книги из ГПНТБ / Титов Г.С. Семнадцать космических зорь автобиогр. повесть

тер. на этих валунах, накупавшись до «гусиной кожи», мы любили греться. Ляжешь на камень, как на грелку, живот чуть согреешь, холодок пробежит по спине, а солнце все еще где-то плутает в облаках. Потом перевернешься на валун спиной...

Надоест вертеться на круглом камне, согреешься — и снова плюхаешься в воду. Стаи пескарей — врас­ сыпную. Но некуда им деться, потому что в ту же ми­ нуту с гиканьем шлепается в речку вся наша ватага...

Сибирь, Алтайский край...

Убежден, что среди самых красивейших, самобыт­ ных мест земного шара эта земля по красоте своей займет не последнее место. Леса там богаты дичью, реки — рыбой, луга — неповторимым разнообразием цветов. И — чистый, почти горный воздух. Фиолето­ вое или почти черное по ночам небо в мириадах яр­ ких, сверкающих звезд. Зимы — суровые, с мете­ лями и вьюгами, весны — быстрые, как горные по­ токи. Живут в этом краю спокойные и смелые, ува­ жающие друг друга, любящие жизнь и свою землю, люди. Это — моя родина.

Звезды... Я думаю о .них часто, но сейчас ^непре­ менно хочу оговориться. Звезды наши алтайские, ви­ димо, такие же, как и звезды, горящие по ночам в Техасе или Генуе. Но почему-то журналисты и писа­ тели эту деталь моих воспоминаний о родном крае превращают чуть ли не в знамение того, что мне на роду было написано стать космонавтом. Скажу откро­ венно: мальчишкой я даже не мечтал стать летчиком. Я просто подолгу и с увлечением рассматривал искря­ щиеся холодным светом дальние и близкие планеты. Смотрел на них, наверное, так же, как с восхище­ нием рассматривают непостижимую Галактику мил­ лионы парнишек в Америке, во Франции и Африке.

8

Помню, в 1941 году меня потрясло небывалое в наших краях северное сияние. До сих пор не могу забыть фантастическую красоту горящего всеми цве­ тами радуги неба, но никогда не мечтал стать иссле­ дователем Арктики, где полярное сияние — неотъем­ лемая деталь суровой романтики... А ес^и бы стал им, да еще вдруг прославился, то наверняка друзья журналисты назвали бы это небывалое северное сияние днем рождения знаменитого полярника...

Отчий дом с ранних лет вспоминается ярко, отчет­ ливо.

Зимними вечерами отец любил собирать всю семью за столом. Отец и мать обсуждали дела ми­ нувшего дня. Сестренку Земфиру укладывали спать. Меня же, как старшего, не гнали без надобности в кровать — я сам знал свое время.

Отец относился ко мне как к равному. Шел ли раз­ говор о школе или о предстоящей лекции в сельском клубе, он всегда говорил так, будто и я тоже прини­ маю участие в их «взрослых» делах. Я любил эти ве­ чера, хотя многого и не понимал из разговоров роди­ телей. Но сознание того, что я — равноправный член семьи, наполняло меня чувством гордости и, главное, ответственности.

— Сегодня не пришел в школу Николай. Ребята говорят— заболел. А ему нельзя пропускать уроки,—■ горевал отец.— Ты, Гера, отнеси завтра с утра его матери эту тетрадь. Пусть Николай ошибки в своем диктанте посмотрит. Передашь тетрадь тете Даше, скажешь, чтобы ко мне зашла. Может, врача нужно вызвать из района...

—Отнесу...

—А у тебя как прошел день?— также по-дело­

вому спрашивал он меня.

9

—Играли с Юркой, с ребятами... Лыжи бы мне, батя...

—Сделаем!

Иногда я думал: зачем мне отец такие поручения дает? Ведь, например, тетю Дашу, работающую в школе уборщицей, он первым увидит задолго до звонка, но просьба отца для меня была святой, и я уже жил одной мыслью — как бы завтра не проспать и выполнить это ответственное задание.

Разговор отца с матерью продолжается, а я краем глаза слежу за ходиками, понимая, что они отмахи­ вают последние минуты моего времени, гоню надви­ гающуюся дремоту и стараюсь чинно сидеть за сто­ лом — вдруг отцу еще в чем-то понадобится моя помощь...

Помнится, в один из таких зимних вечеров кончи­ лась снежная вьюга и стало кругом как-то особенно тихо. Только ходики громко тикали. Отец нетороп­ ливо и тихо разговаривал о чем-то с матерью. Сквозь рваные черные тучи на землю проскальзывал лунный

.свет, деревья и сугробы бросали фиолетовые, как чернильные, тени. И тени эти то темнели, то свет­ лели, то исчезали совсем.

