Глава 5. Подъем предпринимательской деятельности во второй половине XIX в. - начале XX в. В России

Самым благоприятным временем для развития предприни­мательства в России был период с конца 50-х гг. XIXв. до Пер­вой мировой войны (1914). Причем нарастание предпринима­тельской активности ощущалось в течение всего периода, вне зависимости от реформаторской деятельности царей, прави­тельства, от кризисов или благоприятной конъюнктуры. Рос­сийское общество было подготовлено к преобразованиям всем ходом предшествующего внутреннего и международного разви­тия. И в этом смысле реформы 60-х годов были скорее не причиной, а следствием того, что Россия постепенно теряла свою патриархальную целостность, поворачивалась лицом к европейским образцам строения общества и образа жизни. Сложность и некоторую преждевременность этих преобразова­ний продемонстрировал период контрреформ АлександраIII, но в целом этот процесс был неостановим даже законодатель­ным путем; его удалось исторически временно приостановить путем тотального насилия и фактического уничтожения самой активной части общества. Но то, что период активного пред­принимательства был недостаточно длинен, свидетельствует о том, что силы традиционности и недифференцированности в российском обществе были достаточно сильны, и они не хотели нарушать свою целостность чересчур активными действиями. Итак, с одной стороны - желание новизны и стремление про­явить свою предприимчивость, с другой - желание иметь дело с повторяющимися или даже неизменяемыми вещами, и это чувство усиливается на фоне неудачных реформационных по­пыток изменить ситуацию.

Пытающийся решить это противоречие субъект - сам государь или правительство, даже при условии революционных преобразо­ваний - не может существенно изменить конечного набора наи­более важных основ, постоянно содержащихся в обществе: "какие бы революции ни происходили в обществе, какие бы ре­формы ни делали правительства, - все остается, но является только в иных сочетаниях сил и перевеса, больше ничего".1 Наиболее эффективной может стать только та форма, которая глубже других дифференцирована, поскольку расслоение явля­ется признаком активности. "Уравненная и несосредоточенная" форма социального существования оказывается самой непроч­ной и бесплодной: в данном случае - община, крепостничество, самодержавие. В этой связи показательной является борьба двух начал, укорененных в землевладении и в общественном созна­нии. "Вековое", общинное (коллективное) начало приходит в столкновение с началом индивидуалистическим. Коллективист­ская тенденция выразилась в установлении порядка, по кото­рому выкупщиком земли становится община, а не отдельный крестьянский двор; только "столыпинские" преобразования закрепляют статус индивидуалистического начала, которое в тот момент противоречит состоянию большинства.

Еще одно постреформенное противоречие касалось отноше­ний имперской структуры, в рамках которой целостность вос­принимается как самоцель и вступает в непримиримые проти­воречия с демократическими, децентралистскими тенденциями, тем более что реформы двигались "с окраин в центр".

Но, самое главное, перспектив буржуазного развития не ви­дел никто, кроме самой буржуазии, часто стремящейся отмеже­ваться от самой себя. Народ по-прежнему не интересовался никакими конституциями и общественными правами, а богат­ство немногих среди всеобщей недостаточности сильно раздра­жало. Дворянство, чиновничество, интеллигенция по-своему хотели перемен, но даже самые думающие из них не хотели представить буржуазную цивилизацию как будущее для России, не видя в ней никаких общечеловеческих ценностей. Многим из них была глубоко чужда мысль о замене империи буржуаз­ным экономическим и конституционным строем: "надо бунто­вать народ и не забивать ему голову материями, которые довели Запад до полного гниения". Западные социальные движения были неприемлемы для интеллигентных россиян, так как эти движения останавливались перед собственностью, боялись ее разрушения, не покушались на личные свободы людей. К. Ле­онтьев, возвращающийся к нам философ конца XIXвека, писал об этом настроении российской общественности так:"... ибо не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей входил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, рим­ляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, му­ченически страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, не­мецкий или русский буржуа в безобразной своей одежде благо­душествовал бы "индивидуально" и "коллективно" на развали­нах всего этого прошлого величия?...". Он видел грядущий ужас потрясений, но в чем-то его предпочитал современному буржу­азному ничтожеству, хуже и безнадежнее - некрасивее - кото­рого не было для него ничего. На Западе тоже были такие на­строения, но традиция частной собственности, гражданских прав и реального взгляда на вещи пересилила их. Буржуазный строй некрасив, особенно на стадии первоначального накопле­ния, но он соответствует человеческой природе на существую­щей стадии развития. В России этот путь осваивался чаще ин­стинктивно, чем сознательно, и рыхлость российской почвы не давала ему прочного основания.

Достигнув крупных успехов в усилении власти, укреплении централизованного хозяйственного и политического режима внутри страны и российского державного статуса во внешней политике к середине XIXв., Российское государство, всегда играющее роль основного субъекта преобразований в стране, неожиданно для себя теряет инициативу, впадает в застой и терпит неудачи в сфере мировой политики. Особенно чув­ствительным было поражение в Крымской войне, которая на­глядно показала стратегическое отставание России от ведущих западных держав. Эта ситуация подготавливает постепенный поворот к реформам, призванным ослабить государственное закрепощение внутри страны, разбудить задавленную частную инициативу, дать некоторую свободу рыночным отношениям и предпринимательству.

Активизация деятельности предпринимателя всегда происхо­дит при частичной деструкции государственного сектора, а это не нравится представляющим государство реформаторам. "Либера­лизация" и более свободная экономическая деятельность в пер­вые десятилетия (жизнь почти поколения людей) не только лечит общество, сколько раскалывает, а порой и взрывает его.

Через ряд переходных колебаний экономической и поли­тической нестабильности страна вступает в эпоху контрреформ. Вместе с тем контрреформы - это не отрицание реформ, а опре­деленное их следствие и способ разрешения противоречий, ре­формами порожденных. Это продолжение начавшегося витка модернизации общественной, экономической системы, но уже более жесткими средствами: средствами авторитарных и тотали-стических режимов. Ценою нового государственного закрепоще­ния, путем ухудшения ранее данных государством свобод и по­слаблений частному хозяйственному интересу, путем хищ­нического использования людских и природных ресурсов эти режимы добиваются успеха в осуществлении модернизации, в осуществлении своих целей внутри и вовне, но через какое-то время с неизбежностью обнаруживается историческая недолго­вечность их успехов. После фазы застоя страна вновь вступает в эпоху подготовки к новым реформам.1 Это самое общее описание содержания происходящих со второй половины XIXв. процессов.

Период подготовки к реформам продолжается с 1857 до 1861 г., выражаясь прежде всего в выдвижении различных ва­риантов реформ и выработке такого варианта, который давал бы простор развитию новых общественных и хозяйственных отношений, но под контролем государственного аппарата и при условии обеспечения интересов помещичьего землевладения и высшего чиновничества.

19 февраля 1861 года появляется главная реформа, провоз­глашенная Манифестом об отмене крепостного права. Не ме­нее важные реформы проводятся в последующие десятилетия:

• земская (1864) - учредившая выборные органы местного са­моуправления;

• судебная (1864) - провозгласившая независимость судей, гласности, состязательности судебного процесса; были вве­дены суд присяжных, адвокатура, мировые суды;

• цензурная (1865) - ввела карательную цензуру (печатать можно все, кроме запрещенного законом) вместо предва­рительной;

• городская (1870) - заменила сословные органы самоуправ­ления бессословной городской думой и городской управой;

• военная (1874) - замена рекрутской повинности всесослов­ной воинской повинностью;

• финансовая - сосредоточение государственных доходов в государственном казначействе, централизация финансового контроля, создание Госбанка, публикация росписи государ­ственных доходов и расходов;

• университетская - восстановила автономию университетов, отменила корпоративные организации студентов.

Несмотря на огромное общественное значение и важность, великие реформы не были завершены, энергии для их прове­дения из-за слабости главной движущей силы - третьего сосло­вия было недостаточно. Не решен важнейший - аграрный во­прос, власть монарха не ограничена конституцией, нет законо­дательной власти (кроме указов царя) и политических партий (балансирующих интересы основных социальных групп).

Это не случайно, так как власть опасается распространения новых начал на все стороны общественной жизни России, не без основания усматривая в том подрыв основ самодержавия. После смены самодержца реформы продолжаются, но более жесткими методами. За счет ограбления "раскрепощенной" деревни и кре­стьян, администрация Александра IIIк концу 80-х - начало 90-х гг. создает условия для бурного развития индустрии, прежде всего тяжелой. На этой волне развивается перестройка графа С. Ю. Витте, пытающегося осуществить промышленное совершенство­вание России, но поражение в Русско-японской войне демонст­рирует отставание России, несмотря на индустриальный рост. Причина отставания - архаичность, отсталость основного сектора российской жизни - аграрного, который поставлен в ужасные условия и является не фундаментом государства, а трясиной, за­тягивающей любые попытки общественного переустройства. За преобразование этого сектора берется П. А. Столыпин, серьезно затронув еще более консервативное, чем самодержавие и крепо­стничество, основание русской жизни - крестьянскую общину. Чрезвычайная радикальность этой реформы обусловила и ради­кальность контрреформационного отступления: в этом смысл Февральской и Октябрьской революций, ликвидация "столыпин­ского кулачества", уравнение и передел земель в пользу общины, колхозы и т. д. Краткое описание реформ, проводимых с второй половиныXIXв. и до Второй мировой войны, дает представле­ние об основных обстоятельствах, влияющих на развитие пред­принимательства в этот период. Влияние это было благоприят­ным как никогда более, но специфика российских условий давала о себе знать.

Великие реформы второй половины XIXв. связаны с име­нем царя АлександраII, взошедшего на престол в 1855 г. после смерти своего отца, НиколаяI. Характер и воспитание нового государя, как и у многих русских царей, были достаточно про­тиворечивыми. Гувернер генерал Мердер хотел сделать из царе­вича послушного и исправного солдата, а Василий Андреевич Жуковский, известный поэт, приглашенный для воспитания Александра, убеждал его, что главное в жизни - это свобода и порядок; но вокруг будущего императора царили насилие и произвол. Это порождало противоречивость черт личности го­сударя и его реформаторской политики. АлександрIIвсю жизнь оставался человеком мягким и нерешительным, доступ­ным внешним влияниям, но в то же время до самого послед­него момента не желающим ни с кем делить власть абсолют­ного монарха. Проведение реформ - это инициатива, скорее всего, не царя, как это было при ПетреIи АлександреI, а дав­ление общественных потребностей и влияние либерального окружения.

Во время Крымской войны, затеянной Николаем Iякобы ради освобождения Православной Церкви, тысячи россиян гибли в Крыму и на Кавказе от пуль и бомб, а десятки тысяч -из-за недостатка провианта, медикаментов и медицинской по­мощи вообще. Не было умелых военачальников, достаточного количества врачей, из-за плохих дорог невозможно было под­везти солдатам самое необходимое. И это в стране, которая оп­равдывала бедность своих граждан необходимостью быть гото­вой к войне и обороне и основные средства которой тратились на вооружение. Деньги, ассигнованные на провиант и перевя­зочный материал, уплывали в карманы чиновников и интен­дантов. Свои реформы АлександрIIначал именно с армии. Он назначил князя Муравьева-Карского председателем комиссии, которая расследовала все злоупотребления в армии и воинском управлении. В результате в 1856 году в отставку ушло большое число офицеров и чиновников. Были уничтожены аракчеевские военные поселения, а их жители стали государственными кре­стьянами. В день коронации новый царь помиловал декабри­стов. С крестьян сняли 23 миллиона рублей недоимок.

Заботой новой власти с самого начала стала мощь армии в ущерб другим сферам жизни, войско было увеличено до 1 миллиона солдат, а во время войны бюджет армии увеличился до 2 миллионов рублей, в 20 раз больше, чем на просвещение. Полученный в 1870 г. для строительства железных дорог ино­странный заем в 20 миллионов рублей был потрачен на воору­жение армии. С 1874 г. была введена всеобщая воинская по­винность, в результате которой все мужское население с 21 года должно пройти воинскую службу в течение 5-7 лет; то есть в самые плодотворные годы рабочая сила отрывалась от общест­венного производства и собственного совершенствования. Воз­можно, в результате принятых мер была выиграна Русско-турецкая кампания 1877 - 78 гг. и освобождены Балканы, но теперь уже акционерное общество "Грегор Кон-Гравиц", а также и другие опять наживали миллионы за счет казны и лишений русских солдат. В эти годы не было открыто ни одного универ­ситета, а Министерство просвещения возглавлялось самыми случайными людьми.

Система хозяйствования и отношений в постреформенное время развивалась, но очень медленно и противоречиво, осо­бенно в сельском хозяйстве, которое оставалось основой обще­ственного хозяйства все постреформенные годы. Тяжелее всего приходилось основной производительной силе - крестьянству, которое в результате реформы 19 февраля 1861 г. перешло из рук помещиков в руки государства. Была отменена феодальная собственность на работников, крестьяне объявлялись лично свободными, становились юридическими лицами, могли поку­пать (и продавать) землю, дома, совершать сделки. Реформа предполагала постепенность проведения: в течение двух лет должны были быть составлены уставные грамоты с конкретны­ми условиями освобождения крестьян, затем крестьяне стано­вились "временнообязанными" до момента перехода на выкуп и должны были в течение 49 лет выплатить долг государству, купившему землю для крестьян у помещика. После этого земля должна была стать собственностью крестьян. Эта вроде бы ра­зумная постепенность сразу поставила крестьян в сложное и очень неопределенное, при российской неорганизованности, положение, что само по себе не только не стимулировало более активное ведение хозяйства на "своей земле", но нарушило вообще всякую деятельность. Прежде всего было ясно, что на­логи превышали доходность земли, но теперь уже крестьяне были как бы "ничьими" и могли рассчитывать только на себя.

При отсутствии достоверной информации по губерниям с февраля 1861 года пошли слухи, что объявление воли задер­живается помещиками. Например, в Казанской губернии Спас­ский, Чистопольский, Лаишевский уезды три месяца были в напряжении, барщинные повинности не исполнялись, во мно­гих имениях начались порубки леса. Когда, наконец, было по­лучено "Положение", ему никто не поверил. На этой почве получило решающее значение полумистическое толкование местным раскольником Антоном Петровым некоторых слов "Положения" в пользу "истинной воли". К нему стали стекать­ся ходоки за "истинной волей". Когда приехали арестовать Петрова сначала исправник, потом предводитель дворянства, и, наконец, присланный из Петербурга генерал-адъютант Апрак­син, то защищать его собралось в село Бездна более 10 тысяч человек, многие приехали за 100 верст и более. Собравшиеся и не думали оказывать сопротивление Апраксину и встретили его хлебом-солью, как царского посланника. Три залпа крестьяне выдержали, не дрогнув, и только закрывали лица рукавицами. Они думали почему-то, что больше трех залпов не будет, но когда стали еще стрелять, все в ужасе разбежались. По сведени­ям, собранным на месте мировым посредником Н. А. Кры­ловым, число убитых было не менее 100 человек.1 Всех волне­ний в первые два года было 1100 случаев. "Нежинские крестья­не в четырех селах в числе трех тысяч душ, - писал помещик Галаган, - объявили, что они считают землю своей собственно­стью и ни за что не будут за нее работать". Но о веру в монар­хическое государство разбилось все недовольство крестьян. Начался подрыв производительных сил, крестьянского, а, сле­довательно, общественного хозяйства: рабочий скот распрода­вался, запашки расширялись за счет сенокосной и пастбищной площади. Снова не имея возможности работать на себя, кресть­яне решили не работать вообще. Следствием был сильный го­лод зимой 1867 - 68 гг. в Рязанской, Тульской, Орловской, Ко­стромской, Псковской и Новгородской губерниях, в 1873 году -голод в Самарской губернии и в Поволжье. Община как основа производства сохранялась, а значит, сохранялись архаичные формы хозяйствования, которые противоречили капитализации промышленности и становлению капиталистических отноше­ний. Земля не приносила крестьянину никакого дохода, даже не была в его собственности, поэтому крестьяне держались за общину: в тяжелых условиях жить сообща было легче. В 1887 году в 50 губерниях Европейской России 80 % крестьян­ского землевладения было в общинном пользовании, а 20 % в подворном, единоличном. Почти все подворные владельцы бы­ли на юго-западе: в Полтавской, Киевской, Волынской, По­дольской, Витебской, Минской областях, и все крестьянство литовское и прибалтийское. В остальной России было сплош­ное общинное земледелие, что и предопределило последующую расстановку общественных сил.

Если рассматривать дальнейшую эволюцию крестьянской общины, то "мир" все более уравнивал условия жизни и произ­водства своих членов "по справедливости", то есть, как в пер­вобытном обществе, лишал производственный процесс движу­щей силы. Через 10 - 15 лет после реформы произошел переход от распределения земли по семьям к распределению земли по едокам (мужским душам), потом по рабочим силам, потом ста­ли распределять землю и на женщин. Здесь происходила борьба между двумя некапиталистическими принципами - уравнитель­ным, складывающимся по трудовому мировоззрению, подрав­нивающим всех выделяющихся работой или состоянием; и тра­диционным, по мужским душам, по семьям. За традиционный принцип были кулаки, так как он позволял сохранить имею­щееся благосостояние. Кулаки защищали право собственности, которую не хотели передавать бедным. Неимущие защищали принцип затраченного труда. Последних было гораздо больше, поэтому достаточно явной была тенденция в сторону передела "по рабочим рукам", то есть уравнительная. Увеличивалось ко­личество общин с уравнительным распределением, постоянно росла уравнительность самих переделов. Крестьянство, пред­ставленное после реформы само себе, действовало по своим понятиям.

Процент деревенских торговцев и кулаков был очень мал. Но такое положение не было следствием капитализма, а следствием его неразвитости: крестьянство не имело законной возможности богатеть. После реформы положение крестьян в целом стало ху­же, количество среднезажиточных крестьян уменьшилось, а зажиточных не увеличилось. Это нельзя было объяснить только действием капитализма. С 1861 по 1900 гг. в руки крестьян пе­решло около 20 миллионов десятин бывшей помещичьей зем­ли, причем средний размер дворянских и купеческих имений также не увеличился, а даже уменьшился за все это время. Вы­деления из крестьян мелкой крестьянской буржуазии не за­мечено в общих результатах движения сельскохозяйственной промышленности; она работала в рамках общины и для удовле­творения ее нужд, а не для продажи. Это характерно не для капитализма, а для экономической политики полуфеодального автократического государства, основанной на непосредственном отчуждении в пользу государства продуктов малопроизводи­тельного труда крестьянских масс.

С 1861 года по начало XIXвека доходы России возросли в 6 раз, а численность населения - только в 2 раза. При почти неизменной производительности труда и личной свободе кре­стьян это означало лишь усиление эксплуатации со стороны государства. Главные сборы производились именно с крестьян, в 1877 году 70 % бюджета лежало на крестьянах, очень много было недоимок. Крестьяне обрабатывали 140 миллионов деся­тин земли в пользу государства, самим крестьянам оставался минимальный доход. Государство не всегда тратило деньги на общее благо - по-прежнему огромные суммы тратились на воо­ружение, содержание двора, чиновничества, раскрадывались -но со своей стороны также было недовольно доходами. Даже к концуXIXвека (1897 г.) земледелием занималось 86 % населе­ния при очень низкой производительности труда. Из всей сум­мы национального дохода в 6 миллиардов рублей на долю зем­леделия приходилось 3 с небольшим миллиарда. Тогда как национальный доход должен был равняться (учитывая 86 % населения в сельском хозяйстве) 12 миллиардов рублей. Еже­годный доход на человека не превышал 74 рубля в 1894 г. и 63 рубля в 1900 г. В Англии доход составлял 273 рубля, во Франции- 233 рубля, в Германии - 184 рубля, а в Австрии-127 рублей (1894 г.). Если бы земледельческий доход поднялся до 12 миллиардов рублей, то на душу населения приходилось бы по 160 рублей.

В России сохранились пережитки крепостничества: круп­нейшие помещичьи латифундии, полуфеодальные формы экс­плуатации крестьян, общинное землевладение с мелочной уравнительностью. Крестьянин после реформы стал собствен­ником земли, помещик не мог ее забрать для увеличения своей запашки, но продать свой надел крестьянин не мог. Чтобы за­платить подати и выкупные платежи, крестьяне все больше продавали своего хлеба, причем основная масса крестьян эту продажу осуществляла сразу после сбора урожая по низким це­нам. Средний крестьянский надел в 7 десятин (1 десятина -1,096 га) не обеспечивал достаточного минимума, в стране со­хранялась отработочная система, и помещичье хозяйство дер­жалось на крестьянском малоземелье.

Результат такого положения оказывался двояким: с одной стороны, невозможность физического существования среди постоянной нужды, недоимок и голода, с другой - отсутствие всяких представлений о возможности политического и эконо­мического переустройства, что создавало горючий материал для стихийных взрывов. Вся неудовлетворенность крестьян проявля­лась в форме новых религиозных сект: евангельского направле­ния (молокане, духоборы), сектанты, по официальным сведениям их было 200 тысяч (1893 г.), а по неофициальным - 2 миллиона человек.1

В целом для второй половины XIXвека после проведения экономической реформы характерны черты архаичного хозяйства: господство земледельческого производства и низкий уро­вень развития производительных сил, очень сильная отсталость от железнодорожного строительства, промышленности. При капитализме эксплуатация работников происходит на почве улучшения способов производства и роста национального бо­гатства, а орудием является развитие производительных сил. Основная же черта экономической политики докапитали­стического строя - пользование доходами малопроизводитель­ного труда и общий подрыв главной отрасли национального производства - земледелия. Во Франции, например, такой про­цесс наблюдался во времена ЛюдовикаXIVи ЛюдовикаXVI(XVIIIвек).

Более плодотворно для России развивался в постреформен­ный период процесс железнодорожного строительства, который существенно убыстрял капитализацию страны. В пострефор­менный период издержки по перевозке бьши настолько велики, что исключалась возможность транспортировки основных мас­совых товаров на дальние расстояния. Известно, что затраты на перевозку водным путем уральского железа в Москву и Петер­бург составляли в начале XIXвека до 70 % себестоимости на месте его производства. В действительности же цена уральского железа в столичных центрах примерно втрое превышала заво­дскую, так как включала дополнительную торговую прибыль и прочие наценки. Но особенно были велики издержки по пере­возке на гужевом транспорте. Поэтому вопрос об удешевлении перевозок путем внедрения парового транспорта стоял чрез­вычайно остро для развивающегося капиталистического хозяй­ства России.

После реформы толпы крестьян, продав свои участки, устре­мились в города, увеличивая количество предложения свободных рук и снижая их цену. Этот фактор и иностранные займы позво­лили России создать железнодорожную сеть во второй половине XIXвека - это универсальное средство связи в громадной стране с разбросанным 126-миллионным населением. В Европе желез­нодорожное строительство явилось результатом промышленного переворота; в России, наоборот, строительство железных дорог стимулировало индустриализацию и капитализацию.

В этот период в правительственных кругах была разработана программа стимулирования притока иностранных капиталов в частное железнодорожное строительство на основе учета миро­вого опыта, которая была четко сформулирована управляющим Государственным банком Е. И. Ламанским, тесно связанным с капиталистическими кругами России. Он подчеркивал, что только "частная собственность, привлечение иностранных ка­питалов и пособие от правительства - единственно возможное решение задачи устройства у нас железных дорог". Для обсуж­дения железнодорожного строительства была создана Особая комиссия. Комиссия считала, что главным преимуществом частной системы в железнодорожном деле является быстрота сооружения железных дорог, поэтому нужно всячески поощ­рять частный капитал. Железнодорожное строительство из-за неэффективности казенного управления передается на условиях концессии в частные руки.

Концессионный период железнодорожного строительства длился в России 15 лет (1866 - 1880 гг.). За это время было вы­дано 53 концессии на постройку частных железных дорог дли­ной 15 тысяч верст. Железнодорожное строительство вызвало появление целой группы железнодорожных "королей", тесно связанных с банками, иностранным капиталом, правительствен­ной бюрократией и придворными кругами. В их среде были вы­ходцы из кругов дворян-предпринимателей - П. Г. фон Дервиз, К. Ф. фон Мекк, С. Д. Башмаков, а также из числа откупщиков и купечества - П. И. Губонин, С. И. Мамонтов, И. С. Блиох, С. С. Поляков и другие.

