Психиатрия Бурлачук, Жидко

можностного» характера и конструируют своего рода статичные, закончен- ные «картины мира» (впадают в состояние «неподлинности»). «Неподлин- ность» становится определяющей характеристикой душевного расстройства, а психическая болезнь рассматривается как высшая степень неподлинности, так как она максимально затрудняет свободный выбор. С ее возникновением нарушается целостность существования, модус «заброшенности» доминиру- ет над всеми остальными. Человек начинает жить в мире навязчивых дейст- вий, в котором какие-то внешние, чуждые, страшные силы владеют его соз- нанием. На основе подобной онтологии, считал Бинсвангер, становится по- нятной глубинная сущность психопатологии.

В статье «Экзистенциальная аналитика Хайдеггера и ее значение для пси- хиатрии» Бинсвангер утверждает, что психиатрия должна учиться рассмат- ривать человека и его существование по-новому, в их целостности. Для обо- значения функционального единства всех модусов он предлагает древнегре- ческий термин koinonia — соучастие, союз, общность. Когда речь идет о нев- розах и психозах, считает Бинсвангер, «мы сталкиваемся с модификациями фундаментальных, или сущностных, структур и структурных связей бытия-в- мире как трансценденции» (цит. по: Экзистенциальная психология, с. 311). Эти модификации имеют различный характер. Так, при психозах обнаружи- ваются две формы «бытия-в-мире»:

1) неупорядоченный «полет идей», «прыжки», «завихрения», существова- ние как бы поверхностно, с переходами от эйфории к депрессии (маниакаль- но-депрессивный психоз);

2) экзистенция как бы усыхает, сжимается, а одновременно с ограничени- ем поля возможного опыта происходит ее приземление, «обмирщение».

В трансцендировании человек выходит за свои пределы. Его сознание в этом смысле всегда есть «сознание о чем-то», и самим актом трансцендиро- вания оно конституирует мир и самое себя. Отклонение от нормы означает создание новой «нормы». Маниакальная «норма», например, является общей для всех «миров», конституируемых маниакальным сознанием, и в этом смысле больной психозом живет в своем собственном мире.

Таким образом, заключает Бинсвангер, все невротические фиксации и идентификации происходят из-за того, что «бытие-в-мире» данного пациента обладает особой «конфигурацией», формирующейся еще в детстве. Посколь- ку экзистенция ограниченна, какой-то один модус существования становится доминантным и сужает горизонт мировосприятия. В результате либо проис- ходит сведение всех модусов к одному-единственному, либо возникает рез- кое противоречие между различными сторонами человеческого существова- ния. Koinonia распадается.

Бинсвангер приводит ряд форм такого разрушения целостности личности (истории болезни «Ильзе», «Лолы Фосс», «Юрга Цюнда» и др.). И всякий раз он видит задачу экзистенциального психотерапевта не в том, чтобы «локали- зировать какой-то единичный психический симптом в мозге», а в первую

341.

очередь в том, чтобы «спросить, где и как локализировать фундаментальное психическое расстройство, которое узнается в изменении бытия-в-мире» (цит. по: Экзистенциальная психология, с. 332). В связи с этим основной фо- кус исследования в дазайн-анализе сосредоточивается на триаде того, что че- ловек «знает — чувствует — желает».

Одновременно с разрушением модусов существования происходит и отрыв духовного измерения человеческой экзистенции от телесного. Идеальное су- ществование, идеализированный мир противопоставляется низменному ми- ру, в который «заброшен» индивид.

На примере самого известного клинического случая «Эллен Вест»127 — женщины, отчаянно желавшей быть тонким, «эфирным» существом, борю- щимся за освобождение человечества, Бинсвангер показывает, как соверша- ется полное отрицание социального мира и даже собственной физической конституции, которые пациентка не желает считать своими. Им противопос- тавляется совершенно недостижимый идеал, а каждая неудачная попытка достичь идеального состояния только усиливает отрицание. Отказ от приня- тия своего «заброшенного» в определенный телесный и социальный мир су- ществования, постановка неосуществимых целей приводят «Эллен Вест» к неврозу, переходящему в психоз, а затем к самоубийству.

