Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 4, апрель 2016

ответчик находится на территории РФ либо его имущество находится на территории РФ.

Помимо этого указанное буквальное толкование, фактически устанавливающее дополнительное основание, по которому в России не может быть признано и исполнено иностранное арбитражное решение, будет не соответствовать нормам ст. 244 АПК РФ. В ней установлен перечень оснований для отказа в признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений, который может быть расширен только международным договором Российской Федерации.

Между тем в ст. 410 ГПК РФ, регулирующей порядок приведения в исполнение иностранных решений судами общей юрисдикции, рассматриваемая проблема отсутствует. Поскольку в ней прямо предусмотрено, что ходатайство взыскателя о принудительном исполнении решения иностранного суда рассматривается судом по месту нахождения должника в Российской Федерации, а в случае, если должник не имеет места нахождения в Российской Федерации либо место его нахождения неизвестно, по месту нахождения его имущества.

Таким образом, положения ч. 1 ст. 242 АПК РФ должны трактоваться таким образом, что заявление о приведении в исполнение иностранного арбитражного решения в отношении должника, являющегося иностранной организацией, может быть подано в арбитражный суд субъекта Российской Федерации по месту нахождения должника или по месту нахождения имущества должника на территории Российской Федерации вне зависимости того, известно ли место нахождения иностранной организации.

Требуйте исполнения иностранного арбитражного решения в отношении физлица в суде общей юрисдикции

В практике часто возникает вопрос: какому суду подведомственны дела о признании и приведении в исполнение иностранных решений, вынесенных, в том числе, в отношении физических лиц – поручителей?

Судебная практика по данному вопросу в течение последнего года начала существенно меняться.

Так, до 2015 года суды в большинстве случаев придерживались позиции, изложенной в 2005 году Президиумом ВАС РФ (п. 15 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов (утв. информационным письмом Президиума ВАС РФ от 22.12.2005 № 96)).

В данном обзоре Президиум ВАС РФ указал, что согласно ч. 1 ст. 27 АПК РФ арбитражным судам подведомственны дела по экономическим спорам и другие дела, связанные с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности. Статья 31 АПК РФ предусматривает, что арбитражным судам подведомственны дела об оспаривании решений третейских судов по спорам, возникающим при осуществлении предпринимательской и иной экономической деятельности. В соответствии с ч. 2 ст. 33 АПК РФ арбитражные суды рассматривают такие дела независимо от того, являются ли участниками правоотношений, из которых возник спор или требование, юридические лица, индивидуальные предприниматели или иные организации и граждане.

Ссылаясь на данный обзор, Президиум ВАС РФ в ряде постановлений также указывал, что арбитражный суд компетентен рассматривать заявления о признании и принудительном исполнении решений третейских судов и международных коммерческих арбитражей, вынесенных по экономическим спорам и иным делам, связанным с осуществлением экономической деятельности, и в тех случаях, когда такие решения приняты о правах и обязанностях физических лиц (постановления от 16.10.2007 по делу № А35-7345/06, от 05.02.2008 по делу № А357751/06).

Такая позиция ВАС РФ представляется достаточно спорной, поскольку в вышеупомянутой ч. 2 ст. 33 АПК РФ, предусматривающей отнесение к подведомственности арбитражного суда дел вне зависимости от наличия у их участников статуса юридического лица или индивидуального предпринимателя, содержится ссылка на категории дел, перечисленных в ч. 1 данной статьи. Среди них дела о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (ст. 32 АПК РФ) отсутствуют.

Несмотря на это, вышеприведенная позиция ВАС РФ поддерживалась арбитражными судами вплоть до 2015 года. При этом она была дополнена судами указанием на необходимость установления характера спорного правоотношения (связано оно или нет с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности).