Успехи железнодорожного строительства сочетались с ар­хаичной системой управления этим процессом. При получении концессии ни определение стоимости строительства, ни выдача правительственных гарантий не обходились без поддержки в высших сферах и без содействия чиновников Министерства путей сообщения и Министерства финансов. Члены царской семьи и сам император держали 70 % акций железной дороги. Правительство гарантировало прибыль по акциям железной дороги, но прибыль при таком ведении дел была не всегда, поэтому концессии оплачивались из бюджета, а значит, из кар­манов налогоплательщиков и за счет иностранных займов, ко­торые тоже выплачивались с процентами из налогов. Зна­чительная часть полученных по акциям средств тратилась аристократами за границей или попадала в руки иностранных дер­жателей облигаций. Поэтому в записке купечества, торгующего на Нижегородской ярмарке, в 1887 году высказывалось пожела­ние, чтобы "впредь русские дороги строились на русские капи­талы и из русских материалов". Строительство железных дорог и способствовало развитию предпринимательства, и сковывало его, так как перекачивание капиталов непроизводительному дворянству замедляло концентрацию капиталов на чисто бур­жуазной основе, ограничивало свободу предпринимательской инициативы. В 60-х гг. XIXв. в России насчитывалось 1626 км железнодорожных путей, а к концуXIXвека их было уже около 50000 км. Более половины дорог было построено на иностран­ные инвестиции.

Железные дороги обеспечивали подвижность трудового насе­ления, что являлось необходимым условием экономической жиз­ни - рабочие массово передвигались в новые экономические рай­оны. В результате внедрения железнодорожного транспорта взамен гужевого в 70-х гг. себестоимость перевозок каменного угля снизилась по сравнения со себестоимостью его добычи почти в 4 раза, а к 1893 г. - примерно в 6 - 7 раз. Железнодорож­ный транспорт вытеснял речной. В 1861 - 77 гг. грузооборот на железной дороге возрос в 25 раз, а на речном транспорте всего лишь на 59 %. Речной флот в условиях конкуренции должен был перестраиваться и искать новые возможности. 55 % всего состава волжских пароходов принадлежали единолично купцам-судовладельцам, в большинстве своем выходцев из крестьян "судовшиков". Наиболее зажиточные из них владели 5-7 па­ровыми судами, к их числу относились крупные пароходники И. С. Колчин, братья Каменские, Дегтяревы, Милютины и дру­гие. В 70-е гг. усиливается роль крупного капитала в волжском направлении. Владельцами свыше 30 % наиболее мощных паро­ходов были восемь акционерных обществ и товариществ на паях. Первое место по числу парового флота принадлежало обществу "Самолет", за ним шли общество "Кавказ и Меркурий" и "КамскоВолжское пароходное общество". Кризис в Волжском паро­ходстве заставил компании технически переоснащаться, заменять колесные суда так называемыми американскими.

Железнодорожный транспорт наряду с успехами имел и суще­ственные трудности, которые особенно обострились в середине 70-х гг., после первых лет эксплуатации. Поделенная между 52 компаниями железнодорожная сеть России не представляла единого целого ни в экономическом, ни в техническом, ни в эксплуатационном отношении. Железные дороги имели раз­личные технические условия постройки, профили и типы железнодорожного полотна, станций, сигнализации станционных путей. Полный произвол царил в области системы железнодорожных тарифов. С конца 70-х гг. встал вопрос о коренной ре­организации железнодорожного хозяйства в плане его центра­лизации и огосударствления. Форсированные темпы развития промышленности во многом осуществлялись за счет средств, накопленных в сельском хозяйстве, что привело страну на ру­беже XIX-XXвв. к глубокому кризису.

Как известно, 1 марта 1881 г. должна была быть подписана конституция, ограничивающая власть царя, но Александр IIбыл убит, а новый государь 29 апреля 1881 г. подписывает ма­нифест о незыблемости самодержавия в России; в 80 - 90-х гг. им проведена серия контрреформ.

Контрреформы не означали прекращение преобразования, они лишь ограничили свободу и демократию, обычно приносив­шие больше бед российскому народу, чем выгод; реформы теперь проходили под контролем правительства и в желательном для его понимания блага направлении. Капитал в России, как известно, накапливался медленно и направлялся в легкую промышлен­ность, так как она приносила более быструю оборачиваемость капитала и, соответственно, прибыль. Правительство перена­правляло капитал в тяжелую промышленность и железнодорож­ный транспорт. Целенаправленное вмешательство государства в экономическую жизнь проявилось в выдаче на льготных услови­ях казенных заказов, в привлечении в тяжелую промышленность иностранного капитала, в выгодной для отечественной промыш­ленности таможенной и налоговой политики.

Патриархальная политика Александра IIIмаксимально учитывала экономические интересы и запросы капиталистов. Купечество, получая щедрые награды, было довольно деятель­ностью АлександраIIIи его министров, особенно И. А. Вышнеградского и С. Ю. Витте. Даже по сравнению с дворянством 80 - 90-х гг. купечество было "более довольным" и "менее оппо­зиционным". Помещичье правительство стремилось "врасти" в новую историческую эпоху, найти новую экономическую и соци­альную опору в крупной буржуазии, как когда-то в дворянстве. Но это в перспективе скорее мешало, чем помогало развитию экономики, так как нарушало естественные законы, например, то, что индустриализация обгоняла возможности сырьевой базы, сельского хозяйства. Сжатые сроки развития промышленности, высокие темпы тоже нарушали пропорциональность обществен­ного хозяйства. За последние 40 летXIXв. объем промышленной продукции в России увеличился в 7 с лишним раз, в то время как в Германии - в 5 раз, во Франции - в 2,5 раза, в Англии - в 2 раз. Но в Западной Европе капиталистический переворот в сельском хозяйстве предшествовал промышленности, в России промыш­ленный переворот завершился в 80-х гг., а аграрно-капиталистический переворот не завершился вовсе. Привлечение иностранного капитала еще больше ускоряло процессы развития. Участие иностранных банков и фирм в эко­номике страны обеспечивалось наличием в России залежей по­лезных ископаемых, дешевой рабочей силы, протекционистской политикой российского государства. Некоторые новые для Рос­сии отрасли - электротехническая, химическая - были созданы почти исключительно иностранным капиталом. Иностранный капитал стимулировал появление в России золотого денежного обращения, ценных бумаг, акций, бирж, частных банков.

Сторонником неограниченного привлечения иностранного капитала в экономику страны, в железнодорожное строительст­во, которое он называл "лекарством против бедности", являлся министр финансов (1892 - 1903), будущий глава правительства (1905 - 1906) С. Ю. Витте.

В экономической политике он ставил своей целью создание национальной промышленности, развивающейся на "почве осво­бодившегося от крепостных уз народного труда". Для этого, по его мнению, нужны были "капитал, знания и предпри­имчивость". В 1894 - 95 гг. он добился стабилизации рубля, а в 1897 г. сделал то, что не удавалось его предшественникам - ввел золотое денежное обращение, обеспечив вплоть до Первой миро­вой войны твердую валюту стране и приток иностранных капита­лов. Кроме того, Витте резко увеличил налогообложение, осо­бенно косвенное, ввел винную монополию, которая вскоре стала одним из основных источников правительственного бюджета.

Начиная свои преобразования на рубеже XIX-XXвв., С. Ю. Витте ставил своей целью дать России "такое же про­мышленное совершеннолетие, в какое уже вступают США". Эта цель была более достижима, чем в более поздние времена: Россия переживала промышленный подъем, имела сильную банковскую и налоговую систему, конвертируемый рубль, была сравнительно хорошо включена в мировые хозяйственные свя­зи. Однако проведение серьезных экономических реформ даже в этих благоприятных условиях должно было неизбежно на­толкнуться на сопротивление царской административной сис­темы - высших чиновников, управляющих казенными военны­ми заводами, верхушки армии и т. д. Опорой таких структур был довольно сильный государственный сектор в экономике, на долю которого приходилось около 30 % всех земель, 70 % железных дорог и 100 % военных заводов. Еще одной особенностью было практически полное отсутствие частной собствен­ности на землю у крестьян. Земли 50 тысяч разорившихся по­сле отмены крепостного права помещиков скупили не крестья­не, а 143 крупных сановника, которые затем сдавали эти земли крестьянской общине. Будучи не в силах сломить старые обще­ственные структуры, Витте стал искать обходные пути.

Так, в интересах индустриализации он санкционировал включение в правления частных железных дорог, банков, страхо­вых обществ, крупных экспортных торговых товариществ круп­ных сановников, получавших большие деньги за такие должности и гарантирующих поддержку этой политики. Это имело и отри­цательные последствия, хотя как-то продвигало индустриализа­цию. Возникает целая прослойка людей - посредников, которые связывают "интересы" влиятельных чиновников из аристократических кругов и крупных предпринимателей. Так, в одном из писем подобного деятеля, перлюстрированном в Департаменте полиции, указывалось, что какой-то важный господин, который устраивает дело о кредите, желает из 1800 тысяч рублей получить 1,5 миллионов рублей. Автора письма беспокоит вопрос, что же достанется другим участникам, если другое важное лицо просит 300 тысяч рублей. В этом же письме сообщается, что известный сахарозаводчик Харитоненко за предоставление ему дворянства соглашается заплатить 200 тысяч рублей. Это легализованное казнокрадство становилось платой за разрешение развития предпринимательской деятельности.

Предпринимательская активность самих дворян, в особен­ности представителей аристократической верхушки, в прави­тельстве пользовалась максимальной поддержкой, и опять за счет казны. В первую очередь привилегии и преимущества да­вались тем компаниям, где знать имела паи и акции. Напри­мер, за предпринимателем англичанином Юзом стоял "сиятельный предприниматель" князь С. В. Кочубей. Планируя устроить свой завод, он выдвигает перед правительством ряд условий, которые выполняются: например, выделяется 500 ты­сяч рублей на проведение 26 верст железнодорожных путей от завода и основной железной дороги. Это было именно расхи­щением казны, так как деньги не приносили возможного дохо­да. То, что правительство поддерживало дворянство для транс­формации в новые отношения, было справедливым по отно­шению к уходящему господствующему классу, каждый должен был получить свой шанс в новой жизни. Но привилегирован­ное положение и тепличные условия развращали дворянство, снижая его приспособляемость. Кроме того, такие льготы ипривилегии нарушали экономические и нравственные законы бизнеса. Например, хлебная торговля, которая велась дворянст­вом, регулировалась государством: к услугам продавцов и экс­портеров были железные дороги, элеваторы, система кредита, классификация зерна и торговая инспекция. Министерство финансов ограждало помещичий центр от наплыва дешевого сибирского хлеба, чтобы держать цены.

На окраинах капитализм развивался быстрее и вступал в про­тиворечия с более традиционным центром, у которого была власть. Если бы в России некуда было расширяться и буржуазные элементы не рекрутировались бы постоянно на окраины и в Си­бирь, то отмена архаичных форм хозяйствования произошла бы быстрее; а так, стараясь и имея возможность избежать конфлик­та, активные силы уходят из центра, противоречия приобретают вид вялого, хронического процесса, но разрешаются.

Но, пожалуй, самым главным элементом программы Витте стала попытка опереться на иностранную финансово-техноло­гическую помощь. В 1699 г. Витте изложил свой обширный план пересмотра принципов расходования средств, получаемых Россией из-за рубежа. Ранее (с 1838 г.) царская казна активно брала на Западе "чистые" займы, которые тут же растаскива­лись привилегированными российскими ведомствами - цар­ским двором, армией, охранкой, военной промышленность и т. п. Вместо этого Витте предложил политику прямых загра­ничных инвестиций в конкретные отрасли промышленности и региональные банки (например, в Русско-Азиатский на Даль­нем Востоке). Для реализации такой политики, указывал Витте, необходимо создать соответствующие юридические и эконо­мические условия; в частности, снизить таможенные пошлины на иностранную технологию, урезать права военного ведомства на "закрытые для иностранцев зоны", а главное - разрешить иностранным компаниям и банкам покупать в частную собст­венность недвижимость, то есть здания и землю, как гарантию за вложенные капиталы.

Именно эти предложения, в конечном итоге, предопредели­ли судьбу и самого Витте, и его реформ. Почти вся царская "номенклатура" (особенно генералы армии) выступила катего­рически против столь "рискованных" начинаний. Сановники в Государственном совете при царе обрушились на Витте с обви­нениями в стремлении "распродать Россию". Царь попытался пойти на компромисс, разрешив продажу недвижимости ино­странцам за пределами "военно-стратегических районов", в ко­торые входили Дальний Восток, Средняя Азия, Закавказье,

Молдавия, Западные Украина и Белоруссия, чтобы эту землю не скупили "шпионы". Продажу земли иностранцам запретили в конце концов повсеместно и крупных инвестиций (кроме займов) лишились. В целом по существу предложения Витте были провалены, а их автора царь в 1903 году отправил в от­ставку. Но даже в урезанном виде преобразования С. Ю. Витте дали заметный результат.

Несмотря на сопротивление в военных и административных сферах, политика Витте по привлечению иностранных капита­лов все активнее стала применяться в российской промышлен­ности, и эта практика сохранялась вплоть до 1917 г. Иностран­ные инвестиции в отдельные годы составляли более половины всех вложений в промышленность, некоторые ее отрасли созда­вались едва ли не исключительно иностранцами, западные бан­киры и промышленники вкладывали немалые средства в транс­портное строительство, в черную и цветную металлургию, в горнорудную промышленность, в машиностроение. При этом русские предприниматели - Морозовы, Прохоровы, Тучковы, Кузнецовы - извлекали максимум пользы из вовлекаемого ино­странного капитала, быстро научились действовать вполне по-европейски внутри страны и на внешнем рынке, В 1900 г. в Баку было получено 600 миллионов пудов нефти, или 50,6 % мировой добычи. Но сырую нефть Россия практически не экс­портировала. За рубеж шла главным образом продукция глубо­кой, по тем временам, переработки (до 80 %).

Самые существенные иностранные вложения были в желез­нодорожное строительство - 1,5 миллиарда золотых рублей. Благодаря иностранным займам к началу XXв. было построено 35 из 50 тысяч верст, или 70 % их протяженности. Высшим достижением железнодорожного строительства в стране и во всем мире стала прокладка Великого Сибирского пути от Мо­сквы до Владивостока, осуществленная за 10 лет. Полоса непо­средственного экономического влияния Транссиба составила 200 верст в стороны от нее при сухопутном сообщении и 700 -800 верст при водных путях. В России на рубеже веков 400 тысяч человек - 1/6 часть всей рабочей силы - занимались прокладкой путей сообщения. На крупные стройки привлека­лись иностранные рабочие. Так, в сооружении Транссиба при­няло участие около 1 тысячи специалистов из средней и север­ной Италии, Сибирскую магистраль помогали сооружать китайцы и корейцы. Осталось интересное свидетельство одного из иностранцев, наблюдавшего быт русских рабочих на Транссибе: "Рабочие питались в основном мясом, и пили ог­ромное количество чая".

В стране, где население вело преимущественно натуральное хозяйство и практически ничего не покупало, благодаря уско­ренному росту платежеспособного спроса за счет внешних зай­мов быстро сложилась благоприятная для промышленного раз­вития среда. "Купить" Россию посредством этих займов было невозможно, так как капитал был по большей части рассредо­точен в частных руках. Это было бы сделать легче, если бы займы получало только государство.

Общим итогом работы иностранного капитала в России мож­но считать то, что из страны, еще в 1877 г. ввозившей обыкно­венные мешки, в 1913 г. она превратилась в страну, удовлетво­рявшую почти на 60 % потребности в станках и оборудовании за счет внутреннего производства. В 1890 - 1900 гг. - годы наиболь­шего прилива капитала - страна достигла впечатляющих темпов роста. Выпуск продукции тяжелой промышленности увеличился в 2,8 раза, а легкой в 1,6 раза. Еще более впечатляющим выгля­дит второй скачок промышленного развития с 1909 по 1914 гг. Темпы роста производства достигали 19 %. Доля иностранных инвестиций в это время составляла 59 %.

В 1882 г. на всем Дальнем Востоке соотношение иностран­ного и русского торгового капитала было 65 и 35. Иностранное предпринимательство принесло высокую культуру организации торговли, способствовало развитию внутреннего рынка. По ме­ре того, как отечественный дальневосточный капитал накапли­вал силы, его иностранный конкурент сдавал позиции и к 1890 г. имел только 42 % торгового оборота, а в 1892 г. - 25 %. Иностранный капитал, инициировав дело, "переуступил" его набравшим силу российским промышленникам и торговцам. Отечественные промышленники к 1914 г. вытеснили иностран­цев из горного дела в Сибири, отвоевали значительную часть нефтяного бизнеса, "русифицировав", в частности, Нобеля и его компанию настолько, что шведского там осталось немногим более, чем фамилия и легкий акцент в речи ее владельца. Ус­пешно отвоевывала позиции у германской электрической мо­нополии компания Манташева. К тому же прибыли иностран­цев часто оставались в России и работали. Например, прибыли, получаемые в России, французские инвесторы употребляли в основном на приобретение акций промышленных обществ в России. Негативная сторона иностранных вложений за­ключалась в том, что Россия, заимствуя с Запада готовые технические решения, подчас недооценивала собственных эконо­мистов и инженеров, игнорируя отечественные научно-тех­нические изобретения.

С 1893 г. было замечено неслыханное промышленное ожив­ление. За трехлетие (1894- 90гг.) производство чугуна выросло на 35 % по сравнению с предыдущим трехлетием. Существенный рост горной промышленности наблюдался на юге России. До 1887 г. на юге было только два железоделательных завода - Юза и Пастухова. К 1899 г. работало 17 громадных заводов и 100 более мелких. Но этот промышленный рост сопровождался голодными кризисами. Растущая индустриализация сопровождалась повсе­местным оскудением земледелия; разочаровавшись в крестьянст­ве, умирало народничество. Но было ясно, что без подъема сельского хозяйства страна не решит других своих проблем.

В начале XXв. положение крестьянства немногим от­личалось от постреформенного периода. Из 130 миллионов человек населения России 75 % жили в сельской местности. С 1861 по 1906 гг. выкупные платежи помещикам за недельные земли составили более 1,5 миллиардов рублей при рыночной опенке земли в 544 миллионах рублей. После отмены крепост­ного права был введен государственный налог, и на крестьян падала основная тяжесть не только прямых, но и косвенных налогов. Деревня страдала от аграрного перенаселения - и это в огромной стране. Сельское население в Европейской России с 1861 по 1900 гг. выросло с 50 миллионов человек до 86 милли­онов человек, а средний размер крестьянского надела на одну мужскую душу сократился с 4,6 до 2,6 десятка. Подсчеты эко­номистов утверждали, что для нормального ведения хозяйства требуется участие в сельскохозяйственном производстве 21 % населения. Доходность крестьянских хозяйств оставалась край­не низкой. В Саратовской губернии годовой доход за вычетом налогов составлял 8 рублей 36 копеек (1902 г.). В 1901 г. вышла книга земского врача А. И. Шингарева "Вымирающая деревня". Автор рассказывает о подробном обследовании двух дере­вень Воронежской губернии: "Низкий культурный уровень на­селения и его ужасающая материальная необеспеченность и безземелье стоят в непосредственной зависимости... от общих современных условий русской жизни". К этому добавлялись периодические неурожаи, обрекавшие целые деревни на заня­тие "нищенством как обычным отхожим промыслом". Голод 1891 г. унес жизни 500 тысяч человек.

С. Ю. Витте, уже не будучи премьер-министром (до 1906 г. он был председателем Комитета министров страны), убедил Николая IIсоздать специальный комитет для разработки буду­щей земельной реформы. В недрах этого комитета родился про­ект, предусматривающий "частичное отчуждение частновла­дельческих земель за справедливое вознаграждение". Царь был не согласен с этим проектом, так как считал, что "частная собст­венность должна оставаться неприкосновенной". Витте предлагал освободить крестьян от опеки местных властей и общины, отме­нить круговую поруку, выделить зажиточных крестьян, способ­ных преодолеть "неблагоприятные условия сельской жизни". Крестьяне должны получить право свободного выхода из общины с причитающимся наделом. Столпы консерватизма утверждали, что разрешение выхода из общины приведет к обезземеливанию, расслоению крестьянства и появлению "грозного сельского про­летариата". Когда в 1900 г. Госсовет предложил отменить право волостных судов приговаривать крестьян к телесным наказаниям, НиколайIIнаписал: "Это будет тогда, когда я захочу". В ре­зультате в 1905 г. все ограничилось отменой круговой поруки, облегчением переселения крестьян на свободные земли, расши­рением деятельности Крестьянского банка. Царский манифест в феврале 1903 г. провозглашал "неприкосновенность общинного строя крестьянского землевладения".

Проведение аграрной реформы стало делом нового премьер-министра П. А. Столыпина (1905 - 1911 гг.). Уже отмеченное отношение к преобразованиям капиталистического рода цар­ской власти и консерваторов, с одной стороны, и крестьянской общины, не желающей расслоения, с другой, предопределили конечную неудачу этой реформы. Но в момент прихода П. А. Столыпина к власти необходимость аграрных преобразо­ваний была осознана даже дворянами. В мае 1906 г. Съезд дво­рянских обществ постановил: способствовать свободному выхо­ду крестьян из общины, а также закреплению крестьянской частной собственности на землю, разрешить продажу крестья­нам надельной земли. Эти идеи обобщил и выразил П. А. Сто­лыпин, назначенный 25 апреля 1906 г. министром внутренних дел России, а в июле 1906 г. после роспуска IГосударственной Думы председателем Совета министров. Принял он Россию в анархически-хаотическом состоянии, и чтобы ее удержать, надо было вначале, по его мнению, схватить ее в кулак и, лишь про­ведя земельную реформу, кулак постепенно разжать. В этом смысле Столыпин был реформатором авторитарного типа. Он был убежден, что без стабилизации обстановки в стране, без "успокоения" народных масс любыми мерами, вплоть до жес­точайших, намеченные преобразования обречены на провал. Жесткая политика "умиротворения" принесла ему славу "вешателя" со стороны либеральных и революционных сил. Буржуазия и помещики поддерживали его реформы. Октябрист И. П. Шубников писал: "Он пробудил от летаргии внутреннего бессилия правительственную власть, напомнил, что в России господствующей властью является не анархически-револю­ционный поток, а вековые исторические устои страны".1 Сто­лыпин хотел предотвратить революцию. Знаменитой стала его фраза, произнесенная, правда, не в отношении политического устройства, а в связи с экономической реформой: "Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Столыпин желал невозможных, как оказалось, условий: "Дайте государст­ву 20 лет покоя, и вы не узнаете нынешней России".

План его преобразований касался всех сторон жизни рос­сийского общества, но главной была земельная реформа. Сто­лыпин начал реализацию аграрной программы, опробованной им еще в бытность губернатором в Гродненской и Саратовской губерниях. Сущность ее состояла в активной передаче земли в частную собственность с целью создания широкой прослойки крепких фермеров, кулаков. Выступая 10 мая 1907 г. перед Вто­рой государственной думой, он ратует за частную собственность на землю для крестьян, против "социалистического выбора" -национализации земли, которая "поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отноше­ний, какого не видела еще история... Стимул к труду, та пру­жина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломле­на...". Столыпинские преобразования ничего не обещали бесплатно, они освобождали механизм предпринимательской активности людей, позволяли, наконец, самим заботиться о лучшей и более достойной жизни. Можно лишь повторить уже высказанную мысль о том, что эта политика предоставляла возможности именно народу улучшить свое благосостояние, делая тем самым богаче государство и общество, так как приви­легированные слои населения имели достаточные средства к жизни и безо всякой предприимчивости, растрачивая нацио­нальный доход, а не производя его.

Кроме того, царь и царская бюрократия не желали разруше­ния общины, так как она держала народ в порядке лучше лю­бой жандармерии, исправно исполняя множество повинно­стей - рекрутскую, строительную, гужевую и другие.

