книги из ГПНТБ / Титов Г.С. Семнадцать космических зорь автобиогр. повесть

распознал капитал ума и опыта человеческого в тру­ дах К. Маркса, как по ночам, при свече, читал и пере­ читывал страницы его «Капитала»...

Когда последних лошадей в селе забрали в обозы воинских частей, дед стал приучать к упряжке колхоз­ ных коров. Делал это он мастерски. Часто на такие объезды брал и меня. Впустую мы не ездили и каж­ дый раз старались захватить попутную кладь.

Посадит меня дед поверх воза, сам с вожжами ря­ дом идет и не знаю почему, но всегда, погоняя ко­ рову, поет одну и ту же песню «Я на горку шла». Или сыплет прибаутками.

Перевалив какой-нибудь косогор, дед давал корове отдохнуть.

—Слезай,— командовал он. И нередко тут же на дороге устраивал занятия по арифметике.

—Скажи-ка ты мне, внучек,— начинал он с хит­ рым видом,— было у купца двадцать пять копеек. Восемь он истратил на сукно, семь на ленты, четыре отдал в долг знакомому, а сам, видя, что деньжонок маловато, занял у дружка одиннадцать копеек...

Решив в уме нехитрую дедовскую задачу, я отве­ чал. Довольный, дед командовал:

—Теперь, поехали...

Иногда дед предавался воспоминаниям...

— Видишь, Гера, вон ту просеку. По ней мы пере­ возили избы из Журавлихи в наше село. А у той вон рощи пост наш сторожевой держали. Время такое было, что без ружья мы с тобой не поехали бы даже

вседле, не то что на возу.

Итогда узнал я историю коммуны, историю моих дедов — коммунаров, услышал и навсегда запомнил имя Андриайа Митрофановича Топорова, первого просветителя и друга алтайских бедняков.

18

...Пламя революции докатилось до наших мест, и там, куда приходили на побывку солдаты Красной гвардии, где сибиряки-партизаны отвоевывали у от­ рядов белой армии села и целые районы, создавались коммуны. У нас во главе коммуны стали журавлихинские партизаны. Я горжусь тем, что оба моих деда были одними из организаторов этой коммуны.

Оставаться в старых селах — в логове кулаков — коммунары не хотели. Выбрали они поодаль краси­ вое место и начали рубить новые избы и перевозить старые с насиженных мест. Возводили амбары, скла­ ды. Поднимали целину. Кто-то из коммунаров и предложил назвать тогда новое село Майским утром.

Коммунарам приходилось защищать свое добро от набегов кулацких банд и белогвардейских отрядов, бродивших по тайге, как голодные стаи волков. Все свои дела коммунары решали сообща, все делили по­ ровну и работали всей коммуной от мала до велика не покладая рук.

С одним из отрядов Красной Армии, проходящих мимо села, появился Андриан Митрофанович Топо­ ров. О Топорове дед, да и все сельчане, знающие его, говорили у нас с таким уважением, как часто не го­ ворят и о любимом отце. Это он научил коммунаров грамоте, а их детям привил любовь к книге, к зна­ ниям.

Коммунары построили школу и учились в ней все — от мала до велика. Первые годы даже устраи­ вались в школе общественные чтения книг. Топоров был учителем и моего отца, он привил отцу любовь к рисованию, музыке, к профессии педагога.

Принимались в коммуну новые крестьяне на общем собрании, где произносили клятву быть верными на­ шему делу, работать добросовестно, не заводить

склок, отказаться от старых привычек и участвовать в культурной жизни. И клятву свою коммунары дер­ жали крепко.

Теперь, раздумывая над прошлым своего родного села, о Топорове — учителе коммунаров и наставнике моего отца, я невольно думаю о том, что и я обязан ему своим воспитанием и первыми знаниями, приоб­ ретенными в школе...

Письма от отца приходили с фронта редко и были полны заботой о нас, о колхозе, о доме. Отец очень тосковал вдали от семьи, от родимого края и од­ нажды в солдатском треугольнике даже прислал свои стихи:

С каким бы радостным томленьем К земле бы грудью я припал.

С каким бы трепетным волненьем Знакомым полем прошагал.

Там в тихие часы рассвета, Как брызнут первые лучи, Среди полей далеко где-то Теперь токуют косачи...

...Вскоре я подружился с ребятами из детского дома, эвакуированного из осажденного Ленинграда. Они поразили меня замкнутостью, серьезностью и рассудительностью детей, рано узнавших горе.

