!Учебный год 2024 / Жогин Н.В

Всякое познание является единством непосредственного и опосредствованного. В философской литературе отмечается, что чистое чувственное познание как самостоятельный этап имеет место только в истории человечества и в какой-то степени в процессе становления мышления ребенка. У современного взрослого человека мышление и чувство перестали быть последовательно сменяющими друг друга этапами. Они являются неразрывно связанными моментами единого процесса познания 1.

Сказанное, конечно, не означает невозможности аналитически вычленить эти две стороны в процессе познания. Необходимость такого выделения , обусловлена тем, что преобладание чувственных или рациональных элементов служит основой для классификации источников наших знаний, различия в методах их проверки и оценки.

Различие чувственного и рационального отражается не только в познавательной, но и в удостоверительной стороне доказывания. Соответственно различают эмпирическое и рациональное доказывание2.

Первый вид доказывания имеет место в том случае, когда для удостоверения определенного положения достаточно непосредственно воспринять предмет и предъявить его другим лицам, тем самым подтвердив справедливость доказываемой мысли. Так можно, например, доказывать наличие или отсутствие дефектов в одежде, осмотрев и предъявив эту одежду.

Рациональное, логическое доказывание имеет место тогда, когда объект мысли недоступен восприятию, когда получение знаний и их удостоверение происходят при посредстве других пред-

Далеко не всегда эмпирическое и логическое доказывания взаимозаменяемы. Область применения первого значительно уже, чем второго. Обычно это объясняют тем, что событие преступления как таковое к моменту расследования и судебного разбирательства находится в прошлом и лишь в силу этого недоступно непосредственному восприятию. Надо отметить также, что преступление как предмет познания имеет сложный и многосторонний фактический состав и ни один очевидец не может созерцать всех его элементов в совокупности (приготовительных действий, сговора участников, субъективной стороны, причинной связи между действием и результатом, причин и условий, спо-

1См. Б. Кедров, Единство диалектики, логики и теории познания, М., 1963, стр. 174—175, 177—178, 182.

2См. В. Ф. Асмус, Учение логики о доказательстве и опровержении, М., 1954, стр. 49-52,

292

собствовавших совершению преступления, и т. д.). Все это в совокупности устанавливается, доказывается при посредстве других фактов, а последние — через информацию о них. В указанном смысле доказывание в уголовном судопроизводстве есть опосредствованный процесс.

Но если путь непосредственного наблюдения в уголовно-про- цессуальном доказывании исключен применительно к преступлению в целом, то вовсе не исключен в отношении отдельных фрагментов этого события, применительно к некоторым фактическим обстоятельствам, которые сохраняются в своей относительной неизменности и бывают доступны для непосредственного восприятия.

Если имело место материальное отражение (изменение состояния объектов и т. п.), то возможно эмпирическое доказывание отдельных фактов, хотя преобладающей формой является доказывание рациональное, опосредствованное.

В предыдущем изложении уже указывалось на отличие доказательства и доказывания в уголовном процессе от соответствующих понятий, употребляемых в логике. Для того, чтобы полно охарактеризовать процесс расследования, необходимо отметить не только известную общность одноименных логических и процессуальных понятий, но и их особенности и различия.

Строго говоря, классической логике вообще не известен термин «доказывание». В ней обычно пользуются понятием «доказательство», которым обозначают установление истинности ка- кого-либо суждения путем его выведения из других суждений, считающихся истинными. Иначе говоря, логическим доказательством называют процесс обоснования какого-либо положения, само рассуждение, т. е. мыслительный процесс. То, чем обосновывается определенная мысль, именуется не доказательством, а аргументом. О несовпадении логического понятия аргумента с процессуальным понятием доказательства уже упоминалось. Здесь же необходимо отметить, что если в логике получение какого-либо знания путем вывода из других суждений является системой чисто умственных операций, то доказывание в уголовном процессе не исчерпывается работой мысли, а состоит в системе реальных практических действий следователя, прокурора, суда и иных участников процесса.