Основой аграрных преобразований стали указ от 9 ноября 1900 г. о выходе из общины, который был утвержден IIIДумой, и закон "О землеустройстве", вышедший в мае 1911 г. Эти за­коны должны были освободить народ от остатков крепост­ничества и уничтожить зависимость от общины. Крепостное право и общинное землевладение уничтожали принцип частной собственности, внушали крестьянам мысль, что земля общая. Крестьянин ни за что не отвечал, поддавался на любые прово­кации, любые разрушения никак не отражались на нем лично.

Столыпин первый (после Н. Г. Чернышевского) понял: "...крестьянин будет беден до тех пор, пока рн не обладает личной земельной собственностью и свободой". Крепкое, про­никнутое идеей собственности, богатое крестьянство служит лучшим оплотом порядка, спокойствия, стабильности государст­ва. Поэтому создание института частной собственности должно было укрепить государство.

Основными изменениями в общинном землевладении были следующие: выделение крестьян из общины (по желанию), при этом единоличнику можно было оставаться жить на старом мес­те, а его земли навсегда, без всяких переделов сводились в цель­ный участок - "отруб", или же он мог выехать на новое место -"хутор". Для выкупа земли у государства и общины, а также для обзаведения селъхозинвентарем выдавались ссуды через Кресть­янский банк - под низкий процент с рассрочкой выплат до. 50 лет. И, что еще можно отметить как положительный момент -посягательств на помещичье землевладение не было. Помещичьи хозяйства должны были сами перестраиваться по велению вре­мени. Стремясь обезопасить фермеров от негативной реакции остававшихся в общине крестьян, Столыпин стимулировал пере­селение их на свободные земли в Сибири и на Дальнем Востоке. Столыпин понимал, что часть крестьян лишится земли, но поте­ряют ее прежде всего непригодные для работы в сельском хозяй­стве, лодыри, пьяницы. Не всегда бывает ясно, причина это или следствие, но это реальность. Кроме того, Столыпин разработал ряд законов, указов, цель которых социально защитить потеряв­ших землю и работу. Формируются совершенно новые министер­ства: труда, местного самоуправления, национальностей, соци­ального обеспечения, исповедальное, природных богатств, здравоохранения, переселения.

Но правительство не скрывало, что делает основную ставку "не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных", что оно соз­дает порядок выхода из общины, выгодный прежде всего зажи­точным крестьянам. Столыпин был убежден, что "мелкий зе­мельный собственник... трудолюбивый, обладающий чувством собственного достоинства, внесет в деревни и культуру, и про­свещение, и достаток".1 И еще мысль реформатора: "Не беспо­рядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками - бунт погашается силою, а признание неприкосновенности частной собственности, и, как последствие, отсюда вытекающее, созда­ние мелкой личной земельной собственности... - вот задачи, осуществление которых правительство... считает вопросами бы­тия русской державы".2

Против этой реформы были категорически настроены "ле­вые", так как они готовили революции, и богатые "правые", которым конкуренция была ни к чему. "Многих смущает, -говорил Столыпин на заседании Государственной думы, - гос­пода, что против принципа личной собственности раздаются нападки и слева и справа. Но левые в данном случае идут про­тив принципов разумной и настоящей свободы... нельзя только на верхах развешивать флаги какой-то мнимой свободы. Необ­ходимо думать о низах... Мы призваны освободить народ от нищенства". Так как сопротивление реформе в Государствен­ной думе было достаточно сильным, Столыпин принял указ как экстренный закон в перерыве между сессиями без утверждения Думой. Община также жестоко и ухищренно сопротивлялась нововведениям: жгли фермерские хозяйства, травили скот и посевы, объявляли бойкот. Из общины выходили не только богатые, но и беднота, желающая продать землю. Из выделив­шихся дворов 60 % продали землю. Эти люди поехали в города и на окраины, что было положительным явлением, так как де­ревне не нужно было столько народа. К 1915 г. единоличные хозяйства составляли 10,3 % от всех крестьянских хозяйств и занимали 8,8 % надельной земли.

Для переселенцев за Урал был установлен льготный желез­нодорожный тариф, они были освобождены от налогов, по­лучали землю - 15 га на главу семьи и 45 га на остальных членов семьи, денежное пособие в среднем 165 рублей, а на Дальнем Востоке - свыше 200 рублей. Корова по тому курсу стоила 5-8 рублей. В Сибири действовало 200 переселенческих пунктов. В 1907 - 09 гт. переселилось 1 миллион 708 тысяч человек; 1910 - 16 гг. - 1 миллион 224 тысячи человек. Доста­точно высок был процент закрепившихся крестьян, но часть вернулась назад (17 %). Если за 300 лет владения Сибирью здесь проживало 4,5 миллиона русских, то только за 1907 - 09 гг. было переселено 1,5 миллиона. Была построена за это время 12981 верста грунтовых дорог. Население новых территорий сопровождалось строительством соответствующей инфраструк­туры - школ, фельдшерских пунктов, церквей. В 1909 г. Столы­пин вместе с Кривошеиным на лошадях объездил четыре си­бирские губернии и шесть уездов, проехав в общей сложности 800 верст. За четыре неполных года сильной аграрной политики удалось сделать немало. Каждая десятина земли давала прибыль в 50 рублей, каждая семья ежегодно имела в среднем 250 пудов излишков хлеба. Россия того времени производила зерна боль­ше, чем США, Канада, Аргентина вместе взятые. Россия была крупнейшим поставщиком зерна (продавали 700 тысяч пудов -это одна пятая часть урожая), мяса, мясопродуктов, масла, яиц, сахара. В 1910 г. за масло Сибири Российская империя получала золота на внешнем рынке вдвое больше, чем его добывали золо­тые рудники и прииски. В Сибири успешно действов&чи 800 маслоделательных артелей. Потребители сибирского масла -Англия, Германия, Голландия, Дания. Из Дании и Голландии хорошо отработанное сибирское масло, обладавшее более высо­кими вкусовыми качествами, часто вывозилось уже под маркой этих стран или шло на "улучшение" их собственного масла. Пе­ред правительством России всерьез стали проблемы - куда девать переизбыток пшеницы, мяса, масла. Золото за эти продукты сте­калось в государственную казну, а собственные нефть, газ и зо­лото дожидались потомков... Успешно работали селекционные станции, внедрялись севообороты, около 700 образцов пшеницы, овса, сахарной свеклы находились в испытаниях. Десятки тысяч пудов льна вывозились из Енисейской губернии.

В Черноземной полосе России с 1901 по 1913 гг. посевные площади увеличились на 8,1 %, на Северном Кавказе - на 47 %, в Сибири на 71 %. За счет роста посевов было получено 500 миллионов пудов хлеба - половина его общего прироста. Другая половина была получена за счет повышения урожаев, то есть за счет интенсификации производства. Причем обследова­ние, проведенное в 1913 г., показало, что в зажиточных хозяй­ствах за счет применения севооборотов и удобрений, различных сти. Например, прирост продукции тяжелой промышленно­сти составил за 13 лет (1900 - 1913) с поправкой на. рост цен 74 %. Но самое яркое достижение после 1910 г. - небывалый взлет кооперативного движения. Только кредитная кооперация охватила 1/4 часть домохозяев. К 1915 г. число членов коопера­ции составило 10 миллионов человек.

Вторым пунктом столыпинского плана спасения России был "сговор" между властью и общественностью. Он хотел сблизить прогрессивную бюрократию с прогрессивной общественностью (через Думу). Но царь не хотел довольствоваться функцией регу­лятора общественной жизни. Усиливая подчинение националь­ных окраин - Польши и Финляндии, Столыпин в то же время выступал за упразднение черты оседлости еврейского народа. Он докладывал об этом государю, и тот был не против предоставле­ния равноправия евреям, поручив Столыпину в административ­ном порядке принять меры к облегчению ограничительных по­становлений против еврейства, - нерешенность этого вопроса ускоряло революцию. В то же время еврейское население было благоприятной средой для развития предпринимательства в Рос­сии. Но это вызвало недовольство со стороны Государственной думы и разрыв министра с крайне правыми.

Правительство Столыпина разрабатывало и другие проблемы:

• о свободе вероисповедания,

• о неприкосновенности личности и о равноправии граждан,

• об улучшении быта рабочих,

• о государственном страховании,

• о реформе местного самоуправления,

• о преобразовании местных судов,

• о введении всеобщего начального обучения, улучшении жизни учителей,

• о реформе средней и высшей школы,

• о подоходном налоге,

• о полицейской реформе, направленной на слияние общей и жандармской полиции,

• о мерах исключительной охраны общественного порядка и общественного спокойствия.

Против реформы выступили самые разные слои населения, тесно связанные со старым строем жизни. Многими крестьяна­ми владела идея уничтожения помещичьего землевладения, они не видели других альтернатив, тем более в виде кулака-мироеда. Либеральной буржуазии не нравились бонапартистские замаш­ки Столыпина; помещики, дворяне не хотели изменения соот­ношения сил в пользу буржуазных элементов; царь не хотел усиления чьей-то власти. Столыпин был объектом покушений самых полярных сил - от эсеров-максималистов до правых, "черносотенцев". Это указывает на то, что сами буржуазные элементы были не достаточно сильны в России, и с точки зре­ния носителей, и с точки зрения типа хозяйствования.

Когда Россия в 1914 г. вступила в войну, она единственная из воевавших стран могла себе позволить не думать о хлебе. Урожай в 1914 г. был выше среднего, в 1915 г. - хороший. В смысле про­довольствия Россия была в 1915 г. "переполненной чашей", име­ла самый богатый хлебный экспорт - 600 - 700 миллионов пудов б год. С начала 1915 года вдруг был замечен недостаток овса, появились "овсяная проблема" и новое в России выражение -продовольственные заготовки, и люди, нанимающиеся этими заготовками - уполномоченные. Еще в царской России 17 фев­раля 1915 г. был издан закон, разрешавший запреты местного вывоза и даже реквизиции хлеба. Это стало разрушать единое экономическое пространство. Запретными законами в несколь­ко месяцев были разорваны многолетние естественные связи между производителями и потребителями. Если бы они сохра­нились, пропажа какого-то товара, овса, например, лишь повы­сила бы цену на овес, но не разрушила бы торговли. Уполно­моченные же получили право выслеживать хлеботорговцев, угрожать реквизиций, снижать цену товара и просто отобрать торговлю. Добросовестная торговля ушла с рынка, и взамен выступила спекуляция. Было создано особое Совещание по продовольствию, а при нем Комиссия по дороговизне, появи­лись главно-уполномоченные по отдельным продуктам: сахару, маслу. При помощи твердых цен правительство собиралось ре­шить задачу "защиты интересов патриотического городского населения от темных корыстных сил аграриев". Хлеба было достаточно, но городам грозил голод, так как был разрушен рынок, а правительство своими "усилиями" лишь добавляло разрушения - хлебозаготовками уже занималось Министерство внутренних дел.

В сентябре 1910 г. Николай IIписал жене, императрице Александре Федоровне, что по полученным сведениям "цены все растут, и народ начинает голодать". "Самый проклятый вопрос, с которым я когда-либо сталкивался! Я никогда не был купцом и просто ничего не понимаю в этих вопросах о продо­вольствии и снабжении!". Уже в 1916 г. в ряде городов вводят карточки, устанавливают нормы выдачи муки и круп, но хозяй­ственная разруха лишь усиливалась.

Буржуазная оппозиция, стремившаяся к реформам, казалась Николаю IIи его ближайшему окружению самым страшным врагом. 14 декабря Александра Федоровна в письме мужу тре­бовала: "Распусти Думу сейчас же... спокойно и с чистой сове­стью... Я бы сослала Львова в Сибирь... Милюкова, Гучкова и Поливанова - тоже в Сибирь... Будь властелином, и все пре­клонятся перед тобой". В свою очередь, думские лидеры были уверены в своей способности преодолеть кризис и направить развитие страны на путь "цивилизации и порядка". Но кризиса не сумело преодолеть и Временное правительство, применяя те же методы борьбы с ним, что и царская власть. Один из руко­водителей Кадетской партии министр земледелия А. Н. Шинга-рер говорил летом 1917 г.: "Суровая экономическая необходи­мость момента неизбежно будет толкать всякую власть -социалистическую и несоциалистическую, безразлично - на этот путь монополизации"..

В условиях мировой войны механизм экономической само­регуляции капитализма нарушился в большинстве воюющих стран. Это заставило пересмотреть роль государства. И не случайно все составы правительства сходились на необходимо­сти государственного регулирования экономики и усиления контроля за деятельностью частных торговцев и предпринима­телей. Споры шли лишь о степени и методах такого вмешатель­ства. Жители европейских стран были в какой-то степени за­щищены от потрясений накопленной собственностью. В Рос­сии такого смягчающего обстоятельства не было, поэтому люди могли надеяться только на государство.

25 марта появилось постановление Временного правительст­ва о передаче хлеба в распоряжение государства. Хлебовладелец имел право оставить семена для посева, а также зерно для про­корма и для еды из расчета 1,25 пуда на члена семьи и наем­ного работника в месяц. Разрешалось оставить сверх этого 10 % потребности "на всякий случай". Весь остальной хлеб подлежал сдаче местным продовольственным органам по твердым ценам. Весной и летом 1917 г. были установлены твердые цены на уголь, нефть, лен, кожи, шерсть, соль, яйца, мясо, масло, ма­хорку и т. д. В первые недели была надежда, что положение налаживается. Эти надежды опирались на расчеты о наличии в стране достаточных запасов хлеба, картофеля, овощей. Принима­лись экстренные меры для успешной уборки урожая 1917 г. На сельскохозяйственные работы было направлено около 500 тысяч военнопленных и более 500 тысяч солдат тыловых гарнизонов. Но положение становилось все хуже. Правительство пыталось выйти из положения за счет увеличения импорта мяса, рыбы, обуви и т. д., регулируя потребление, вводя карточную систему по всей стране и включая в нее все больше товаров первой не­обходимости. Большие возможности для этого создавались мо­нопольным положением на рынке. Так, основной запас топли­ва находился в руках нескольких нефтепромышленных фирм, которые выпускали его на рынок "по своему усмотрению и по крайне взвинченным ценам". При проверке складов комиссии находили, например, большие запасы муки, окороков, сахара, варенья, вина, сардин и т. д., но и такие находки не улучшали положения. В чрезвычайных военных условиях остановить инерцию кризиса невозможно никакими усилиями и програм­мами, но есть средства, которые смягчают народные бедствия и позволяют не умирать от голода и холода в имеющей средства для жизни стране. Это - наличие частной собственности, кото­рая гарантирует хоть какие-то средства к жизни ее владельцам, так как общественного на всех все равно не хватает; а также свободная (более или менее) экономическая и предпринима­тельская деятельность, которая не должна нарушаться и в чрезвычайных условиях. При отсутствии этих факторов в Рос­сии при трудных, и иногда и при обычных обстоятельствах ис­пытывали колоссальные лишения и перенапряжения прежде всего неимущие слои населения.

В целом экономическое развитие второй половины XIX-началаXXв. указывало на глубокое как никогда проникнове­ние буржуазных элементов во все сферы жизни российского общества. Буржуазные реформы шли извилистыми путями, сдерживаясь в своем развитии прежним строем экономической жизни, социальных отношений, понятий людей. И чем глубже были преобразования и ярче личность преобразователя, тем сильнее была реакция не желающей изменять по каким-то причинам свою жизнь инертной социальной массы. Предпри­нимательская деятельность, никогда не прекращаясь, в этот период приспосабливалась к развитию общего экономического процесса. Это время было богато как никогда на новые для России формы предпринимательской активности. Россия ку­печеская уступала место России промышленной, акционерной, банковской, играющей новую роль в международном разделе­нии труда.

Во второй половине XIXв. предпринимательская деятель­ность из сферы торговли перемешается в сферу промышленности и финансов. В торговле сохраняются те тенденции, которые про­явили себя уже в началеXIXв. Ярмарочная развозная и разнос­ная торговля еще сохраняет свое значение, но главную роль уже играет стационарная торговля - в магазинах, лавках. Деятель­ность купцов и их доход становятся более стабильными, сами купцы превращаются в организаторов торговли, нанимают про­давцов товара, приказчиков. Через российские ярмарки в I860 г. проходило товара на 360 миллионов рублей, в 1863 г. - 460 мил­лионов рублей. Нижегородская ярмарка оставалась самой круп­ной, в 1860 г. ее оборот составлял 105 миллионов рублей, а в 1881 г. - 246 миллионов рублей. К концу 80-х гг. удельный вес ярмарочной торговли значительно понижается, уступая место более совершенным формам торговли. Неизмеримо возрастает роль Москвы как общероссийского торгового центра. После 1881 г. на Нижегородской ярмарке торговый оборот стал сокра­щаться: в 1883 г. он составлял 201 миллион рублей, а в 1907 г. -130 миллионов рублей. Основной продукцией были мануфактура, железо, чай. К концуXIXвека, с развитием железнодорожных путей, производители нашли более удобным отправлять заготов­ленный товар с места производства прямо на место спроса.

Эта новая система связи производителей и потребителей и рост внутреннего рынка увеличивали размах операций торгов­цев-оптовиков Москвы, Нижнего Новгорода, Казани, Самары. Складывались более эффективные формы торговли. Ушли с ярмарки железо, чай - продажа переместилась в Москву. Моск­ва стала центром и мануфактурной торговли. Сюда съезжались крупные провинциальные торговцы для закупки текстильных изделий (весной и осенью), Экономическая жизнь, чувствуя свою зависимость от административной власти, перемещалась к ней поближе, так как все равно все вопросы приходилось ре­шать в столицах. Торговля несколько изменяется в том отно­шении, что начинает ощущать все большее влияние промыш-' ленности и банков. Например, на ярмарках вместо нескольких ярмарочных скупщиков-монополистов, специализирующихся на железе, мануфактуре, чае и других товарах, появляются крупные местные торговцы, пользующиеся кредитом ком­мерческих банков и крупной промышленности.

Во второй половине XIXв. купечество и почетные граждане Учитывались в количестве 600 тысяч человек. В эту прослойку входили энергичные торговцы и предприниматели, циничные дельцы и просвещенные меценаты. К 1890 г. сословная обособ­ленность купечества в значительной части утратила свое реаль­ное значение, стала анахронизмом. Но для крестьян и мещан некоторые льготы, данные "торговому сословию", продолжали сохранять существенное значение. Это - освобождение от те­лесных наказаний, право на свободу передвижения, так как не нужно было каждый раз получать увольнительные свидетельст­ва сельского или мещанского обществ, обладание бессрочными паспортными книжками. Но купцы еще менее, чем представи­тели других сфер предпринимательской деятельности, имели возможности оказать воздействие на правовой процесс приня­тия решений в сфере торговли.

После реформ 60-х гг. в сферу предпринимательства втяги­ваются все сословия, поэтому сведения именно о буржуазии, купцах весьма относительны. Купеческая управа учитывала не купцов, а их капиталы. По данным переписей в Москве име­лось в 1832 г. 13942 лица купеческого звания, в 1871 г. - 29222, в 1882 г. - 22916, 1897 г. - 19491.{ Сокращение лиц купеческого звания было связано не с уменьшением числа предпринимате­лей, а с другими причинами. Прежде всего это указывает на остающуюся непрестижность торгового звания и в обществен­ной системе, и в общественном мнении. Многие крупные куп­цы переходили в почетные граждане, с 1882 г. по 1897 г. их ко­личество увеличилось с 9223 человек до 1503 человек. Но сокращение купеческого сословия происходило и по другим причинам. Среди купцов IIIгильдии были такие, кто не зани­мался купеческой деятельностью, а записывался в купцы, соби­рая последние деньги, чтобы избежать рекрутской повинности. Упразднение в 1663 г.IIIгильдии имело своей целью укрепить купечество, очистив его от посторонних элементов. В результа­те реформы 1874 г. и принятия закона о всеобщей воинской повинности, отменившего освобождение от военной службы, часть купцовIIгильдии фактически порывает сословные свя­зи. Купцы и сами отходили от торгово-промышленной деятель­ности, и своих детей готовили к другому поприщу. В, Фонде Московской купеческой управы сохранилось значительное ко­личество дел с прошениями об увольнении детей купцовIIги­льдии из купеческого оклада: "для поступления на военную службу", для занятий "по ученой части" (в гимназии, универ ситете, институте), для определения на государственную службу. В пореформенное время увеличивается количество "коллек­тивных" купцовIгильдии. Владельцы крупнейших коммер­ческих банков и торгово-промышленных предприятий оформля­ют свидетельстваIгильдии не на себя лично, а на предприятия. В Москве таких свидетельств было выдано сколе 60, включая 4 московских банка. Владельцы крупнейших мануфактур (Моро­зовы, Прохоровы, Кнопы и другие) персонально не значатся в списках московских купцовIгильдии. Иногда под одной вывес­кой действовало несколько крупных предпринимателей.

На отсутствие преемственности купеческих фамилий указы­вает тот факт, что в 1873 г. менее половины московского пер-вогильдейского купечества принадлежало к этому сословию до реформы, а большая часть его приписалась к гильдии уже в пореформенные годы (из них 10 дворян, 8 крестьян, 60 ино­странных подданных). Вообще количество выходцев из "благо­родных" сословий - дворян, офицеров, чиновников - в капи­талах Iгильдии не увеличивалось, а уменьшалось после реформ 1660-х гг. В 1370 г. их было 4,8 %, а в 1696 г. - 1,9 %. Потомст­венных дворян среди них было совсем немного. Количест­венный состав и его изменения в среде московских купцов по­зволяют сделать следующие выводы. Прежде всего в состав ку­печества рекрутировались представители всех сословий, но больше всего возможностей торговая деятельность представляла именно низам, которые не имели первоначального капитала и зарабатывали его на торговле. Самые предприимчивые из них считали купеческую деятельность из-за нестабильности ку­печеского капитала и непрестижности торговой деятельности промежуточным этапом. Продолжая заниматься бизнесом, куп­цы вкладывали более легковесный торговый капитал в про­мышленность или финансовое дело. Другие при помощи нако­пленных средств стремились стать именитыми гражданами или перейти в одно из более уважаемых сословий - дворянство, чиновничество, офицерство, потом интеллигенцию.

Самодержавие поддерживало предпринимателей, можно ска­зать, даже насаждало не только промышленность, но и торгов­лю, давало правовые привилегии лучшим купцам - возмож­ность "одворяниться", получить орден. Но промышленность и торговля по-прежнему рассматривались властью не как само­стоятельная отрасль, а утилитарно, с точки зрения государст­венных финансов и их пополнения за счет буржуазии. Поэтому связь с казной, как и в прежние времена, была и очень выгод­ной, и довольно опасной. Изменение интересов государства могло ежечасно разорить самого богатого купца, самую знат­ную фамилию. Это тоже предопределяло неустойчивость ку­печеских капиталов и не способствовало преемственности ку­печеских родов.

Были купцы, которые основывали свое дело на капиталах, полученных от своих родителей, которые еще до реформы име­ли большие состояния. В 1850 г. братья Алексеевы получили в наследство от отца 7 миллионов рублей и приумножили со­стояние. Воспользовался отеческим капиталом М. П. Рябу-шинский, которому в 1858 г. было оставлено 2 миллиона руб­лей. Состояние Прохоровых в конце 40-х оценивалось в 3 мил­лиона рублей, Хлудовы в начале 50-х имели 2 миллиона рублей серебром. Крупнейший откупщик В. А. Кокорев в конце 1861 г. оценивал свое состояние в 7,4 миллиона рублей. Но большин­ство представителей купечества второй половины XIXв. вышло в купцы из разных сословий именно благодаря своей предпри­имчивости*^ экономической активности, и свои капиталы они уже из сферы торговли переводили в торгово-промышленную и промышленную, не только создавая себе капитал, но и давая возможность создавать состояния или просто зарабатывать другим, так как у правительства на организацию промышлен­ности, особенно легкой, никогда не хватало денег.