В частности, в одном из дел суд округа согласился с первой инстанцией в том, что спор между компанией и физическим лицом подведомственен арбитражному суду. Суд исходил из того, что спорный договор поручительства заключен физическим лицом в обеспечение обязательств общества по возврату кредита, полученного для ведения текущей экономической деятельности. Кроме того, решение иностранного суда вынесено по спору, возникшему при осуществлении

округа от 02.04.2012 по делу № А56-52034/2011).

Аналогичная позиция высказывалась судами и в других делах (постановления ФАС Поволжского округа от 15.10.2010 по делу № А55-8800/2010, Московского округа от 25.04.2013 по делу № А41-2611/2013, Уральского округа от 13.08.2013 по делу № А76-6205/2013, АС ЗападноСибирского округа от 09.10.2014 по делу № А03-7400/2015).

Однако после утверждения Президиумом Верховного суда РФ 04.03.2015 Обзора судебной практики № 1 (2015) позиция арбитражных судов начала меняться на противоположную.

В ответе на вопрос 1 Верховный суд указал следующее. На основании ч. 3 ст. 22 ГПК РФ суды общей юрисдикции «рассматривают и разрешают дела, предусмотренные ч. 1 и 2 ст. 22 названного Кодекса, за исключением экономических споров и других дел, отнесенных федеральным конституционным законом и федеральным законом к ведению арбитражных судов. Часть 1 ст. 27 АПК РФ предусматривает, что к юрисдикции арбитражных судов относятся дела по экономическим спорам и другие дела, связанные с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности. В соответствии с ч. 2 данной статьи дело может быть рассмотрено арбитражным судом с участием гражданина, не имеющего статуса индивидуального предпринимателя в том случае, когда это предусмотрено АПК РФ или федеральным законом.

Между тем действующее законодательство не предусматривает нормы, в соответствии с которой спор о взыскании с поручителя задолженности по обеспеченному поручительством обязательству может быть рассмотрен арбитражным судом с участием физического лица.

Не отнесена такая категория дел к компетенции арбитражных судов и ст. 33 АПК РФ, которая предусматривает специальную подведомственность дел арбитражным судам независимо от субъектного состава правоотношений.

Поскольку суть договора поручительства состоит в обязательстве поручителя уплатить кредитору должника денежную сумму при неисполнении последним данной обязанности, заключение такого договора физическим лицом, не являющимся индивидуальным предпринимателем, в том числе в случае, когда такое лицо является единственным учредителем (участником) общества-должника или иным лицом, контролирующим его деятельность, и заключило договор поручительства в целях обеспечения сделки этого общества, не связано с осуществлением таким лицом предпринимательской или иной экономической деятельности, поэтому требования, вытекающие из указанного договора, относятся к компетенции судов общей юрисдикции».

Данная позиция была воспринята Арбитражным судом Московского округа, который в своих постановлениях от 08.04.2015 по делу № А40-182304/14 и от 11.11.2015 по делу № А40-5286/15 указал на необходимость прекращения производства по делам о признании и приведении в исполнение решений третейских судов, вынесенных, в том числе, в отношении поручителей (физических лиц), не имеющих статуса индивидуального предпринимателя.

Учитывая указанную позицию судов, заявление о приведении в исполнение иностранного арбитражного решения, вынесенного в отношении физического лица, не имеющего статуса индивидуального предпринимателя, целесообразно подавать в суд общей юрисдикции, а не в арбитражный суд.

Российский суд откажет в признании иностранного решения при наличии оснований, указанных в Нью-Йоркской конвенции

У взыскателей по делам о признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения часто встает вопрос, как правильно сформулировать просительную часть соответствующего заявления в российский суд.

Данный вопрос имеет существенное значение, поскольку от правильности формулировки просительной части заявления в большинстве случаев будут зависеть и содержание решения арбитражного суда, и выданного на его основании исполнительного листа, а также быстрота исполнения указанного решения.

Полагаем, что просительная часть заявления о признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения должна быть сформулирована достаточно подробно, чтобы она могла быть воспроизведена в резолютивной части решения суда и в выданном на основании него исполнительном листе. При этом важно, чтобы такая формулировка не вызвала вопросов в ходе исполнения судебного акта.

