!Учебный год 2024 / Жогин Н.В

ном направлении стороны явлений. Всякое познание — это моделирование информации о чем-либо1.

Информацию, которой пользуется следователь в процессе доказывания, можно рассматривать как модель исследуемого события.

Говоря о модели в самом общем виде, имеют в виду мысленно или практически созданную структуру (статическую или динамическую), воспроизводящую какую-то часть действительности в упрощенной, схематизированной форме. Будучи в определенном отношении подобна структуре другой системы, модель является способом отображения действительности, как бы ни отличалась она от оригинала2.

Сущность моделирования состоит в мысленном или материальном конструировании моделей, имитации определенных процессов или явлений с тем, чтобы полученные при этом знания служили основой для суждения о другом — изучаемом — предмете или явлении. Именно благодаря моделированию возможно отвлечение от таких свойств исследуемого объекта, которые в данном случае несущественны.

Изготавливая слепок следа ноги, мы в известных пределах считаем несущественным материал, из которого он изготовлен, и пользуемся этой моделью для изучений признаков обуви, в которую был одет преступник. Мысленно воссоздавая картину дорожного происшествия, мы абстрагируемся от многих обстоятельств места и времени, которые в данном случае для нас безразличны, и пользуемся созданной моделью расследуемого события для дальнейшего исследования его механизма.

Отличие модели от оригинала не лишает его познавательного значения. Функцию отображения действительности модель выполняет благодаря своему подобию, соответствию в определенных чертах подлинному предмету или явлению. Это соответствие может иметь место в нескольких планах. Во-первых, в отношении результатов действия модели и оригинала, во-вторых, в отношении функции и поведения, которые приводят к этим результатам, в-третьих, в отношении структуры того и другого, обеспечивающей выполнение таких же функций, и, в-четвертых, в отношении материалов и элементов, из которых состоят эти структуры3. Разумеется, модель не может совпадать с оригиналом во всех

иметь в виду некоторую условность такого деления, возможность взаимопереходов материала и структуры, действий и результата. Об этом говорится в послесловии к указанной книге (стр. 510).

311

отношениях. В процессе доказывания в уголовном процессе, как будет показано ниже, пользуются моделями, которые по-разному соответствуют объектам1.

В зависимости от формы отражения действительности различают модели материальные, или физические, и идеальные, или воображаемые.

С первыми мы имеем дело во всех случаях, когда нам приходится воспроизводить в натуре какие-либо предметы и явления, относящиеся к событию преступления. Таковы уже упомянутые слепки или оттиски, сохраняющие размеры, рельеф и строение оригинала. В принципе тот же характер носит воссоздание обстановки и условий, в которых происходили либо могли происходить те или иные события. Речь идет о следственном действии, которое в процессуальном законодательстве ряда союзных республик

именуется «воспроизведением обстановки и обстоятельств события» 2.

К числу материальных относятся также модели, воспроизводящие те или иные объекты в уменьшенном масштабе (например, макет места происшествия), или всякого рода репродукции, передающие в наглядно-образной форме важные признаки предметов. В этом смысле фотографические снимки, рисунки также являются моделями.

Модели могут быть не только статическими, но и динамическими. В качестве примера динамического моделирования могут рассматриваться некоторые следственные действия, в ходе которых воспроизводятся какие-либо операции, процессы или события в их движении, развитии. Разумеется, преступление как таковое не может быть предметом реального моделирования. Это невозможно ввиду неповторимости любого события. Это недопустимо, ибо подобная «модель» будет представлять собой новое преступление. Воспроизведению доступны лишь отдельные обстоятельства, связанные с расследуемым событием; воссоздать субъективные моменты, психические процессы, которые относятся к преступному событию, в овеществленной, материальной форме нельзя. Они доступны лишь мысленному моделированию, о чем подробнее будет сказано ниже.

Отдельные же фрагменты преступления могут быть реально воспроизведены в ходе следственного эксперимента, когда в от-

1 Учитывая бесконечное разнообразие моделей и множество возможных систем классификации, мы останавливаемся только на тех видах, ко-

дение в натуре обстановки по данным протокола осмотра, показаниям свидетелей и т. п. Такое моделирование иногда именуют реконструкцией места происшествия (см. также гл.гл. XI, XII).

