФСР), притязание
сособственника о переводе на него прав и обязанностей покупателя (ч. 4 ст. 120 ГК РСФСР), право на расторжение договора (ч. 1 ст. 246, ст. 289 ГК РСФСР) и т. д., заключаются в возможности управомоченного требовать от юрисдикционного органа прекращения или изменения определенных регулятивных гражданских прав и обязанностей33. Притязание о преобразовании связывает своего носителя не с ответчиком, а с судом, так как изменение или прекращение правоотношений как действие по осуществлению защиты может произвести только юрисдикционный орган (ч. 1 ст. 6 ГК РСФСР)34. Вместе с тем оно
имеет материально-правовой характер, о чем свидетельствует распространение на его отдельные виды давностных сроков (ч. 4 ст. 120 ГК РСФСР, п. 28 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. № 2 «О практике применения судами жилищного законодательства»).
Что особенно затрудняет понимание преобразовательных притязаний, так это то, что наряду с ними существуют разнохарактерные по своей природе субъективные права, реализация которых также приводит к изменению
____________
их оспоримую сделку или существующий между ними договор, который был нарушен одним из его участников, что в этих случаях мы имеем дело не с реализацией преобразовательного притязания, которая приводит к прекращению регулятивного обязательства и тем самым к защите охраняемого законом интереса потерпевшего лица в преобразовании его материально-правового положения, а с основанным на соглашении сторон прекращением регулятивного обязательства, влекущим за собой отпадение притязания об оспариваний сделки или расторжении договора. И в том, и в другом случае регулятивное обязательство прекращается в результате заключения его участниками соответствующего соглашения, а не вследствие осуществления сторонами проистекающего из совершения оспоримой сделки или нарушения договора преобразовательного притязания, которое в силу специфики субъектного состава связанных им лиц может быть осуществлено только судом (см.: Крашенинников Е. А. О субъектном составе преобразовательных правоотношений // Вопросы теории охранительных правоотношений. Ярославль, 1991. С. 5).
или прекращению регулятивных прав и обязанностей. Одни из этих прав, в частности преимущественное право покупки (ч. 1 ст. 120 ГК РСФСР) и право на выдел доли из общего имущества (ч. 1 ст. 121 ГК РСФСР), являются регулятивными, другие, как, например, право на односторонний отказ от договора ввиду его неисполнения или ненадлежащего исполнения должником (ст. 243, 244, 282, 344 ГК РСФСР), входят в разряд охранительных прав на совершение односторонних действий. Все названные права схожи с преобразовательными притязаниями по своему конститутивному действию. Однако это чисто внешнее сходство не может затушевать специфической природы преобразовательных притязаний: от регулятивных субъективных прав они отличаются тем, что проистекают из правонарушений (например, нарушения преимущественного права покупки), споров (например, недостижения соглашения о способе выдела доли из общего имущества) и иных обстоятельств, вызывающих потребность в защите охраняемых законом интересов, и адресуются юрисдикционному органу, в то время как преимущественное право покупки и право на выдел доли из общего имущества порождаются правомерными юридическими фактами и сопрягают между собой самих участников регулятивных правоотношений по общей собственно
сти, а от права на односторонний отказ от договора, нарушенного другой стороной,— спецификой субъектного состава связанных ими лиц и способностью подлежать принудительному осуществлению юрисдикционным органом, которой лишены как регулятивные права, так и охранительные права на совершение односторонних действий (волеизъявлений).
Насколько смутно понимают природу преобразовательных притязаний, т.е. прав, реализуемых преобразовательными решениями суда, мэтры российской юриспруденции, показывают следующие рассуждения М. А. Гурвича. Исследуя эти права под названием преобразовательных правомочий, автор пишет: «Преобразовательные... правомочия, как, например, право расторгнуть договор, право на развод, право определить предмет в альтернативном обязательстве, право преимущественной покупки, действием обязанного» (по регулятивному правоотношению) «лица осуществлены быть не могут. Не существует обязанности действия или воздержания от действия, которым «должник» мог бы удовлетворить право «кредитора» на расторжение договора, на развод или определение предмета в альтернативном обязательстве. Такое действие немыслимо...». Отсюда М. А. Гурвич делает вывод, будто этим правомочиям вообще «не соответствует чья-либо встречная обязанность»,
вследствие чего трактует их как «правомочия на совершение односторонних волеизъявлений»35.