Основной сюжет этих историй болезни — отчаянное стремление человека к недостижимому идеалу, по отношению к которому он чувствует себя ни- чтожным. Мир такого человека переполнен самообвинениями, он презирает самого себя и ощущает себя презираемым другими. Бинсвангер описывает динамику формирования идеалов такого рода как попытку индивида быть иным, чем он есть, оставаясь одновременно самим собой. Роль идеалов, по его словам, заключается в создании укрытия от экзистенциальной тревоги. Исходя из этого, стремление «не быть собой» у пациентов проявляется в от- вержении тех условий собственного существования, которые заданы наслед- ственностью, семейной средой, социальным положением. Эти условия пере- живались ими как нечто угрожающее их независимости, как ограничения их личности. «Быть собой», напротив, значило для них соответствовать выбран- ному ими самими идеалу.

Трагедией для каждого из них было то, что в существующих условиях представлявшийся им абсолютный идеал был недостижим. Но конфликт обо- стрялся еще и вследствие того, объяснял Бинсвангер, что пациенты иденти- фицировали себя с полной противоположностью идеала, считали себя во- площенным его отрицанием. В результате возникали навязчивые желания, мешающие любым попыткам достигнуть идеального состояния.

127 Само описание случая достаточно объемно и сложно, чтобы его можно было привести в сокращенном виде. Полностью на русском языке он описан в книге « Экзистенциальная психология. Экзистенция» ( М., 2001, с. 361-512). Кроме того, см.: « Три взгляда на случай Эллен Вест: Л. Бинсвангер, Р. Мэй, К. Роджерс // Московский психотерапевтический журнал. — 1993. — № 3. — Со стр. 12 (в связи с типографским браком журнала определить точную нумерацию страниц невозможно)»

342.

Большая часть симптомов интерпретируется Бинсвангером как результат вращения пациентов в этом замкнутом кругу: стремление достичь созданного собственным воображением абсолюта терпит крах, что еще больше усилива- ет чувство собственной ничтожности и желание выйти из этого положения — и так раз за разом. В результате безуспешности всех этих порывов они вооб- ще отказываются сами определять свою жизнь и полностью передают себя во власть других. Испытывая угрозу собственному «Я» со стороны других и не видя, что причиной этого являются они сами, такого рода пациенты в конце концов сдаются, теряют собственное «Я» и «бегут в психоз».

Вкачестве клинической иллюстрации приведем другой случай, описанный Бинсвангером в работе «Психическая болезнь как феномен жизне-истории и как психическое расстройство: Случай Ильзы» (Экзистенциальная психоло- гия, с. 333-360). Ильза, 39-летняя мать троих детей, оказалась пациенткой Бинсвангера в связи с бредовыми идеями отношений. Психологической ос- новой этих идей служили безуспешные попытки изменить деспотичность, черствость и грубость отца по отношению к матери. Видимой причиной для этого послужил эпизод, когда через 4 месяца после посещения спектакля «Гамлет» Ильзе «захотелось показать отцу, на что способна любовь» и она «в присутствии отца сунула правую руку до предплечья в горящую печь, а затем протянула к нему руки со словами: "Смотри, я сделала это, чтобы показать тебе, как сильно я тебя люблю!"» (с. 334). Бинсвангер анализирует этот по- ступок с нескольких точек зрения. На поверхностном уровне это было сдела- но для блага матери. На более глубоком — это акт очищения и искупления за инцестуозную любовь к отцу: Ильза попыталась «растопить лед» отцовского сердца в огне своей любви к нему, которая должна была закончится союзом между приносящей жертву и тем, ради кого она приносится. Кроме того, она стремилась выжечь из себя «внутренний огонь», который пожирает ее. Не- удача привела к тому, что Ильза размножила тему отца на всех мужчин, ко- торые стали одновременно и привлекать и отталкивать ее, вызывать чувство вины и ненависти, в связи с чем возникли бредовые идеи любви, преследова- ния и т. п. Предостерегая от того, чтобы видеть в этой истории, «как это при- нято в психоанализе, просто историю либидо, его фиксацию на отце, его вы- нужденное отделение от отца и его постоянный перенос в окружающий мир» (с. 346), Бинсвангер пишет: «Хотя существование само по себе не устанавли- вает свое основание, а получает его извне как свое бытие и наследие, ему все же дается свобода в формировании отношения к основанию, "почве". Иметь отца и мать — это часть бытия человека, точно так же как иметь организм и историю. Поэтому, когда родители "утрачены", существование может под- вергнутся самому серьезному кризису. Но Ильза осознала, что этот отец и эта мать — ее судьба, полученная в наследство и как задача; проблема ее суще- ствования была в том, как разрешить эту задачу при этой судьбе. Поэтому в

ее"комплексе отца" действуют судьба и свобода» (с. 346).