318

личие от простой реконструкции выполняются определенные действия, воссоздается поведение участников расследуемого события, моделируются явления, подобные тем, которые имели место при совершении преступления. Например, изготовление документа, проникновение в хранилище, определение местоположения стрелявшего путем визирования по направлению раневых каналов и пробоин, проверка слышимости и т. п.

Все признаки, свойственные данному классу моделей, усматриваются и в проверке показаний на месте, предусмотренной рядом уголовно-процессуальных кодексов как самостоятельное следственное действие. Элементы моделирования здесь налицо, когда участник проверки показаний на месте наглядно демонстрирует чьи-либо действия, воспроизводит маршрут передвижения, указывает позы и т. п.

Имеет место моделирование в процессе предъявления для опознания, если оно осуществляется в специально созданной обстановке, воспроизводящей те условия, в которых опознающий ранее наблюдал предъявленный объект.

Наконец, с динамическим моделированием реальных процессов мы сталкиваемся при производстве экспертного эксперимента, когда, например, необходимо установить возможность самовозгорания каких-либо веществ, отпирание замка данным ключом, нанесение повреждения конкретным орудием.

Всякая материальная модель, прежде чем воплотиться в действительность, обязательно проходит идеальную стадию в качестве замысла, плана или схемы будущего действия и его результатов. Самый плохой архитектор, как указывал Маркс, тем и отличается от самой искусной пчелы, что в конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т, е. идеально1.

Здесь мы непосредственно подошли к умственному моделированию как способу познания в уголовном судопроизводстве.

В процессе мышления исследователь оперирует некоторым умственным материалом, который имеет двоякую психологическую природу. Это, во-первых, более или менее яркие образы; во-вто- рых, это тот или иной смысл, значение образов, выраженные в понятиях и суждениях. При получении чувственной и словесной информации в сознании взаимосвязанно возникают и образы, и понятия. Слова рождают образы, образы наполняются смыслом, обозначаясь словами.

В отличие от физического моделирования в данном случае мы имеем дело с чисто информационной моделью, которая служит основой для накопления, упорядочения, переработки и дальнейшего собирания информации.

1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т, 23, стр. 189.

313

Различаются модели и в зависимости от уровня нашего знания. По исходным данным возникают простейшие модели, в которых систематизируется информация об отдельных предметах и обстоятельствах. В свою очередь эти отдельные ячейки, узлы, элементы увязываются в общую схему расследуемого события. Вновь поступающая информация, проходя через эту структуру, находя в ней свое место, достраивает ее или отсеивается как безразличная. Так, следователь, разыскивая орудие убийства, создает в своем воображении схематический образ ножа, обладающего признаками, которые установлены судебно-медицинской экспертизой. В ходе поисков он отвергает все орудия, не удовлетворяющие этой модели, и отбирает те из них, которые соответствуют ей. Описание ножа очевидцем преступления дополняет модель новыми деталями. В том же порядке корректируются и достраиваются модели отдельных обстоятельств и всего события в целом.

Формируясь в процессе ориентировки в ходе первоначальных следственных действий, модель на первых порах весьма схематична. Она изобилует пробелами и неоформленными частями, в ней отсутствуют многие узлы и детали. Фактически в параметрах этой схемы на первых порах действует несколько моделей, поразному связывающих наличные и предполагаемые данные, т. е. дающих различное объяснение событию преступления, различные указания по поводу его участников и результатов их действий.

По мере накопления информации модель реконструируется, освобождается от излишних образований, обрастает «жесткими узлами» (достоверно установленными фактами), количество вариантов в различных частях модели сокращается, покуда сама она не станет однозначной системой достоверного знания об исследуемом событии. В этом движении и осуществляется процесс познания при расследовании.

Таким образом, в уголовном судопроизводстве имеют дело с двумя типами информационных моделей — в е р о я т н о с т н ы м и и д о с т о в е р н ы м и . Первые служат средством познания, вторые — его результатом и целью 1.