Так, активной предпринимательской деятельностью в Мос­ковском промышленном районе занимались братья Шиповы. Они происходили из старинной дворянской семьи, имевшей дос­таточное состояние и земли в Московской, Костромской и дру­гих губерниях, находились на государственной службе. Сначала они занимались винными откупами, то есть торговой деятельно­стью. Накопив достаточный капитал, в 1858 г. они приобрели с торгов два горных завода Баташевых. В Костроме ими был осно­ван механический завод, на котором сделан и спущен на воду первый железный пароход. Затем Шиповы учредили пароходную компанию "Дружина" и компанию Морской мануфактуры. Им же принадлежала инициатива строительства Московско-Сергиев­ской железной дороги. Разносторонняя торгово-промышленная деятельность заставила потомственных дворян "окупечиться" и формально. А. П. Шипов, являвшийся кинешемским купцом Iгильдии, становится председателем Московского отделения Мануфактурного совета, а затем Нижегородского ярмарочного биржевого комитета. Эти единичные случаи дворянского "окупечивания" готовы были к концуXIXв. сложиться в тен­денцию, если бы буржуазия была настойчивее в отстаивании своих сословных интересов. Подтверждением этого является особенно значительное количество дворян-предпринимателей, которые концентрировались около Киевской биржи, так как капитализм на Юге развивался быстрее. Половина горнопро­мышленников Юга были дворяне.

Пополнение купечества предприимчивыми деятелями шло и совсем с другой стороны, со стороны крестьянства, причем росло не только их число, но и доля в составе купечества. По­сле реформы бывшие владельцы "светелок" и раздаточных контор, строившие фабрики в сельских местностях Москов­ской, Владимирской, Костромской и Ярославской губерний, становились купцами Iгильдии или выбирали свидетельства на свои предприятия. Особенно возрастает число крестьян-предпринимателей воIIгильдии. В Москве в 1870 г. кресть­яне получили 1 свидетельство купцаIгильдии (0,5 %), то в 1896 г. - 21 свидетельство (2,2 %); поIIгильдии соответствен­но 488 свидетельств (10,6 %) и 1432 (24,8 %). В Петербурге также была тенденция к увеличению выходцев из крестьян среди купцов. В конце 1860-х среди владельцев текстильных предприятий в Петербурге насчитывалось 2 дворянина, 35 куп­цов, 69 мещан, 35 крестьян. Хозяевами предприятий по обра­ботке металла были 18 дворян, 45 купцов, 257 мещан и 192 крестьянина. Среди горнопромышленников Донбасса встре­чались разбогатевшие на торговле крестьяне, например, Дре-вацкий. Как видно, купечество было самой демократичной бессословной группой активного населения, что являлось как силой, так и слабостью русской буржуазии.

Российское законодательство допускало противоположные суждения относительно сословной принадлежности торговцев и промышленников. Права купечества были не только не потом­ственными, но и не пожизненными, зависели от вступления в гильдии, поэтому назвать его сословием в строгом смысле нель­зя. В каждом городе было купеческое общество или купеческий староста. Купеческое общество через городских голов или бир­жевые комитеты обращалось к правительству, в Министерство финансов с нуждами торговли. Тенденция к концу XIX- на­чалуXXвв. была такова, что экономический интерес объединял буржуазию больше, чем разъединял сословный принцип, и для того, чтобы организоваться в сословие, буржуазии не хватило именно того десятка лет, о котором говорил Столыпин.

Делали успехи в предпринимательстве и сами торговцы. Так, например, А. К. Алчевский в начале своей деловой карье­ры имел скромный чайный магазин в Харькове. Занявшись финансовыми операциями, он основывает в Харькове Торговый и Земельный банки. Полученные деньги он вкладывает в уголь­ную промышленность и металлургию.

На юге России, особенно в районе Донбасса, в 60 - 70 гг. в торгово-промышленной буржуазии преобладали казаки, в 1876 г. они составляли 71,6 %, а в 1882 г. - 69,6 %, в 1894 г. - 53,4 %> Количественное увеличение купечества к концу XIXв. наблюда­лось и в Сибири, в основном за счет выходцев из мещан и крестьян.

Дальнейшее развитие промышленности и торговли в конце XIX- началеXXвв. существенно увеличивало количество бур­жуазии, а значит, количество состоятельных людей, причем эти люди уже не были отгорожены от народа непроходимыми со­словными преградами, приобщение к буржуазии было гораздо доступнее для предприимчивых "низов".

Внешняя торговля России и во второй половине XIXв. не была сферой свободного предпринимательства. В это время она стала даже менее свободной, чем в началеXIXв. К монополии государства на доходы от внешней торговли добавилась моно­полия производителей зерна, нефти, сахара. Причина была прежде всего в выгодности внешней торговли, ею занимались только самые экономически сильные или привилегированные. Кроме того, продавать свою неконкурентоспособную продук­цию Россия могла либо при поддержке государства, либо ис­пользуя политику монополии. Как всегда, мешал страх общест­венности перед "распродажей России". Отсутствие свободы предпринимательства все равно не спасало страну от вывоза сырья и часто необходимых продуктов, но обогащало лишь не­многих. Кроме того, такая искусственная внешнеэкономи­ческая политика нарушала естественные отношения цен и со­отношения экспорта и импорта товаров.

Запоздалое промышленное развитие России определяло ее особое положение на мировом рынке. По относительному участию в мировой торговле Россия занимала в начале XXв. восьмое место в мире, уступая европейским странам и США; вывоз товаров превышал их ввоз. Главным рычагом положи­тельного сальдо (превышение вывоза над ввозом) и создания свободных средств, гарантировавших возможность получения займов, без которых царская Россия не могла обходиться, был хлебный экспорт. В концеXIXв. большое значение приобрел экспорт керосина, заметную часть экспорта составлял сахар. Но в целом структура экспорта России в концеXIX- началеXXвв. соответствовала структуре экспорта аграрной страны: в подав­ляющем большинстве вывоз состоял из "жизненных припасов", сырья и полуобработанных материалов.

Внешняя торговля России продуктами промышленности была тесно связана с деятельностью монополий. Монополии в своих интересах ограничивали внутренний рынок, для чего ис­пользовали такие средства, как сокращение производства, пере­распределение произведенного в стране продукта между внут­ренним и внешним рынком в пользу последнего, прямое форсирование экспорта. Цель ограничения внутреннего рынка достигалась удержанием внутренних цен на высоком уровне для получения монопольно высоких прибылей от собственного производства и для обеспечения конкурентоспособности рус­ских товаров на внешнем рынке. Например, внутренний сахар­ный рынок страны был искусственно изолирован от европей­ского и развивался по собственным законам. Высокая себестоимость российского сахара ставила экспорт этого про­дукта в разряд убыточных, но монополии и правительство ши­роко практиковали вывоз для оттока "излишков" сахара из страны. Это делалось с целью установления на внутреннем рынке монопольно высоких цен и завоевания внешних рынков на основе вывоза товаров по бросовым ценам, что возможно только при отсутствии свободного предпринимательства и кон­куренции, в условиях объединения двух монополий - государ­ства и крупных компаний. Увеличение количества произведен­ной продукции очень невыгодно монополии, так как снижает цену экспортной продукции и снижает прибыли, или за ту же цену заставляет вывозить больше продукции. Искусственно создаваемое равновесие внешнего и внутреннего рынка не мог­ло долго сохраняться из-за нарушения экономических законов. Например, такая политика в отношении нефтепродуктов при­вела к кризису их экспорта в 1905 - 07 гг., Россия была вытес­нена с зарубежных керосиновых рынков. Пострадало энерге­тическое хозяйство России, которая вынуждена была перестраиваться на твердое топливо. Большой удельный вес имел ввоз машин, металлов и изделий из металлов. В значительном количестве ввозились хлопок-сырец, чай, уголь.

В таких странах, как Великобритания, Голландия, Франция, процветала торговля с собственными колониями, свобода кото­рых оказалась выгоднее прежней зависимости. Особое положе­ние в этом отношении занимала Россия, колонии которой бы­ли объединены территориально с метрополией и заключены в единые таможенные границы, что формально уменьшало об­щий объем внешней торговли России. Более того, России по­стоянно приходилось сопрягать противоречивость разноплано­вых по экономическим характеристикам составляющих ее территории, приводя к единому знаменателю разные типы ци­вилизации, исторической памяти, духовных традиций, испове­дуемой религии, уровня просвещения.

Во второй половине XIXв. значительный экспорт промыш­ленных изделий был лишь в Среднюю Азию и Западный Ки­тай, где у России не было конкуренции со стороны эконо­мически развитых стран. В этом направлении было более развито торговое предпринимательство. Так, в 1862 г., после упадка Кяхтинской торговли, сибирские купцы отправили ка­раваны с товаром вглубь Китая и на плантации близ г. Ханьхоу основали чайную фабрику, которая давала миллионные обороты.

Военные акции царизма в Средней Азии в 1664 - 68 гг. бы­ли поддержаны российской буржуазией. Как только русские укрепились на новых территориях, оренбургский генерал-губернатор высказался "о пользе, которую могла бы принести для России торговля в Ташкенте и других городах Средней Азии". Генерал-майор Романовский, объехавший завоеванный край, вел переговоры о торговле, с московским купечеством. 14 богатых московских купцов учредили товарищество и посла­ли в Ташкент караван с товарами. Но в целом они не захотели рисковать капиталами на неосвоенной территории из-за сопро­тивления правителей ханств, недостатков транспорта, связи. В последние десятилетия XIXв. эта торговля из внешней стала внутренней. Только в 1876 г. текстильные фабриканты (А. А. Мо­розов, Н. Н. Коншин, Л. Кноп) предприняли попытку учредить "Среднеазиатское общество пароходства и торговли". Но это тре­бовало строительства дорог и субсидий.

После Русско-турецкой войны 1877 - 78 гг. шли разговоры с торговле на Балканах, но только в 1907 г. был открыт оптово-розничный склад в России. До начала XXв. реальная деятель­ность крупной торгово-промышленной буржуазии на Балканах, в Турции, Персии и Китае имела ограниченный характер, что было следствием нажима со стороны правительства, которое хотело экономически закрепиться на завоеванных территориях. Льготы для промышленников оплачивали налогоплательщики, которые не могли потом купить товары.

Слабость российского внешнеторгового предпринимательст­ва проявилась и в другом. Командные позиции в некоторых регионах, например, на юге и западе России, занимали иностранные компании ("Л. Дрейфус и К°", "М. Нейфельд и К0", Ротшильды и другие). Формально самостоятельные крупные русские экспортеры на деле являлись агентами крупнейших западноевропейских фирм. Вывоз нефти контролировался Рот­шильдами, Нобелями и другими.

Внешняя торговля через прибалтийские порты также находи­лась под контролем иностранных, прежде всего немецких фирм. Вывоз льна через Петербург, Ригу, Нарву производился немец­кими купцами. Русские экспортеры скупали для них лен н внутреннем рынке. Внешняя торговля иностранцев защищалась их государством не больше, чем русских купцов, но иностранцы были свободнее, а значит, и вынуждены быть предприимчивее.

Качественно новая черта послереформенного периода в России состояла в том, что главная предпринимательская дея­тельность разворачивалась в сфере промышленности, где бур­жуазия училась объединяться экономически - в акционерных компаниях, и политически - в организациях, используя прессу, получая специальное образование, формируя свои идеи, регу­лируя свои отношения с наемными работниками.

Промышленное развитие России осуществлялось царским правительством, по крайней мере до конца XIXв., не как са­моцель, а как средство для достижения другой цели - под­держания государственного статуса страны при условии сохра­нения политического режима (самодержавия) и его опоры -поместного дворянства, которому хотели дать возможность приспособиться к новым условиям.

Серьезное понимание значения промышленного развития страны было свойственно лишь сравнительно узкому кругу компетентных лиц. В своих воспоминаниях С. Ю. Витте не без оснований сетовал на то, что "вообще вопрос о значении про­мышленности в России еще не оценен и не понят. Только наш великий ученый Менделеев... вопрос этот понял и постарался просветить русскую публику". В наиболее полном виде свое понимание промышленного развития Д. И. Менделеев выразил в книге "К познанию России", где он ставит промышленное развитие "на первый план" и подчеркивает, что "вся сущность фабрик и заводов состоит именно в... экономии труда не только при производстве непосредственно промышленных изделий, но и при применении их в последующем в сельском хозяйстве, транспорте и других отраслях народного хозяйства".

В официальных документах ставились следующие задачи промышленного развития страны:

1) удовлетворение спроса со стороны как внутреннего рынка, так и государства, что давало возможность сократить импорт и обеспечить коммерческую независимость от Запада. Частный спрос вызывал озабоченность лишь тогда, когда его размеры достигали некоторой критической величины, опас­ной для развития внешнеторгового баланса. Государственный спрос в значительной его части покрывался за счет казенной промышленности и импорта. Но по мере возрастания нужд государства усиливалась его зависимость от частного сектора промышленности;

2) создание пищевой обрабатывающей промышленности спо­собствовало расширению спроса на товары сельского хозяйства, обработка сельскохозяйственного сырья - улучшению сбыта сель­скохозяйственной продукции;

3) увеличение промышленного экспорта и экономическое завоевание внешних рынков, особенно в Азии;

4) обеспечение работой свободной от сельского хозяйства рабочей силы и ради решения земельной проблемы, и для обеспечения налогоплатежности этой части населения.1

Выдвижение подобных задач объяснялось тем, что любое пра­вительство, даже в самом абсолютистском государстве, в ко­нечном счете, было только выразителем экономической необхо­димости, вытекающей из положения страны, оно должно было следовать за ее развитием. Правительственная политика, направ­ленная на ускорение торгово-промышленного развития, а потому как бы опережавшая его, была одной из причин того, что бур­жуазия не выдвигала широкой программы требований в области экономической политики.2 Осознавая свою слабость, буржуазия сама апеллировала к правительству. Министерство финансов должно было даже проявлять инициативу в отношении образова­ния предпринимательских организаций и выработки ими общих пожеланий относительно мер правительственной политики. Эти превентивные меры как бы нейтрализовали крепостнические пережитки, мешающие развитию промышленности. Такое искус­ственное стимулирование, а вместе с тем стеснение свободы ка­питалистического предпринимательства в промышленности и правовая неопределенность, необеспеченность предпринима­тельской деятельности не просто осложняли ее, но и вызывали рост нижнего предела прибыли, делавшего выгодным, а следо­вательно, и возможным капиталистическое производство. Зако­нодательная неотрегулированность, и, значит, рискованность предпринимательства уменьшали вложения капитала в про­мышленность.

Общее коммерческое законодательство, существовавшее в России в середине XIXв. и сохранявшееся без коренных из­менений в течение всей второй половины века, не отвечало требованиям промышленности и торговли, плохо охраняло не­прикосновенность частной собственности и частной промыш­ленной деятельности. Объективная причина, как уже от­мечалось, была в том, что не существовало норм не только экономического, но и обычного права, из которого выросло промышленное и торговое западноевропейское законодательство.

Решение об открытии предприятия принимал губернатор, используя разрозненные указания и применяя их к местным условиям. Среди них важное место занимали указания, огра­ничивающие развитие промышленности из-за загрязнения ок­ружающей среды, вырубки леса, появления пришлых людей. Прямой заинтересованности губернаторов в развитии промыш­ленности не было, поэтому предприятия запрещали, предъяв­ляя трудновыполнимые условия. Гильдейские учреждения не вмешивались в регламент устройства и производственной дея­тельности фабрик и заводов. Хотя формально правом учреждать предприятия пользовались все, кроме крепостных крестьян, после 1861 г. получили его и они.

Опыт и влияние Запада было важным фактором в процессе промышленной модернизации и капиталистической эволюции России, играли роль также претензии России на роль великой державы. Именно возможность или невозможность, целесооб­разность или нецелесообразность применения опыта Запада в условиях России были часто основным стержнем дискуссий в правительственных сферах и в обществе.

К середине 60-х гг. Россия, как известно, оставалась аграрной страной. Но в ней уже существовало огромное число мелких, преимущественно крестьянских, но также и городских ремеслен­ных заведений, более крупных предприятий мануфактурного ти­па, фабрично-заводских предприятий. В данном случае это ука­зывало лишь на возможности промышленного развития, так как многие крестьянские предприятия были предприятиями нату­рального хозяйства - город не мог обеспечить село промышленной продукцией, да и купить эту продукцию крестьянину было не на что. Вследствие этого и село не могло обеспечить город сельскохозяйственной продукцией, так как работало неэффек­тивно. Город вынужден был заботиться о продуктах питания са­мостоятельно, что определяло аграрный его характер и не позво­ляло городским жителям сосредоточиться на ремеслах и промышленности. Такое количественное множество предприятий было следствием неразвитости капитализма, и не случайно к концу века осталось лишь 15,1 % из всего числа действовавших в пореформенное время предприятий. Причем наибольшее число фабрик было в Москве и Петербурге, главным образом текстиль­ных и пищевых, вся остальная Россия обеспечивала себя про­мышленной продукцией кустарным способом.

Период начала Крымской войны, а может быть, восшествие на престол нового императора, вызвали оживление торгово-промышленной деятельности; цены на товары и заработки росли непомерно. Происходило активное акционерное учредитель­ство, приобщение к крупному промышленному предпринима­тельству более широкого круга средних и мелких капиталистов. 1858 г. стал годом невиданного до того в России биржевого ажиотажа. Но к осени 1860 г. экономическая конъюнктура из­менилась: вызванное Крымской войной расстройство денеж­ного обращения привело к росту цен на все товары, что оказало гнетущее воздействие на торговлю и промышленность. Госу­дарственные финансы были на грани краха, иностранный ка­питал стал уходить из России. Неподготовленный характер ре­формы был вызван скорее не самим поражением в Крымской войне, а тем, что она прервала естественный переход России к этим реформам. Желая величия России в мире и боясь дать свободу экономическим, а, как следствие, и политическим от­ношениям, Николай Iдумал решить проблему самым доступ­ным - военным методом. В случае победы не понадобилось бы никаких преобразования, ведь победоносная война укрепляет существующую систему. Но поражение стало и причиной, и следствием того, что у России не было другого пути, кроме по­степенного освобождения предпринимательской активности людей. Все остальные пути, в том числе и военный, усугубляли кризисное положение.

Но и после реформ, открывающих возможности для пред­принимательства, торгово-промышленное развитие страны бы­ло сложным образом связано с состоянием государственных финансов, денежного обращения, бюджетных нужд, междуна­родного расчетного баланса. Царское правительство надеялось, что промышленное предпринимательство урегулирует денежное обращение, поднимет курс рубля. Промышленность рассматри­валась как перспективный источник налоговых поступлений. Свои товары были нужны и для оплаты импорта, который не­возможно было оплатить экспортными товарами из-за неразви­тости промышленности.

Промышленность развивалась очень неровно после реформ, следуя и за колебаниями мировой конъюнктуры, и проходя через собственные трудности. С 1861 по 1866 гг. было болез­ненное приспособление промышленности к пореформенным условиям и складывание системы новой экономической поли­тики царского правительства.

После отмены крепостного права падение производства рас­пространилось почти на все ведущие отрасли тяжелой и легкой промышленности. Выплавка чугуна составляла 4 % мировой, добыча угля - 1 %. Старые формы жизни разрушились, к новым еще нужно было приспособиться, отчего распространилось мнение, что до реформы было лучше. Результаты освобожден­ной активности проявились в 1866 - 75 гг., когда особенно ин­тенсивно развивалась промышленность, связанная с железно­дорожным транспортом и с поддержкой государством. Годы с 1875 по 1882 в целом были кризисными. Наконец Россию настигло перепроизводство товаров, но они не были лишними, а просто не продавались из-за нищеты населения и неус­тойчивости спроса со стороны самой промышленности и же­лезных дорог. Осложнял промышленное развитие голод 1875 -76 гг., в очередной раз постигший сельскохозяйственную стра­ну, а также политическая обстановка кануна Русско-турецкой войны. Министр финансов в феврале 1677 г. писал царю, что обстоятельства двух последних лет привели страну "...в положе­ние, можно сказать, беспримерно дурное. Торговля находится в полном упадке, частный кредит почти уничтожен; народ, не сбывая свои сельские произведения, не может быть потребите­лем мануфактурных изделий, так что фабрики и заводы оста­навливаются и оставляют население без заработков". Война с Турцией вновь привела к дефициту государственного бюджета и усилила расстройство денежного обращения. После войны, которая опять стала и следствием, и причиной экономического кризиса, перепроизводство стало ощущаться сильнее - закрыва­лись заводы, увольнялись рабочие. 1861-92 гг. были мало благоприятны для развития промышленности из-за последст­вий войны, слабых урожаев и мирового аграрного кризиса. И в то же время производительность промышленного производства выросла на 50 %, а производительность в сельском хозяйстве осталась прежней.

В начале 90-х гг., и это было в значительной степени связа­но с деятельностью С. Ю. Витте, Россия вступила в полосу не­виданного подъема. Он продолжался до 1900 г., когда сменился кризисом и затяжной депрессией. К успехам промышленности можно отнести "то, что за счет усовершенствования техники производства производительность труда рабочих в обрабаты­вающей промышленности возросла на 25 %. Объем промыш­ленного производства примерно сравнялся в денежном выра­жении с производством в сельском хозяйстве. По объему промышленного производства Россия вплотную приблизилась к Франции, а по темпам роста к Германии и США. Возросла по­купательная способность населения - значит, она была низкой не из-за капитализма, а из-за его неразвитости.

Способствовало промышленному подъему и действительное освобождение предпринимательской активности, связанное с осуществлением идеи Витте о том, что предварительное реше­ние, а фактически предрешение вопросов промышленности и торговли, отдавалось на усмотрение местных коллегиальных чиновно-предпринимательских органов, представляя им право и постановки этих вопросов. Выдвигались предложения ввести прогрессивный подоходный налог, что было бы выгодно госу­дарству и стимулировало бы предпринимательство, но они не имели успеха.

Протекционизм в экономической политике правительства сохранялся, но несколько изменились его акценты. Во второй половине XIXв. торгово-промышленная политика царского правительства от поддержки и насаждения отдельных конкрет­ных отраслей промышленности (металлургической, машино­строительной и топливной) перешла в 1890-х гг. к поощрению индустриального развития вообще с учетом всего многообраз­ного общеэкономического, социального и политического зна­чения промышленности. Ожидающий постоянной поддержки капитал направлялся в промышленность, если только рас­считывал на повышенные и гарантированные прибыли. Эту дань, через казну, платило промышленности все общество. Та­моженный протекционизм был худшим вариантом поддержки промышленности и торговли по сравнению с фритредерством, которое помогло бы быстрее ликвидировать помещичье-кре-постническую систему. Пробуржуазную политику осуществляло финансовое ведомство, постоянно подкармливая буржуазию октябристского типа.

Государственная политика, когда это было выгодно казне, менялась в отношении промышленности на прямо противопо­ложную. Несмотря на то, что внешнеторговые тарифы к концу века приобрели строго запретительный характер, рельсы из-за границы ввозились беспошлинно. Государственные заказы раз­мещались не у своих предпринимателей, а за границей. В справке по Министерству финансов от 15 ноября 1893 г. заказы иностранцам объяснялись "спешностью, техническими превос­ходствами иностранных произведений и даже выгодными для казны от более дешевых цен". Кроме того, начиная с порефор­менного времени, правительство увеличивало прямые налоги с торговых и промышленных предприятий. Гильдейский сбор с

1865 г. неоднократно повышался, а с 1885 г. вводится раскла­дочный 3%-ный сбор с крупнейших фабрик и заводов. Торго­во-промышленные доходы к концу XIXв. составляли 45 % на­ционального дохода. Эта сложная политика "подкармливания" привилегированной и слабой промышленности и удушения налогами самостоятельной и сильной (а иногда наоборот) не ставила доход и прибыль в зависимость от предприимчивости промышленников, а определялась достаточно случайными об­стоятельствами. Это ослабляло русскую промышленность и буржуазию. Например, в 1860-е гг. Государственный банк еже­годно ассигновал 18 миллионов рублей на поддержку заводской промышленности, но правительство отвергало просьбы о долго­срочных ссудах для купцов-предпринимателей, пытавшихся заняться горнозаводским делом на Урале. В 1866 г. министр финансов отказал пермскомуIIгильдии купцу А. В. Глушкову в просимой им 30-тысячной ссуде.