Вдазайн-анализе рассматривается несколько способов существования

(модусов). При одномерном способе существования (сингулярный модус)

343.

человек живет только для себя. Дуалистический способ существования

(дуальный модус) может быть достигнут двумя людьми, любящими друг

друга. Плюралистический способ существования (множественный модус)

означает формальные отношения с людьми, конкуренцию и борьбу. Ано-

нимный способ существования (анонимный модус) описывает человека,

затерявшегося в толпе.

Человеческое существование в «заботе» Бинсвангер обозначает трудно пе- реводимым оборотом «das Nehmen-bei-Etwas», что примерно можно передать как «принятие-за-нечто». Такое существование подразумевает постоянное овеществление всего того, с чем человек имеет дело. Все здесь сводится к инструментальной полезности, все служит целям контроля и эксплуатации, предстает в количественном виде. «Некто полностью исчезает за суммой ка- ких-то нечто, за которые он принимается; он полностью объективирован, т. е. сконструирован, как калькулируемая механико-динамическая система, из за- жимов и рукояток. Субъективный полюс, "кто", забыт или самообъективиро- вался. Мы не видим того, что это мы сами, улавливая другого, сделали его орудием» (цит. по: Руткевич, с. 92).128

Бинсвангер обращается к «экзистенциальной коммуникации» как к мо-

дусу экзистенции, который противостоит «заботе». В нем, согласно его ин- терпретации, преодолеваются конечность и частность человека, беспрестан- ное блуждание от одной цели к другой. Это состояние, в котором исчезают время и движение. В нем человек соотносится не с каким-либо отдельным аспектом реальности, а с тотальностью бытия. Данный модус Бинсвангер на- зывает «бытие-друг-с-другом», любовным отнесением «Я» и «Ты» в «Мы». Он употребляет здесь субстантивированное «Мы» (die Wirheit), обозначаю- щее существование до разделения на «Я» и «Ты», в котором иначе структу- рированы пространство и время.

Например, в пространстве «заботы» человек соотносится со всем как с со- вокупностью сил и препятствий, приобретений и потерь, власти и подчине- ния. Противостояние друг другу, неизбежное в «заботе», отсутствует в «лю- бовном бытии-друг-с-другом». «Любовь и власть или насилие взаимно ис- ключают друг друга». Если в «заботе» экзистенция забегает в будущее и яв- ляется в конечном счете «бытием-к-смерти», то в любви временность раство- ряется в вечности. «Любовь должна интерпретироваться не из конечности эк- зистенции, а из бесконечности» (цит. по: Руткевич, с. 94).129

В то же время Бинсвангер считал, что индивидуализм ведет к внутренней пустоте, к «ничто», что становится причиной ряда психических заболеваний. Подлинное бытие предполагает, с его точки зрения, что человек стремится не к отрицанию мира, а к соотнесению своего частного существования с «осно-

128Несмотря на манипулятивность такого подхода, он имеет свое антропологическое значение. Без определенности социальных ролей, детерминированности внешними силами были бы невозможны упорядоченные формы социальной жизни. В таком случае мы не могли бы не только рационально понимать, но и просто четко воспринимать другого человека.

129А. М. Руткевич пишет, что такое понимание любви близко к религиозной этике С. Кьеркегора.

344.

ванием Бытия». В работе 1949 г. «Генрик Ибсен и проблема самореализации в искусстве» он описывает норму душевного здоровья через пример худож- ника, который способен изменяться, расти вместе с жизненным опытом, пе- реживать крах одного своего проекта, чтобы перейти к другому. Это и есть, по Бинсвангеру, непрерывность становления, саморазвертывания, самореали- зации. Остановка на этом пути может привести к «окостенению» и абсолюти- зации какого-то «ставшего», достигнутого состояния.

Таким образом, цель психотерапии методом дазайн-анализа состоит в том, чтобы содействовать индивиду в познании130 своих возможностей, что необходимо для решения задач, с которыми он столкнулся. Критерием эф- фективности такой психотерапевтической работы выступает восстановление способности к саморазвитию.

