![](/user_photo/_userpic.png)
книги из ГПНТБ / Титов Г.С. Семнадцать космических зорь автобиогр. повесть
.pdfВ старших классах началась пора увлечений радио техникой, чему немало способствовали наши школь ные учителя. Иван Васильевич Калищ умело и терпе ливо учил нас самостоятельному мышлению в мате матике. Он радовался, когда мы по-своему доказы вали ту или иную теорему, а новый материал объ яснял так, будто это он сам создал все формулы и законы. Он увлекал своим' темпераментом учеников и невольно передавал любовь к предмету.
Физик Семен Николаевич Ванюшкин часами заси живался после уроков, собирая с нами приемники или усилители для школьного радиоузла.
Дела мои школьные шли как нельзя лучше, и мне уже в 9 классе казалось, что аттестат будет только отличным и медаль обеспечена, но произошел непред виденный случай, который сначала подпортил отмет ки, а потом мог сказаться и на моей биографии.
Отцовский велосипед был постоянным предметом моего восхищения. Со временем я решил превратить его в спортивный снаряд для постоянных физических упражнений и тренировок. Мои сверстники, особен но в последних классах, вымахали во внушающих уважение верзил, а я?.. Что я мог при своем незавид ном росте им противопоставить? Только ловкость, выносливость и физическую силу...— таково было мое решение.
Поэтому летом почти каждый день делал около ста километров на велосипеде, то совершая выдуманный мною маршрут, то выполняя поручение матери. Схо дить в ларек за хлебом было делом одной минуты, но я садился на велосипед и отправлялся в тридцатикилометровый рейс по пересеченной местности до дальнего села. Чтобы набрать сотню, я «на минуточ ку» заворачивал к деду в Майское утро за тридцать
2Й
пять километров. Десятиминутный отдых я любил устраивать в одном живописном месте по дороге в Майское утро-.. Густая, ровная, как частокол, березо вая роща летом там словно омывается желтым зали вом пшеницы. Налетит ветерок, и понесутся волны колосьев на приступ бело-розового строя. Березы не годуют, шумят кудрявыми шапками, но непоколебимо стоят единым строем. Стоят гордые, какие-то все чи стые, свежие и необыкновенно красивые...
Уголок этот всегда возникает в моей памяти, когда
я'вспомню о родных местах. |
|
|
Однажды весной, когда |
мы только-только |
сдали |
первый экзамен и еще толкались возле школы, |
ребята |
|
попросили меня привезти таблицу Брадиса, |
чтобы |
|
проверить — правильно ли |
решена нами замыслова |
|
тая задача. |
|
|
Минутой позже я летел по сельской улице, и тут, откуда ни возьмись, из-за плетня бросилась мне под переднее колесо здоровенная курица. Она крутну лась, проклятая, под колесом скользким куском мыла, и я, перелетев через руль, грохнулся о землю. Острая боль в левой руке вспыхнула огнем, а тут еще хозяйка, выбежавшая на шум, принялась бранить меня на чем свет стоит. Но у меня даже и голос от боли пропал. С неимоверным усилием встал, осмотрел руку. Перелом... Кое-как забрался на седло и с тру дом доехал до поликлиники. Так и прибыл с экзамена домой с пудовой от гипса рукой.
Кость срасталась медленно, и я стал упорно зани маться своей рукой. Тренировал ее, делал такие физические упражнения, которые раз и навсегда могли исключить последствия перелома.
Детство и первые годы юности закончились в тот знаменательный день, когда я получил аттестат зре-
29
лости. День этот хорошо запомнился. С утра с одним из моих друзей Мишей Карапоткиным отправились мы на грузовой машине на дальние лесные вырубки за дровами. Очень торопились вернуться назад, что бы не опоздать на торжество в школе и успеть вклю чить нашу школьную электростанцию.
Мотор грелся, дорога была тяжелой, да и машина была нагружена доверху. Проскочив несколько кило метров, мы останавливались, давая остыть мотору, и потом вновь трогались в путь.
Прибыли мы в село за несколько минут до начала школьного вечера. Быстро сгрузили дрова и помча лись к школе. Миша забежал в помещение электро станции первым: торопился включить иллюминацию и не заметил, что контакт зажигания отсоединен от свечи и лежит прямо на движке, облитом бензином. Наверное, ребята уже без нас пробовали запустить движок, но это им не удалось.
Миша рванул заводную ручку, и наша гордость — школьная электростанция — вспыхнула, как факел. Мы молча, не поднимая паники, чем попало — пид жаками, песком потушили огонь, прочистили свечу и пустили ток. Спрятав сгоревшие пиджаки, черные от копоти, мы прямо с пожара ввалились на наш вы пускной вечер, где директор уже начал свою тради ционную торжественную речь...