Отрицательное воздействие на развитие торгово-промышлен­ного предпринимательства имели и "частные" причины. Напри­мер, в Средней Азии с 1866 г. приобретение земли, недвижимо­сти разрешалось только коренному населению и предпринимате­лям православного вероисповедания. На Нижегородской ярмарке

1866 г. купцы-мусульмане татарского происхождения, торгующие в Ташкенте, просили ярмарочный комитет ходатайствовать об отмене этого ограничения. Однако просьбы эти не имели успеха.

Система наемного труда, складывающаяся в постреформен­ное время, стала основой промышленного развития России, обусловила действие объективных законов капиталистического производства - получение прибавочной стоимости и накопле­ние капитала. Но промышленная революция развивалась очень неравномерно как по отраслям, так и по районам. В сельской местности широкое распространение получила домашняя система промышленности как "придаток" фабрики, что было свя­зано с баснословной дешевизной труда закабаленных сельских рабочих, тормозившей технический прогресс. Старые отрасли, опиравшиеся на привилегии владельческого права (горная про­мышленность Урала), соседствовали с новыми, расширяющими свое производство. Старые промышленные районы - Москов­ский, Центральный - соседствовали с новыми на Юге России. В апреле 1871 г. была проведена первая в России плавка чугуна на предприятии Джона Юза, а к 1897 г. Юг России давал 40 % чугунного производства, опережая Урал. Это была чисто капи­талистическая промышленность, которая не знала ни традиций, ни сословности, на национальности. В Южную Россию пере­мешались иностранные капиталы, инженеры, рабочие.

Самым ярким примером развития предпринимательской ак­тивности и связанных с нею трудностей является развитие хлопчатобумажной, самой "капиталистической" из отраслей промышленности. В пореформенный период именно в хлоп­чатобумажной промышленности завершается промышленный переворот, начатый в 1830 - 40-х гг. Машины стали вытеснять ручной труд сначала в ситценабивном деле, а затем в прядении. Многие работали и на ручных ткацких станках, но число куста­рей сокращалось. К концу 70-х гг. выявилась важнейшая осо­бенность развития российской хлопчатобумажной промышлен­ности - высокая концентрация производства, с одной стороны, и мелкие и мельчайшие мануфактурные производители, с дру­гой. В конце XIXв. появились гигантские по тому времени комбинированные предприятия Морозовых в Твери, Богород-ске и Орехово-Зуеве, Прохоровых - в Москве, Коншиных - в Серпухове, на которых могли работать более 5 тысяч человек. Продукция хлопчатобумажных фабрик была доступна по цене большинству населения. Правда, отрасль работала хорошо только по российским меркам.

В начале 1890-х гг. в обществе для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности в России был за­слушан доклад представителя товарищества Никольской ману­фактуры "Савва Морозов, сын и К0" Т. Д. Анофриева с обстоя­тельным разбором причины огромной разницы себестоимости бумагопрядильного производства и производительности труда в английской и российской хлопчатобумажной промышленности. Автор пытался показать преимущества интенсивных форм и труда. На одного английского рабочего приходилось 326 ме­ханических веретен и заработок при 10-часовой денной работе составлял 329 рублей 34 копейки в год. На российских же бумагопрядильнях число веретен на смену рабочих составляло до 80 штук, а заработок при 12 часовом рабочем дне - 136 рублей в год. Вывод свидетельствовал о том, что в России оплата труда рабочих в 3,4 раза меньше, а численность рабочих в 4,1 раза больше.1 Российская текстильная буржуазия, защищенная от иностранных конкурентов стеной высоких покровительствен­ных таможенных пошлин, извлекала огромные прибыли при низком органическом строении капитала, широко используя полукрепостнические приемы эксплуатации труда. Так, на Ни­кольской мануфактуре в 1879 г. "чистая" прибыль на основной капитал достигала 35,5 %, что в несколько раз превышало сред­нюю норму прибыли передовых английских фабрик. В отличие от западноевропейских стран, где введение машинного произ­водства сопровождалось резким падением цен на фабричную продукцию, в России крупный капитал использовал выгоды охранительного таможенного протекционизма и назначал мо­нопольно высокие цены. На прядильном рынке ведущие пози­ции принадлежали дому "Кноп и К°", владевшему мощной Кренгольмской мануфактурой. Три раза в год ездил старый Кноп в Москву, чтобы установить цену на пряжу. Никто не продавал товара, прежде чем Кноп не назначал цену.

Рассматривая различие между английской и русской хлопчатобумажной торговлей, немецкий экономист Шульце-Геверниц (1864- 1943) писал, что "...в Англии готовая пряжа продается за наличные, по колеблющемуся ежедневно курсу на Манчестерской бирже; в Москву прядильные фабриканты за­продают свой будущий товар в кредит, часто на целые месяцы вперед по установленным ценам". Эти отсталые формы торгов­ли были характерны для периода первоначального накопления и начальной эпохи промышленной революции, когда господ­ствовал неэквивалентный обмен. Торговые спекуляции явля­лись важнейшим фактором в механизме извлечения прибыли российского капитала, чему способствовала хроническая ин­фляция в финансовой системе царской России, особенно в 1860 - 80 гг. Можно лишь повторить, что экономика больше страдала не от капитализма, а от его неразвитости, спутанности пережитками патриархальности и общинности, неадекватности самому себе.

Противоречия российской промышленности отражались на положении и облике самих предпринимателей; вернее, поставленная в неопределенные условия буржуазия, исходя из своих понятий, создавала тот тип экономических отношений, кото­рому благоприятствовали имеющиеся условия. В целом поли­тика царизма способствовала укреплению буржуазии, а капита­листы были заинтересованы в сохранении абсолютизма -источника льгот и привилегий. Но мелочная опека со стороны правительства создавала потенциальную, а иногда и реальную угрозу стабильности положения буржуазии: оно зависело не от предприимчивости, а от умения приспосабливаться и обходить препятствия, "договариваться".

К концу XIX- началуXXвв. буржуазия становится самым экономически могущественным классом, и политическая бес­правность и зависимость все больше беспокоит наиболее ак­тивных и крупных представителей третьего сословия. Буржуа­зия постепенно приходит к мысли, что, получив реальную власть, хотя бы на местах, она лучше защитит свои интересы, чем бюрократическая машина центральной власти. Складыва­ются и основные требования буржуазии: пересмотр налоговой системы, при которой собственность буржуазии была бы обло­жена налогом одинаково с дворянской; устранение правитель­ственной регламентации предпринимательской деятельности; ликвидация или сокращение казенного хозяйства; увеличение роли самой буржуазии при разработке экономических программ по стимулированию частного предпринимательства. После по­ражения Столыпина октябристы1 сделали главными, требова­ниями расширение прав городского и земского самоуправления и распространение земства на неземские губернии при сохра­нении основ прежней избирательной системы (помещики - в земствах, буржуазия - в городских думах). Буржуазия просит уже свободы предпринимательства и действий, а не льгот. НаVIIIсъезде предпринимателей (1914 г.) обсуждались не только частные вопросы увеличения средств земств и городов, но и какой быть России - дворянско-помещичьей или буржуазной. Было осуждено казенное предпринимательство за счет налого­плательщиков и сделана попытка расследования деятельности синдикатов "Продамет", "Продауголь". Правительственный контроль за промышленностью вызывал все больший протест среди представителей буржуазных кругов. Например, подверга­лось критике правило обращаться за каждой покупкой земли в Совет Министров. В своей речи Рябушинский говорил, что приходится ездить в Петербург "на поклон, как в ханскую став­ку". "Если, - говорил с трибуны съезда Ю. Гужон, - торговля и промышленность будут находиться под гнетом полиции или полицейской идеи, то в России делать будет нечего", грозя ис­ходом частного капитала. Прямым вызовом власти звучали сло­ва Рябушинского о том, что "наша великая страна сумеет пере­жить свое маленькое правительство"1.

Но и среди промышленников, и особенно в среде помещи­ков были другие настроения и требования. Аграрии требовали расширения государственно-капиталистического хозяйства, призванного ограничить растущую мощь частного капитала, правый Совет съездов промышленности и торговли настаивал на том, чтобы правительство отказалось от "несвойственного власти и вредного для населения предпринимательства" и в то же время использовало казенные заказы в качестве "эконо­мического регулятора", обеспечивающего стабильный рынок сбыта для отечественной промышленности. Учитывая такие настроения, правительство старалось отстранить обществен­ность не только от решения политических, но и социальных вопросов. Примером может служить поведение власти во время голода 1911 г., когда неурожай захватил примерно 20 губерний, в том числе и те, где было распространено хуторское и отруб­ное хозяйство. Царизм и сам оказался застигнутым врасплох, и не давал общественным организациям придти на помощь. Ми­нистерство внутренних дел старалось отстранить от руководства продовольственной компанией даже правые земства. Прави­тельство препятствовало деятельности врачебно-санитарных пунктов Пироговского общества, не разрешало Вольному эко­номическому обществу сбор средств в пользу голодающих2. А недовольство обездоленных людей обращалось на "эксплу­ататоров", которые виноваты в народных бедствиях.

В общей политике царизм мог почти до конца игнорировать требования буржуазии, но в экономической политике - уже нет. За отпущенное ей историческое время российская буржуазия в относительно благоприятных условиях постреформенного времени сумела создать свои сословные организации, которые могли бы стать опорой отстаивания ею своих интересов, на что она имела право точно так же, как любая другая социальная группа.

С самого начала до конца деятельность сословных органи­заций буржуазии была не вполне самостоятельной. Допуская создание тех или иных учреждений, государство осуществляло чиновничье-бюрократическии контроль и вмешательство в их внутренние дела. Сначала общества допускались с четко огра­ниченным кругом обязанностей, с решением конкретных во­просов: это купеческие и биржевые общества, полуказенные предпринимательские совещательные учреждения, органы ярмарочного управления и т. п.; позднее стали появляться отраслевые совещания и представительные организации пред­принимателей - советы съездов и общества капиталистов. Значительную роль в послереформенный период играли ку­печеские общества, сначала как сословные, а потом переплета­ясь с интересами государственной политики. В этот же период большую роль в регулировании предпринимательской деятель­ности играли биржевые комитеты, избираемые членами бирже­вых обществ. После реформ изменяются уставы Московского (1870), Петербургского (1875), Рижского (1886) комитетов. Им были даны права принимать любые решения в рамках бирже­вой организации. В отличие от Западной Европы, "...в силу исторически сложившихся условий русской действительности наши биржевые комитеты являются не только органами, заве­дующими биржами как местами биржевого торга, но и сове­щательными учреждениями торговли и промышленности", -это признавали сами капиталисты, которые не надеялись на создание торгово-промышленных палат по образцу Западной Европы. Капиталисты предпочитали биржевые комитеты еще и потому, что даже прогосударственные мануфактурные и коммерческие советы в городах с 70-х гг. практически пере­стали действовать, так как не имели самостоятельности.

По инициативе самих предпринимателей, особенно А. П. Ши-пова, в Петербурге в 1857 г. создано Общество содействия русской промышленности и торговле. Через год в нем было уже 517 членов, результаты заседаний отражались в "Торговом сбор­нике", ежегодно выпускались "Труды Общества". С 80-х гг. к деятельности Общества присоединились москвичи. Здесь реша­лись исключительно практические вопросы, торговли и промыш­ленности. Те же утилитарные вопросы решались на Всероссий­ском съезде промышленников и торговцев: железнодорожное строительство, пошлины, тарифы и т. д.

В 80-е гг. по стране возникают отраслевые промышленные общества. Кризис перепроизводства конца XIXв. требовал ус­тановления более гибких отношений с Министерством финан­сов. Съезды горнопромышленников обсуждали вопросы орга­низации кредита, условий сбыта товаров, сборов, содержания учебных заведений. "Внеуставные" направления деятельности в любой момент могли быть пресечены чиновниками. С 1875 г. собираются съезды судовладельцев, в 1888 г. - съезд мукомолов при Московском обществе сельского хозяйства. С 1864 г. изби­рается ярмарочный комитет Нижегородской ярмарки - до этого все дела решались ярмарочной конторой и администрацией. С 1880-х гг. ярмарочный комитет начинает действовать не только в сезон, но и круглый год. Но чиновники, которые санкционировали создание ярмарочного комитета, сами оказа­лись не у дел (инициатива наказуема). Вновь назначенные чиновники утвердили главного начальника, сохранялась и яр­марочная контора. Позднее ярмарочный комитет возвысил свои полномочия и стал выступать от имени всего купечества. Пре­делы самостоятельности подобных организаций определялись сохранением принципа абсолютизма. Либеральный царь Алек­сандрIIпоказал границы этой самостоятельности: "Прежде всего я желаю, чтобы правительственная власть была властью и не допускала никаких послаблений... стремиться к постепенно­му исправлению всех недостатков в нашей администрации... но при том не касаясь коренных основ монархического и само­державного правительства". В основном многочисленные и раз­личные по форме предпринимательские организации занима­лись мелкими повседневными вопросами, обладая совещатель­ными правами, ходатайствуя о привилегиях и уступках. Лишь некоторые представительства - Московский биржевой комитет, Нижегородский ярмарочный комитет - пытались выражать ин­тересы крупной буржуазии. Между тем правительство по-своему жалует отличившихся значительных оптовых торговцев и владельцев фабрик и заводов чинами, орденами и званиями. К середине 1860-х многие крупные купцы имели по' 3 -6 орденов. Это как бы приближало буржуазию к дворянству, но и задерживало формирование самосознания класса.

Становящаяся российская буржуазия стремилась не только организоваться на основе общих интересов, но и пыталась вы­разить эти интересы, сформулировать свои идеи и распростра­нить их хотя бы в своей среде, а также донести по возможности До более широких слоев общественности. В Центрально-промышленном районе первая известная попытка организации капиталистами собственных изданий принадлежала костром­ским предпринимателям-дворянам А. П. и Д. П. Шиповым. Исполнение этого дела они возложили на отставного профессо­ра Ф. В. Чижова, известного своими славянофильскими взгля­дами и связями. Он разработал программу издания газеты и журнала, призванных защищать интересы торгово-промы­шленных кругов. Программу Шиловы одобрили и собрали сре­ди своих единомышленников 30 тысяч рублей. Журнал "Вест­ник промышленности" стал выходить в 1858 г., испытывая ма­териальные затруднения, так как другие предприниматели участвовать в учредительстве не захотели. Журнал с восторгом принял отмену крепостного права: "Сколько выиграют от осво­бождения крепостного сословия торговля и промышленность, это невозможно даже исчислить"1. При помощи владельца Са­ратовской железной дороги Г. Марка удалось наладить выпуск газеты предпринимателей "Акционер", которая была впослед­ствии приложением к славянофильской газете "День", изда­ваемой И. С. Аксаковым. В ней помещались общие эконо­мические статьи, а в "Акционере" - конкретного характера. К середине 1860-х издания перестают выходить в Москве.

В Петербурге с 1804 г. выходит "Торговый сборник". На его страницах популяризировалась идея создания торгово-промышленных организаций и борьба с фритредерством. В 1866 г. "Нижегородский ярмарочный справочный листок" стал печатным органом ярмарки, а в 1808 г. появился "Ка­занский биржевой листок", который публиковал сведения о торговле, ценах и местной биржевой жизни. Но это не были популярные издания, они почти не оказывали воздействия на общественное мнение.

Новую газету на средствах московских предпринимателей Т. С. Морозова, И. А. Лямина, К. Т. Солдатенкова. П. Малю­тина выпускал И. С. Аксаков - "Москва" (и ее преемник "Мос­квич"). Газеты выражали идеи протекционизма, но также и идеи славянофильства и критики чиновников. Эти издания не понравились правительству, и газеты закрыли, что снизило в 1800 - 70 гг. интерес москвичей к собственному изданию.

В эти же годы в Петербурге занялся издательской деятель­ностью видный предприниматель В. А. Полетика, который в конце 1874 г. приобрел газету "Биржевые ведомости", а затем в 1879 г. переименовал ее в "Молву". Газета одно время даже имела либерально-радикальное направление, с тем и была за­крыта в 1880-х гг.

В конце 1870-х - начале 1880-х экономическую линию тор­гово-промышленной буржуазии и московских капиталистов в особенности выражал журнал "Московские ведомости" во главе с И. М. Катковым— либералом и защитником протекционизма. Но капиталисты решили создать свою газету "Голос Москвы", собрав 100 тысяч рублей. Инициатива издания принадлежала Т. С. Морозову. Однако редактор не оправдал надежд, и газета вышла бесцветной.

Определенную роль в распространении либерализма среди купечества сыграла газета "Русский курьер", основанная в 1880 г. владельцем завода искусственного шампанского, купцом Iгильдии Н. П. Лапиным. Давали купцы деньги и на издание журналов: К. М. Сибиряков в Петербурге - 20 тысяч ежегодно журналу "Слово", В. К. фон Меккв Москве - "Русским ведо­мостям".

Появляются отраслевые газеты, финансируемые купцами: "Вестник рыбопромышленности", "Горнозаводское дело", "Нефтяное дело" и другие. В газетах велась обширная полеми­ка по вопросу привлечения иностранного капитала в Россию. В целом самостоятельные издания предпринимателей не имели успеха, так как буржуазия была тесно связана с правительст­венными кругами, была очень разнородной, не осознавала себя единым целым.

Социально-политические взгляды буржуазии также умеща­лись в пределах официальной идеологии и традиционного ми­ровоззрения. 3. А. Кокорев (1817 - 89), русский капиталист, впервые из предпринимателей высказал умеренно-либеральные взгляды за отмену крепостного права. Идеи свободы слова, печати, совести, вероисповедания, развивавшиеся И. С. Акса­ковым, импонировали купечеству; особенно нравилась старооб­рядцам идея религиозной свободы. Сам Аксаков в доверитель­ном письме к Е. А. Черкасской в 1875 г. так характеризует ку­печество: "Просвещение или, пожалуй, только образование, европеизм врываются в эту среду могучими волнами, и Россия в скором времени изменит свой вид. Эта "почва невежества" была в то же время оплотом консервативным не в пошлом смысле, а в смысле хранительницы народного духа, исто­рических и религиозных преданий, бессознательной орга­нической силы. Теперь же образованные купцы - люди в пол­ном смысле новые... Старика для них не существует, исторического груза не слышат, с Церковью разрывают легко и даже не лицемерят. А влияние этого класса на народ несрав­ненно сильнее нашего, "господского" или дворянского".

Контрреформы 1870-х не приветствовались в кругах пред­принимателей, так как в результате усилилось администриро­вание. Но в целом купечество часто выражало верноподдан­нические чувства. Представители торгово-промышленных кругов приняли участие в "Святой дружине" и "Добро­вольной охране", созданных для охраны нового царя Алек­сандра IIIи борьбы с крамолой.

Вторая половина XIXв. отмечена постоянной борьбой про­мышленников за запрещение свободной торговли. В 1905 г. создан "Союз 17 октября", который поддерживал и отстаивал идеи Манифеста 17 октября; перед Первой мировой войной многие капиталисты разделяли идеи прогрессистов.1

Предприниматели недостаточно активно отстаивали свои интересы и недостаточно четко формулировали свои идеи, или отстаивали опорные идеи (протекционизма) не только по причине зависимости от власти, но и вследствие своей недоста­точной образованности и культуры. Как известно, предпри­имчивые люди рекрутировались из самых разных, часто низших слоев общества. Активная предпринимательская деятельность не оставляла времени для пополнения образования. Своего по­ложения эти люди достигали природным умом и колоссальной энергией, исключение составляли немногие. Ф. В. Чижов (из­датель газеты) так охарактеризовал главнейших предпринимате­лей Н. И. Путилова и В. А. Кокорева, которых он хорошо знал: "У обоих для достижения целей все средства позволительны: подкуп - их главнейший источник, потом ложь... одним сло­вом, тут ни о каком нравственном чувстве нет и помину... Ни одному слову ни того, ни другого нельзя дать веры ни на одну копейку". Он называет их "аферистами-предпринимателями," указав, что "Кокорев умнее Путилова, Путилов образованнее Кокорева". Эти справедливые, видимо, слова указывают не на изначальную испорченность представителей третьего сословия, а лишь на то, что в течение веков им не давали сложиться в оп­ределенную группу, приобрести экономическую устойчивость, выработать профессиональную этику, получить образование и передать дело с прибавлением заповедей поведения и ведения бизнеса. Большинство из них начинало с нуля, проходя труд­нейший путь, где все средства оказывались хороши.

Многие купцы, вступившие в сферу предпринимательства, не имели ни общего, ни коммерческого образования, некото­рые были неграмотны - вина это их или беда? Только С. П. Боткин, П. М. Третьяков и некоторые другие выделя­лись из этого ряда. Исследователь, специально изучавший переписку тверской ветви Морозовых, отмечал: "Право­писание, далекое от норм тогдашней орфографии, сохраняет­ся в переписке на все время. Слабое знание правописания типично для обоих авторов".1

Кроме того, систематическое И современное коммерческое образование получить в России не было возможности. Крупные предприниматели отдавали своих детей в частные пансионы, а потом отправляли за границу. Дети богатого московского купца Щукина (племянника известного ученого С. Д. Боткина) школьное обучение получали сначала в Выборге, где препода­вание велось на немецком языке. Затем они воспитывались в Петербурге в частном пансионе Гирса (в одно время с С. И. Мамонтовым). Занятия в пансионе дополнялись домаш­ней подготовкой (по русскому и математике), посещением уни­верситетских лекций Костомарова, Киттары, Лесгафта и других процессоров. Затем П. Л. Щукин был отправлен родителями в Германию для практического изучения коммерции в одну из оптовых фирм (одновременно с В. И. Гучковым) потом в Лион, где два года он служил у Р. Д. Варбурга. Длительное профес­сиональное обучение прошли дети А. Морозова. Д. А. Морозов на длительный срок был направлен в Англию, где побывал, судя по его отчету, в нескольких десятках городов на 150 фаб­риках. И. С. Аксаков, хорошо знавший русское купеческое обще­ство, вновь затрагивал тему в письме к Е. А. Черкасской: "Теперь у купцов... - классическое образование, и всех своих цыплят они направляют в классические гимназии. Не только Морозов Тимо­фей Саввич, но даже какой-нибудь Щенков, торгующий в Гос­тином дворе... и тот стыдится "реального" образования". Среди купцов к концу XIXв. усиливалась тяга не только к образова­нию, но к университетскому курсу. В это время историко-филологический факультет Московского университета закончили А. И. Гучков и М. А. Морозов.

Предприниматели не только получали образование сами, но и поддерживали, некоторым образом, профессиональные учебные заведения. Московское купеческое общество взаим­ного кредита, созданное в 1868 г., 5 % чистой прибыли ежегод­но выделяло на содержание Московской практической акаде­мии коммерческих наук. До этого Академия существовала на пожертвования отдельных купцов. Но купцы хотели, чтобы она давала знания, соответствующие высшему образованию. Стар­шина Московского купеческого общества Бостанджогло в 1872 г. на собрании выборных заявлял, что "развитие и вос­питание, доставляемое этими учреждениями, при настоящих условиях, недостаточно", что "для наших молодых людей в на­стоящее время необходимы образование и права, приобретае­мые в высших учебных заведениях". В докладе отмечалось, что введение всеобщей воинской повинности также должно стиму­лировать стремление купечества к высшему образованию, так как лица, имеющие дипломы, получали льготы при прохожде­нии действительной службы в армии. В данном случае купцы вынесли решение о необходимости принять меры к учреж­дению на средства купечества высшего учебного заведения. Осуществить это решение удалось лишь в XXв-.