Прежде всего, М. А. Гурвич ошибается, когда он иллюстрирует преобразовательные правомочия на примере права выбора предмета исполнения в альтернативном обязательстве и преимущественного права покупки, ибо, будучи регулятивными правами, они не отвечают выявленному им имманентному признаку преобразовательных правомочий — их способности осуществляться не иначе, как «актом судебного решения»36. Первое из этих прав всегда реализуется односторонним волеизъявлением управомоченного лица, второе — совместными действиями соответствующих участников общей долевой собственности. Причем в отличие от права выбора предмета исполнения в альтернативном обязательстве преимущественное право покупки может быть нарушено, что повлечет возникновение у заинтересованного в приобретении проданной доли сособственника права требовать от суда перевода на него прав и обязанностей покупателя, осуществление которого ограничено 3-месячным давностным сроком (ч. 4 ст. 120 ГК
РСФСР). Именно это притязание, а не нарушенное право преимущественной покупки, как полагают О. С. Иоффе и М. А. Гурвич37, и будет осуществлено актом судебного решения.
В остальной части его иллюстрация верна. Однако отстаиваемая М. А. Гурвичем трактовка преобразовательных правомочий как правомочий на совершение односторонних волеизъявлений расходится с законом. Признавая за отдельными видами преобразовательных правомочий — правом на оспаривание сделки (ч. 1 ст. 54—4. 1 ст. 58 ГК РСФСР), правом на расторжение договора найма жилого помещения (ч. 3 ст. 89 ЖК РСФСР), правом на раздел имущества, являющегося общей совместной собственностью супругов (ч. 3 ст. 21 КоБС РСФСР), правом на аннулирование ордера (ч. 2 ст. 48 ЖК РСФСР) и др. — способность задавниваться38, закон тем самым квалифицирует их как правомочия тре-
б о в а н и я, поскольку задавниванию могут подлежать только охранительные материальные правомочия требования, или притязания (ч. 1 ст. 79, ст. 91 ГК РСФСР)39.
После выявления притязательной природы преобразовательных правомочий спрашивается, кто может выступать адресатом правомочия требования, единственной и потому необходимой формой осуществления которого служит акт судебного решения? Сформулированная таким образом проблема сама собой приводит к своему собственному разрешению:
носителем корреспондирующей преобразовательному притязанию материально-правовой обязанности является суд.
III. Установительные притязания (Feststellungsanspruche), как, например, притязание о признании брака недействитель-
ным (ст. 44 КоБС РСФСР), притязание о признании права собственности на строение, притязание о признании лица утратившим право пользования жилым помещением (ст. 61 ЖК РСФСР) и т. д., заключаются в возможности управомоченного требовать от суда признания наличия или отсутствия известных регулятивных гражданских прав и обязанностей40. Установительное притязание обязывает к совершению действия, призванного защитить тот или иной охраняемый законом интерес. Однако соответствующее действие приобретает такую направленность лишь тогда, когда исходит от юрисдикционного органа (ч. 1 ст. 6 ГК РСФСР). Отсюда следует, что притязание о подтверждении существования или несуществования регулятивных прав и обязанностей не может быть обращено к ответчику. Обязанным лицом по этому притязанию выступает не ответчик, а суд41. С другой стороны, фикса-
ция в установительном притязании одного из материально-правовых способов защиты не оставляет никаких сомнений в том, что оно является охранительным субъективным гражданским правом и не подпадает под сформулированное А. Вахом понятие публичного притязания на правовую защиту (Rechtsschutzanspruch)42.
В связи с изложенным трудно согласиться с А. А. Добровольским, который утверждает, что образующее предмет установительного иска материально-правовое требование есть требование истца к ответчику о признании наличия или отсутствия определенного правоотношения43. Для обоснования этого утверж-
дения автору нужно было бы прежде всего доказать, что на ответчике лежит корреспондирующая установительному притязанию обязанность признать существование или несуществование указанных истцом прав и обязанностей. Но это положение недоказуемо, так как ни к внесудебному, ни к судебному признанию государство соответствующих лиц не обязывает44. Оно оставляет полную свободу их умонастроению в решении вопроса о целесообразности такого признания. Поэтому исходящий от должника или ответчика акт признания наличия либо отсутствия известных прав и обязанностей никогда не является действием в осуществление какой-либо обязанности. Но если ответчик не обременен встречной установительному притязанию обязанностью, то это
притязание нельзя трактовать как требование, адресованное ответчику.