Но как, благодаря каким свойствам модель выполняет свою функцию в качестве инструмента познания? Наиболее существенным свойством мысленной модели, делающим ее средством активного исследования, является то, что она не ограничивается накоплением и хранением информации, а преобразует ее, открывая пути

1 «Образ-модель, — как отмечает И. Б. Михайлова, — является не только результатом познания, не только функциональным аналогом действительности, но и именно поэтому средством ее дальнейшего исследования» («К вопросу о модельном характере представлений», «Методологические проблемы современной науки», М., 1964, стр. 126),

314

дальнейших поисков, указывая на источники и способы получения недостающих знаний. Информационная модель является преимущественно динамической системой, отражающей ход реальных процессов1.

В сознании исследователя воображаемые картины не остаются застывшими «фотоснимками». Они сохраняют жизнь, темп и те, формы движения, которые были свойственны отражаемым объектам в действительности. Такой динамической системой является модель преступления, построенная в воображении следователя на основе имеющейся информации. Каждый новый кусочек знаний включается в это движение и в результате комбинирующей деятельности сознания открывает и устанавливает те или иные связи, вступает во взаимодействие с другими элементами.

Модель считается удачной при соблюдении двух условий: а) она должна обладать тем же поведением, что и ее прототип (исследуемое явление); б) необходимо, чтобы на основе структуры и поведения этой модели можно было выявить дополнительные черты прототипа, не содержащиеся в исходном материале2.

Пробелы и неопределенные узлы в этой структуре сигнализируют о необходимости устранить неясность, неопределенность. Временно творческое воображение, опираясь на опыт и знания, восполняет имеющиеся пробелы. Пропуская перед своим мысленным взором все варианты расследуемого события, снова и снова «проигрывая» созданную им модель, созерцая и осмысливая ее действие, исследователь видит, какие следы в реальной обстановке и сознании людей могло или должно было оставить преступление.

Подчас эти операции выполняются в форме мысленного эксперимента3. Приводя в движение мысленную модель, исследователь представляет себе результаты соответствующих процессов на практике, проверяет жизненность и правильность своих построений, соответствие их друг другу при помощи воображаемого опыта. Затем путем проверки и с помощью извлекаемой при этом информации испытывается, переделывается и достраивается

1 Один из первых авторов, наделивший понятие модели современным значением, русский ученый Н. А. Умов писал: «Нашим уделом является создание картин, движущихся панорам, фигур, образов, короче, моделей существующего и совершающегося» (Н. А. У м о в , Соч., т. 3, М., 1916, стр. 276).

2 Г. К л а у с , Кибернетика и философия, М., 1963, стр. 264. Говоря о преобразовании информации, происходящей по правилам, которые заложены в данную модель и свойственны оригиналу, В. М. Глушков пишет, что «при таком подходе мозг человека может рассматриваться как универсальный инструмент динамического информационного моделирования» («Гносеологическая природа информационного моделирования», «Вопросы философии» 1963 г. № 10, стр. 14). См. также В. А. Ш т о ф ф , Моделирование и философия, М. — Л., 1966.

3 См. К. И. М а к а р е в и ч у с , Место мысленного эксперимента в науке, М., 1971.

315

модель расследуемого события. В своем законченном виде она должна включать в себя сумму знаний по всем вопросам, образующим предмет доказывания.

Наряду с этой моделью, обращенной в прошлое, в процессе расследования пользуются системой вспомогательных моделей, направленных в будущее и отражающих ход предстоящего исследования. Практические действия до их реального осуществления выполняются мысленно, и это позволяет нам предвидеть ход и результаты своей деятельности, планировать и направлять ее. Протекая в наглядной, образной форме, мысленное планирование рождает множество динамических структур, так называемых рабочих моделей.

Это — прообразы расследования, картины предстоящих следственных действий, намеченные приемы, методы и последовательность их выполнения, возможные действия участников процесса в той или иной ситуации, воображаемые последствия и результаты их поведения в различных вариациях. Иными словами, речь идет о мысленной модели динамического планирования.