Со стороны власти большое внимание совершенствованию среднего и высшего образования, коммерческого и тех­нического, уделял С. Ю. Витте. При нем были разработаны принципы такого образования: централизовать заведование су­ществующими учебными заведениями в Министерстве финан­сов, сообразовать программы с практическими нуждами стра­ны, увеличить число этих учреждений и расширить их финансирование предпринимателями^Но, как обычно, именно с финансированием были трудности. После 1881 г. в России открылось лишь одно - Харьковское коммерческое училище.1

К концу XIXв. "русское купечество... осознало с полной ясностью важность и необходимость специального образова­ния". Оно было готово и финансировать деятельность соответ­ствующих учебных заведений, однако при условии подчинения их Министерству финансов. Одной из причин стало недоволь­ство непрактическим направлением учебных программ в ведом­стве Народного просвещения. В соответствие с ходатайством С. Ю. Витте в Государственном совете заведование коммер­ческими учебными заведениями в империи было возложено на Министерство финансов. В связи с этим была активизирована деятельность отдела коммерческого образования в составе Де­партамента торговли и промышленность. Промышленники и торговцы начали более охотно давать средства на устройство и поддержание своих коммерческих училищ, так как им было дано больше прав в самостоятельном учреждении коммерческих школ и управлении ими.

Конкретным воплощением программы образования Витте стала организация трех политических институтов - в Петер­бурге, Варшаве и Киеве, которые он называл "коммерческими и техническими университетами". Больше внимания в 1890-х было уделено улучшению дела выдачи привилегий на тех­нические изобретения, организацию Службы мер и весов и уст­ройства промышленных выставок, а также участию России в международных выставках. В 1900 г. был образован в составе Государственного совета Департамент промышленности, наук и торговли, первый новый департамент с момента образования Государственного совета в начале XIXв. Сложность управления торговым и промышленным хозяйством возрастала, а сущест­вующее административное управление не соответствовало этой сложности, поэтому следующим шагом образования должна была стать подготовка управленцев для торговли, что могло бы стать делом ближайшего будущего.

Трудным вопросом в развитии российского предпринима­тельства, особенно во второй половине XIXв. - началеXXв., был вопрос взаимоотношения с наемной рабочей силой. Учитывая достаточную освоенность этой проблемы, следует обратить внимание не на противостояние, а на попытки согла­совать интересы предпринимателей и рабочих. Во второй поло­винеXIXв. после реформы увеличилось предложение свобод­ных рабочих рук, а, значит, снизилась их цена; появилась конкуренция со стороны женщин и детей.

Основными проблемами в положении рабочих были сле­дующие:

1) понижение реальной заработной платы;

2) длинный рабочий день. В Виленском фабричном округе в 1885 г. инспекция констатировала как обычное явление для ко­жевенных заводов 13-часовой рабочий день, в текстильной промышленности - 16-часовой. На спичечных фабриках ра­бочий день летом начинался с восходом солнца и заканчивался с закатом. В прядильнях и ткацких фабриках Иваново-Вознесенска и Шуи рабочий день составлял 12 часов, на ситце­печатных - 13,5 - 15 ч., а со сверхурочными - 18 - 20 часов. На золотых промыслах Сибири и Урала в 60-х гг. рабочий день часто превышал даже 15 часов, норму, установленную законом 1838 г. Практиковалась ночная работа;

3) высокие штрафы, - например, на заводах Юза в 1880-х гг. они составляли 1/3 часть заработка;

4) система оплаты товарами через хозяйские лавки;

5) сроки расплаты - только на 11,5% фабрик применялся еженедельный срок расплаты, на 4,4 % - 2 или 3 раза в месяц, 40,7 % - ежемесячно; 43,5 % - в неопределенный срок;

6) ужасные гигиенические условия работы и жизни; травмы без возмещения, профессиональные заболевания;

7) во время кризисов рабочих увольняли массами.

Несмотря на многообразие причин плохого положения ра­бочих, в 4 случаях из 5 поводом к конфликту являлись вопросы заработной платы.

Особенностью русского рабочего движения было то, что стачки увеличивались в периоды подъема и уменьшались в пе­риоды кризиса и застоя, тогда как на Западе было наоборот. Логика такова, что в период подъема легче достичь целей, и вообще всякая либерализация в России усиливает активность народа. В постреформенное время стачки были в основном мирные, меньше погромов зданий и массового терроризма, чем позднее. В активизации рабочих большую роль играли револю­ционеры.

Еще в 1880-е гг. наблюдался организованный характер стачек. Например, чрезвычайно организованной и планомерной была стачка на Никольской мануфактуре Саввы Морозова (1886 г.). Ей предшествовала агитационная деятельность ра­бочих - Мосеенко, Волкова и Иванова, которые являлись и ру­ководителями самой забастовки. План стачки был разработан на предварительных собраниях влиятельных рабочих. Прибыв­шему в начале стачки губернатору Волков, в качестве делегата, предъявил тщательно разработанные требования стачечников, которые требовали возвращения штрафов за несколько лет, нормировку их в будущем, регулирование браковки товара, представительство рабочих старостами. Вожди забастовки ста­рались поддерживать среди рабочих полный порядок, произо­шедший 9 января погром был делом безработных и хулиганов. Арест Волкова вызвал попытку отбить его силой. Стачка за­кончилась двумя судебными процессами и высылкой 600 рабочих, но тетрадь требований, предъявленных Волковым, послужила материалом для последовавшего фабричного законо­дательства.

Значительная организованность видна в Иваново-Возне­сенской забастовке в сентябре 1885 г., в которой участвовало 6 тысяч рабочих пяти крупных фабрик, по-видимому, предва­рительно сговорившихся между собой. Поводом послужило введение на фабрике 9-часовых смен ввиду только что издан­ного закона, воспретившего ночную работу женщин. При сдельной оплате это означало падение заработка, и рабочие требовали повышения расценок, чего и добились. Организо­ванной была стачка 70 еврейских ткачей в Белостоке, про­изошедшая еще в декабре 1682 г. Она проходила при органи­зованной поддержке со стороны не бастовавших еврейских рабочих, которые обложили себя определенным сбором в пользу стачечников, и при бойкоте мест стачечников со сто­роны ткачей-немцев. Стачка была выиграна благодаря этому обстоятельству.1

Правительство Александра IIIобратило на рабочий вопрос усиленное внимание. 1880-е гг. послужили началом развития русского фабричного законодательства. Проекты по запрещению ночной работы и регламентации детского труда встречали сочувствие со стороны некоторых крупных фабрикантов. Но ос­новная масса фабрикантов не хотела вмешательства государства в фабричные дела. Капиталисты ссылались, например, на благоде­тельность физического труда для детей, отвлекающего их от праздности. Предприниматели были против контроля ревизоров из-за их злоупотреблений. Оппозиция фабрикантов привела к крушению проектов. Положение рабочих на казенных фабриках и заводах в 1860-е гт. уже было урегулировано рядом правил, ко­торых не знали их собратья в частной промышленности.

В 1885 г. наблюдались общие волнения из-за неурегулиро­ванности отношений рабочих и капиталистов. В результате был принят закон об освобождении детей и женщин от ночного труда; мужчины также хотели освобождения от ночного труда. В 1892 г. после крупных беспорядков в Москве и Влади­мирской губернии была подготовлена записка министра фи­нансов, которая предписывала оплачивать работу не реже од­ного раза в месяц, запрещала производить расплату купонами и товарами, запрещала вычеты для уплаты долгов рабочего кон­торе на покрытие расходов по врачебной помощи, за освеще­ние, пользование орудиями труда. Позднее какие-то положения закреплялись, входили в норму, за другие еще предстояли переговоры и борьба. Но и этот опыт показывает, что путь договоров не так уж неперспективен, что отношения предпринимателей и работников регулируются очень сложно и постепенно, что каж­дая из сторон имеет свои аргументы и свои сильные и слабые стороны. Сначала переговоры с рабочими шли через правитель­ство, а с начала XXв. - и непосредственно с предпринимателями.

В 1895 - 1904 гг. стачечное движение заканчивалось победой рабочих в 28,2 % случаев; победой фабрикантов - в 45,4 %; ус­тупками и компромиссом - 21,6 %; остальные неизвестны. Главные победы рабочих лежали в сфере законодательного ре­гулирования условий труда. В конце XIXв. отношение к ра­бочему движению меняется как у предпринимателей, так и у государства. В 1895 г. московские фабриканты предложили урегулировать рабочее время, так как это выгодно и благопри­ятно отразится на производительности труда. Тем не менее правительство медлило с принятием закона. И когда вспыхнула стачка в Петербурге в 1896 г., правительство дало понять ра­бочим, что их выступление не окажет никакого влияния на за­конодательство. Владельцы петербургских бумагопрядилен предложили немедленно ввести 11,5 часовой рабочий день на своих фабриках, но это было отклонено Министерством фи­нансов. Постепенно владельцы предприятий начинают пони­мать, что договор и хорошие условия для рабочих обходятся, в конечном итоге, дешевле, чем конфликт с ними. В сторону та­кого договора и нужно было прилагать усилия. Отношение к рабочему движению было достаточно сложным, и в условиях кризисов дело часть доходило до столкновений. В 1903 г. в борьбе с рабочими выступлениями используют армию, но в это же время совершенствуется рабочее законодательство. Принят закон о вознаграждении рабочих, пострадавших от несчастных случаев, дано разрешение рабочим выбирать старост.

Очень интересным были опыт и идея так называемого "по­лицейского социализма" в России. Начало было положено предложениями начальника Московского охранного отделения С. Зубатова. В записке Департаменту полиции в сентябре 1900 г. он предлагал правительству: "...надо прикармливать ра­бочих", "обезоруживая массы путем своевременного и неустан­ного... улучшения их положения, на почве их мелких нужд и требований". Девизом внутренней политики, по его мнению, должно быть "...поддержание равновесия среди классов, злобно друг на друга посматривающих"1.

В мае 1901 г. в Москве была создана организация "Об­щество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве", где начались регулярные воскресные встречи рабочих. Здесь читались лекции и проводились диспуты на те­мы жизни рабочих. Это собрания прозвали "зубатовским пар­ламентом". Появился совет "зубатовских организаций", члены которого получали жалованье в охранном отделении. Но по­пытки Зубатова вмешиваться в конфликты рабочих с фаб­ричной администрацией вызывали недовольство промышлен­ников. Фабрикант Ю. И. Гужон и Московский совет торговли и промышленности в 1902 г. подали жалобу на Зубатова в Ми­нистерство финансов. Конец карьере Зубатова положила все­общая стачка 1903 г. на юге России. Активное участие в ней приняли члены зубатовской организации. Зубатов был смещен и выслан во Владимир.

В начале 1860-х гг. наблюдалось увлечение просветитель­ской деятельностью, открытием воскресных школ, но школы были закрыты правительством, увлечение прошло, обучение сохранилось только у либеральных хозяев. В 1860-е гт. интел­лигенты основывают кооперативы, которые создаются по большей части в деревне, но возникают и в городе, среди низ­ших слоев буржуазии, иногда рабочих. Имущие классы и ин­теллигенция способствовали возникновению касс взаимо­помощи и больничных касс среди наемных рабочих. Возникает новый для России слой рабочих-интеллигентов. Интеллигенция влияла на распространение либеральных взглядов среди ра­бочих, развитие толстовства. В Петербурге были созданы круж­ки рабочих-толстовцев, где критиковали церковный догматизм и пропагандировали личное самоусовершенствование. В 80-е гг. наблюдалось развитие рационалистических сект из-за ра­зочарования в "классической" православной религии. В Москве и Петербурге распространилась секта уральского заводчика Пашкова1, а также штундизм2 среди рабочих.

В целом в отношениях предпринимателей и рабочих замет­ны те же недостатки русского капитализма - его неразвитость, незавершенность, стремление "подправить" его при помощи государственного вмешательства. Конфликты между работодателями и работниками возможны всегда, но каждая сторона должна осознавать свою зависимость от другой и возможность договориться. Только в интересах этого договора как-то оправ­даны жертвы, но не в интересах разрушения и углубления про­тиворечий. Кроме того, отношения рабочих и предпринимате­лей гораздо сложнее, чем просто отношения эксплуататоров и эксплуатируемых, они, например, могут выполнять какие-то общие функции в обществе, даже объединяться на основе об­щих интересов, например, по отношению к религии, городским проблемам, культуре. Рабочие могут искать другие духовные ниши, нежели противостояние с хозяевами - движения тол­стовцев, протестантов демонстрируют это.

Вторая половина XIXв. - началоXXв. продемонстрировали предпринимательскую деятельность в самом массовом масшта­бе. Очень трудно упомянуть не только о деятельности всех от­дельных предпринимателей, но и целых фамилий, создававших промышленность и торговлю России, а ведь именно усилия отдельных людей добавляли какое-то "дело" в экономику Рос­сии, которого до них иногда не существовало.

Владельцы крупнейших фарфоровых заводов миллионеры Кузнецовы ведут свою родословную от гжельского кузнеца. Терентий Яковлевич Кузнецов свое первое производство пус­тил в 1832 г. в Дулеве, затем построил большие предприятия в Тверской и Харьковской губерниях, а также в Риге. В 1870 г. на Всероссийской мануфактурной выставке кузнецовские из­делия удостоились золотой медали "за отличный по крепости и белизне массы и глазури фаянс и очень хороший как белый, так и нарисованный фарфор при дешевизне цен и обширйом производстве". В 1869 г. изделия товарищества Кузнецова по­лучили большую золотую медаль на Всемирной выставке в Париже, а с 1904 г. товарищество стало главенствовать в про­изводстве российской фарфоровой посуды.

Алексей Иванович Хлудов был одним из шести сыновей ткача-кустаря, проживавшего а начале XIXв. в деревне Акатово под Егорьевском. В детстве Алексей вместе с братьями и сест­рой выделывал на ручных станках тесемочный товар - пояса и кушаки, а также нанку - дешевую хлопчатобумажную материю. Дело быстро развивалось, и семья Хлудовых стала привлекать к работе окрестных кустарей, а в 1834 г. приобрела две лавки в Москве. Через два года братья решили устроить собственную бумагопрядильню, перейдя от ручного к машинному прядению. Место для фабрики выбрали в Егорьевске с недорогой землей, с рекой и окружающими густыми лесами, дававшими дешевое топливо, и, наконец, с квалифицированной рабочей силой - в Егорьевском уезде был развит кустарный ткацкий промысел. Чудовы вместо дешевых бельгийских бумагопрядильных стан­ков выбрали дорогое, но самое передовое для того времени анг­лийское оборудование. Алексей Иванович, заявив: "...будем богачами или пойдем с сумами", отправился в Англию, где по­добрал управляющего - умелого техника и организатора, кото­рый в Егорьевске стал обучать рабочих. Здешняя фабрика, пу­щенная в 1845 г., сразу же стала отличаться качеством пряжи, которая на Парижской выставке в 1607 г. удостоилась серебря­ной медали. Двумя годами раньше Хлудовы учредили в Ливер­пуле собственную контору, чтобы избавиться от посредничества британского предпринимателя Кнопа. Свое предприятие в Егорьевске Хлудовы непрерывно модернизировали и расширя­ли, в частности, без остановки производства вели реконструк­цию - к 3-этажному корпусу добавляли еще два этажа, стены выводили частями, с помощью домкратов поднимали фрагмен­ты крыши и по мере готовности этажей наполняли их машина­ми для организуемого здесь цеха бумажной пряжи. В 1870 г. Чудовы открыли в Егорьевске городское начальное училище, при фабрике - больницу для рабочих, а также библиотеку и читальню.

Уроженец Новгородской губернии Н. И. Путилов еще во время учебы в морском кадетском корпусе отличался своими математическими способностями и обратил на себя внимание знаменитого ученого М. В. Остроградского. После завершения учебы Путилов был оставлен преподавателем, но судьба Нико­лая Ивановича привела его в 1848 г. в Кораблестроительный департамент. В эту пору власти предпринимали безуспешные попытки наладить на единственном и к тому же убыточном машиностроительном и чугунном заводе в Петербурге строи­тельство из металла винтовых канонерских лодок для русского флота, состоявшего в основном из деревянных судов. Но этому прежде всего препятствовала нехватка квалифицированной ра­бочей силы, которой требовалось раз в 20 больше. Такое по­полнение обычно организовывали за счет иностранных ра­бочих, но в это время шла Крымская война, и рабочие не ехали в Россию. За строительство канонерок взялся Путилов. Он дос­тавил прядильщиков из города Ржева, где издавна производили пеньку, и организовал из них артели литейщиков, кузнецов, слесарей, молотобойцев. Каждую артель возглавил опытный мастеровой. Через 100 дней Путилов спустил на воду 32 ка­нонерки, мощностью от 90 до 100 паровых сил, каждая с тремя орудиями на борту. Немедленно ему выдали еще заказ, и через

9 месяцев Путилов спустил на воду еще 35 канонерок, 14 кор­ветов по 250 паровых сил, соорудил в Кронштадте три плавучих дока и ремонтные мастерские. Корабли, построенные Путило­вым, несколько десятков лет ходили по Черному, Средиземно­му морям и в Тихом океане. Путилов построил завод для про­изводства котельного железа в Петербурге, которое имело качество лучше, чем у английского предприятия Лоу-Мура. Од­новременно Путилов принимал участие в сооружении первого в России сталепушечного завода, который избавил Россию от закупки крупповских снарядов. В 1868 г. Николай Иванович приобрел завод и получил срочный заказ Николаевской желез­ной дороги на изготовление рельсов. Заводчик в течение

10 дней набрал 1500 охочих людей, расписал их по необходи­мым специальностям, выделил каждой артели опытного масте­ра, и через 18 дней началось производство железных рельсов со стальной головкой. В конце жизненного пути Путилов постро­ил в Петербурге Коммерческий порт1.

Частная предпринимательская активность проникала и в та­кое важное для государства дело, каким было производство оружия, причем не только в столицах, но и в глухой провин­ции. Ружья на Ижевском заводе начали выпускать в конце 1670-х гг. Часть ружей изготавливалась на частных фабриках и надомниками-кустарями, которые сдавали свою продукцию фабрикантам.

Сравнительно крупными фабрикантами были отец и сын Петровы, Евдокимов, Березин. Наиболее преуспевающим среди них был И. Ф. Петров, в прошлом рабочий заточной мастер­ской Ижевского оружейного завода. Начал он с изготовления некоторых деталей ружей у себя на дому. Постоянно расширял свое производство и в 1860 г. построил в заречной части посел­ка Ижевского завода небольшую фабрику. Платя небольшую зарплату нуждавшимся мастеровым и умея выгодно продать ружья, Петров вскоре развернулся в крупного предпринимате­ля. Ему помогали в фабричных и торговых делах его четыре сына: они ездили по ярмаркам, бывали за границей, перенима­ли новинки ружейного производства.

Как правило, машинная обработка деталей производилась на фабрике, значительное количество ложей, замков и других частей изготовлялось кустарями-надомниками; окончательная сборка ружей, окраска и гравирование производились тоже на фабрике. Вся принадлежность к ружьям выписывалась из Мо­сквы. Петров имел и пороговой склад, продавая порох своим конкурентам - Евдокимову, Березину, а также охотникам. По индивидуальным заказам делали дробовые ружья, а также кремневые для невзыскательных охотников - приверженцев старины. Вместе с ружьями своей фабрики Петров продавал продукцию кустарей-надомников и мелких ижевских предпри­нимателей. Но главным предметом бойкой торговли были ру­жья и револьверы, закупаемые за границей, в Германии и Бельгии. Они продавались, по желанию, частным лицам в Ека­теринбурге, Омске, Нижнем Новгороде, на Кавказе, где фабри­кант имел свои магазины. Успеху торговли способствовала ши­рокая реклама в виде красочно иллюстрированных каталогов и прейскурантов, плакатов, объявлений в газетах, почтовых от­крыток и заготовленных писем с просьбами о высылке прей­скурантов. При этом, чтобы показать товар лицом, использова­лись различные средства. Так, сын фабриканта Василий на прейскурантах своей мастерской, выделенной ему отцом, печатал изображение фасада казенного завода и утверждал, что "многие прейскуранты ведут к заблуждению, к истине же толь­ко один - Василия Петрова".

Но как бы то ни было, Петров-старший являлся незауряд­ным специалистом-ружейником, умел подобрать квалифици­рованных рабочих и выпускал действительно добротные ру­жья. Они считались лучшими из продукции частных фабрик. Непосредственно на фабрике Петрова в 1890 гг. работало до 230 человек.

Вторым крупным фабрикантом в Ижевске был А. Н. Евдо­кимов. На фабрике Евдокимова изготовляли одноствольные и двуствольные шомпольные охотничьи ружья и ружья централь­ного боя, переделывали ружья Бердана и Крыка, а больше все­го, как и у Петрова, собирали заграничные, закупая их части. Рабочих было на фабрике 70 человек, и около 40 надомников. Третий из ижевских фабрикантов, И. М. Березин, много лет работал на казенном заводе, а с 1870 г. организовал обработку оружейных деталей на дому и позднее основал оружейную фаб­рику по соседству с Евдокимовской. У Березина была еще не­большая фабрика ковкого чугуна, на ней отливались ствольные коробки, крючки, скобы, курки. Березин, как и его коллеги, с 1914 г. имел большие заказы от Ржевского казенного завода, на которых нажил немалый капитал. Были и более мелкие предприниматели. В 1690 г. ружья Евдокимова экспонировались на Казанской научно-промышленной выставке, где заслужили по­хвальный отзыв и серебряную медаль. В 1907 г. на Европейской выставке в Брюсселе высокую оценку получили ружья Петров­ской фабрики1.

Постреформенное предпринимательство способствовало бас­нословному обогащению буржуазии. Так, "Товарищество неф­тяных производителей братьев Нобель" возникло с акционерным капиталом в 3 миллиона рублей, а уже в 1884 г. основной капи­тал предприятия составлял 26,7 миллионов рублей.

После реформы происходит разделение знаменитой семьи Морозовых на четыре ветви, которые поддерживали родствен­ные и финансово-экономические связи. Товарищество ману­фактур С. Морозова было учреждено в 1873 г. с основным ка­питалом в 5 миллионов рублей, ежегодно на развитие отчи­слялось не менее 20 % чистой прибыли. Некоторые суммы из чистого дохода ежегодно списывались в награду служащим, на благотворительные цели. За 20 лет, в основном за счет капита­ловложений из прибыли, компания увеличилась более чем в 6 раз, 3 миллиона рублей принесло участие в покупке Москов­ско-Курской дороги и т. д. Аналогичное положение наблюда­лось и в товариществе мануфактур В. Морозова, основанного в 1882 г. с основным капиталом в 5 миллионов рублей. К 1899 г. его стоимость увеличилась в 3,5 раза, в дивиденд выдано 10,7 миллионов.

Семьи Морозовых принадлежали к старообрядчеству, в них царили патриархальные нравы, но тем не менее их потребности расширялись. М. А. Морозов потратил в 1891 г. столько, сколь­ко заработали 1035 рабочих на его мануфактуре в Твери. Но даже самый широкий образ жизни не мог поглотить всех дохо­дов московских миллионеров. Эти средства вкладывались в коммерческие банки Москвы, Петербурга и за границей. К крупной буржуазии относились и владельцы доходных домов, они были выходцами из различных сословий. Например, граф Шувалов в конце XIXвека основную часть состояния вложил в 6 домов в Петербурге.

Среди миллионеров очень много было иностранцев - Брод­ские, Масс, Раляй, Кнопы, Вогау, Блиох, Кроненберг и другие. На железнодорожных концессиях разбогател П. Г. Дервиз, он оставил наследство в акциях железных дорог, купоны которых ежегодно давали около 3 миллионов рублей дохода.

Даже московские предприниматели в конце XIXв. жили замкнуто и традиционно, особенно купечество, и особенно в старообрядческих семьях. ФилософXIXв. Б. Н. Чичерин от­мечал: "Купеческое большинство было вообще невысокого уровня. Образование было очень мало, и участие к обществен­ному делу еще меньше". Сохранялись обычаи в обращении со старшими. Д. А. Морозов в письмах из Англии называл своего старшего брата на "Вы" и всячески подчеркивал зависимость своих решений от брата и матери: "Патриархальность, почти­тельность и даже робость пред старшими, опека над младшими членами семьи сквозят через строки писем"1.

