!Учебный год 2024 / Жогин Н.В

Иногда называют «главный факт» в качестве тезиса прямого доказательства.

Представляется более правильным исходить в данном случае из принятого законом понятия предмета доказывания и его элементов (ст. 15 Основ). Прямым доказательством следует считать такое доказательство, которое прямо (т. е. одноступенчато) устанавливает предмет доказывания по делу или один из его элементов, указанных в законе.

Конечным тезисом и для косвенного доказательства является предмет доказывания или какой-либо его элемент. Но косвенное доказательство обосновывает этот предмет (или его элемент) не непосредственно, а через промежуточные факты. Для "косвенного доказательства ближайшим тезисом является промежуточный факт, который обосновывается «прямо», а затем с помощью промежуточного факта обосновывается элемент предмета доказывания. Таким образом, косвенное доказательство — это такое доказательство, которое в результате многоступенчатой процедуры сначалаобосновываетсуществованиепромежуточногофакта,азатем, через него, — предмета доказывания или его элемента1.

Деление доказательств на прямые и косвенные зависит от предмета доказывания. Поэтому отнесение доказательства к прямым или косвенным зависит от конкретного состава преступления.

Так, показание о том, что обвиняемый угрожал лишить жизни потерпевшего, явится прямым доказательством по делу по обвинению в угрозе и косвенным по делу об убийстве; наличие пистолета у обвиняемого может служить косвенным доказательством по делу об убийстве и прямым доказательством по делу о незаконном хранении оружия и т. д.

1 М. А. Чельцов определяет прямые доказательства как «факты, которые входят в предмет доказывания в качестве отдельных признаков состава преступления...» («Советский уголовный процесс», М., 1962, стр. 135). Однако при таком определении доказательства (не говоря уже о том, что предмет доказывания шире состава преступления) сливаются с доказываемым фактом; в действительности прямое доказательство представляет собой сведения, фактические данные, от которых непосредственно приходят к заключению об искомом факте.

Несколько иную позицию по рассматриваемому вопросу занимал М. М. Гродзинский («Улики в советском уголовном процессе», «Ученые труды ВИЮН», М., 1944, стр. 3-4). Позднее ее придерживался А. И. Трусов («Основы теории судебных доказательств», М., 1960, стр. 45). Указанные авторы считают, что посредствующий факт между прямым доказательством и искомым фактом имеет место в форме, например, наблюдения события очевидцем. Иными словами, если событие — искомый факт, то его наблюдение — промежуточный факт. Ошибка здесь состоит в том, что элемент самого доказательства — восприятие свидетелем информации о событии — смешивается с промежуточным фактом, устанавливаемым косвенным доказательством.

271

Деление доказательств на прямые и косвенные в указанном выше смысле равно приложимо ко всем видам доказательств независимо от их источника1.

В процессуальной литературе высказывалась точка зрения, согласно которой вещественные доказательства не могут быть прямыми доказательствами, так как «вещи, предметы сами не говорят» 2. С ней, однако, согласиться нельзя. Так как отнесение доказательств к числу прямых или косвенных базируется на соотношении их содержания с содержанием устанавливаемого обстоятельства, оно распространяется на все без исключения доказательства, определяя режим оперирования ими. И показания, и заключения экспертов, и вещественные доказательства, и документы, словом, доказательства, имеющие любую процессуальную форму, могут, как представляется, быть и прямыми и косвенными в зависимости от их отношения к любому элементу предмета доказывания.

Различия между прямым и косвенным доказательствами предопределяют и различие в оперировании доказательствами каждой из этих групп. Деление доказательств на прямые и косвенные позволяет выявить существенные особенности и значение как тех, так и других, разработать правильные методы доказывания.

Поскольку содержание личного прямого доказательства соответствует содержанию доказываемого обстоятельства, центр тяжести его проверки падает нa выяснение достоверности сообщения.

Можно верить или не верить прямому доказательству, правильно отмечал С. А. Голунский, но нельзя строить на нем противоречащих друг другу версий о характере исследуемого факта. Поэтому при наличии прямых доказательств центр тяжести доказывания переносится на решение вопроса об их достоверности3.