Здесь пришло первое, мальчишеское чувство. Лора Виноградова... О чем говорить — она была не самая симпатичная из всех ленинградских девчонок, но я до сих пор помню ее поношенное черное пальто, помню ее серьезное лицо и белую шапочку. Вначале я долго смотрел на нее издалека, боялся заговорить, боялся показаться смешным, но потом как-то само по себе произошло -так, что она рассказала мне о своих родителях, о голодном, разрушенном Ленинграде,

20

о трудной и холодной дороге к нам, на Алтай. И мне еще сильнее захотелось сделать для нее что-то боль­ шое, необычайное, героическое, чтобы вернуть ее и ее братишку в их родной дом и чтобы она встретилась там с матерью и отцом. Я всем сердцем возненави­ дел тот строгий распорядок детского дома, по кото­ рому Лора должна была в одно и то же время ло­ житься спать, в одно и то же время завтракать, обе­ дать и ужинать...

Мы-то, сельские ребята, привыкли есть и гулять, когда хотели, и нередко нас загоняли домой, когда уже совсем стемнеет...

Кончилась война. Пришел домой отец. Мы пере­ ехали обратно в родное Полковниково. Отец вернулся к своей профессии. Я пошел в новую для меня школу.

Полагаю, что существует неписаная ребяческая традиция — встречать новичков какими-то испыта­ ниями. Испытания устраиваются разные. Мне было уготовано нелегкое. '

Через два-три дня после того как познакомился с классом, я почувствовал, что один из учеников, явно подстрекаемый заводилами, исподволь стал ко мне придираться. То толкнет в коридоре, то займет мое место на парте, то ножку подставит. Я терпел эти вызовы настолько, насколько у меня хватило вы­ держки. И как-то раз на перемене, после того как' получил очередной крепкий пинок, не долго раздумы­ вая, размахнулся и ударил обидчика по уху.

Класс в ожидании замер.

По счастью, я оказался не слабее задиры. Мы ка­ тались за классной доской, молча и сосредоточенно лупцуя друг друга. Я наседал. Парень выхватил чтото из кармана, пытаясь, наверное, меня напугать, но

21

я рванулся навстречу. И вдруг острая боль с левой стороны лица... Хлынула кровь. Я готов был продол­ жать драку, но моя окровавленная физиономия испу­ гала противника, и он, не выдержав этого «раунда», бросился наутек.

— Стой!

Его и след простыл. При виде крови ахнули от страха ребята. Я побежал смыть кровь, но в коридоре появился директор.

— Титов! Кто тебя? Я молчал.

И тут какая-то девочка, запинаясь от испуга, на­

уже совсем незаметный, остался у меня как доказа­ тельство того, что свой первый в жизни «кровавый» бой я выдержал не дрогнув.

После этого ко мне уже никто не придирался и я на равных правах сражался и в бабки, и в «бить.— бе­ жать»— так у нас, в Сибири, называется игра в лапту.

Лапта, наверное, была моей любимой игрой потому, что я довольно быстро бегал, и в возрасте 12— 14 лет пробегал в обыкновенных ботинках стометровку за двенадцать секунд. Этим, собственно, я объясняю и то, что почти всегда ходил в «форвардах» нашей ре­ бячьей футбольной команды. «Техничной» игрой я блеснуть не мог, но догонять меня, пожалуй, было нелегко...

Уже в пятом классе большинство наших ребят «за­ болели» самодеятельностью.

22

Была у нас учительница, она же и старшая вожа­ тая пионерской дружины,— Гея Кострова. Как-то пригласила она меня в школу и предложила принять участие в хоре. Попросила что-нибудь спеть. Ста­ раясь выше всякой меры, я громко спел ей популяр­ ную песню о черноморских моряках-героях: «Холод­ ные волны вздымают лавины угрюмого Черного моря»...

безжали, когда она брала высокие ноты. Но тогда я был потрясен, растерян и тут же, не задумываясь, из «певцов» двинулся в литературный кружок.

Литературный кружок стал меня увлекать все больше и больше. Помню, я прочитал однажды сказ­ ку «Царь, поп и мельник», и мне показалось,/ что, расскажи я эту сказку со сцены,— ребята животы на­ дорвут от смеха.

Средь полей, покрытых рожью. Кто ни шел, ни ехал,— всяк Видел справа церковь божью, Слева — мельницу-ветряк.

А за ними — частый ельник Кверху шапки поднимал...

Слева жил, конечно, мельник. Справа — батя проживал.

И как во всех русских народных сказках, простой работник оказался умнее и хитрее дармоеда.

23

Сказка кончалась так:

Вот и кончено сказанье. Впрочем, слышно было встарь, Будто батю в наказанье Мукомолом сделал царь.

А попом в село назначил Мукомола-мужика.

Так ли это, иль иначе — Не проверено пока...

Я вмиг выучил сказку, но когда предоставилась возможность прочесть ее со школьной сцены, ребята, к моему огорчению, животов не надорвали. Зато встретили меня тепло, хлопали дружно. Пожалуй, с того дня началось мое серьезное увлечение самодея­ тельностью.

Литературные кружки появились у нас в селе не случайно. Преподаватели нашей школы не только создали литературный кружок и руководили им, но и сами, пропагандируя культуру, участвовали в худо-, жественной самодеятельности, увлекая ею и детей,

ивзрослых.