IV. При анализе содержания преобразовательных и установительных притязаний выяснилось, что в отличие от основной массы исполнительных притязаний они связывают управомоченного не с ответчиком, а с судом. Помимо специфики субъектного состава сопряженных ими лиц преобразовательные и установительные притязания характеризуются тем, что в противоположность исполнительным притязаниям не способны опосредствовать защиту субъективных гражданских прав.
1. Преобразовательное притязание обязывает суд прекратить или изменить определенные регулятивные гражданские права и обязанности. К преобразовательной деятельности суда субъективные гражданские права могут иметь только два отношения: отношение материала, т. е. права, подвергаемого преобразованию, и отношение средства, т. е. права, через посредство которого деятельность преобразует некоторый материал. В первом отношении к указанной деятельности находятся регулятивные гражданские права, во втором — преобразовательные притязания. По отношению к такому материалу и к такому средству предмет судебной защиты выступает как нечто качественно иное, ибо он получает
защиту лишь в результате воздействия преобразовательной деятельности суда на регулятивные гражданские права при посредстве преобразовательного притязания. Этим и обусловливается то обстоятельство, что, вынося преобразовательное решение, суд защищает не подвергаемые преобразованию регулятивные гражданские права и не служащее средством такого преобразования преобразовательное притязание, а охраняемый законом интерес истца в преобразовании известных регулятивных гражданских прав и обязанностей45.
Установительное притязание опосредствует защиту, осуществляемую судом путем признания наличия или отсутствия определенных регулятивных гражданских прав и обязанностей. Но то, что выступает предметом подтверждения по установительному притязанию, не может вместе с тем фигурировать в качестве предмета судебной защиты. В противном случае пришлось бы признать, что при удов-
летворении установительного притязания с отрицательным характером требования, т. е. при подтверждении отсутствия известных прав (и обязанностей), суд оказывает защиту несуществующим правам, а это — нонсенс. Не подлежит никакому сомнению, что в указанной ситуации предметом судебной защиты является охраняемый законом интерес истца в определенности его материально-правового положения46. Точно так же обстоит дело и с установительным притязанием, направленным на подтверждение наличия прав и обязанностей. Если определенность субъективного права поколеблена, то у управомоченного возникает охраняемый законом интерес в ее восстановлении, который и защищается судебным признанием того, что спорное право в действительности существует47. Таким образом, во всех случаях, когда суд реализует установительные притязания, он защищает охраняемые законом интересы, а не регулятивные гражданские права, путем признания наличия или отсутствия которых такая защита осуществляется. Регулятивные субъективные
права с помощью установительных притязаний защищены быть не могут48.
2. В свете сказанного представляется ошибочной позиция ученых, относящих признание и преобразование к способам защиты субъективных прав49. В подтверждение своего мнения авторы прибегают к аргументации, основанной только на отдельных примерах, а не на выяснении всеобщей сути дела. Поэтому нам не остается ничего другого, как обратиться к рассмотрению наиболее типичных из этих примеров.
а) Тезис о возможности защиты субъектив-
ных прав путем их признания обычно иллюстрируется иском о признании права собственности. Между тем посредством названного иска защищается не право собственности, а охраняемый законом интерес истца в определенности его материально-правового положения. Если бы этот иск был направлен на защиту подлежащего подтверждению права, то мы должны были бы вслед за А. В. Венедиктовым заключить, что в случае предъявления его владеющим собственником он подпадает под понятие негаторного иска50, так как защита права собственности против всякого посягательства, не связанного с лишением владения, осуществляется с помощью иска, базирующегося на ст. 156 ГК, РСФСР. Неприемлемость такого вывода очевидна. Иск о признании права собственности носит вполне самостоятельный характер и, будучи разновидностью установительных исков, не может входить в число исков о присуждении, каковыми являются негаторные иски. Он конституируется в качестве самостоятельного иска именно потому, что в отличие от негаторного иска, опосредствующего защиту права собственно-
сти, служит процессуальным средством защиты охраняемого законом интереса собственника в определенности его материально-правового положения.