При косвенном доказывании такая же проверка необходима и для первой («прямой») ступени косвенного доказательства.

Прежде надо убедиться, что показания свидетеля о том, что обвиняемый угрожал, соответствуют действительности, а затем исходя из промежуточного факта — наличия угрозы — заключать о причастности к убийству.

1 По мнению М. С. Строговича, доказательства, устанавливающие

время и место убийства, размер образовавшейся недостачи и т. п., «лежат за пределами деления доказательств на прямые и косвенные» («Курс советского уголовного процесса», М., 1958, стр. 208). Это мнение выражает традиционную концепцию, о которой говорилось выше; оно, однако, не учитывает однородности «механизма» решения задачи установления обстоятельств, входящих в предмет доказывания, где всегда возможны прямой и косвенный путь доказывания.

272

Прямое доказательство, т.е. сообщение о факте или предъявление предмета, по своему содержанию с очевидностью доказывает искомый факт и не требует истолкования, оно требует лишь проверки достоверности информации. Для косвенного же доказывания характерен вывод «от факта к факту», который не является столь явным и очевидным, требует содержательного истолкования связей между промежуточным фактом и конечным выводом.

Как правило, характер этих связей таков, что от отдельного косвенного доказательства может быть сделан лишь предположительный (правдоподобный) вывод о доказываемом обстоятельстве.

Но очевидность связи между содержанием прямого доказательства и доказываемым обстоятельством не следует путать с достоверностью прямого доказательства.

Принципиально неприемлемо утверждение о возможности разграничить рассматриваемые виды доказательств по признаку достаточности одного прямого доказательства для установления события преступления или виновности, в то время как косвенными доказательствами можно оперировать только в совокупности1.

Полное и достоверное обоснование всех подлежащих установлению обстоятельств с помощью одного прямого доказательства невозможно по двум причинам. Во-первых, трудно представить себе такое одно прямое доказательство, содержание которого исчерпывало бы весь предмет доказывания. Даже показания обвиняемого, включающие сообщения не только о внешней стороне содеянного, но и о мотивах, едва ли могут охватывать все данные о размере ущерба, причиненного преступлением, или о причинах и условиях, ему способствовавших.

Содержание предмета доказывания даже в части установления события преступления и виновности тем более не исчерпывается показаниями свидетеля-очевидца.

Во-вторых, вывод о том, что сообщение соответствует действительности, равно как и вывод о том, что предъявляемый предмет действительно связан с событием преступления, сам нуждается

втщательной и всесторонней проверке2.

Воснове косвенного доказывания лежит использование различных связей между событиями и явлениями действительности — причинных, временных, пространственных и иных. Установление неизвестного факта на основе знаний о другом, уже известном, возможно постольку, поскольку эти события каким-то образом связаны между собой.

1 П. А. Л у п и н с к а я , Доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 15; М. Л. Шифман, Основные вопросы теории советского доказательственного права, М., 1956, стр. 37—38.

2 Эта проверка включает «прослеживание» всех этапов формирования прямого доказательства с точки зрения полноты и достоверности содержащейся в нем информации.

273

Понятно, что эти связи могут быть более и менее близкими, более и менее определенными. От характера этих связей зависит и надежность косвенного доказывания в каждом конкретном случае. Этим же определяется и сама возможность использования различных явлений в качестве промежуточных фактов в косвенном доказывании, а следовательно, и фактических данных об этих явлениях в качестве косвенных доказательств1.

Различие указанных связей, их специфичность дают возможность выделить некоторые особые виды косвенных доказательств: доказательства поведения, доказательства подобия («подобные факты»), негативные обстоятельства и вспомогательные доказательства.

При рассмотрении понятия косвенных доказательств нередко выражается сомнение в возможности использовать для доказывания так называемые « д о к а з а т е л ь с т в а п о в е д е н и я » , а равно данные, устанавливающие «подобные факты».

О чем конкретно в данном случае идет речь?

