§ 2. Понятие права на иск (притязания)

1. Право на иск, или, что одно и то же, притязание (Anspruch), — это охранительное право требования, обязывающее определенное лицо к совершению известного действия и обладающее способностью подлежать принудительной реализации юрисдикционным органом. Рассмотрим более подробно признаки притязания, фиксированные в этом определении.

1. Притязание есть охранительное субъективное гражданское право. Отсюда яв-

ствует, что к числу притязаний относятся не любые3, а только такие права требования, которые служат средством защиты регулятивных гражданских прав или охраняемых законом интересов. Правомочия требования регулятивного характера, как, например, права, вытекающие из гражданско-правовых догово­ров, суть явления, качественно отличные от притязаний, так как в противоположность им не могут быть осуществлены в судебном порядке.

2. Притязание связывает своего носителя с определенным лицом. На основании этого, а также изложенного в предыдущем абзаце следует признать ошибочной позицию Б. Виндшейда и примкнувших к нему ученых, которые называют притязанием заключенное в праве собственности и других абсолютных правах правомочие требовать от всякого третьего лица воздержания от вторжения в сферу данного права4. Это направленное против каждого

регулятивное правомочие требования не отвечает ни одному из признаков притязаний и не подчинено предписаниям, действующим относительно данной категории охранительных субъективных прав, в частности оно не может быть заявлено в суд для принудительной реализации и не подлежит действию исковой давности, в силу чего его нельзя рассматривать в качестве притязания5.

3. Притязание направлено на совершение правообязанным лицом известного положительного действия. Бытующий в литературе взгляд, будто притязания могут заклю-

чаться в праве на бездействие6, противоречит природе притязаний и не выдерживает практической проверки. Так, например, П. Эльтцбахер ссылается в обоснование этого взгляда на § 1030 BGB, который, по его мнению, дает узуфруктарию притязание на воздержание (Anspruch auf ein Unterlassen)7. Однако то, что автор, опутанный представлениями Б. Виндшейда, именует «притязанием на воздержание», в действительности является не притязанием, а регулятивным правомочием узуфруктария требовать от всех третьих лиц воздержания от совершения действий, которые мешали бы ему осуществлять владение и пользование объектом узуфрукта. Аналогичное смешение притязаний с регуля-

тивными правомочиями требования, свидетельствующее о его полном непонимании природы притязания, допускает П. Лангейнекен, когда он говорит, что «притязание на воздержание может ... содержаться в абсолютном, в особенности в вещном праве»8. В отличие от германских цивилистов M.А. Гурвич подходит к делу с другой стороны и пытается убедить нас в возможности существования притязаний, обязывающих к воздержанию, на примере виндикационного притязания. В своей работе «Право на иск» он сообщает о следующем открытии: «Должник по виндикационному иску не обязан совершать какие-либо действия»; «его обязанность ... состоит в воздержании от сопротивления действиям управомоченного, изымающего свою вещь, т. е. действиям, которыми тот осуществляет свое право владения вещью, находящейся в сфере держания противника»9. Оценивая этот словесный пассаж, мы не будем останавливаться на абсурдном утверждении M. А. Гурвича, будто в рамках виндикационного правоотношения невладеющий собственник «осуще­ствляет свое право владения вещью», а обратим внимание лишь на то обстоятельство, что попытка автора изобразить виндикационное

притязание как притязание, направленное на воздержание, не согласуется с законом, который управомочивает собственника требовать от незаконного владельца возврата вещи, т. е. совершения положительного действия. Таким образом, ни М. А. Гурвичу, ни его именитым предшественникам не удалось доказать наличия притязаний, обязывающих к бездействию. И это вполне объяснимо. Ведь притязания суть средства защиты регулятивных субъективных прав и охраняемых законом интересов. А защита есть деятельность позитивная и не способна воплощаться в воздержании от действий. Поэтому и опосредствующие ее притязания с необходимостью направлены на совершение обязанным лицом определенного позитивного действия10, а корреспондирующие им гражданско-правовые обязанности всегда являются обязанностями facere11.

4. Притязание обладает способностью быть принудительно реализованным юрисдикционным органом. В этой его определенности заложены два существен­ных момента: 1) исковое притязание—это не право на принуждение, а право, которое может осуществляться в принудительном порядке; 2) принуждение — это не содержание, а один из возможных способов осуществления исковых притязаний.

Данный вывод оспаривается Е. Я. Мотовиловкером на том основании, что он не дает ответа на вопрос, каким образом способность искового права подлежать принудительному осуществлению проявляется в самом праве на иск (притязании). По мнению автора, поставленный им вопрос можно решить лишь путем вычленения в структуре этого права

особого элемента—возможности управомоченного требовать от суда принудительного осуществления своего требования к обязанному лицу12. В приведенных рассуждениях предается забвению то общеизвестное положение философии, что способность вещи, будучи внутренне присущим ей свойством, «может проявляться только в ее отношении к другим вещам» (разр. моя. — Е. К.)13. Способность подлежать принудительному осуществлению юрисдикционным органом есть способность самого права на иск, но она остается скрытой, пока нет процесса, в котором только и могло бы проявиться это внутренне присущее данному праву свойство. Подобно тому как упомянутая способность, единственно возможной областью актуализации которой служит деятельность юрисдикционного органа по реализации искового права, не может

проявиться в самом этом праве, точно так же не могут проявляться в нем и иные присущие ему свойства. Так, например, притязание об уплате штрафа помимо его способности быть реализованным в принудительном порядке обладает рядом других свойств: способностью подлежать цедированию, зачету, способностью осуществляться добровольными действиями обязанного лица и т. д. Однако эти свойства проявляются соответственно в действиях по уступке притязания, заявлении о его зачете на встречное однородное требование и действии контрагента по добровольному удовлетворению притязания управомоченного, а отнюдь не в структуре права требовать уплаты штрафа в виде его особых элементов (как это следовало бы признать, руководствуясь логикой Е. Я. Мотовиловкера). Таким образом, задав нелепый вопрос: как свойство права проявляется в самом праве, — Е. Я. Мотовиловкер в полной мере продемонстрировал свою философскую глубину и вместе с тем лишний раз подтвердил правильность замечания Гегеля о том, что «требуется известное развитие для того, чтобы уметь задавать вопросы», особенно «оно требуется в отношении философских предметов, чтобы получить другой ответ, чем тот, что вопрос никуда не годится»14.

II. Ввиду присущей ему способности быть осуществленным в принудительном порядке возникновение права на иск сопровождается наделением его носителя процессуальным правом на предъявление иска как средством возбуждения гражданского процесса по принудительной реализации искового притязания15. В литературе это процессуальное право зачастую называют «правом на иск в процессуальном смысле». Однако последнего выражения следует избегать, поскольку право на предъявление иска совершенно отлично от искового права по своей природе, предпосылкам возникновения и содержанию. Термин «право на иск» необходимо сохранить в теории и законодательных актах только в значении охранительного гражданского (в широком смысле) права требования, обязывающего определенное лицо к совершению известного действия и обладающего способностью подлежать принудительному осуществлению юрисдикционным органом.