Стремясь обосновать вышеупомянутое нелепое воззрение, Ю. К. Толстой берет пример, когда иск о признании права собственности предъявляется в отношении вещи, находящейся в чужом незаконном владении. Анализируя этот иск, автор легко доказывает, что он не подпадает под понятие ни виндикационного (поскольку вещь из чужого владения не изымается), ни негаторного иска (поскольку собственник лишен владения вещью), и на этом основании делает вывод: право собственности может защищаться с помощью самостоятельного вида иска — иска о его признании51. Однако из того, что иск о признании права собственности является самостоятельным иском, отнюдь не следует, что он направлен на защиту права собственности. Необходимо также заметить, что ленинградский профессор изображает дело очень односторонне. Чувствуя, в чем заключается трудность, Ю. К. Толстой намеренно обходит вопрос: как должен быть квалифицирован иск о признании права
собственности, когда он предъявляется собственником, не лишенным владения вещью? Если бы автор попытался его разрешить, то ему пришлось бы соблюсти последовательность и признать, что при трактовке этого иска как средства защиты права собственности он в данном случае неизбежно подпадает под понятие негаторного иска. Но тем самым Ю. К. Толстой опрокинул бы свой собственный вывод о самостоятельности анализируемого иска. Сказанное свидетельствует о том, что предпринятая Ю. К. Толстым попытка согласовать правильное положение о самостоятельном характере иска о признании права собственности с ошибочной трактовкой этого иска как средства защиты подлежащего подтверждению права не увенчалась успехом.
б) Тезис о возможности защиты субъективных прав путем их преобразования в большинстве случаев иллюстрируется иском о выделе доли из общего имущества и иском о расторжении брака. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что эти иски опосредствуют защиту охраняемых законом интересов.
Вступая в отношения общей собственности, каждый из сособственников наряду с другими правомочиями приобретает регулятивное субъективное право на выдел своей доли из общего имущества (ч. 1 ст. 121 ГК РСФСР). Это
право принадлежит сособственнику всегда в качестве постоянного правомочия требования, адресованного остальным участникам общей собственности. Субъект права на выдел может в любой момент прибегнуть к своему праву и поставить вопрос о выделе его доли. При недостижении соглашения о способе выдела у него возникает охранительное субъективное гражданское право требовать от суда прекращения своего участия в правоотношениях по общей собственности путем выделения принадлежащей ему доли из общего имущества (ч. 2 ст. 121 ГК РСФСР),—право, которое заявляется в суд, для реализации с помощью соответствующего преобразовательного иска. Удовлетворяя исковое притязание, суд прекращает регулятивные гражданские права и обязанности истца как участника общей собственности, в том числе и не реализованное им регулятивное субъективное право на выдел доли из общего имущества, и тем самым защищает охраняемый законом интерес выделяющегося сособственника в преобразовании его материально-правового положения.
То же самое имеет место и в бракоразводном процессе. Фактический распад брака обусловливает возникновение у супругов права на развод, т. е. охранительного субъективного семейного права требовать от суда прекраще-
ния регулятивных брачных прав и обязанностей. Любой из супругов может воспользоваться этим правом путем предъявления иска о расторжении брака. Вынося решение по иску, суд защищает не подлежащие прекращению регулятивные правомочия истца по брачному правоотношению и не служащее средством такого прекращения притязание о расторжении брака, а охраняемый законом интерес истца в прекращении брачного правоотношения.
3. Таким образом, как ни вертись, а факт остается фактом: преобразовательные и установительные притязания и фиксированные в них способы защиты являются средствами и способами, с помощью которых могут быть защищены только охраняемые законом интересы. Сказанное вскрывает научную несостоятельность ст. 6 ГК. РСФСР и ст. 170 проектируемого ГК РФ, которые рассматривают «признание» и «преобразование» в качестве способов защиты субъективных гражданских прав. Для приведения этих статей в соответствие с действительным положением вещей в них необходимо отразить то обстоятельство, что путем «признания прав» (следовало бы сказать: «признания наличия или отсутствия прав и обязанностей») и «прекращения или изменения правоотношения» защищаются не права, а охраняемые законом интересы.