« Д о к а з а т е л ь с т в а п о в е д е н и я » — это фактические данные о действиях обвиняемого после совершения инкриминируемого преступления, таких например, как: а) попытки уклониться от следствия (суда); б) попытки заведомо ввести следствие (суд) в заблуждение относительно действительных обстоятельств дела; в) действия, которые свидетельствуют о знании таких обстоятельств события, которые могли быть известны только его участнику2.

1При собирании совокупности косвенных доказательств, необходимых

идостаточных для образования «замкнутой» системы, возникает видимая коллизия. С одной стороны, для решения вопроса о значении собранных доказательств нужно рассмотреть их в ряду других доказательств, с дру-

гой — надо сначала создать такой ряд. Некоторые авторы пытаются решить эту коллизию указанием на то, что, так как при оперировании косвенными доказательствами нельзя предвидеть, будет ли та или иная деталь иметь в будущем значение по делу, необходимо «на всякий случай» интересоваться всем — от образа жизни обвиняемого до состояния погоды в день совершения преступления; ненужные данные можно отсеять в конце следствия (В. Г р о м о в , Следственная практика в примерах, М., 1948, стр. 36).

С этой точкой зрения нельзя согласиться. Собирание доказательств невозможно отделить от их предварительной оценки (другое дело, что эта оценка может измениться). Иначе дело будет загромождено огромным числом ненужных данных, среди которых могут попросту «потеряться» (особенно, если дело сложное и большое) относящиеся к делу доказательства. Первоначальным основанием для использования косвенного доказательства должно быть предположение о наличии объективной связи между ним и искомым фактом.

стр. 56—60; Г. Н. М у д ь ю г и н , Расследование убийств по делам, возбужденным в связи с исчезновением потерпевшего, Автореферат кандидатской диссертации, М., 1962, стр. 14—16.

274

В частности, могут быть косвенными доказательствами данные о заведомой ложности показаний обвиняемого; о том, что он уговаривал свидетеля дать неправильные показания; записка, в которой обвиняемый инструктирует своих близких, как объяснить то или иное обстоятельство, и тому подобные данные.

Существенны в этом отношении и данные о поведении обвиняемого, свидетельствующие о знании им определенных обстоятельств расследуемого деяния. Так, уничтожение или сокрытие предметов, которые, по имеющейся версии, были связаны с преступным посягательством, или были орудием -совершения преступления, или несут на себе следы преступления, косвенно указывает на причастность лица к исследуемому событию 1.

Поскольку из этих особенностей поведения обвиняемого можно делать предположительные выводы о его причастности или непричастности к преступлению, данные о поведении являются косвенными доказательствами. На этой точке зрения стоит судебная и следственная практика.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что недопустимо расширять за счет доказательств, устанавливающих факты, круг «доказательств поведения», связь которых с делом не может быть установлена даже при их рассмотрении в совокупности с другими фактами. Речь идет о манере держать себя при допросе, обыске и т. п., в частности о наличии или об отсутствии признаков смущения, волнения, страха; о пассивном отношении к ведущемуся следствию или, наоборот, о явном интересе к его результатам; об отказе от дачи показаний и т. д.

С этой точки зрения представляется неправильным воспроизведение в отдельных работах советских процессуалистов

В последние годы М. И. Ковалев предпринял попытку более широкой трактовки рассматриваемого понятия «как косвенных доказательств, вытекающих из поведения (действия или бездействия) совершивших преступление либо причастных к преступлению лиц» (см. его статью «Улики «поведения и планирование следствия», «Вопросы правоведения», вып. 6, Новосибирск, 1970, стр. 186—188). С этим нельзя согласиться,, так как понятие доказательств поведения при таком подходе сливается с общим понятием косвенных доказательств. Суть же выделения рассматриваемого понятия в специфике использования лишь данных о так называемой «виновной осведомленности».