Рассматривая отличие логического доказательства и судебного доказывания, А. И. Трусов замечает, что логика имеет дело лишь с мыслительным материалом и мыслительными процессами, тогда как в судебном доказывании оперируют не только мыслями, но прежде всего фактами1. Сказанное, однако, не отличает уголовно-процессуальное доказывание, ибо, как признает

1 А. И. Трусов, Основы теории судебных доказательств, М., 1960.

293

сам А. И. Трусов, этот процесс оперирования фактами неизбежно принимает в нашей голове форму логического мыслительного процесса. В этом, собственно, и состоит универсальное значение законов логического мышления для всех отраслей знания.

Существо же вопроса состоит в том, что логика оперирует лишь готовыми знаниями, понятиями, отвлекаясь от источников этих знаний, их отыскания, запечатления, удостоверения, документирования и практической проверки, т. е. всего того, что также составляет содержание процесса судебного доказывания.

Доказывание в уголовном судопроизводстве — это не чисто логическая, познавательная, а прежде всего практическая деятельность, регламентированная законом; мыслительная работа только одна сторона этого процесса, органически вплетенная в него. Она объективируется, отражается в следственных и судебных дей-

Другую крайность представляет взгляд, согласно которому умственные процессы не входят в уголовно-процессуальное доказывание. Если первая точка зрения сводится, по существу, к отождествлению логического доказательства с процессуальным доказыванием, то вторая — к их резкому противопоставлению. Рассмотрим доводы, лежащие в основе такого суждения2.

Его сторонники исходят из того, что доказывание в уголовном процессе регулируется правовыми нормами, а мышление — объективными закономерностями, которые не могут быть предметом правового регулирования. Отсюда сторонники рассматриваемой точки зрения заключают, что доказательственное право определяет порядок процессуальной деятельности, а не мыслительные процессы ее участников и, следовательно, что мышление не включается в уголовно-процессуальное доказывание.

Несомненно, нельзя отождествлять объективные закономерности природы, общества и мышления с законодательными актами, но сила и жизненность правовых норм определяется тем, насколько они отвечают объективным закономерностям3.

1 В другом месте упомянутой работы А. И. Трусов правильно отметил, что судебное доказывание «обязательно включает в их сложном взаимодействии моменты как чувственного и рационального познания (умственной, логической деятельности), так и практической деятельности, практики (непосредственный и косвенный опыт), включает производство различных следственных и судебных действий» (стр. 8 4 ) . .

2Наиболее полно они изложены С. Д. Курылевым в работе «Доказывание и его место в процессе судебного познания» («Труды Иркутского государственного университета», т. XIII, 1955).

3Точная характеристика соотношения объективных и юридических законов дана К. Марксом: «...Общество, - говорил он, -- основывается не

294

Доказательственное право не устанавливает, не отменяет, не изменяет законов мышления, а, опираясь на объективно существующие закономерности, отражая их в процессуальных нормах, предписывает такой порядок исследования, который заставляет действовать и мыслить в точном соответствии с гносеологическими и психологическими закономерностями.

Разве, указывая обстоятельства, подлежащие доказыванию, закон не определяет конкретный объект познания, предмет мысли? Разве, устанавливая содержание, источники и порядок получения доказательств, принципы оценки доказательств, основания для тех или иных решений и т. д., закон не вмешивается в интеллектуальную сферу следователя, судьи, не направляет его мысль по правильному пути, не заставляет его наилучшим образом выражать и фиксировать свои мысли?

Достаточно обратиться к тексту норм, определяющих содержание обвинительного заключения или приговора, вопросы, подлежащие разрешению прокурором при направлении дела в суд или судом при вынесении приговора, и последовательность их разрешения (ст.ст. 201, 212, 303, 306, 314 УПК РСФСР), чтобы увидеть неразрывную связь реальных и мыслительных действий в процессе доказывания, его внешнего и внутреннего плана.