В качестве примера такой формулировки можно привести резолютивную часть определения Арбитражного суда г. Москвы от 10.02.2015 по делу № А40-159301/14, согласно которому суд определил:

Арбитражного суда при Торгово-промышленной палате г. Мюнхена и Верхней Баварии от 07.05.2014;

2.выдать исполнительный лист;

3.взыскать с ООО «ИнСпецКом» в пользу Компании Intracamion Spedition Consulting GmbH+Co.KG 2 тыс. руб. расходов по оплате госпошлины.

В соответствии с положениями ст. 243 АПК РФ заявление о признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения рассматривается в судебном заседании судьей единолично в срок, не превышающий 3 месяцев со дня его поступления в арбитражный суд, с извещением лиц, участвующих в деле. Неявка лиц, извещенных надлежащим образом о времени и месте судебного заседания, не препятствует рассмотрению дела.

При рассмотрении заявления арбитражный суд устанавливает наличие или отсутствие оснований для признания и приведения в исполнение иностранного арбитражного решения, предусмотренных ст. 244 АПК РФ.

Согласно ст. 244 и ч. 4 ст. 239 АПК РФ арбитражный суд отказывает в признании и приведении в исполнение полностью или в части иностранного решения, если установит, что:

—спор, рассмотренный третейским судом, не мог быть предметом судебного разбирательства в соответствии с федеральным законом;

—признание и приведение в исполнение иностранного арбитражного решения противоречило бы публичному порядку Российской Федерации.

Дополнительные основания для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения в соответствии с ч. 2 ст. 244 АПК РФ могут быть предусмотрены только международным договором Российской Федерации.

В связи с этим необходимо учитывать, что в п. 1 ст. V Нью-Йоркской конвенции помимо вышеперечисленных предусмотрены иные основания для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения по ходатайству той стороны, против которой оно направлено.

Взыскателю будет отказано, если противная сторона представит в суд по месту, где испрашивается признание и приведение в исполнение решения, доказательства того, что:

—стороны соглашения о третейском разбирательстве были по применимому к ним закону в какойлибо мере недееспособны или это соглашение недействительно по закону, которому стороны это соглашение подчинили, а при отсутствии такого указания по закону страны, где решение было вынесено, или

—сторона, против которой вынесено решение, не была должным образом уведомлена о назначении арбитра или об арбитражном разбирательстве или по другим причинам не могла представить свои объяснения, или

—указанное решение вынесено по спору, не предусмотренному или не подпадающему под условия арбитражного соглашения или арбитражной оговорки в договоре, или содержит постановления по вопросам, выходящим за пределы арбитражного соглашения или арбитражной оговорки в договоре, или

—состав арбитражного органа или арбитражный процесс не соответствовали соглашению сторон или, при отсутствии такового, не соответствовали закону той страны, где имел место арбитраж, или

—решение еще не стало окончательным для сторон или было отменено или приостановлено исполнением компетентной властью страны, где оно было вынесено, или страны, закон которой применяется.

Указанные основания для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения, предусмотренные Нью-Йоркской конвенцией, достаточно часто применяются российскими арбитражными судами на практике (постановления Президиума ВАС РФ от 22.06.2004 по делу № А40-15797/03, ФАС Волго-Вятского округа от 25.05.2006 по делу № А8210555/2005, Северо-Западного округа от 12.02.2007 по делу № А21-4111/2006, Центрального округа от 22.01.2008 по делу № А62-3817/2007, от 13.03.2009 по делу № А21-8497/2008).

Таким образом, несмотря на кажущуюся простоту процедуры признания и приведения в исполнение иностранных арбитражных решений, которой в АПК РФ посвящено всего лишь 6 статей, при реализации данной процедуры может возникнуть целый ряд достаточно сложных юридических вопросов, несомненно требующих внимания.