Есть и другие мнения о купцах-старообрядцах. П. П. Шиба­нов, принадлежавший к старообрядческой купеческой семье, писал 5 ноября 1886 г. в своем дневнике: "Я не только не вижу вокруг себя идеалов, но чрезвычайно редко встречаюсь даже с посредственностью. Везде грязь, мерзкая продажная грязь... Есть и хорошие люди, да они далеки от меня, не принадлежат к тому обществу, в котором я имею несчастье общаться. Жалкие Силины, Шестаковы, Большаковы, Шиваревы... Один, забывая совесть и стыд, стремится нажить побольше денег... Другой -вор... А все под прикрытием благочестия скрываются, крепко держат на своем преступном челе марку ярого христианина". В подобном роде можно написать о каждом слое общества, у ка­ждого свои специфические и общие пороки, тем более, что многие купцы, предприниматели вышли из других сословий, чаще из низов. Весь народ нуждался в улучшении нравов - об этом говорили физиолог И. Д. Павлов в лекциях о русском ха­рактере, А. Бунин в "Окаянных днях", Д. С. Мережковский.

Разгульный образ жизни некоторых купцов известен по произведениям А. Н. Островского. На особо отличившихся в этом смысле накладывалась опека. 10 лет под / ней находился Н. Н. Хлудов, образ жизни которого так характеризовался в журнале Московской купеческой управы: "Безнравственность Хлудова главным образом проявляется в том, что он уже не­сколько лет почти постоянно предается пьянству и разгулу с приятелями и женщинами легкого поведения, через это силь­но расстроил свое состояние и здоровье, но, несмотря на это, продолжает проживать таким образом и остальной капитал".

В начале XIXв. возникло Московское купеческое собрание, членами которого были представители крупнейших предпри­нимательских фамилий - Абрикосовы, Боткины, Варганы, Губонины, Крестовниковы, Коншины, Прохоровы, Рябушинские, Третьяковы, Хлудовы. Посещали его и князья Волконские, Долгорукие, Оболенские, Урусовы, Апраксины, Трубецкие и т. д. Купеческие клубы появились и в других городах, царская администрация регламентировала деятельность этих клубов. Малейшие изменения требовали утверждения властей. Не толь­ко драматические представления, но и маскарады допускались с разрешения начальства.

В. М. Голицын писал о развлечениях русской буржуазии: "Много по Москве ходило рассказов об эпических пиршествах в этих заведениях ("Яр", "Юла", "Эльдорадо" в Петровском парке, "Золотой якорь" в Сокольниках и пр.), герои которых вполне воспроизводили типы, столь картинно изображенные Островским в его бессмертных комедиях. Говорили о разбитой посуде на сотни и тысячи рублей, о мытье полов шампанским, о издании неоткупоренных бутылок на улицу".

Крупные нижегородские купцы-старообрядцы Башкиров и Зарубин в 1867 г. находились под следствием - один за избие­ние поручика, а другой за беспорядок в общественном месте. В переписке капиталистов; уехавших за границу, значительное место отводится развлечениям. А. Вертинский пишет: "Перед нами проходят длинные и подчас скучные описания кутежей, пирушек, попоек, устраивавшихся в Англии. Большое место в переписке занимают женщины, воспоминания о мимолетных встречах, о том разврате, который шел широкой волной во вре­мя поездок за границу"1.

Особенно гуляли купцы на Нижегородской ярмарке. Это даже вызывало протесты жителей Канавинской слободы, около которой размешалась территория ярмарки. В 1891 г. кинешем-ский купец А. Ф. Морокин на заседании ярмарочного комитета высказал мнение, что "под влиянием излишне выпитого вина" купцы растрачивают большие суммы "на арфисток", от обще­ния с ними имеют "ужасные последствия для здоровья", и предложил "не допускать хоров арфисток в гостиницах на яр­марке". В результате было принято решение о том, что в гости­ницах могли петь только мужские хоры.

Так под влиянием самых различных обстоятельств фор­мировалось новое сословие в российском обществе, обладаю­щее большей активностью, эффективностью, предприимчи­востью, но еще недостаточно образованное и определившее свои перспективные интересы. Несмотря на особенности образа жизни, обусловленные наличием больших капиталов, это люди своего дела, они развивали промышленность и торговлю России, вовлекали в производство многие слои населения.

Сравнительно новой для России формой предприниматель­ской деятельности являлось создание акционерных компаний, которые начали складываться в XIXв. Эта форма, с одной сто­роны, ограничивала предприимчивость отдельных людей, так как в компании они зависели от других компаньонов и должны были согласовывать интересы; с другой стороны, акционерная деятельность поднимала предпринимательство на более высо­кую ступень организации.

Акционерные предприятия стали активно образовываться после 1801 г. Если за полстолетия (до 1854 г.) число акционер­ных компаний достигло 16 с капиталом 20 миллионов сереб­ром, то в 1855 г. было уже 50 торговопромышленных, банков­ских, страховых, пароходных и железнодорожных товариществ; а в 1860 г. - уже 606 компаний с капиталом 271300 тысяч руб­лей. С активным акционерным учредительством были связаны фазы экономического подъема. Существенно возрастали собственные капиталы частных коммерческих бланков вместе со вкладами и текущими счетами, значительный удельный вес имели товарищества на паях, в которые стали реорганизовы­ваться многие крупные торговопромышленные предприятия, принадлежавшие представителям отечественной буржуазии (Морозовы, Кончины, Прохоровы, Рябушинские). Такая форма обязывала владельцев давать публичную отчетность, облегчила получение банковского кредита и в то же время позволяла со­хранять старый, "семейный" характер собственности и не до­пускать к соучастию посторонних лиц. Возможность "захвата таких компаний иностранцами была сведена к минимуму - для этого требовалось получить 51 % паев. За 1880 - 90 гг. было создано 383 компании, за 1893 - 1901 гг. - более тысячи. К кон­цу века в России было 105 иностранных торгово-промышленных предприятий, подведомственных Министерству финан­сов. Последовательная акционерная форма укореняется по пре­имуществу в промышленности Юга, в машиностроении, в электротехнической промышленности - в самых развитых районах и отраслях.

Администрация сковывала создание новых акционерных компаний. По словам одного из учредителей Московского ку­печеского банка - В. А. Кокорева, для утверждения устава по­требовалось два года и значительные материальные затраты, так как "...в Петербурге трудно хлопотать без издержек". Проект Положения об акционерных компаниях критиковался в перио­дической печати, например, "торговым сборником", "Вест­ником Европы". Орган московского купечества, газета "Акцио­нер" 1 января 1860 г. писала, что "запрещением новых акцио­нерных компаний общества не вылечишь". Правительство не хотело свободного акционирования, чтобы не утратить кон­троль над экономической жизнью, а также оно хотело защитить дворян от "пагубных" последствий предпринимательства в торговопромышленной, железнодорожной и финансовой дея­тельности. Считалось, что именно дворяне-предприниматели, как правило, малосведущие в коммерческих делах и плохо зна­комые с положением тех или иных отраслей экономики и со­стоянием биржи, могли стать, да и становились жертвами спе­кулятивного учредительства.

Акционерные компании и другие формы объединения предпринимателей при определенных условиях приводили к созданию монополий. До второй половины XIXв. в России существовала только одна монополия - государства. Установ­ление монополии частных (иногда вместе с казенными) фирм начиналась с соглашений торговцев о ценах, именуемых в то время "стачками". "Стачки" были характерны для крупной и мелкой торговли. В Москве весной 1864 г. крупные лабазни­ки, воспользовавшись распутицей, не позволявшей сельским торговцам подвозить продукты, подняли цену на ржаную муку на 1/3. В 1884 г. одесские мясники сократили убой скота, ог­раничили выпуск мяса на рынок и добились повышения на него цен. Такие факты имели широкое распространение. В некоторых "стачках" появлялись новые черты: соглашению о ценах сопутствует ограничение производства, возможное лишь в условиях его значительной концентрации.

Купцы, торгующие в Кяхте, регулярно заключали письмен­ные соглашения о том, во каким ценам "променивать" китай­цам российские товары и "рассчитывать" китайские товары, потом появился пункт об ограничении размера "промена" и решении производить закупки по частям. Ввиду несогласия некоторых торговцев, оно получило обязательную силу после утверждения Министерством финансов.

Все сколько-нибудь значимые отрасли внутри ярмарочной торговли были "монополизированы" еще накануне реформы 1801 г. В официальном "Очерке Нижегородской ярмарки", ут­верждалось: "Дух монополии до такой степени распространен на Нижегородской ярмарке, что новому человеку, не принад­лежащему к обществу "макарьевских торговцев", трудно и почти невозможно торговать там, если он не захочет или не сумеет войти в стачку с прочими". Главными покупателями у заводчиков и продавцами на ярмарке оставались Пастуховы, Кони, Рукавишниковы. В начале 1870-х цену начали диктовать заводчики Урала.

Были соглашения и в бумагопрядильной промышленности. Торговый дом Л. Кнопа участвовал в строительстве многих прядильных фабрик (кредит, закупка оборудования в Англии и пр.) и приобретал некоторую часть паев вновь организуемых товариществ. В отдельных предприятиях Кнопы стали глав­ными хозяевами дела, в том числе они контролировали круп­нейшее в России хлопчатобумажное предприятие - Кренмгольскую мануфактуру, изготовлявшую самую дешевую пря­жу. Исходя из этого, Кнопы могли диктовать на рынке цены на пряжу. К 1880-м монопольное положение Клопов, по мере строительства и расширения фабрик в Центральном промыш­ленном районе и развития банковского кредита, было подорвано, зависимость от них других прядильщиков ослабла. Большое значение имел тот факт, что крупнейшие прядиль­ные фабриканты (Морозовы, Хлудовы и другие) стали уста­навливать, минуя Кнопов, ранее выступавших в роли посред­ников, прямые связи на американском и английском хлопковых рынках. В 1875 г. на Нижегородской ярмарке оп­товая торговля сосредотачивалась преимущественно в руках самих фабрикантов. В 1874г. они уменьшали выпуск пряжи, чтобы удержать высокие иены.

В 1887 г. состоялось соглашение сахарозаводчиков под руко­водством помещика-латифундиста и сахарозаводчика 3. А. Боринского, который, как говорилось в отчете деятельности Киев­ской биржи, "принял на себя громадный и тяжелый труд привес­ти сахарозаводчиков к соглашению нормирования выработки сахара". Подобное соглашение диктовалось тем, что принад­лежащие помещикам заводы устаревали и не могли конкуриро­вать с новыми и более крупными предприятиями, создававши­мися на современном техническом уровне.

В начале 1890-х гг. горнопромышленники Урала договори­лись об организации централизованной продажи листового кровельного железа. В 1904 г. 13 заводов вошли в объединение картельного типа. Синдикат "Кровля" появляется лишь через несколько лет.

Пермскими солепромышленниками - Строгановыми, Аба-мелек-Лазаревым и другими - издавна заключались соглашения об условиях и размерах сбыта соли. К 1890-м гг. ввиду усилившейся конкуренции донецкой соли, начавшей проникать на традиционные для пермской промышленности рынки, такие соглашения становятся недостаточными. Но синдикат пермских солепромышленников так и не состоялся из-за трудностей с договорами и за неимением связей в Министерстве финансов, так как именно Министерство финансов должно было утвер­дить устав.

Более высокие формы приобрел процесс монополизации в нефтяной промышленности. Тенденция к созданию трестов в этой отрасли появилась в 1880 - 90-х гг. Например, была создана фирма "Товарищество нефтяного производства братьев Нобель".

Перед первой русской революцией монополии становятся одной из основ хозяйственной жизни России. В российской промышленности сложились различные типы монополи­стических объединений. Это и сбытовые монополии типа кар­телей» и синдикатов, и тресты, и концерны - с развитием про­цессов вертикального и горизонтального комбинирования. Огромную роль в создании и развитии трестов и концернов играли банки. Банк становится инициатором соединения под­контрольных ему производственных предприятий. Всеми дела­ми руководили советы из представителей заводов-участников, во главе - управляющий, он председательствовал на совете, вел переговоры по получению заказов, распределял заказы между участниками, производил расчеты между ними.

Большинство первых российских монополий не пережило промышленного кризиса, но был накоплен организационный опыт. Новая широкая полоса монополизации началась после кризиса 1900 - 03 гг. Монополии стали возникать и в легкой промышленности, в фарфоровофаянсовом производстве, пи­щевой промышленности. Синдикаты часто выступали под фир­мой акционерных обществ или "товариществ для торговли" -"Продамет", "Продуголь", "Кровля", "Гвоздь", "Проволока", "Медь" и т. д. Одно и то же предприятие могло участвовать в нескольких сбытовых союзах. Любое общество могло быть об­разовано только по разрешению правительства, условия дея­тельности оформлялись в виде устава. В уставе должны были быть отражены следующие положения: цель образования, точное наименование и местонахождение, капитал компании, количество и номинальная цена акций и т. д. Эта видимая строгость учредительства оставляла большие возможности для злоупотреблений со стороны и чиновников, и предпринимателей, а также нарушало экономические законы и нормальный экономический процесс.

В начале XXв. в России утвердилась и наиболее сложная форма монополистического объединения, основанного на сис­теме участий, связывающим звеном которого являлась так на­зываемая холдинг-компания - держательская или контрольная компания, специально созданная для сосредоточения конт­рольного пакета акций объединяемых предприятий. В россий­ских условиях была найдена особая форма организации таких монополий. Роль холдинг-компаний российских объединений играли общества, учрежденные за границей. Крупнейшими мо­нополиями такого рода были Нефтяной трест (1912) и Та­бачный трест (1913).

Деятельность монополий предполагала определенную глас­ность, оглашение в соответствии с требованиями законов опре­деленного круга сведений об акционерных компаниях. Разви­тие капиталистических отношений повышало интерес к информации о промышленности, торговле, транспорте, банках. Сами капиталисты были заинтересованы в гласности, которая позволяла им рекламировать свою продукцию. Предпринимате­ли находили в прессе последние биржевые курсы и новости деловой жизни, акционеры - сведения об ожидаемых дивиден­дах, о возможности вложить средства, интеллигенция - статьи специалистов о новых явлениях в народнохозяйственной жиз­ни, обыватели - критику синдикатов, сведения о гигантских "заработках" магнатов финансового капитала и скандальные разоблачения их противозаконной деятельности. Газеты публи­ковали текущую хронику акционерной и коммерческой жизни, ежедневные биржевые курсы акций крупнейших предприятий, подробные отчеты о состоявшихся собраниях акционеров, соб­ственные прогнозы, оценки, комментарии, слухи.

Противоречие между юридическим запрещением и так­тической дозволенностью монополистических объединений "обусловило некоторые специфические черты отражения их деятельности в источниках. Газеты, достаточно широко осве­щавшие... факты подготовки и создания монополистических объединений, весьма скупо писали об их целях и характере дея­тельности". Мало писали и о государственномонополистическом капитализме. Даже термины использовались соответ­ствующие - не синдицирование и трестирование, а "орга­низация промышленности", "установление ближайшей деловой связи", "общность интересов". Централизация капитала в руках государства и концентрация в руках компаний означала двой­ную монополию, которая сочетала экономическую власть.

В целом в России монополии возникли гораздо раньше, чем свободное предпринимательство успело исчерпать себя. Моно­полии часто заменяли собой плодотворную форму организации предпринимателей и предприятий - акционерную компанию. Объединение капиталов и усилий полезно только в том случае, когда сфера деятельности не монополизируется; если же это происходит - следствием является застой и отставание. Это не­выгодно в конечном итоге ни предпринимательству в целом, ни самим монополистам. Поэтому государство может взять на себя обязанности регулирования этого процесса, создание антимо­нопольного законодательства.

Еще одной новой для России сферой частной предпринима­тельской деятельности является сфера финансов и кредита. К 1861 г. старые кредитные учреждения, частные вклады в ко­торые были ничтожны (Заемный банк, ссудные кассы и пр.), упраздняются. Вместо Коммерческого создается Государствен­ный кредитный банк на коммерческой основе - государство в очередной раз брало на себя организационную инициативу. Кредитные и учетные операции Государственного банка не сра­зу нашли признание в среде российского купечества, оно на­стороженно относилось к новым формам коммерческих опера­ций, - регулярному кредиту, чековому обращению, векселям и пр. И дело было не только в новых формах кредита и финансо­вых отношений. Привилегированное положение дворян осталось. Меры, объективно способствующие развитию капиталистических отношений (кредиты, субсидии), давали преимущество дворянст­ву и служили обогащению чиновников-бюрократов, а не произ­водителей.

До 1890 - 97 гг. Государственный банк был только ком­мерческим, но до 50 % средств тратилось на финансирование казенных нужд и помещиков, то есть непроизводительно. Про­тиворечила интересам промышленников и искусственная под­держка курса рубля на зарубежных рынках. Например, в 1876 г. была проведена "продажа" за границу - 60 миллионов рублем золотом. Операция обогатила посредниковбанкиров на 2 мил­лиона рублей и была проведена для того, чтобы дворяне, жи­вущие за границей, имели более твердый рубль. Из-за повышения курса на 60 миллионов рублей на столько же повысили для иностранцев цену на российское сырье: хлеб, сало, сырые ко­жи. От этого они "не пошли" за границу, и столько же мил­лионов золота не пришло из-за рубежа. Дальнейший отпуск золота для поддержания курса только ухудшает дело в том же самом направлении. Эти бессмысленные операции перио­дически повторялись.

С 1862 г., как известно, власти стали публиковать государст­венную роспись (бюджеты), через 5 лет - отчеты Государствен­ного контроля о поступлении и исполнении доходов и расхо­дов. Но качество этих отчетов не удовлетворяло предпри­нимателей. Известный экономист И. С. Блиох писал в 1862 г.: "...относительно доходов существует все та же административ­ная, чисто фискальная основа, доводящая податные классы... до истощения; в отношении расходов преобладает все та же без­отчетность действий, не допускающая действительного и серьез­ного, крайне нам необходимого, предварительного контроля...".

В 60-70 гг. стали возникать частные коммерческие уч­реждения. В Петербурге - Частный и Международный банки, в Москве - Купеческий, Учетный, Московское купеческое обще­ство взаимного кредита. В Московском купеческом банке из 90 пайщиков большинство составляли текстильные фабриканты. Особенно значительное участие имели С. П. Малютин и Морозовы, старый откупщик и железнодорожный подрядчик В. А. Кокорев, банкиры А. Л. Штиглиц, И. Ф. Утин, а также петербургские чиновники и специалисты.

Расширение сети кредитных учреждений сопровождалось увеличением размаха финансовых операций. В 1670 г. было 29 акционерных банков, 15 обществ взаимного кредита, 163 го­родских банка и 16 ссудносберегательных товариществ. Гос­банк имел 41 отделение в провинции. В 1880-х гг. в промыш­ленных городах складывается прослойка держателей государ­ственных ценных бумаг, акций, торгово-промышленных предприятий и банков, облигаций железных дорог и пр. В Москве в 1662 г. насчитывалось 1600 рантье из купеческого звания, 889 рантье крестьянского происхождения; многие дворяне жили за счет ренты.

Проникновение банковского капитала в промышленность сдерживали маломощность банков и возможность риска при крупных операциях. Больший интерес к финансированию про­мышленности стали проявлять крупные петербургские банки в начале 1880-х. Петербургский международный банк установил прочные связи с крупнейшими металлургическими заводами Брянским, Путиловским, Варшавским. Переход банков от кредитования промышленных предприятий к учредительноэмиссионной деятельности относится к более позднему времени. Сначала этот процесс имел стихийный характер и был связан с развитием промышленности, и только во второй по­ловине 1890-х гг. наблюдается переход "к руководству учре­дительно-эмиссионными операциями", положившими начало соединению банковского капитала с промышленным. Сращи­вание банков и промышленности первоначально приобрело форму эмиссионных консорциумов. Цель их - размещение эмитируемых ценностей или приобретение находящихся в обращении ценных бумаг для их последующей реализации. Консорциумы на некоторое время брали на себя функции управления пакетом акций, ради реализации которых, они создавались. Чем шире были учредительско-эмиссионные операции, тем сильнее ощущали они потребность в создании своего рода инвестиционных филиалов в виде общества для финансирования или промышленного банка. Таким образом, начала складываться "система участия", - между банками возникают сложные отношения.

Финансирование промышленных предприятий банками ве­ло к более или менее длительным связям между ними. У банка возникала определенная сфера интересов в промышленности, которую он как бы курирует. В сфере интересов одного банка нередко оказывались конкурирующие предприятия. Так, Петербургский международный банк был заинтересован в не­скольких металлургических, трех паровозостроительных пред­приятиях, двух электротехнических фирмах одинакового профиля. Банки в своих интересах стремились устранить кон­куренцию между предприятиями, в которых они принимали участие. Установив весной 1898г. контроль над Московским стеклопромышленным обществом, руководители Петербург­ского Международного банка сразу же принялись зондировать почву относительно возможности заключения соглашения меж­ду предприятиями, являвшимися основными производителями зеркального стекла в России. Кроме Московского стеклопромышленного общества, таких предприятий было два: Север­ное стекольно-промышленное общество и Русско-бельгийское общество для производства зеркального стекла. Довольно сложные переговоры завершились в 1899 г. подписанием со­глашения трех обществ о создании "Конторы по продаже производства русских зеркальных заводов".

Членами советов банков становились промышленники, а банкиры наблюдали за предприятиями. Более 15 лет представ­лял установившуюся между Петербургским Международным банком и группой металлургических предприятий связь круп­нейший российский предприниматель, князь Ц. Н. Тенишев. С другой стороны, банкир А. Ю. Ротштейн вошел в руководя­щие органы почти всех промышленных обществ, учрежденных под руководством Петербургского Международного банка. Со­единение деятельности промышленных компаний с банками создавало особо благоприятные возможности для комби­нирования развивающегося производства. Однако эта деятель­ность предполагала не только наличие предприимчивости, но и профессиональных знаний в банковском деле и промышленно­сти, что означало и более высокий этап развития предпринима­тельства в России.

Появилась "личная уния", при которой руководители круп­нейших банков определяли политику промышленности, и на­оборот. В нее входили А. И. Ротштейн, А. Ф. Кох, Г. И. Дернен (Петербургский Международный банк), Д. И. Петрококино (Петербургский Учетный и ссудный), А. И. Мураний (Петербургский Частный).

Банкирским частным промыслом - основной сферой пред­принимательской деятельности в сфере финансов - занимались банкирские дома и банкирские конторы. Даже крупные бан­кирские дома, такие, как "И. Е. Гинцбург", "Л. Поляков" и другие, в большинстве своем были обычными торговыми дома­ми, занимавшимися торговлей и банковским предприниматель­ством. К частному банкирскому промыслу относились также ме­няльные лавки, основной операцией которых был обмен денег. По данным Министерства финансов, в 1889 г. годовые обороты 24 банкирских домов достигли 1 миллиарда 37 миллионов руб­лей; 228 банковских контор - свыше 2 миллиардов 175 мил­лионов рублей; меняльных лавок - 135 миллионов рублей.

В России существовала строгая система правительственного контроля над денежным обращением и банками. Выло разработано жесткое законодательство, регламентировавшее акционер­ное учредительство. На основе утвержденных правительственных уставов был строго определен круг деятельности, порядок ведения отчетности; банки были обязаны периодически публиковать в правительственных и других газетах сведения о со­стоянии своих счетов, а также о результатах годовой деятельно­сти. Хотя есть только единичные прямые свидетельства о связях конкретных газет с определенными банками, зависимость основных газет от банков не вызывала сомнений, особенно таких^ как "Биржевые ведомости", "Коммерсант", "Коммерческий телеграф", "Торгово-промышленная газета", а также "Русская воля" и даже "Обозрение театров". Банки платили за объявле­ния в газете, за представление газетам биржевой и ком­мерческой информации.

Когда не существовало специального законодательства для банкирских заведений, в Министерство финансов поступало много жалоб на участие банкирских домов и контор в биржевых спекуляциях. Большой общественный резонанс вызвал крах в 1889 г. банковских контор Кана в Петербурге и Мусатова в Москве, занимавшихся торговлей билетами выигрышных займов в рассрочку. В обоих случаях владельцы контор скрылись, оставив обманутой и ограбленной многочисленную пуб­лику. Крах этих двух контор, особенно конторы Кана, поме­щавшейся на Невском проспекте, в центре столицы, стал объектом обсуждения в большой печати. "Новое время" 23 февраля 1889 г. писала о предприимчивых дельцах, неизвестно каким образом попавших в столицу, открывших там банкирские конторы на средства, достаточные только для того, чтобы поместить объявления о найме агентов. Основанная в августе 1887 г. контора Кана уже через год имела оборот около 1 миллиона 200 тысяч рублей. Газета не сообщала причин не­ожиданного банкротства контуры. Но было известно, что она подверглась описи по иску в 5 тысяч рублей, а в ней оказалось всего 300 рублей и один выигрышный билет, хотя контора за­продала их около 1,5 тысячи штук.