Законодатель, естественно, не стремится детально регламентировать мыслительный процесс. Доказательственному праву не требуется излагать общие для всех законы логики, равно как и психологические закономерности, которые так или иначе находят отражение в нормах уголовного процесса. Процессуальные нормы воплощают эти закономерности в трансформированном виде применительно к специфике следственной и судебной деятельности.

Чтобы избежать явных противоречий, сторонники рассматриваемой точки зрения вынуждены исключить оценку доказательств из уголовно-процессуального доказывания. Оценка доказательств, несомненно, мыслительный процесс. Однако утверждение, что это — «самостоятельная процессуальная категория, находящаяся вне границ понятия процессуального доказывания», не спасает положения. Во-первых, потому, что в действительности оценка доказательств, как известно, один из наиболее детально разработанных вопросов доказательственного права. Вовторых, и в гносеологическом и в процессуальном аспектах она неразрывно связана с собиранием и проверкой доказательств. В-третьих, признав оценку «самостоятельной процессуальной категорией», т. е. признав тем самым, что доказательственное право

(К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т, 6, стр. 259).

295

регулирует мыслительный процесс, авторы вступают в противоречие со своим исходным тезисом.

Выделение оценки доказательств из уголовно-процессуального доказывания несостоятельно еще и потому, что оценка представляет собой суждения и выводы, которые объективируются во внешнем плане деятельности, выражаются в соответствующих действиях и процессуальных актах (обвинительном заключении, постановлении, определении, приговоре) именно как результат собирания и проверки доказательств 1.

Но что останется от доказывания «за вычетом» оценки доказательств? «Собирание и представление доказательств», — заявляют сторонники этой точки зрения. Следовательно, в собирании и представлении доказательств, по их мнению, не воплощается мыслительная, познавательная деятельность.

С точки зрения доказательственного права далеко не безразлично, как будет мыслить следователь или судья при собирании и проверке доказательств (от этого зависят их поступки и решения, успех их деятельности), и поэтому закон насыщен правилами, которые регулируют не только внешнюю сторону деятельности — поступки, но и внутреннюю — порядок, цели и условия мыслительной деятельности.

Всеобщность гносеологических закономерностей давно уже поставила перед юристами вопрос о соотношении судебного и научного познания. Можно ли считать, что деятельность органов следствия и суда по установлению истины, т. е. исследование, в котором широко используются научные методы и средства, данные правовых, естественных и других наук, является научноисследовательской? Буржуазные-ученые, отвечая на этот вопрос, всячески подчеркивали отличие судебного и научного исследования.

Между тем истина, т. е. правильное отражение действительности, одинакова во всех областях науки и практики, как одинаковы основные процессы познания. Отличие познания в научной и практической деятельности весьма относительно, оно состоит главным образом в непосредственных целях и объектах познания, которые обусловлены общественным разделением труда.

Наука, в особенности теоретическая, имеет своим предметом преимущественно общие закономерности явлений и процессов, хотя в известной мере описывает и конкретные факты, явления

1 Интересная попытка развернутой характеристики этого аспекта итоговых процессуальных документов предпринята в статье Ю. В. Манаева и В. А. Лещенко «Обвинительное заключение. Значение и отражение в нем данных, входящих в предмет доказывания по уголовному делу» («Труды Высшей следственной школы МВД СССР», Волгоград, 1970, стр. 63—79). Надо только отметить, что речь идет о данных, относящихся к предмету доказывания; входят же в него не доказательства, а установленные с их помощью обстоятельства.

296

(физические явления, исторические события, памятники архитектуры др.). Практика же применяет эти общие закономерности, оперируя конкретными явлениями и процессами, и вместе с тем создает фактический базис для последующих теоретических обобщений науки, ставит перед последней свои задачи. В практической деятельности получение знаний является средством решения конкретных практических (производственных, организационных, административных, педагогических и др.) задач, стоящих перед данными лицами. Относительность противопоставления научной и практической деятельности в сфере уголовного судопроизводства можно показать, рассмотрев деятельность учреждений судебной экспертизы.