Работа таких моделей тесно переплетается с реальной практической деятельностью. Так, прибыв для производства обыска, следователь уточняет свои предварительные наметки и, ориентируясь на месте, представляет, как в этой обстановке он проникнет в обыскиваемое помещение, как может действовать обыскиваемый и как в том или ином случае следует поступить. Если все это осмысливается заранее, а не выполняется путем непродуманных действий, в сознании следователя возникает живая картина — модель первого этапа предстоящего следственного действия.

Наряду с образно-понятийными моделями на еще более высоком уровне абстракции следователь, отвлекаясь от живых образов действительности, оперирует только понятиями, суждениями И умозаключениями. Здесь мы уже имеем дело с собственно логическим процессом. Однако обычно понятийно-образное моделирование предметов и явлений действительности и логические операции составляют единый процесс. Одной из форм такого процесса является версия, которая может рассматриваться как идеальная информационно-логическая модель1. Вероятностная образно-поня- тийная модель является промежуточным звеном между логическим объяснением и объективной действительностью. Она действует в двух направлениях: во-первых, от действительности — к объяснению (версии), как наглядное воспроизведение в созна-

1 Помимо рассмотренных здесь видов моделей, в иных областях знания используются знаковые, символические, математические модели. В расследовании они пока не имеют практического применения. Своеобразным исключением являются графические изображения — карты, планы, схемы, которые можно рассматривать в качестве простейших знаковых моделей (см. А. А. З и н о в ь е в , И. Н. Р е в з и н , Логическая модель как средство научного исследования, «Вопросы философии» 1960 г. № 1).

316

нии возможного механизма и обстоятельств расследуемого события. Во-вторых, от объяснения (версии) — к действительности, как указатель на недостающие знания, неустановленные факты, не найденные фактические данные, подлежащие собиранию, с тем чтобы придать нашим знаниям характер достоверности.

Характеристика мыслительного процесса будет неполной, если не упомянуть еще об одной важной особенности информационных моделей: они как бы независимо от воли исследователя продолжают по-своему действовать даже тогда, когда он сосредоточен на другом и не размышляет о предмете данного исследования. Объясняется это тем, что мысленная модель, как говорят психологи, обладает свойством доминантного очага, т. е. господствующего в нервной системе очага возбуждения, привлекающего к себе любые импульсы, поступающие в сознание извне и направляющие психическую жизнь человека.

Доминантный очаг привлекает и обрабатывает поступающую информацию и, оперируя ею, открывает и устанавливает новые связи, приходит к решению мыслительных задач. Так объясняют неожиданные, на первый взгляд, изобретения, находки, догадки в науке и практике, которые в психологии именуют «инсайтрешением». .

Следственная и судебная практика также изобилует примерами такого рода. При этом обычно ссылаются на интуицию. Неясность и путаница в использовании этого понятия вынуждают нас остановиться на данном вопросе.

В работах зарубежных и некоторых отечественных авторов высказывалась мысль о том, что сложный и неуловимый процесс формирования наших знаний в уголовном судопроизводстве носит интуитивный характер и лишь интуиция позволяет следователю и судье распознать истину.

Следственная и судейская интуиция получает порой искаженное освещение как необъяснимая врожденная способность угадывать истину, минуя деятельность сознания. Именно на такой основе построена реакционная философская система интуитивизма. Объявляя реальный мир иррациональным потоком субъективных переживаний, в котором нельзя найти ничего определенного, интуитивисты приходят к выводу о невозможности познания мира посредством органов чувств и мыслительной деятельности.

Эта чуждая науке проповедь мистицизма широко воспринята буржуазными юристами для обоснования беззаконий и судебного произвела. В ряде работ содержатся двусмысленные рассуждения, фактически ориентирующие на приоритет субъективных впечатлений следователя и судьи.

Западногерманский профессор Ганс Вальдер в книге «Криминалистическое мышление» рекомендует в качестве самостоятельного приема исследования «интуитивное угадывание», которому

317

указаний на интуитивное знание, это не означает, что там не рассматривается проблема интуиции.. Дело в том, что слово «intuitus», «intuitio», с помощью которого выражается мысль о непосредственном знании, далеко не всегда передается латинским термином «интуиция». Оно передается как по-немецки, так и по-русски терминами «созерцание», «видение», «усмотрение» или даже просто «непосредственное знание». Проблема эта рассматривается, например, Ф. Энгельсом в «Диалектике природы как вопрос об отношении знания непосредственного к опосредствованному, об их диалектике и взаимосвязи 1.