1 Все подобные данные необходимо фиксировать. В частности, заведомо ложные показания обвиняемого должны протоколироваться; попытки фальсифицировать другие доказательства необходимо установить допросом свидетелей, приобщением вещественных доказательств; в протоколе обыска должно отмечаться не только обнаружение определенных предметов, но и то, где они обнаружены. Попытки скрыть или уничтожить те или иные предметы, документы в ходе осмотра или обыска следует фиксировать путем допроса понятых, составления акта или внесения соответствующей записи в протокол. Процессуальный закон специально оговаривает необходимость фиксировать соответствующие действия обыскиваемого в протоколе обыска (ст. 176 УПК РСФСР).

275

высказываний английского юриста Уильза (XIX в.), который относил к числу доказательств «тон речи, молчание на вопросы...»1.

Вдействительности никакого доказательственного значения не могут иметь признаки волнения, ибо объективная связь волнения на допросе с делом не может быть установлена ни при каких условиях. Не имеет доказательственного значения тон речи, ибо резкость, грубость или, наоборот, мягкость, предупредительность обвиняемого вовсе не свидетельствуют о правдивости или лживости его показаний. Тем более сказанное относится к «молчанию на вопросы», ибо обвиняемый имеет право отказаться от дачи показаний. Всякое иное решение противоречило бы принци-

пам советского уголовного процесса, было бы грубым нарушением социалистической законности2.

Всамом деле, манера вести себя и состояние в ходе допроса могут зависеть не только от отношения данного лица к делу, но

иот ряда других факторов — житейского опыта, кругозора, наличия болезненных расстройств, обстановки допроса и др. Подобно этому, ряд факторов влияет на поведение и состояние обвиняемого в ходе обыска и других следственных действий, в которых он принимает участие. Нет никаких объективных критериев для того, чтобы всесторонне оценить влияние этих факторов на психику обвиняемого, как и для того, чтобы предпочесть одно из возможных объяснений его поведения и состояния другим. Умозаключения по этому вопросу всегда будут субъективны.

Нельзя признать правильным мнение М. Е. Евгеньева о том, что «отказ от представления оправдывающих доказательств или представление явно неубедительных доказательств» относится к числу косвенных обвинительных доказательств»3. В социалистическом уголовном процессе обвиняемый предполагается невиновным, пока не доказано обратное, и факт непредставления им оправдательных доказательств ни в коем случае не может быть использован для обвинения. Не может рассматриваться как имеющий обвинительное значение и факт дачи обвиняемым «неубедительных» объяснений или представления им «неубедительных» доказательств. Только данные, устанавливающие заведомую ложность объяснений обвиняемого, фальсификация им доказательств могут быть в сочетании с другими косвенными доказательствами использованы для установления виновности.

1 У и л ь з , Опыт теории косвенных улик (перев. с англ.), М., 1864, стр. 36.

2Иначе решает эти вопросы господствующая доктрина уголовного процесса буржуазных государств, практически исходящая из тезиса, что, если обвиняемый не дает показаний, «ему есть что скрывать». Подробнее см. § 3 гл. II и § 1 гл. X.

3М. Е. Е в г е н ь е в , Методика и техника расследования преступлений, Киев, 1940, стр. 271.

276

Недостаточно последовательной нам представляется и позиция, занятая по рассматриваемому вопросу И. Д. Перловым. Неоднократно подчеркивая, что манера держать себя на допросе не может стать доказательством, подтверждающий или опровергающим вину, как и не может обосновать вывод о достоверности показаний, И. Д. Перлов говорит вместе с тем, что «манера держать себя при даче показаний имеет известное значение при оценке доказательств по делу, поведение подсудимого может быть учтено судом при оценке собранных и проверенных доказательств, но оно не может заменить сами доказательства» 1.

Известно, что оценка доказательств со стороны следователя

исуда должна быть объективной, убедительно мотивированной. Если же стать на точку зрения И. Д. Перлова, окажется, что выводы по делу могут основываться не только на доказательствах, но и на каких-то иных данных, не отвечающих требованиям закона, что, разумеется, неправильно. Следователь и судья, учитывая манеру поведения обвиняемого на допросе и меняя соответственно тактику допроса, могут быстрее и легче добиться откровенных, правдивых показаний. Волнение проявляемое обыскиваемым в определенные моменты обыска, ориентирует на необходимость более тщательных поисков на определенном участке

ит. д. Однако такие данные могут использоваться лишь в качестве «указателей» наличия доказательств, а отнюдь не в качестве доказательств.