ткровенно говоря, мне |
всю |
жизнь |
везло — и |
|||||
О |
сейчас везет — на |
хороших |
людей. . Так |
было |
||||
в Майском |
утре |
и в Полковниково, |
где |
меня |
||||
окружала ватага |
смелых и |
честных ребят |
и |
где на |
||||
каждом шагу встречались |
внимательные |
и |
добрые |
взрослые люди. .Так случилось и в Барнаульском райвоенкомате в тот день, когда окончательно опре делялся мой дальнейший путь,
31
Я уже решил, что буду летчиком, и с того дня, как принял это решение, мне просто не терпелось залезть в самолет и поскорее подняться в воздух. И когда в военкомате меня второй раз спросили, куда я хочу идти — в морской флот или в авиацию, я ответил:
—В летное училище.
—Если хочешь быть настоящим летчиком,— под черкивая слово «настоящим», сказал мне капитан, имя и фамилию которого я даже не знаю,— бери бу магу и пиши заявление в школу первоначального обучения...
Что такое школы «первоначального обучения» — я не имел понятия. Слышал про летные училища, знал, что они выпускают пилотов, и не каких-то там «под готовишек» и поэтому, решив сразу стать летчиком, заявил категорически:
— Хочу в училище, так и пишите — в училище...
—Тебе же добра желают, чудак! — стоял капитан на своем.
Но и я был упрям.
—Только в училище!..
—Ну, ладно, посмотрим...— как-то странно улыб нулся капитан и оставил меня в покое.
Квечеру, когда потихоньку улеглась военкоматовская суета, нас пригласили в большой зал и зачи тали списки назначения. Слышу — называют фами лии тех, кто послан в школу первоначального обуче ния. Меня среди них нет. Я уже было вздохнул от радости, когда капитан произнес: «Титов, Герман Степанович»...
И потом строго добавил:
— Список утвержден райвоенкомом, изменению не подлежит.
— Значит, на своем настоял!— зло подумал я и
32
только потом, много месяцев спустя, оценил его по ступок, понял, как много для меня сделал этот совсем не знакомый мне капитан.
Из Барнаула мы ехали шумной группой в десять человек. Еще по дороге как-то сами по себе органи
зовали «сибирское |
отделение» и все |
вместе явились |
||
в училище. |
|
организовалась. |
Жилых домов |
|
Школа |
только что |
|||
и казарм |
не хватало |
даже для инструкторов, ин |
||
женеров, |
техников, |
и |
нас расселили |
в землянках. |
Правда, сказать «расселили» было бы слишком, так как никаких землянок для нас никто не приготовил и мы должны были строить их сами. Меня эта работа нисколько не угнетала и не страшила,— я привык работать в колхозе, дома, помогая матери, да и кроме того молодым,, здоровым парням всегда приятно поорудовать лопатой или поворочать тяжелые бревна, устраивая свой будущий «комфорт». Так что пер
вые |
днипребывания в армии пришлись мне по |
Душе. |
, |
Основательно заскучал я тогда, когда начался курс молодого бойца и нас заставили заниматься строевой подготовкой, назначали дневальными и велели учить армейский устав, который я, будущий летчик, сразу же счел вещью ненужной и не старался вникать в него.
И, конечно, за такое отношение к уставу пришлось не раз поплатиться. Однажды меня назначили дне вальным. Отстоял в карауле свои два часа, потом разделся и завалился спать.
Через некоторое время чувствую: кто-то будит меня.
— Почему спишь?
-— Отстоял свое, вот и сплю..,
33
Вконец рассерженный командир спросил, сдержи вая себя:
—А что положено по уставу?
—Откуда я знаю?..
—Чтобы знал — два наряда вне очереди!
Отработав внеочередные наряды, я загрустил. Рука как-то сама по себе потянулась к перу и я написал отцу. О том, что здесь все не так, как поначалу ду мал. О том, что вместо полетов нас учат ружейным приемам и хождению строем. В общем — маленько разнылся. Ответ отца был спокойным и, как всегда, убедительным. «Я предупреждал тебя,— писал отец,— что в армии тебе будет несладко. Но уж коли ты не послушал меня и взялся за дело — веди его до конца, чтобы потом не было стыдно за минутное ма лодушие...»
Нельзя сказать, чтоб это письмо меня вдохновило на «наземные» ратные подвиги, но, к счастью, вскоре началось изучение материальной части самолета и горечи все позабылись. Я люблю технику. Меня всегда тянуло к тракторам, автомобилям и поэтому самолет и двигатель изучал запоем. И отличные от метки, которые появлялись против моей фамилии, да вались без особого напряжения. С таким же удоволь ствием и увлечением занимался навигацией, метеоро логией.
У меня не сохранилось никаких захватывающих впечатлений от первого ознакомительного полета на «ЯК-18», равно как и от первого самостоятельного. Мне кажется, это произошло потому, что для нашего поколения, уже с ранних лет знакомого по книжкам, рассказам и кинофильмам с подвигами наших поляр ных асов в лагере челюскинцев, с их рейсами через полюс, авиация стала обыденным и привычным по
34
нятием, и мы уже не смотрели на самолеты «разинув рты»-и «затаив дыхание».