Я внимательно наблюдал за их игрой, а отец взял скрипку— и в комнате разлились звуки какого-то грустного романса. Мне казалось, что тени сколь­ зят по сугробам в такт музыке, а смычок своими легкими движениями дирижирует ими... Стало как-то таинственно, жутко, и вдруг я увидел, что мимо на­ шего окна, приближаясь к дому, не то идет, не то ле­ тит над сугробами человеческая фигура.

Я в ужасе закричал, заплакал. Разобравшись в чем дело, отец сгЛжойно, но настойчиво сказал:

— Одевайся, Гера,

10

Яупирался. Он же набросил на плечи свое пальто

ивышел в сени.

—Я жду,— послышался его голос.

Преодолевая страх, осторожно переступил порог...

Отец уже стоял посредине двора. Стоял, высоко подняв голову, любуясь присмиревшей природой, зимним небом. На меня он будто и внимания не об­ ращал.

Яоглянулся. Никого нет. До отца шагов десятьпятнадцать. Отец молчит. Жутковато.

—Батя...— тихо позвал я.

—Что стоишь? Иди сюда,— отозвался он.

Яподошел.

—Следы от наших ног видишь на снегу?

—Вижу.

■— А где же того человека следы?..

Замирая от скрипа снега под ногами, я потоптался вокруг отца, оглядывая наши следы и ровные, чн-

11

стые, как искрящийся нафталин, волны сугробов. Никаких других следов не было.

—Здесь никто не проходил, Гера,— сказал он.— Это теми от деревьев тебя напугали.

Иотец повернулся к дому.

—Идем спать, сынок.

Ябросился было за ним вдогонку, но, поборов страх, стараясь не спешить, подошел к окнам, еще и еще раз осмотрел только что наметенные сугробы снега. Когда окончательно убедился в том, что здесь никого не было, вернулся домой. Отец как ни в чем не бывало разговаривал с матерью о чем-то совер­ шенно постороннем.

Стех пор я не помню случая, когда чем-нибудь вот так, без всякой причины, напугался. В минуты надви­ гающейся опасности, еще мальчишкой, прежде всего старался осмыслить, понять — что же там, за темным «окном» страха?.. Мне, конечно, как и всякому, не чужд страх, но с того дня я стал учиться владеть со­ бой и перебарывать это липкое и омерзительное чув­ ство.

Отец и в детские годы был для меня кумиром, и

теперь остался самым авторитетным и любимым че­ ловеком. Став взрослым, я понял, откуда у отца такая преданность родному краю, такое тонкое понимание наших ребяческих душ, забав и бед. Он вырос здесь же. На тех же камнях на реке Бобровке грелась ва­ тага его сверстников.

Вместе со своим отцом — моим дедом— он по­ строил не одну избу в селе. За теми же партами, за которыми учились мы, прочел первый букварь. Ка­ кая судьба ожидала отца, если бы не произошла Октябрьская^ революция?

Сын крестьянина-бедняка, он в годы Советской

12

власти стал педагогом. Преподавая русский язык tf литературу, неплохо рисовал, любил музыку, играл на скрипке. Отец был организатором драматических кружков учителей и всех колхозников нашего села. Сам мастерил мне игрушки, сам их чинил, помогал разобраться в несложных мальчишеских проблемах, терпеливо и настойчиво воспитывал во мне уважение к людям, к семье, товарищам, труду. Мне кажется по сей день, что все, что есть лучшее во мне,— от отца.

Мать, ласковая и доверчивая, неустан-но в забо­ тах и работе, она полностью доверила отцу наше вос­ питание. Я старался никогда не обидеть ее шалостью или непослушанием.

Как-то так получилось, что в раннем детстве я уз­ нал силу товарищества, как говорят, «на собственной шкуре».

Однажды за околицей вспыхнула наша мальчише­ ская драка. Из-за чего это произошло — не помню: то ли из-за бабок, то ли из-за рыболовного крючка — заглотыша. Только драку эту затеял я чуть ли не против пятерых ребят. Навалились они на меня. Пыль стояла столбом, Мелькали голые пятки и ку­ лаки, меня кто-то сбил с ног и прыгнул на спину, продолжая дубасить по чему попало. Мои «против­ ники» уже заливались победным визгом, как вдруг я услышал звук крепкой оплеухи и рев... Сидевший на мне кубарем слетел наземь.

Когда я поднялся на ноги, то увидел, что все маль­ чишки топчутся поодаль, а тут же, в пыли катаются двое — мой главный противник и какой-то парень. Не раздумывая долго, я кинулся ему на помощь, и уже через минуту мы дружно догоняли убегающего «врага».

13

Отдышались. Смотрю — с расквашенным носом стоит рядом со мной соседский мальчишка Колька. Он был чуть старше меня и с нами, мелкотой, «не

С тех пор мы подружились. Я чувствовал себя ря­ дом с ним сильнее, и во.всевозможных свалках мы всегда держались друг за друга.