Кчислу косвенных могут быть также отнесены и доказательства, устанавливающие «подобные факты».

Например, установленное сходство в способе совершения ряда преступлений, объектах посягательства, использование аналогичных уловок и приемов, выбор времени и места совершения деяния и т. д. позволяют сделать предположительный вывод о совершении всех этих преступлений одним и тем же лицом. Понятно, этот вывод, взятый отдельно, не достоверен. Но и любое другое косвенное доказательство в отдельности устанавливает свой тезис предположительно. Считая допустимым использование в качестве доказательств «улик поведения» и «подобных фактов», надо вместе с тем подчеркнуть, что только на этих доказатель-

Прежде всего, эти данные не несут достаточной содержательной информации, пригодной для полного описания события преступления и индивидуализации обвиняемого.

С другой стороны, вследствие многоступенчатой и отдаленной связи с предметом доказывания они «слабо» обосновывают доказываемый тезис, допуская различные истолкования. В литературе

1 И. Д. Перлов, Судебное следствие в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 181.

277

приведены весьма показательные примеры того, к каким серьезным ошибкам приводит игнорирование этого положения1.

Доказательства, устанавливающие так называемые негативные обстоятельства, также являются разновидностью косвенных доказательств. В процессуальной и криминалистической литературе, в. следственной и судебной практике широко используется понятие «негативные обстоятельства». Под ними разумеется отсутствие некоторых фактов, которые обычно имеются налицо, если верна версия о событии в целом.

Так, установленное при осмотре отсутствие следов данного лица на месте преступления противоречит версии о том, что это лицо побывало там; установленное при проверке показаний на месте отсутствие у подозреваемого знаний о действительных подробностях преступного события противоречит его утверждению о том, что он был участником преступления, и т. д.

Негативные обстоятельства могут быть установлены также при обыске (отсутствие ценных вещей, что противоречит утверждению о широком образе жизни обвиняемого); при экспертизе (отсутствие на документе следов рук лица, заподозренного в его исполнении); следственном эксперименте; допросе и т. д.

По своему характеру такие доказательства представляют разновидность косвенных доказательств, относящихся к событию, виновности (невиновности) и другим обстоятельствам, входящим в предмет доказывания. Содержанием такого косвенного доказательства будет не наличие факта, а его отсутствие, а вывод из него не подтверждает, а опровергает версию. Иначе говоря, с помощью негативных обстоятельств утверждения не доказываются, а опровергаются и этим самым косвенно доказываются противоположные утверждения2.

Правда, могут быть получены данные, объясняющие, например, отсутствие следов там, где они ожидались согласно первоначальной версии (данные о том, что преступник уничтожил эти следы или действовал таким образом, что не оставил их). Но в этом случае меняется и сама версия; и отсутствие следов по отношению к этой новой версии уже не является негативным обстоятельством.

Вспомогательные (оценочные) доказательства имеют структуру, сходную с косвенными доказательствами (многоступенчатую), но отличаются тем, что устанавливают не элементы предмета доказывания и не промежуточные факты, а степень надеж-

1См. М. М. Г р о д з и н с к и й , Улики в советском уголовном процессе, «Ученые труды ВИЮН», М., 1944, стр. 106—111.

2Иногда одним и тем же термином «негативные обстоятельства» обозначают не только отсутствие фактов, подтверждающих тезис, но и наличие фактов, противоречащих выдвинутому утверждению. Эти понятия не тождественны. Второе из них рассматривается ниже — в связи с вопросом о делении доказательств на обвинительные и оправдательные.

278

ности вывода от доказательства (прямого или косвенного — безразлично) к доказываемому обстоятельству. Так, фактические данные о незаинтересованности свидетеля в исходе дела, о состоянии его зрения и слуха, о внешних условиях восприятия события преступления, равно как и данные о квалификации эксперта, о научной обоснованности избранной им методики, позволяют точнее оценить достоверность сообщения свидетеля или заключения эксперта.