На сельской сцене ставились пьесы и скетчи, все­

возможные инсценировки на местные темы, большую часть которых писали сами учителя. Многие инсцени­ ровки и стихи принадлежали нашему районному поэ- ту-любителю Кулику, и на слова этого поэта мой отец даже написал песню, известную у нас «Алтай­ скую лирическую».

Увлечение литературным кружком не отнимало много времени, и я успевал заниматься спортом, хо­ дить в кино, читать и, конечно, участвовал в продел­ ках соседских мальчишек, которые были «бурными» ребятами. Спортом увлекались все поголовно, хотя никаких соревнований, кроме футбольных, мы не

24

устраивали. Я очень любил кататься на коньках, и однажды это чуть не кончилось для меня тра­ гически.

В разгар зимы, когда все покрывалось толстенным слоем снега, мы переходили на лыжи, для коньков же выгадывали первый, непрочный, прогибающийся ледок, что появлялся на прудах в начале зимы.

Однажды я решил «блеснуть» и несколько раз пронесся через полынью, покрывшуюся тоненьким льдом. Лед трещал, прогибался, удовольствие было огромное. Разворачиваюсь к новому заходу, лечу — и неожиданно тонкий, как картон, ледок полыньи раз­ летается в куски. В тот же миг я очутился по горло в воде, успел, к счастью, широко расставить руки, но чувствую, что с каждой секундой намокшая одежда тянет меня все сильнее и сильнее вниз...

Говорят, когда человек попадает в подобное поло­ жение, в его сознании мгновенно проносится вся

25

жизнь. Мне, видимо, не суждено было тогда уме­ реть, и жизнь не пронеслась передо мною. Помню только, как вокруг меня будто застыл весь мир. За­ стыли лица ребят, застыла березовая роща, застыли в воздухе вороны, застыл громадный диск оранже­ вого, затянутого морозным туманом, солнца.

Тишина. Только тонко и жалобно звенит ледок, подламываясь вокруг меня. Свинцом налилась от на­ пряжения голова, и вдруг совсем рядом слышу пре­ рывистое дыхание и жалобный голос, почти шепот: «Гера! Дай, дай руку!».

Протягиваю по направлению голоса руку и чув­ ствую опору. Чья-то маленькая, холодная ручка вце­ пилась в мою ладонь. Смотрю— Галка, девчонка. Бледная, как полотно, глаза от испуга широченные, но руки моей не отпускает, тянет к себе.

Эта опора словно влила в меня удвоенную силу, в голове зашумело от волнения, застывший мир тро­ нулся с места. Стало даже очень шумно. Кричали ребята, кричали вороны, где-то надрывисто мычала корова. «Причем тут он а ?»— мелькнуло в голове.

Когда я вылез на лед,- ребята все еще оставались в тех же позах, что и минуту назад. Одни непода­ леку, другие — на косогоре, куда успели домчаться, побежав за взрослыми.

— Идем греться,— сказал я Галке, будто мы с ней вместе побывали в воде.

И действительно, ей в пору было согреться — от волнения у моей спасительницы зуб на зуб не по­ падал.

Мне удалось незаметно для матери согреться и вы­ сушить немудреную «спортивную» одежду.

«Вот тебе й девчонка,— думал я, возвращаясь ве­ чером домой.— Совсем кроха, а храбрая...*

26

Может быть, именно с того дня я с особым уваже­ нием отношусь к так называемому «слабому полу»...

На следующий день я вновь катался с мальчиш­ ками на пруду, но уже предусмотрительно избегал опасное место...

Одним из любимейших занятий у нашей детворы, конечно, было посещение кино, и некоторые фильмы мы смотрели по двадцать раз. Такую роскошь, как билеты, мы отвергали в принципе и в зрительный зал проникали неведомыми для билетеров путями.

Первыми картинами, которые я запомнил с начала до конца, были «Таинственный остров» по роману Жюля Верна и «Пархоменко». Последняя картина вы­ зывала наше восхищение обилием рукопашных схва­ ток...

Читать начал рано и много, и как ни регулировал мое чтение отец, я часто брал книги без всякого раз­ бора. Но первой книгой, которая захватила меня це­ ликом, были «Два капитана». Я прочитал книгу Ка­ верина залпом, прячась от отца и матери в чулане, потому что в это время должен был готовиться к экзаменам по геометрии.

Первой «машиной», потрясшей меня, был обыкно­ венный киноаппарат. Часто во время демонстраций кинофильмов в нашем сельском клубе я усаживался ближе к киномеханику и внимательно следил за его работой. Не успокоился до тех пор, пока не освоил «машину» и стал сначала помогать ему, а' потом и сам «крутить» фильмы.

За киноаппаратом изучил автомобиль, затем за­ нялся школьной электростанцией. Она часто выхо­ дила из строя, и мы с двумя-тремя энтузиастами месяцами находились в положении «аварийно-ремонт­ ной» бригады.

27