Теоретические разработки Бинсвангера нашли свое конкретное воплоще- ние в работах М. Босса, Р. Куна и Р. Страуса. Далее мы рассмотрим лишь наиболее известную психотерапевтическую систему Медарда Босса.

Медард Босс родился в 1903 г. в городе Санкт-Галлене в Швейцарии. В двухлетнем возрасте вместе с родителями он переехал в Цюрих, где с тех пор и жил. После неудачной попытки стать художником Босс обратился к меди- цине. Отучившись в Париже и Вене (где он прошел курс психоанализа у З. Фрейда), в 1928 г. Босс получил медицинскую степень в Цюрихском универ- ситете. Подобно Бинсвангеру, свою деятельность он начал как психиатр в из- вестной швейцарской клинике Бургхёльци, возглавлявшейся Э. Блейлером. После двухлетней стажировки в Берлине и Лондоне у ведущих психоанали- тиков того времени (Э. Джонса, К. Хорни, О. Фенихеля, Г. Сакса и В. Райха) он становится практикующим психоаналитиком. Оставаясь членом психо- аналитического общества, с 1938 г. Босс вместе с несколькими другими пси- хиатрами начинает участвовать в ежемесячных встречах в доме К. Г. Юнга, однако их сотрудничество длится недолго. Несмотря на наличие общего ин- тереса к «духу», религии, мифологии, философским учениям древности, Бос- са не устраивало некритическое постулирование архетипов коллективного бессознательного. В этом случае, как и в ортодоксальном фрейдизме, считал он, происходит не чистое описание психических явлений, а их объяснение с помощью гипотетических, не данных в опыте сил.

Босса привлекает путь, проложенный феноменологической психологией, и он становится сторонником «экзистенциального анализа» Бинсвангера. Но постепенно Босс приходит к выводу, что его взгляды по ряду пунктов отли- чаются от концепции Бинсвангера и других представителей экзистенциаль- ной психотерапии, которые, по его мнению, совершенно неверно истолковы- вали «Бытие и время».

130Р. Мэй, говоря о познании в рамках экзистенциальной психотерапии, замечает, что в древнегреческом

идревнееврейском языках глагол « познать» также означает « иметь сексуальную связь» ( например, в этом смысле он употребляется в Ветхом Завете). Исходя из этого, он делает вывод об этимологической близости познания и любви. « Знать другого человека, так же как и любить его, подразумевает союз, диалектическое участие в другом... Чтобы суметь понять другого, человек по крайней мере должен быть готов любить его» (цит. по: Экзистенциальная психология, с. 143).

345.

После окончания Второй мировой войны Босс близко знакомится с Хай- деггером (к этому времени уже отошедшим от некоторых положений своего первого трактата). По его просьбе Хайдеггер на несколько лет приезжает в Швейцарию, чтобы знакомить со своей философией психоаналитиков и пси- хиатров. Учитывая, что Хайдеггер чрезвычайно неохотно покидал Тодтнау- берг, можно считать, что слова Босса о том, что именно он являет выразите- лем хайдеггеровских идей в психотерапии, имеют основание.

Большое влияние на мировоззрение Босса оказало путешествие в Индию, которое он предпринял в 1956-1958 гг. и описал в книге «Психиатр открыва- ет Индию».

С 1954 г. Медард Босс был профессором психотерапии в Цюрихском уни- верситете. Он опубликовал большое количество работ по широкому кругу вопросов — от истолкования сновидений и симптоматики сексуальных из- вращений до философского переосмысления медицинской теории и практики в целом. Его воззрения оказали значительное влияние как на развитие швей- царской психотерапии, так и на многочисленных психоаналитиков в США.

Босс полагал, что нет никакого смысла говорить о существовании чего бы то ни было, если нет того, кто «высвечивает» это сущее, т. е. без человече- ского восприятия нет и любого предмета. «Вот почему мы никогда не можем знать, что было, когда еще не появился человек. Мы не можем даже решить, правильно или нет утверждать, что Альпы пребывали здесь до того, как поя- вились первые человеческие существа. Строго говоря, мы никогда не можем сказать, что было до человека» (цит. по: Руткевич, с. 147). Человек и мир друг без друга не существуют, они конституируют друг друга, будучи, собст- венно говоря, единым «бытием-в-мире». Согласно Боссу, в «открытости» че- ловека бытие получает возможность проявить себя, но сама эта «откры- тость» возможна лишь благодаря тому, что бытие открывается человеку.