Обслуживая уголовный процесс, производя по поручению следователя сложные эксперименты, применяя и уточняя специальную научную методику для того, чтобы ответить на поставленный вопрос, эксперт является практиком, и его деятельность не носит характера научно-исследовательской.. Однако, предпринимая теоретическую разработку, цель которой усовершенствовать какую-либо методику исследования вещественных доказательств для последующего обслуживания следственных органов и суда, эксперт становится научным работником. Деятельность его приобретает черты научного исследования.

Представляется не вполне точным мнение, что отличие судебного исследования от научного состоит в предмете исследования, что последнее всегда направлено на познание общих закономерностей, а не единичных событий, как это имеет место на следствии и в суде1. Единичные события могут быть и предметом научного исследования2.

Относительность критериев разграничения научной, теоретической деятельности и практики вообще, диалектическая связь между познанием в этих двух сферах полностью относятся и к взаимоотношению науки (теории доказательств, равно тактики, техники, методики расследования) и практической деятельности следователя, судьи.

Своеобразие расследования и судебного разбирательства в отличие от других областей науки и практики определяется его целями, задачами, которые решаются в уголовном судопроизводстве. Этому соответствуют и особые условия, в которых протекает познавательная деятельность, строго определенный процессуальный ее порядок.

Марксистская теория познания не знает принципиальных различий в закономерностях и механизмах научного и практического

1См. Р. С. Б е л к и н , Сущность экспериментального метода исследования, М., 1961, стр. 12—13.

2На возможность такого совпадения правильно указывал А. А. Пионт-

ковский (см. «Советская криминалистика на службе следствия» 1955 г. №6).

297

мышления. «Интеллект у человека один и едины основные механизмы мышления», — пишет известный советский психолог Б. М. Теплов1.

Различие между ними не в том, что один вид мышления связан, а другой не связан с практикой, а в том, что характер этой связи различен. И научное, и практическое мышление связано с практикой, но во втором случае связь эта имеет более непосредственный характер. Практическое мышление непосредственно вплетено в практическую деятельность и подвергается непрерывному испытанию практикой, тогда как теоретическое мышление, основанное на практике, подвергается практической проверке главным образом в своих конечных результатах.

Что же касается трудности и сложности мыслительных процессов, замечает Б. М. Теплов, то, если уж проводить сравнение, придется признать, что с точки зрения многообразия, внутренней противоречивости решаемых задач и жесткости условий, в которых протекает работа интеллекта, первые места должны занять высшие формы практической деятельности. К их числу, несомненно, относится деятельность следователя, прокурора, судьи.

Из предыдущего изложения видно, что доказывание представляет длящийся процесс, проходящий ряд последовательных этапов и состоящий из различных действий и операций, относящихся как к области мышления, так и к практической деятельности.

Суммируя все сказанное, мы можем определить доказывание как осуществляемую в процессуальных формах деятельность органов расследования, прокурора и суда с участием других субъектов процессуальной деятельности по собиранию, закреплению, проверке и оценке фактических данных, необходимых для установления истины по уголовному делу и решения задач уголовногосудопроизводства.

По своему содержанию процесс доказывания слагается из ряда элементов, органически связанных между собой, а именно: собирания доказательств, их закрепления, проверки и оценки2.

В процессуальной литературе элементы доказывания иногда называют этапами. Такое наименование представляется неудачным, ибо наводит на мысль о чередовании этапов, предполагает разрыв их во времени. Между тем процесс доказывания — это единый и неразрывный процесс познания, в котором указанные

298

элементы повторяются. Говорить о собирании, фиксации, проверке и оценке доказательств как этапах не следует еще и потому, что под этапами доказывания правильней и целесообразней понимать различные, следующие один за другим моменты установления истины, характеризуемые различной степенью выясненности доказываемых по делу обстоятельств. Например, очевидно, что степень выяснения обстоятельств, подлежащих установлению по делу, будет совершенно различной в момент возбуждения уголовного дела и предъявления обвинения, в момент окончания предварительного следствия и вынесения приговора.