с возмещением убытков по ст. 461 ГК РФ

ГК РФ предусматривает систему традиции: собственность на вещь считается перешедшей с момента ее фактической передачи или государственной регистрации права. В судебной практике распространен подход, при котором договор купли-продажи чужой вещи суды признают недействительным на основе ст. ст. 168, 209 ГК РФ и делают вывод, что право распоряжения имуществом принадлежит только собственнику (определения ВАС РФ от 17.03.2009 по делу № А41-К2-8640/04, от 24.10.2013 по делу № А19-13160/2009, постановление Президиума ВАС РФ от 22.12.2009 по делу № А19-20672/03-13-53).

Применение реституции по этому договору означает недействительность обязательства по передаче вещи. При таком понимании распоряжения суды отождествляют акт распоряжения правом с обязательственным договором, который сам по себе не приводит к переходу права. Эта модель напоминает французскую консенсуальную систему перехода права собственности (система «единого подхода»1), но не следует из ГК РФ.

Статья 223 ГК РФ, по общему правилу, разделяет момент приобретения права собственности и заключения договора купли-продажи.

Во Франции право собственности переходит в результате заключения самого договора куплипродажи. При отсутствии у продавца права собственности договор является недействительным, однако сохраняется возможность взыскать с продавца убытки (ст. 1599 ФГК).

В российской правовой науке встречаются идеи о возможности сочетать недействительность купли-продажи и возмещение убытков. Обосновывают это с помощью относительной недействительности купли-продажи, недействительности договора в части, или абстрактности обязательства по передаче вещи, свободной от прав третьих лиц2.

Договор купли-продажи чужой вещи во Франции рассматривают как относительно недействительный. Здесь право признать сделку недействительной предоставлено покупателю еще до изъятия у него вещи. М.А. Церковников сомневается в удачности этого подхода, поскольку покупатель не заинтересован в оспаривании сделки. Он отмечает, что в России ст. 460 ГК РФ дает покупателю совершенную защиту до изъятия вещи: он может требовать уменьшения покупной цены или расторжения договора. Применимость в России идеи относительной недействительности видят в лишении продавца права возражения о ничтожности и констатации ее судом, это создаст видимость действительного договора3. Но сейчас суды могут рассматривать такую сделку только как ничтожную, поскольку договор купли-продажи затрагивает права третьего лица — собственника отчуждаемой вещи. Идея недействительности договора в отношении чужого имущества в этом случае препятствует реализации прав покупателя по ст. 460 ГК РФ. Теряют смысл меры ответственности, установленные договором, так как считается, что договор не мог привести к возникновению обязанности передать вещь. М. А. Церковников отмечает, что если в РФ сделка признавалась хотя бы оспоримой, то сохранялась бы возможность ее действительности, и покупатель мог требовать расторжения договора или взыскания убытков4.

К. И. Скловский, указывая на недействительность купли-продажи чужой вещи, видит выход в отделении ответственности за эвикцию от судьбы договора. В этом случае заявление о принадлежности вещи продавцу приобретает характер самостоятельного обязательства, а ответственность за эвикцию становится абстрактной и может сосуществовать с недействительностью купли-продажи5. Тогда покупатель сможет взыскать с продавца покупную цену. В связи с реформой ГК РФ эта идея может быть реализована через ст. 431.2 — заверения об обстоятельствах, — которая предусматривает ответственность стороны договора за недостоверность предоставленных заверений. В качестве последствий предлагается возможность взыскания убытков, неустойки. Эти последствия наступают независимо от действительности и заключенности основного договора.