Вследствие этих дел и был разработан проект закона о банковских заведениях. Министр финансов И. А. Вышнеградский считал, что эти конторы очень полезны для мелкого кредита, но за ними нужен контроль, чтобы они не эксплуати­ровали не знакомых с кредитными операциями людей и не разжигали "страстей к биржевой игре". Было запрещено вести биржевую игру за счет вкладов клиентов.

Владельцы банковских заведений должны были представлять в Министерство финансов сведения об операциях, а министр финансов мог назначить ревизию для проверки сведений. Ре­форму финансовой системы собирались провести постепенно. Государственный совет (редкий случай, но уже и тенденция) встал на защиту частного предпринимательства, считая, что нужно бороться только с недобросовестными фирмами, а не регулировать деятельность всех. Было принято решение запре­щать банковские операции только в случае необходимости.

При С. Ю. Витте, сменившем Вышнеградского на посту министра финансов, усилилось государственное вмешательство в экономическую и финансовую жизнь страны. Проведенная Витте реформа Государственного банка превратила его в один из органов контроля над денежным обращением и всей кредит­ной системой страны. В середине 1890-х гг. Министерство финансов провело ревизию 20 банковских контор, главным обра­зом в Царстве Польском, и обнаружило многочисленные нарушения ими существовавшего законодательства, в част­ности, при сделках с валютой. В 1900-х гг. отмечены массовые банкротства, которые были следствием экономического кризи­са, но в Министерстве финансов крахи банковских заведений рассматривались прежде всего как результат недобропоря­дочности их владельцев, было решено выработать законодатель­ство, которое бы контролировало их деятельность. Но если под­ходить к банкам как частному промыслу (как это делал Госсовет), то никакая регламентация банкирского промысла и определение круга проводимых операций немыслимы. Нужно просто строже карать за произведение запрещенных операций и неисполнение постановлений правительства.

Биржевые комитеты и Совет съездов промышленности и торговли считали, что заниматься контролем за банковской деятельностью и пресекать недобросовестность могли они сами. Они не хотели публиковать финансовые отчеты, так как считали это нарушением принципа свободной конкуренции. В одном из документов Совета съездов говорилось: "Ротшильды или Мендельсоны никакой отчетности не публикуют, а тем не менее пользуются всемирным доверием, и среди более скром­ных русских банковских домов найдется немало учреждений, вполне заслуженно пользующихся прекрасной репутацией". В специальной докладной записке Совета съездов Министерству финансов подчеркивалось, что Совет съездов считает "совершенно неприемлемой" исходную точку зрения, положенную в основание правительственного проекта. "Эта точка зрения заключается в предположении, что во всяком банкирском пред­приятии происходят или готовятся злоупотребления, подобные тем, какие обнаружены в некоторых из обанкротившихся пред­приятий. Только таким предположением можно объяснить все унизительные, крайне стеснительные и в других отраслях промышленности неизвестные ограничения, вводимые проектом для всех вообще банкирских предприятий... Совет съездов считает своим долгом отметить несправедливость такого отно­шения к целой отрасли торговли, занимающей весьма важное место в торговом обороте нашей страны и способствующей приобщению России к господствующей уже на Западе кредит­ной системе хозяйства". К кануну войны резко возросло влия­ние деловых кругов, не удовлетворенных существующей в России системой контроля над частным предпринимательст­вом. Русская буржуазия была еще недостаточно сильна, чтобы изменить уже существовавшее и стеснительное для нее законо­дательство для кредитных учреждений, но достаточно сильна, чтобы препятствовать усилению правительственного контроля в сфере кредита.

Можно назвать немало частных банкирских домов, добив­шихся немалых успехов в кредитнофинансовой деятельности. В 60-80 гг. XIXв. приобрел известность банкирский дом "И. Е. Гинцбург". Гинцбурги принадлежали к роду раввинов, уходившему своими корнями вXVIстолетие. Они разбогатели в конце 1850-х на винных откупах в западных губерниях Рос­сии. Во время Крымской войны Евзель Гинцбург содержал "чарочный откуп в Крыму", несмотря на то, что по военным обстоятельствам уплата причитавшихся ему денег часто произ­водилась несвоевременно. По представлению министра финансов П. Ф. Брока он был награжден императором золотой меда­лью с надписью "За усердие" для ношения на шее на Александровской ленте.

Заработанные миллионы позволили Евзелю Габриэловичу открыть в 1859 г. банкирский дом в Петербурге и отделение в Париже на бульваре Османн. В Петербурге вел дела Гораций -старший сын, в Париже - младший. За деловые и финансовые заслуги принц Александр Гессенский пожаловал Горацию Гинцбургу в 1870 г. баронский титул, который Александр IIразрешил принять.

В 1874 г. Евзель Гинцбург получил звание коммерции со­ветника. В представлении министра финансов императору сообщалось, что Е. Гинцбург "проводит банкирские опера­ции на весьма значительную сумму. Фирма его пользуется известностью в Европе, он имеет конторы в Петербурге и Париже и сношения со значительными европейскими торго­выми домами". В 1875 г. и Евзелю Гинцбургу Александр Гессенский пожаловал титул барона, который Александр IIтакже разрешил принять. В 1879 г. Гинцбургам было разрешено поль­зоваться этим титулом потомственно. Но попытки Горация в 1903 г. получить потомственное дворянство были отклонены НиколаемII.

Гинцбурги были в числе учредителей Киевского Частного Коммерческого банка, а также других акционерных банков и страховых обществ. Они участвовали в сборе капиталов для создания сети акционерных банков, поставляли в эти банки обученных директоров. Банкирский дом Гинцбургов имел ши­рокие финансовые связи в Европе, где деловые связи перепле­тались с родственными.

Писатель М. Е. Салтыков-Щедрин был клиентом банка Гинцбургов и отмечал солидную репутацию этого дома. Отно­шения Салтыкова-Щедрина с банком были типичны для отно­шений обычного клиента и банковского дома. Например, писа­тель поручал продать остающуюся у него валюту и купить для него акции Московско-Рязанской железной дороги.

Помогал банк правительству в трудных ситуациях, под­писавшись на заем во время Русско-турецкой войны в 1878 г. на большую сумму - 10 миллионов рублей. На такую же сумму подписались только Государственный банк и Петербургский Частный Коммерческий банк.

С 1892 г. банкирский дом попал в полосу глубокого кризиса. Гораций Гинцбург обратился за помощью к правительству. Министр финансов И. А. Вышнеградский обещал помочь при условии, если Гинцбург восстановит "хорошие отношения" между ним и парижским Ротшильдом. Гинцбург отвечал, что "это не в его силах", и в результате лишился правительствен­ной поддержки. Есть сведения, что кризис дома "И. Е. Гинц­бург" был вызван участием его в размещении 3 %-ного займа, оставшегося у него на руках. Для покрытия расходов Гинцбур­гам пришлось продать часть имущества. После этого банкир­ский дом не возобновил своих операций, а сосредоточил свое внимание на предпринимательской деятельности, особенно в сфере золотопромышленности.

Гинцбурги не стояли в стороне от правительственной поли­тики, в частности, пытались влиять на разработку законода­тельства о евреях. Е. Гинцбург призывал правительство дейст­вовать по законам "здравой политической экономии" и "недержать полтора миллиона подданных под гнетом ограничений в гражданских правах". Гинцбурги сами чуть не пострадали от указа императора Александра 11 1864 г., запрещавшего евреям приобретать земли в Виленской и Киевской губерниях, где у них были сахарные заводы. Принадлежало Гинцбургам и име­ние Могилянское в Подольской губернии - 8338 десятин, кото­рое к концу 1880-х превратилось в образцовое хозяйство. Па­хотные земли были распределены между шестью формами, оснащены механическими сноповязалками "Адриане" и сеял­ками "Сакка". В хозяйстве применялись искусственные удоб­рения, был введен девятипольный севооборот. Большой доход приносили сахарная свекла и лесное хозяйство. Эти предпри­ятия Гинцбургам удалось отстоять, но это означало нарушение существующего закона, если он принят, хотя сам этот закон означал нарушение прав человека.

Такие законы все равно обходили, если они нарушали есте­ственное стремление людей к развитию, предпринимательству, но эти законы затрудняли естественный экономический про­цесс и ухудшали нравы.

25 апреля 1862 г. 60 московских купцов и фабрикантов об­ратились в Министерство финансов с докладной запиской о вредных последствиях для московской торговли излишнего "стеснения евреев в правах проживать в Москве". Это была реакция группы представителей торговых кругов Москвы на прокатившиеся незадолго до этого еврейские погромы. С дру­гой стороны, Биржевое общество Москвы выступило за строгое соблюдение законов о евреях. Ограничивалась в деятельности часть населения, которая являлась как бы "дрожжами" пред­принимательства в России; в характере российского народа бы­ли многие замечательные качества, но не хватало именно предприимчивости и активности. В результате такой политики в 1891 г. была образована "Еврейская колонизационная ассо­циация" с центральным комитетом в Петербурге, в ее задачу входило содействие пособиями и "указаниями" переселению евреев из России, а также поощрение ремесленного и земле­дельческого труда среди евреев. Вместе с этим народом из России "исходили" капиталы, мозги и навыки практической деятельности. У иностранцев нам мешала учиться разность религий, у евреев - разница миропонимания. Судя по всему, от устранения такой "конкуренции" россияне не стали жить богаче и привольнее.

История предпринимательства семьи Гинцбургов со сворачиванием финансовой деятельности не прекратилась. Еще в

конце 1860-х Гинцбурги приобрели три пая Верхне-Амурской золотопромышленной компании, с начала 1870-х - паи Ленского золотопромышленного товарищества. С 1874 г. Е. Г. Гинцбург становится фактическим хозяином дела и переводит главную контору Ленского товарищества в Петербург. Приходилось пре­одолевать и трудности, связанные с запрещением евреям жить в Сибири.

Гораций Гинцбург пытался поставить принадлежащие ему прииски в техническом отношении "во главе всех золотопро­мышленных предприятий". По его инициативе в 1889 г. впер­вые на частных промыслах были произведены опыты гидрав­лической промывки песка. В 1897 году на приисках Ленского товарищества была сооружена первая в Сибири электрическая станция. В 1896 г. Гораций Гинцбург выступает одним из учредителей крупного акционерного предприятия "Российское промышленное общество". Но из-за превышения в 1899 -1903 гг. расходов на эксплуатацию больше, чем доходов, на 3 миллиона рублей, акционерное предприятие обращается в Государственный банк за кредитом, а также ищет источники финансирования за границей. Результатов поисков становится создание в 1908 г. совместного англо-русского общества "Лена-голдфилдс". В 1900 г. некоторые из самых крупных золо­топромышленных корпораций Лондона выделили из своей сре­ды специальную организацию: "Русское горнопромышленное товарищество с ограниченной ответственностью". Инициатива создания этого общества принадлежала известной брокерской фирме "Л. Гирш и К°°". Ленское золотопромышленное това­рищество окончательно погасило свои доходившие временами до 10 миллионов рублей долги Государственному банку. С 1909 - 10 гг. Английское общество стало основным ис­точником финансирования товарищества. Акции Ленского золото товарищества давали высокий дивиденд не только из-за технической оснащенности, но и высокой степени эксплуата­ции рабочих. Удовлетворение требований рабочих накануне забастовки 1912г. "понизило бы прибыли товарищества на сумму более миллиона трехсот тысяч рублей". Как известно, забастовка была расстреляна, что вызвало протест в правлении приисков. Ленские события 1912 г. подвели черту и под предпринимательской деятельностью дома "И. Е. Гинцбург" в золотопромышленности. В канун предвоенного подъема в золотопромышленность Сибири стали активно вторгаться крупные акционерные банки и преуспевшие банкирские дома: А. И. Путилова, А. И. Вышнеградского, В. И. Тимирязева. В конечном итоге, от деятельности банкирского дома Гинцбургов выиграло государство: оно получило около 3 миллионов рублей чистой прибыли и добытое золото.

Опыт семьи Гинцбургов свидетельствует о том, что отно­шения с работниками лучше регулировать, чем доводить до обострения, а также то, что предпринимательская деятельность на любом, даже самом высоком уровне довольно рискованна, особенно в условиях законодательной не отрегулированное и противоречивости отношений с государством.

К этому же поколению предпринимателей относится С. С. Поляков, начавший свою карьеру в начале 1860-х годов и разбогатевший на винных откупах, военных заказах и желез­нодорожном строительстве, после закона 1859 г., который от­крыл возможности богатому еврейскому купечеству переселять­ся в крупные города, находящиеся за чертой оседлости. Огромные средства наживались Поляковым за счет казны, не только гарантировавшей железнодорожное строительство, но и субсидировавшей его на льготных условиях. Поляковы, как и Гинцбурги, были тесно связаны с правительством и правитель­ственной политикой. Эта связь быстро обогащала, но и таила в себе очень большую опасность, так как в значительной степени зависела от чиновников. Перед революцией младшие поколе­ния Поляковых судились 15 лет с Государственным банком по поводу невыплаченного долга, и эту тяжбу прекратила только революция. Поляковская группа образовывала своего рода кон­церн, распространявший свое влияние на разные отрасли промышленности. "При выяснении чрезвычайно сложных взаимо­отношений банковых, железнодорожных, промышленных, торговых и страховых поляковских предприятий, - писал из­вестный экономист И. И. Левин, - в конце концов друг у друга заложенных и друг друга контролирующих, натыкаешься в бук­вальном смысле на своего рода... систему иерархии банков, на­саждающих, организующих и направляющих национальное производство".

История еще одного очень известного торгового дома брать­ев Рябушинских восходит к началу XIXв. Михаил Рябушинский пришел в Москву из деревни мальчиком 12 лет и начал торговать вразнос, в 16 лет имел лавку в Москве; в 1840-х Рябушинские стали уже миллионерами. К этому времени отно­сится и занятие банкирскими операциями. Рябушинские были старообрядцами, принадлежали к "поповщинской секте", близкой официальной религии. Сыновья Михаила - Павел и Васи­лий - стали купцамиIгильдии, а в 1864 г. получили потомст­венное почетное гражданство после очень долгих хлопот, так как старообрядцам это звание давали с трудом.

В 1887 г. был открыт торговый дом "П. и В. Братья Рябу­шинские". После смерти брата Павел остался единственным владельцем, а ему наследовали 8 сыновей. Значительным собы­тием в развитии дела Рябушинских явилось поглощение ими Харьковского земельного банка, председателем которого был крупнейший по всем направлениям коммерческой деятельности предприниматель А. К. Алчевский, который затем, в результате кризиса 1900-х гг., разорился и бросился под поезд. Этот человек, еще вчера считавшийся миллионером, оставил после себя имущества на 150 тысяч рублей при задолженности в 19 миллионов рублей. С. Ю. Витте, отказав в кредите Алчевскому, предоставил его Рябушинским. К середине 1902 г. Харь­ковский Земельный банк вышел из кризиса и начал заниматься регулярными операциями. Для достижения этого Владимир и Михаил Рябушинские провели два года в банке, работая каж­дый день, включая воскресенье, с 10 часов утра до 7 часов вечера, а после перерыва с 9 часов вечера до полуночи. За 10 лет существования банкирского дома Рябушинских братья постепенно и с переменным успехом наращивали его капитал, росла и прибыль.

М. П. Рябушинский стал среди братьев идеологом семей­ного предпринимательства. Еще до войны он задумался над применением свободным деньгам. Случайно М. П. Рябушинскому попала брошюра о льне, его поразила неорганизован­ность льняного дела, а также и то, что лен скупают иностран­цы. Россия производит 80 % льна мира, но рынок не в руках русских, поэтому нужно его захватить и сделать монополией России. Для этого следует построить сеть мелких заводов в льняных районах, чтобы не возить лишний груз (из общей массы чесаный лен составлял 15-20 %). Было создано Русское льнопроизводственное акционерное общество (РАНО), которое скупало фабрики и занималось сбытом льна. Переговоры о создании картеля "Лен" велись перед революцией и были ею прерваны.

Вторым важным объектом приложения капиталов Рябушин­ских стал лес. В начале 1917 г. Рябушинские создали общество "Русский Север" для разработки и эксплуатации лесных дач, месторождений торфа, строительства писчебумажных фабрик, и эту деятельность также прекратила революция. Укрепляя бан­ковскую систему, Рябушинские стали самыми крупными акционерами Московского банка. Война принесла семье большие доходы. "Работы было масса, - писал о первых военных годах М. П. Рябушинский. - Володя ушел на войну, я остался один, и тому же приходилось работать в штабе, где я служил". У Рябу-шинского была идея о слиянии всех крупнейших российских банков в одну систему, и он утверждал, что эту идею провели бы в жизнь, "если бы не крушение России".

История дела Рябушинских может рассматриваться как из­вестный в российских условиях образец развития на семейной основе торгового предпринимательства в банкирский промысел и его эволюции от самых простых форм к более сложным. В начальной стадии - в пределах торгового дома, затем - товари­щество мануфактур и, наконец, банкирский дом с последую­щим преобразованием его в акционерный банк. Но на всех ста­диях развития банкирского промысла Рябушинских он сох­раняет свою семейную основу.

Мануфактурное производство и торговля как источники первоначального накопления, операции в пределах Москвы и Московской губернии наложили определенный отпечаток и на предпринимательскую идеологию Рябушинских. Это тип предпринимателя с налетом местного, московского "патрио­тизма", предпочитающего иметь дело со своими единомыш­ленниками - московскими банкирами и фабрикантами. Для них столица - город "биржевых вакханалий и беспринципных маклеров", где "погибло" и "свернуло с прямого пути" много московской молодежи, посланной Рябушинскими в свое пет­роградское отделение. Национально-московская старообряд­ческая окрашенность предпринимательской идеологии Рябу­шинских проявлялась в самых разнообразных формах. Рябушинские в годы войны открыто демонстрировали известную оппозиционность по отношению к правительству, с их точки зрения отдававшему предпочтение в организации предвоен­ной торговли лесом иностранным предпринимателям из Анг­лии, Франции и Бельгии.

В отличие от многих представителей современного им рос­сийского делового мира, Рябушинские отнюдь не принадлежа­ли к числу восторженных поклонников американского пред­принимательства и связывали свои надежды с возрождением Европы. В 1916 г. М. П. Рябушинский писал: "Мы переживаем падение Европы и возвышение США. Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обога­тились, расчетный центр перейдет из Лондона в Нью-Йорк. У них нет науки, искусства, культуры в европейском смысле. Они купят у побежденных стран их национальные музеи, за громад­ный оклад они сманят к себе художников, ученых, деловых лю­дей и создадут себе то, чего им не хватало. Причина именно в том, что их главный принцип - полезность, предприимчивость, любые национальности!".

Уже накануне предвоенного промышленного подъема Ря­бушинские ощущали себя представителями идеологии нацио­нального предпринимательства, что нашло свое отражение в поддержке и финансировании такого издания, как "Утро Рос­сии", и в постройке в Москве крупной современной типогра­фии, превращенной в годы войны в акционерное предприятие, а также в организации в Москве так называемых эконо­мических бесед с приглашением петербургских участников, в частности, из Общества заводчиков и фабрикантов, и, наконец, в создании партии прогрессистов. Но московский патриотизм не мешал Рябушинским в интересах дела поддерживать связи с крупнейшими петербургскими и европейскими банками. В го­ды войны они покупают паи товарищества "Братьев Нобель" и проявляют интерес к судоходству на Днепре и Волге; присту­пают к строительству первого в России автомобильного завода, финансируют экспедиции для изыскания радия. В 1917 г. Ря­бушинские - одни из основателей и лидеров вновь созданной организации российской буржуазии, Всероссийского союза торговли и промышленности.

Накопление капиталов торговыми домами совсем не обя­зательно влекло за собой занятия банкирскими операциями. Примером тому может служить история Торгового товарище­ства братьев Елисеевых, во многом схожая с историей бан­кирского дома братьев Рябушинских. Елисеевы открыли свою торговую деятельность в начале XIXв. В 1813г. Петр Елисеевич Елисеев открыл торговлю фруктами на Невском. Через пять лет он обосновался в торговом порту, где начал вести крупную торговлю вином и колониальными товарами. В 1856 г. его сыновья основали Торговое товарищество с ос­новным капиталом 7 миллионов 800 тысяч рублей. В разных европейских странах Елисеевы устроили винные склады. На трех собственных кораблях они привозили товары из-за гра­ницы в Петербург. Елисеевы выдерживали в своих подвалах иностранные вина, а затем продавали их не только в европейских государствах, но и в Америке. После 1896 г. все управле­ние делами товарищества сосредоточилось в руках Григория Григорьевича Елисеева. Елисеевы широко развернули опто­вую и розничную торговлю вином и фруктами, открыв целую сеть магазинов в Петербурге, Москве, Киеве. Братья Елисее­вы к началу века имели регулярный чистый годовой доход от 200 до 250 тысяч рублей. Они участвовали в учредительных операциях, в размещении государственных займов, но не за­нимались банковским промыслом и до конца сохранили ста­тус торгового товарищества.

В целом предпринимательство во второй половине XIXв. -началеXXв. получило наибольшие в истории России возмож­ности развития. Существенные противоречия в это время у ка­питалистического производства наблюдаются с сильным государством (самодержавием) и общинным устройством народной жизни. Этот идеал - оздоровление общины и укрепление госу­дарства - пытались осуществить после 1917 г. Настолько силь­ны оказались эти основания в России, что усиливающийся ка­питализм не сумел их преодолеть.

И в начале XXв. были очень сильны противоречия в России: успехи промышленности и железнодорожного строи­тельства сочетались с архаичной системой государственного управления и ограничениями свободы предпринимательства, рост вывоза хлеба - с глубоким кризисом сельского хозяйства и нищенским положением большинства крестьян; рост государственных доходов опирался на винную монополию и другие кос­венные налоги; понимание необходимости глубоких реформ со стороны власти сталкивалось с консервативно-охранительным направлением, считавшим недопустимым "разрушение основ"; внешнеполитические амбиции превосходили реальные возмож­ности вооруженных сил.

Предпринимательство несло в себе все противоречия обще­ственной и экономической системы. Законы капиталисти­ческого общества не могли в России проявиться в чистом виде, когда можно было бы их регулировать. Контролирующая госу­дарственная деятельность в какой-то степени смягчала самые отрицательные последствия капитализма, но и не давала про­явиться его сильным сторонам, процесс приобретал хро­нический характер. Революция 1905 - 07 гг. не приостановила, а подтолкнула реформы. Сама буржуазия мирилась с самодер­жавием из-за льгот, представляемых предпринимательству им. Поэтому наряду с монополизацией, которая не уступала, а иногда и превосходила европейскую, сохранялись самые при­митивные формы домашней промышленности и торговли.

Попытки более энергично идти по пути реформ, предприня­тые Витте, Столыпиным, до такой степени изменяли жизнь людей, не давая большинству заметного улучшения, что сооб­щество всей силой своих традиций и инерции "под корень" уничтожило недостаточно прочные основания частного интере­са и социальной независимости. Тем более, что предпринима­тельская деятельность и само третье сословие давали много поводов для недовольства, даже ненависти со стороны других групп населения. Но можно утверждать, что не сама предпри­нимательская деятельность, а условия, в которые она была по­ставлена в России, заставляли ее носителей обманывать, при­спосабливаться, обходить закон, который все запрещает - и все это в гораздо больших объемах, чем при нормальных эконо­мических отношениях. Если бы капитализм развивался естест­венно и постепенно, он бы проникал в жизнь людей опреде­ленными принципами, привычками, этическими и профес­сиональными нормами, которые бы передавались из поколения в поколение. Такой постепенности не было отпущено России даже в самый благоприятный период в истории предпринима­тельства - в конце XIX- началеXXв.