Я бы, наверное, меньше стал уважать человека, если бы узнал, что семилетним — десятилетним мальчиш­ кой он не лазил в чужой сад за яблоками или в ого­ род за молодой, только что оперившейся морковью.

большой бугорок. Он весь порос высокой травой. Те­

День сменялся утром, зима— веселой весной. Но на­ чалась война и суровым отпечатком легла на лица односельчан, на их думы, и даже у меня появились заботы и тревоги о чем-то большом, о чем-то очень важном, как жизнь, за которую бьется Родина.

Шел 1942Г. год. Отец уходил на фронт. Тяжело оставлял он дом. В тот день мать встала еще до рас­

14

света и хлопотала по хозяйству, стараясь чем-нибудь, занять себя.

Отец собирался медленно, деловито.

—Ну, мать, пора...

—На войну бегом не бегают. Не торопись,-— ска­

зал приехавший на проводы дед.

Растянуть время до бесконечности нельзя, и насту­ пило все-таки эт о — «Пора!»

Взвалив на плечи котомку, набитую на дорогу до­ машней снедью, отец пошел к двери. У меня замерло сердце. Неужто вот так и уйдет?

— Да посидим на дорогу-то...— сквозь слезы ска­ зала мать.

Все молча, по русскому обычаю, сели. Прошла се­ кунда, другая. Отец резко встал.

—Гера,— позвал он. Я подошел.

—Вот так,— спокойно, будто раздумывая над чем-то самым обыденным, проговорил отец,— на вой­

ну ухожу, сынок...

Яподнял на отца глаза. Чисто выбритый, строй­ ный, подтянутый, он чуть-чуть грустно смотрел на меня. На его подбородке заметил царапину. «Брит­ вой нечаянно резанул» — мелькнуло у меня.

— Ты слушай мать, помогай по хозяйству. В об­ щем оставайся мужчиной в доме. Понял?

Ямотнул головой. Понял. Хотя понял тогда толь­ ко одно — отец уходит. И уходит надолго, навстречу большой опасности.

Ласково опустилась его ладонь на мою голову, по­ трепала вихры. Потом, спокойно шагнув через порог, точно так же, как в тот вьюжный зимний вечер навстречу с напугавшим меня человеком-тенью, отец вышел. Я метнулся за ним.

15

И, наверное, в тот поздний вечер впервые думал, ду­ мал долго, серьезно, как думают взрослые...

Война пришла в наше село горем вдов. Один из моих друзей, Юрка, остался круглым сиротой, дру­ гие потеряли отцов и братьев. Война пришла к нам тяжелой мужской работой для стариков, женщин и нас, мальчишек. Из села Полковниково мы переехали в Майское утро, к деду. Я работал вместе с матерью в поле, помогал ей по хозяйству — скирдовал солому, полол огород. Приходилось нелегко, и тогда-то я по­ нял: быть мужчиной — это значит по вечерам ноют от работы руки и ноги, болит спина, а поутру снова выходить в поле и — не хныкать.

Война не баловала. Трудно было купить ботинки, вместо стоптанных до дыр, не стало папирос и ма­ хорки. Дед Михайло затосковал по куреву. В доме появился самодельный резак, и в мою обязанность во­ шло приготовление самосада для деда. Бумаги же ку­ пить было -невозможно. Как-то в один из вечеров я обнаружил обложку одной из отцовских книг. Листы

16

все были аккуратно вырваны, а обложка лежала на подоконнике рядом с ящичком для самосада.

Библиотека отца была свалена на чердаке. Кто же разодрал книгу? — ревниво подумал я. Как сейчас помню эту обложку. На малиновом фоне — серые пе­ чатные буквы: «Рожденные бурей». Дед вроде бы не­ давно, присев поближе к лампе, читал эту книжку, а теперь...

Прошло немного дней и все стало ясно. Взяв оче­ редную книжку, дед добросовестно ее прочитывал от корки до корки, а прочитанное выдирал 'по листу и скручивал из них цигарки. Будто стыдясь этого, он отрывал листы, когда в избе никого не было. А на подоконнике росла стопка аккуратно сложенных переплетов...

Однажды вечером дед спустился с чердака с новой добычей. На этот раз он нес под мЫшкой толстенный том. «Этого хватит надолго», подумал я. Но мои расчеты не оправдались. Переплеты разных книжек и брошюр росли на по­ доконнике, а дед все листал здоровен­ ный том, так и не вырвав из него ни

Ка-пи-тал ума и опыта человеческого...

Я никогда не забуду, как почти в семьдесят лет мой дед. бывший парти­ зан, неприписанный в прошлом бедняк.

Е»г1Ь/:ЛО Ь.1', •- С.ССР___ J