Комментируя данную статью, в теории выделяют несколько типов заверений, которые влекут разные последствия из-за их нарушения6. Поскольку суды часто признают договор купли-продажи чужой вещи недействительным, то заверение об отсутствии обременений правами третьих лиц следует рассматривать как заверение в отношении правовой судьбы договора. Отмечается, что с учетом недействительности сделки «взыскание позитивного интереса, ставящего жертву в положение, которое имело бы место, если бы договор был исполнен, невозможно»7. Отсюда делается вывод, что возможно взыскать только понесенные расходы, а взыскание упущенной выгоды маловероятно из-за сложности доказывания. Таким образом, по ст. 431.2 ГК РФ покупатель сможет только потребовать покупную цену вещи, поэтому его интересам больше соответствует правило ст. 461 ГК РФ, предоставляющей возможность взыскания убытков в полном объеме.

правом, но не для установления обязательства

Идея недействительности сделки в части строится на разделении вещных и обязательственных последствий купли-продажи. При продаже чужой вещи ничтожной будет только часть распоряжения правом, а обязательственная часть и последствия неисполнения обязательства по передаче вещи, свободной от прав третьих лиц, останутся действительными. По мнению М. А. Церковникова, такой подход противоречит ст. 180 ГК РФ, поскольку без распоряжения стороны не заинтересованы в сохранении купли-продажи, и сделка в этом случае не устоит полностью8.

Действительность договора купли-продажи чужой вещи характерна для правовой системы Германии. Передача права в Германии строится на основе двух принципов: разделения и абстракции9. Принцип разделения означает отделение обязательственного эффекта основного договора (на основании которого возникает обязательство по передаче права собственности) от распорядительного, то есть совместного волеизъявления сторон на переход права, которое влечет изменение юридического статуса участвующих в договоре лиц10. Суть разделения состоит в том, что совершить распорядительную сделку (то есть передать право) может только уполномоченное лицо, а для обязательственного договора наличие права не требуется.

Российский законодатель прямо на действительность обязательственного договора при отсутствии права собственности не указывает. Но из некоторых норм ГК РФ и разъяснений высших судов можно сделать такой вывод.

Действительность обязательственного договора наиболее ярко видна в отношении договоров купли-продажи будущей вещи и случаев двойной продажи. Так, если продавец заключил несколько договоров купли-продажи в отношении одного и того же недвижимого имущества и произведена государственная регистрация перехода права собственности за одним из покупателей, другой покупатель вправе требовать от продавца возмещения убытков, вызванных неисполнением договора (абз. 7 п. 61 постановления Пленума ВС РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29.04.2010, далее — Постановление № 10/22).

Другой случай — это заключение договора купли-продажи в отсутствие зарегистрированного права собственности у продавца. Например, в одном из дел ВАС РФ указал, что отсутствие государственной регистрации права собственности продавца на недвижимость на дату заключения договора купли-продажи само по себе не влияет на действительность такого договора как основания возникновения соответствующего обязательства (определение от 17.06.2010 по делу № А60-28491/2009-С11).

Подобная логика присутствует при объяснении договора купли-продажи в отношении будущей вещи: наличие права собственности у продавца необходимо для регистрации его перехода, но не для действительности договора купли-продажи (абз. 3 – 4 п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 № 54).

В данных примерах хорошо просматривается идея о том, что наличие права собственности необходимо для совершения акта распоряжения правом, но не для установления обязательства.

Суды взыскивают убытки в качестве санкции за эвикцию и при недействительности сделки

Статья 461 ГК РФ закрепляет ответственность продавца за эвикцию. Убытки носят характер договорной ответственности за неисполнение обязанности передать товар свободным от прав третьих лиц. Это должно исключать возможность признания такого договора недействительным, иначе норма содержала бы внутреннее противоречие. По общему правилу ответственность в виде убытков невозможна при признании договора недействительным, поскольку такой договор не порождает правовых последствий, кроме связанных с его недействительностью11. Статья 461 ГК РФ не должна применяться при недействительности договора.

Применение односторонней реституции как последствия недействительности договора не всегда влечет полное восстановление имущественной сферы покупателя. В силу ст. 15 ГК РФ покупатель может получить с продавца не только саму стоимость изъятого имущества, но и расходы, которые ему придется понести в будущем, и упущенную выгоду12. Реституция, возвращая в первоначальное положение, может полностью не покрывать расходы покупателя. Взыскание убытков в качестве санкции за эвикцию больше соответствует защите его интересов.