Помню только, что когда мы взлетели — мне сразу же понравился вид бескрайних сибирских степей и того грандиозного дела, которое начинали тогда на их просторах наша партия и народ.
Полеты начались весной 1954 года. На полях во всю шли работы по подъему целины, и сверху ги гантский труд советского народа был виден как-то особенно ощутимо.
Утром, например, взлетаешь и видишь где-то в степи всего лишь тоненькую полоску распаханной земли.- По краю полоски черным жуком ползет трак тор и упрямо тянет плуг куда-то к горизонту. Вече ром эта полоска превращается в широкий темный мас сив. День ото дня массив все ширится и ширится, пока не растечется от одного края неба до другого...
Потом вспаханная земля покрывалась нежной и робкой зеленью всходов, к осени незаметно, но не удержимо желтела, а когда кончали свою программу на «ЯК-18», мы уже видели гигантские груды сыпу чего золотого хлеба, свезенного к пристанционному элеватору.
Занятые теоретической и летной подготовкой весь день, мы так уставали, что к вечеру едва добирались до землянок и замертво валились на койки. А ут ром — снова в полеты по кругу, в пилотажную зону. Нужно было научиться летать так, чтобы в училище прийти без «сучка и задоринки». Мы работали изо всех сил, но я заметил, что мой инструктор Гонышев постоянно остается недовольным мною. Я старался как можно правильнее, точнее рассчитывать разво роты, четко выполнять одну за другой фигуры и мне казалось — летал нормально, во всяком случае,— не
35
хуже и не лучше других. Но Гонышев, ничего кон кретного не говоря, все-таки был недоволен.
— Глядя на тебя, никогда не скажешь, как ты сле таешь в следующий раз...
Только позже я понял причину его недовольства. Дело в том, что есть летчики, которые, освоив ма шину, могут выполнять абсолютно одинаково сотни взлетов и посадок, сотни раз абсолютно идентично уйти на боевой разворот, на петлю, на бочку. У меня этого не получалось. Каждый полет я рассчитывал
по-новому, по-новому выполнял |
элементы |
пилотажа |
и, видимо, такое непостоянство |
очень не |
нравилось |
инструктору. |
|
|
Однажды, усталый и расстроенный, я ушел прочь от землянок и лег в траву. Гигантским ковром рассы палось вверху ночное небо. Легким коромыслом пере кинулся через всю Вселенную Млечный путь. То и дело срывались и гасли, не долетев до земли, паду чие звезды. Чувство странного безразличия вдруг охватило меня и я решил: «Все! К черту авиацию! Отслужу положенные два года в пехоте и вернусь до мой. Поступлю в институт, стану инженером, агроно мом или кем угодно — только бы уехать отсюда»...
Стало на минутку легче от такого решения, и я хо тел было уже идти в землянку, чтобы написать чер новик рапорта, как вдруг все во мне остановилось. Откуда-то издалека, со стороны нашего клуба ветер донес тихую, с детства знакомую мелодию Дворжака. Ну, конечно, это ведь тот самый «Славянский та нец», который отец так любил играть по вечерам, когда, усталый донельзя, возвращался из школы. Помню, мы с сестренкой затихали', боясь помешать отцу, боясь спугнуть мелодию, оборвать легкие дви жения невесомого смычка.
36
Теплый, родной дом вспомнился мне в одно мгно вение, захотелось скорее туда, к отцу. Я представил, как открываю дверь... «Кто там?» — спрашивает отец, опуская скрипку. «Ты вернулся, сынок? ...Ты же хотел стать летчиком. Разве ты уже стал им?..»
Что же я отвечу ему, открыв дверь родного дома? Скажу, что струсил, что не получается с посадкой?.. «Прежде чем хлопнуть дверыо, подумай, как ты бу дешь вновь стучаться в нее»,— вспомнил я англий скую пословицу и — не хлопнул дверью школы...
Когда программа полетов на «ЯК-18» была вы полнена и нас перевели на более скоростной «Я К -11», я понял, что не летать уже не смогу. Может быть это случилось потому, что мы попали в руки к очередному хорошему человеку — ин структору Киселеву, очень строгому и решительному летчику.
— Я из вас готовлю летчиков-истре- бителей, которые за все и всегда отве чают сами. И нередко отвечают жизнью. И не только своей, но и жизнью това рища. И если ты растяпа на земле — таким же останешься в воздухе.
В то время я был старшиной, и мне от Киселева доставалось за нечищен ные сапоги и пуговицы курсантов на шей группы, за помятые гимнастерки. Раз сказав, Киселев не повторялся и однажды, заметив, что непорядки в группе продолжаются, не допустил меня к полету. Околачиваюсь у землянок без дела день, второй, третий. На четвер тый на меня наткнулся заместитель ко мандира эскадрильи майор Тонин.