Необходимо отметить, что единство человека и мира понимается как их мистическое слияние. Человек более не «конституирует» сущее, а служит получателем «послания» бытия, да и сам он «послан» в мир, чтобы бытие могло «открыть» себя. Соответственно человеку нужно освободиться от всех предзаданных интерпретаций и «вслушаться» в «язык бытия», позволяя тем самым «говорить» самому бытию.131

Цель «экзистенциального анализа» Босс видит в излечении от неврозов и психозов посредством преодоления всех предвзятых понятий и «субъективи- стских» интерпретаций, заслонивших бытие от человека. По его словам, не- обходимо постигнуть «непосредственно данные объекты и феномены чело- веческого мира», т. е. феноменологически описать изначальный уровень со- отнесенности человека с миром, отбросив объяснительные конструкции, ис- кажающие непосредственную данность феномена. Отметим, что к таким кон-

131Но в отличие от Хайдеггера, способного, как философ, рассуждать не о конкретном человеке, а о

«здесь-бытии», о бытии, совершенно отличном от мира сущего, Босс, будучи психиатром, вынужденным иметь дело с конкретными людьми, говорит именно о человеке, о его отношениях с окружающим миром и другими людьми.

346.

струкциям Босс относит, в частности, психоаналитический понятийный ап- парат. Согласно его точке зрения, речь должна идти не о бессознательных влечениях, а о «сокрытом» для личности, лежащем за горизонтом ее сужен- ного способа видения. Результатом такой «сокрытости» могут быть психо- соматические симптомы, поскольку неосознаваемые и невербализируемые отношения с миром выражаются на «телесном языке».132

Фундаментальным принципом, лежащим в основе психотерапии, должна быть полная «открытость» пациента. Босс предписывает своим пациентам то отношение к миру, которое Хайдеггер, вслед за средневековыми мистиками, обозначал понятием Gelassenheit (состояние человека, «позволяющее быть как есть» всему проявляющемуся). Таким образом, невротики и психотики страдают от отсутствия спонтанности, жесткой заданности реагирования, ог- раниченности видения мира. Поэтому главным условием успешного лечения служит «позволение быть как есть» всему, что проявляется в жизни.

Особое значение Босс придает тому, что он называет «позволением паци- енту вновь стать ребенком», чтобы затем, шаг за шагом, пройти путь к зрело- сти. Некоторые его пациенты начинали буквально с «нуля», с соски, кукол и т. п. Босс считает, что, позволив пациенту вернуться в раннее детство, психо- терапевт высвобождает потенции, которые в свое время были задавлены же- сткими семейными и социальными ограничениями. Поскольку многие его пациенты в детстве были лишены любви, доверия, безусловной уверенности

всвоей значимости для окружающих, то достижение этого базисного уровня

вотношениях между психотерапевтом и пациентом представляет собой пер- вый шаг психотерапии. В душе каждого невротика продолжает жить малень- кий ребенок, которому не давали проявить себя во всей спонтанности чувств.

По Боссу, психотерапевт должен заменить родительский авторитет, по- мочь пациенту освободиться от прежних абсолютизированных ограничи- тельных норм. Те новые ценности, которые должен обрести пациент, опреде- ляются обязательством, принятым пациентом по отношению к бытию. «По- нять человека как служителя и хранителя истины... значит освободить его от эгоцентрического самовосхваления, автономии и автаркии субъективистских мировоззрений. Точка зрения аналитика Dasein возвращает человеку его дос- тоинство: он является посланником того, что лежит в основании всего суще- го; посланником, который послан в свою жизненную историю с возложенной на него задачей дать истине... проявиться настолько, насколько это возможно в данном времени и месте» (цит. по: Руткевич, с. 152). Психотерапевт пока- зывает пациенту, что все его нормы, ценности абсолютно субъективны, зави- сят от других людей и внешних условий. В результате пациент избавляется от своего «самодовольного убеждения в том, что он или псевдоморалистские традиции его окружения имеют право определять, кто он, — и вещи сами раскроются для него» (цит. по: Руткевич, с. 153). Таким образом, психотера-

132 Правда, психоаналитическую технику Босс в целом сохраняет и даже считает, что философия Хайдеггера является лучшим основанием для психоаналитической практики, чем фрейдовская « метапсихология».