Смена одного этапа доказывания другим характеризуется изменением его задач и форм, определяемых той стадией уголовного процесса, на которой доказывание осуществляется1.

Так, в стадии возбуждения уголовного дела цель доказывания — установить наличие или отсутствие оснований для ведения судопроизводства. Основное значение стадии предварительного расследования с точки зрения задач доказывания состоит в том, чтобы обнаружить и процессуально закрепить доказательства, сделать на их основе вывод о том, какое именно деяние имело место и кто его совершил, и, таким образом, обеспечить все условия для окончательного разрешения дела судом или — при наличии законных предпосылок — прекратить дело.

В стадии судебного разбирательства происходит новое исследование собранных на предварительном следствии и дополнительно представленных или истребованных доказательств, осуществляемое судом в условиях гласности при активном участии заинтересованных в исходе дела лиц, завершающееся констатацией от имени государства определенных фактических обстоятельств и актом применения норм материального права.

Между предварительным расследованием и судебным разбирательством лежит стадия предания суду, в которой решается вопрос о достаточности оснований для рассмотрения уголовного дела в судебном заседании.

Дополнительные гарантии установления истины должны быть применены, если хотя бы один из участников процесса обжаловал (опротестовал) приговор в кассационном порядке. В исключительных случаях выяснению истины по делу может способствовать пересмотр приговора в порядке надзора или по вновь открывшимся обстоятельствам.

Г. М.. М и н ь к о в с к и й , Особенности пределов доказывания при принятии некоторых процессуальных решений в стадии предварительного следствия, «Вопросы борьбы с преступностью», вып. 4, М., 1966, стр. 83—109.

299

При таком понимании этапов доказывания все элементы, составляющие содержание процесса доказывания, выступают в единстве и взаимодействии как в отношении отдельного доказываемого факта, отдельного обстоятельства, входящего в предмет доказывания, так и в отношении совокупности их, когда принимаются решения, влекущие определенные юридические последствия 1.

Рассмотрим более подробно элементы процесса доказывания. Понятием собирания доказательств охватывается их поиск (розыск), обнаружение и получение (извлечение) содержащейся

в них информации органом расследования и судом.

При собирании доказательств в уголовном процессе не могут быть использованы произвольно избранные способа. Эти способы прямо указывает закон, относя к ним: вызов нужных лиц для допросов или для дачи заключения в качестве эксперта, производство осмотров, обысков и других предусмотренных Уголовнопроцессуальным кодексом следственных действий, требование от учреждений, предприятий, организаций, должностных лиц и граждан представления предметов и документов, могущих установить необходимые по делу фактические данные, требование производства ревизий (ст. 70 УПК РСФСР).

Но прежде чем допросить свидетеля или осмотреть вещественное доказательство, нужно выявить его, так как без обнаружения носителя информации о фактических данных не могут быть получены сведения о фактах. Подобно этому, прежде чем требовать представления предметов и документов, нужно знать, каковы они, у кого они наводятся и т. д. При этом важное значение приобретает оперативно-розыскная деятельность органов дознания, которым следователь в соответствии со ст. 127 УПК вправе давать поручения и требовать содействия в раскрытии преступления. Уголовно-процессуальный закон четко определил место оперативно-розыскной деятельности в раскрытии и предупреждении преступлений как вспомогательной по отношению к процессу доказывания. Сведения, почерпнутые в результате оперативно-розыскных мер, используются органом дознания или следователем для поиска доказательств, но не как доказательства.

Установив конкретных носителей информации о существенных обстоятельствах дела, орган расследования и суд принимают

1 Следует отметить, что на каждом этапе отдельные элементы доказывания выступают на первый план. Так, при составлении обвинительного заключения или вынесении приговора преобладающей становится оценка доказательств, хотя и в этом случае нетрудно усмотреть переплетение ее с таким элементом доказывания, как проверка доказательств; на первых этапах больший удельный вес могут иметь такие элементы, как собирание и закрепление доказательств.

300