Коль скоро эти данные получены из самостоятельного источника и облечены в процессуальную форму, они являются доказательствами, но доказательствами особого рода, служащими только для оценки других доказательств.

Другим видом вспомогательных доказательств являются

ориентирующие доказательства 1.

Показание свидетеля о том, что необходимые сведения по делу могут быть получены у такого-то лица или в таком-то месте, хотя сам свидетель по существу дела ничего не знает, может служить примером вспомогательного ориентирующего доказательства. Такую же роль играет документ, содержащий сведения о том, где может быть почерпнута необходимая доказательственная информация.

Вспомогательные, оценочные и ориентирующие доказательства приобретают значение лишь в связи с «предметными» прямыми и косвенными доказательствами, устанавливающими элементы предмета доказывания.

В процессуальной теории и практике до последнего времени имели место попытки определить значение прямых и косвенных доказательств исходя из противопоставления (или, по крайней мере, признания неодинаковости) их ценности для установления истины. При этом одна группа авторов характеризовала косвенные доказательства как менее убедительные, чем прямые, в то

ным2 . Н. Н. Полянский полагал, что при оперировании косвенными доказательствами судья попадает в некий «заколдованный круг» противоречащих друг другу улик, выглядящих равно убедительными, вырваться из которого можно только в результате субъективного усилия, в связи с чем кассационная и надзорная инстанции не вправе проверять обоснованность внутреннего судейского убеждения, если приговор основан на косвенных дока-

279

прямые и косвенные есть деление «с точки зрения их сравнительной убедительности, т. е. опять-таки с точки зрения степени их достоверности»1. А. Я. Вышинский говорил о «естественности», «безыскусственности» и, следовательно, достоверности косвенных доказательств2.

С подобным противопоставлением косвенных и прямых доказательств согласиться нельзя. .

В действительности выводы по делу, полученные при правильном использовании косвенных доказательств, столь же надежны, сколь и выводы, полученные с помощью прямых доказательств.

Дискуссии, имевшие место в процессуальной теории, опыт следственной и судебной практики приводят к единственно возможному выводу: нельзя противопоставлять прямые и косвенные доказательства, нельзя считать одни из них лучшими, а другие — худшими3.

Обычно подчеркивается, что косвенные доказательства с достоверностью обосновывают конечный вывод по делу лишь тогда, когда они образуют внутренне связанную совокупность, систему.

Это верно, поскольку между отдельным косвенным доказательством и конечным тезисом существуют длинные многоступенчатые связи, надежность которых подкрепляется лишь наличием многих таких «цепочек».

Не только к искомому, но и к промежуточным фактам иногда приходится идти через несколько ступеней, устанавливая сначала более отдаленные, а затем уже ближайшие к искомому факты. Косвенные доказательства, устанавливающие обстоятельства, связанные с искомым фактом через посредство других доказательств, иногда называют «доказательствами доказательств».

Так, важным является факт пребывания обвиняемого на месте происшествия во время совершения преступления. Иногда

1 В. Г р о м о в , Следственная практика в примерах, М., 1948, стр. 16.

2А. Я. В ы ш и н с к и й , Теория судебных доказательств в советском праве, М., 1950, стр. 291.

3Нельзя поэтому согласиться с позицией И. И. Мухина, рекомендующего «предъявлять к проверке и оценке источников особые повышенные требования» при оперировании косвенными доказательствами, а также предостерегающего против того, чтобы подходить «к оценке производных, как и косвенных доказательств, с обычной меркой» (И. И. Мухин, Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия, Л., 1971, стр. 112, 120). По существу эта позиция представляет своеобразное возобновление противопоставления различных видов доказательств друг другу. В действительности если под «обычной меркой» понимать общие правила оценки доказательств, то они носят «сквозной» характер. В то же время оценка каждого вида доказа-

тельств (в том числе прямых и первоначальных) имеет свою специфику. И дело не в «повышенных» или «пониженных» требованиях, но именно в учете этой специфики.

280