347.

певт выступает лишь как представитель бытия, он не навязывает пациенту свои ценности взамен старых, но является абсолютным авторитетом, перед которым пациент осознает свои обязательства.

Наряду с психоанализом Босс подвергает критике и гуманистические тече- ния в психотерапии, считая их излишне антропоцентричными, рассматри- вающими человека в отрыве от бытия и мира. Гуманистические психотера- певты, по его мнению, слишком часто говорят о раскрытии и реализации ин- дивидуальных потенций человека, совершенно не обращая внимания на со- циальные отношения и, как следствие, сводя процесс психотерапии к обуче- нию людей контактировать друг с другом.

Между тем у человека, согласно Боссу, нет внешнего и внутреннего. «Бы- тие-в-мире» — это целостный феномен. Поэтому никаких собственных по- тенций и задатков у человека нет, все в бытии и от бытия. Не нужно учить пациента вступать в контакт с окружающими — человек изначально нахо- дится в «открытости», «со-бытии» с другими. Сами усилия при вступлении в коммуникацию свидетельствуют о том, что эта «открытость» блокирована. Волевые усилия, обучение технике коммуникации, групповая психотерапия и т. п. могут только ухудшить положение пациента. Нужно не обучать комму- никации, а снять барьеры, блокирующие изначальную «открытость». Сделать это можно только на пути «позволения быть как есть».

Психоанализ и «гуманистические» формы психотерапии неприемлемы для Босса еще и потому, что заглушают то, что он, вслед за Хайдеггером, называ- ет «голосом совести», «зовом». Возникновение «экзистенциальной виновно- сти» у человека связано с тем, что он «вовлекает свою экзистенцию лишь в одно из мириад своих возможных отношений... не следует своему мандату осуществлять собственные возможности» (цит. по: Руткевич, с. 149). Босс пишет: «...Человек изначально виновен. Его изначальная вина берет начало с рождения. Именно тогда он начинает быть в долгу перед своим Dasein, на- сколько это касается его способностей и возможностей жизни. В этом смысле человек остается виновным всю свою жизнь — т. е. должным в отношении всех требований, уготовленных будущей его жизнью, до последнего дыха- ния... каждое действие, каждый выбор означают отвержение других возмож- ностей, также принадлежащих человеческому существованию в данный мо- мент... Экзистенциальная вина человека состоит в невозможности выполнить наказ реализовать все свои возможности» (цит. по: Холл, Линдсей, с. 273). Исходя из этого, Босс приходит к достаточно спорному (и, добавим, риско- ванному с клинической точки зрения) выводу о том, что невротик и психотик должны непрерывно переживать собственную виновность.

348.

Босс отвергает и любые учения о символизме бессознательного.133 Вместо этого он предлагает теорию, согласно которой в сновидениях нет никакой символики, ибо в них непосредственно выражается целостное «бытие-в- мире», даже если сам индивид об этом не догадывается. Например, появле- ние образов животных в сновидениях свидетельствует о наличии у человека «животных» импульсов; образ змеи выражает наличие страха или другой не- посредственной эмоциональной реакции по отношению к змеям.

Это положение Босс иллюстрирует драматической серией из 823 отчетов пациента о своих сновидениях за трехлетний период экзистенциальной пси- хотерапии. Пациент, инженер 40 лет, страдающий от депрессии и импотен- ции, в течение первого полугода психотерапии видел сны исключительно с неодушевленными объектами. В начале второго полугодия, когда стало исче- зать депрессивное чувство бессмысленности жизни, ему стали сниться расте- ния, деревья и цветы. Четыре месяца спустя в его снах начали появляться на- секомые, обычно опасные и вредные, затем жабы, лягушки, змеи. Из млеко- питающих первой приснилась мышь, затем кролик и кабан. Затем стали спиться львы и лошади, появление которых ознаменовало возвращение по- тенции. И только через два года после начала психотерапии ему приснилась потерявшая сознание женщина. Еще через шесть месяцев он уже танцевал во сне с этой женщиной, оказавшейся очень страстной, с которой чуть позже у него возникла любовь.

Одновременно с этим Босс отрицает и существование неосознаваемых мо- тивов, смыслов, желаний. Потенциально, утверждает он, все они доступны, но могут не осознаваться из-за узости «горизонта понимания». В таком слу- чае возникает навязчивая связь с объектами. Она не осознается и не вербали- зируется, но, пребывая неосознанной, определяет поступки индивида.