Если философ, как справедливо замечает В. Асмус, признает среди других видов знания также и знание интуитивное, то одно это признание еще ровно ничего не говорит о том, какова теория интуиции, характерная для него, — материалистическая или идеалистическая. Определяющим является истолкование, объяснение этого вида знания2.

В марксистской философской и психологической литературе интуиция определяется как «быстрое и непосредственное нахождение решения проблемы», «неосознанное творческое решение задачи, основанное на длительном творческом опыте и большой творческой культуре художника, ученого или изобретателя» 3.

Известно, что в повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с такими явлениями, когда по ничтожным признакам при очень малом исходном материале возникают правильные догадки; последующая проверка устанавливает их достоверность. В этом «загадочном эффекте» обычно привлекает внимание недостаточность данных для точного суждения. На эту сторону интуиции указывает в своих заметках о писательском труде тонкий наблюдатель и талантливый художник К. Паустовский: «Интуицию я представляю себе как способность по отдельной частности, по подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого» 4.

В подобных случаях говорят о педагогической, конструкторской, врачебной, вообще о профессиональной интуиции. Такие

319

явления занимают прочное место в любом творческом процессе и познавательной деятельности1.

Описания многих уголовных дел также изобилуют примерами блестящих следственных догадок. Порожденные профессиональными знаниями, опытом, наблюдательностью, они сокращают пути расследования.

Конечно, подобные догадки не беспочвенны. Они всегда,имеют под собой определенные, хотя и малозаметные, основания. Вот почему говорят, что интуиция— дочь информации. Догадки, лишенные каких бы то ни было оснований, могут оказаться правильными только случайно и потому не заслуживают серьезного рассмотрения. Чаще всего, когда говорят об интуиции в таком смысле, то забывают или не умеют распознать фактические обстоятельства, послужившие толчком к решению нужного вопроса.

Происходит это потому, что мыслительные процессы зачастую протекают неуловимо. Процесс мышления — это не только совокупность развернутых умозаключений. Наряду с полными логическими формами человек пользуется такими суждениями, которые принимаются в сокращенном виде, а иные вовсе выпадают, опускаются, как давно известные, проверенные опытом, доказанные практикой или установленные какой-либо отраслью знаний. В результате полученный вывод кажется оторванным, изолированным и представляется чистой, ничем не обусловленной догадкой.

Точно подметил эту закономерность И. П. Павлов. Интуицию, говорил он, «так и нужно понимать», что «человек окончательное помнит, а весь путь, которым подходил, подготовлял, он не подсчитал к данному моменту» .2

Фактически же полученный результат был подготовлен предыдущим мыслительным процессом, в ходе которого произошла актуализация нужных знаний, а если решение наступает с пер-

1 Рассматривая путь врачебной мысли при постановке диагноза, М. Черноруцкий в своем капитальном труде «Диагностика внутренних болезней» указывает на возможность диагноза «с первого взгляда», когда врач не имеет еще в своем распоряжении достаточного количества фактов, без их предварительного анализа, по первому впечатлению. Такая способность признается желательной, особенно в обстановке, требующей немедленных действий. «Интуитивный диагноз, -- пишут И. Н. Осипов и А. В. Копнин, рассматривая гносеологические основы врачебной интуиции, — состоит в том, что врач, имея большой клинический опыт и хорошую наблюдательность, с одного взгляда подмечает здесь комплекс симптомов иногда стертых, едва различимых» («Основные вопросы теории диагноза», Томск, 1962, стр. 97). См. также А. Д. В о с к р е с е н с к и й и А. И. П р о х о р о в , Проблемы кибернетики в медицине, «Кибернетику — на службу коммунизма», М., 1961.

Наш интерес к диагностическому мышлению обусловлен его сходством с построением и проверкой версий в ходе расследования.

2 «Павловские среды», т. 2, М. — Л., 1949, стр. 227.

320