В качестве иллюстрации можно привести анализ детали сновидения одной относительно психически здоровой молодой женщины. Ей снится, что она вместе с мужем и детьми сидит за столом. Ей очень хочется есть, и она жад- но пожирает поставленную на столе пищу. Босс отвергает интерпретацию, построенную на исполнении желания в сновидении, учитывая, что, ложась спать, женщина испытывала чувство голода. «Наша сновидица обеспечена пищей с самого начала своего сновидения и ей нет нужды желать ее — толь- ко лишь есть... И активная еда в сновидении, и желание нищи в предшест- вующей бодрствующей жизни вытекают из одного источника: это лишь две формы активности существования, созвучные голоду» (цит. по: Холл, Лин-

дсей, с. 282).

Показательна интерпретация эксперимента, осуществленного с пятью женщинами, каждую из которых по очереди загипнотизировали и внушили,

133 В своем раннем исследовании сновидений, когда он еще не был экзистенциалистом, Босс показал, что сновидения пациентов-шизофреников становятся более открытыми (менее замаскированными и символичными) по мере ухудшения состояния и более символическими по мере улучшения. Например, больная шизофренией на ранней стадии заболевания видела сон о неуклюжей корове, а потом, при ухудшении, ей уже снилось, что она толкает мать в кучу навоза.

349.

что она увидит сон о хорошо знакомом ей мужчине, который ее любит и, об- наженный, приближается к ней с сексуальными намерениями. У трех жен- щин со здоровым отношением к сексу были приятные, откровенно эротиче- ские видения. Одна из оставшихся, которая была «старой девой», панически боящейся секса, видела сон, в котором на нее нападал вульгарный мужчина, одетый в униформу и вооруженный пистолетом. Однако Босс не считал ни пистолет, ни униформу символами неосознаваемых желаний. С его точки зрения, униформа выражает зауженный, скрытый, тревожный способ суще- ствования сновидицы. Пистолет — не замаскированный фаллос, а выражение чувств угрозы и опасности. «Феномены сна, таким образом, всего лишь то, чем они являются; они всегда раскрытие, девуалирование и никогда — со- крытие и вуалирование психического содержания».

Продолжая традицию Хайдеггера, Босс выделяет несколько экзистенциа- лов.

Экзистенциал пространственности бытия связан со скрытностью и ясно- стью мира. Так, старый друг, находящийся за многие тысячи километров от нас, может быть для нас более близким, чем сосед по лестничной площадке, так как он более открыт и ясен.

Экзистенциал темпоральности бытия определяется тем временем, кото- рого достаточно (или недостаточно) для того, чтобы сделать нечто. Это «время для», противопоставляемое физическому времени. Оно может расши- ряться и сокращаться в зависимости от того, как мы внутренне датируем его (например, говоря «у меня еще вся жизнь впереди» или «как убить время?»).

Экзистенциал настроения (настроенности) объясняет то, почему наша открытость миру расширяется или сужается, время от времени высвечивая разные феномены. Босс считает, что то, что осознает человек, то, на что он реагирует, зависит от его настроения в данный момент. Если человек радо- стен, его Dasein созвучен миру радостных взаимоотношений. Если человек подавлен или встревожен — он резонирует миру угроз и опасностей.

Наиболее важным «экзистенциалом» для Босса является телесность. Че- ловеческое тело, как он отмечает, служит главным объектом современной медицины, которая понимает его как «манипулируемый материальный пред- мет», находящийся в определенном, «заключенном иод кожу», пространстве. Но тем самым, считает Босс, утрачивается все, что является специфически человеческим. «Никто еще не был способен показать, как две столь фунда- ментально различные вещи — метафизическая жизненная сила и бездушная химическая субстанция — могут соединиться друг с другом, чтобы образо- вать такое единство, как человеческая телесность» (цит. по: Руткевич, с. 155).

Телесность человека не имеет ничего общего с предметами внешнего мира и телами животных. У человеческой телесности нет внешних границ, ее су- ществование в пространстве и времени радикально иное. Телесность распро- страняется на все воспринимаемое человеком, все феномены его «бытия-в- мире» связаны с его телесностью; границы его тела совпадают с границами

350.