Разъяснения высших судов по ст. 461 ГК РФ последовательно проводят идею действительности договора. Это проявляется в п. 43 Постановления № 10/22, п. 83 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 (далее — Постановление № 25), п. 3 Обзора судебной практики ВС РФ № 2, утв. Президиумом от 26.06.2015 (далее — Обзор № 2).

Согласно абз. 1 п. 43 Постановления № 10/22 в случае, если иск собственника об истребовании имущества из чужого незаконного владения удовлетворен, покупатель чужого имущества вправе в соответствии со ст. 461 ГК РФ обратиться в суд с требованием к продавцу о возмещении

виндикационного иска собственника вещи, а не с применением последствий недействительности сделки. Однако устойчивая практика по этому пункту все еще не сформировалась; суды удовлетворяют требования по ст. 461 ГК РФ и при недействительности сделки.

Наглядным примером может послужить следующее дело, в рамках которого суды трех инстанций дали разную квалификацию требованию истца. Истец выступал покупателем по договору куплипродажи оборудования, находящегося в производственных помещениях, где располагалось еще и государственное имущество. Договор был признан ничтожным, так как оборудование подпадало под особый режим приватизации и не могло поступить в собственность продавца. Тогда покупатель обратился с иском к продавцу о взыскании убытков в размере стоимости изъятого имущества.

Суд первой инстанции сделал вывод, что покупатель не доказал фактического изъятия имущества, и отказал в удовлетворении иска (решение АС Челябинской области от 23.08.2013 по делу № А76-11606/2013). Восемнадцатый арбитражный апелляционный суд решение отменил. Учитывая, что договор купли-продажи является ничтожным, суд указал, что у отчуждателя отсутствуют основания удержания уплаченной стоимости этого оборудования, поэтому требование о взыскании с ответчика указанной суммы в качестве неосновательного обогащения является правомерным (постановление от 22.10.2013 по делу № А76-11606/2013).

ФАС Уральского округа оставил в силе постановление апелляции, но посчитал ошибочным вывод о неприменении ст. 461 ГК РФ. Суд указал, что покупатель доказал факт выбытия имущества, поэтому в силу ст. ст. 15, 461 ГК РФ требование должно быть удовлетворено (постановление от 29.01.2014 по делу № А76-11606/2013).

Однако позиция ФАС Уральского округа по данному делу противоречит п. 43 Постановления № 10/22. Недействительность сделки не может сочетаться с взысканием убытков из неисполнения договора. В силу ничтожности договор не мог породить обязательств по исполнению. Более обоснованной здесь выглядит позиция апелляционного суда, который указал на невозможность применения ст. 461 ГК РФ при недействительности договора и переквалифицировал требование на взыскание неосновательного обогащения. В данном деле видна характерная особенность дел по эвикции: сделку часто признают недействительной в другом процессе, поэтому покупателю остается идти в суд с требованием по ст. 461 ГК РФ. Судам приходится искать выход, как обосновать взыскание в пользу покупателя, если ст. 461 ГК РФ не может быть применена из-за недействительности сделки. Отсюда появляются идеи о взыскании неосновательного обогащения, или суды просто не дают оценку требованию из ст. 461 ГК РФ и применяют статью исходя из ее буквального смысла.

Выявление прав третьих лиц на проданную вещь не влечет автоматическую недействительность договора

На основе некоторых дел можно косвенно вывести действительность договора купли-продажи чужой вещи. Однако сложность состоит в том, что часто суды прямо не оценивают договор куплипродажи с точки зрения его действительности или природу требования из ст. 461 ГК РФ.

Вывод о действительности договора приходится делать из других обстоятельств. Так, из материалов одного из дел усматривается, что стороны заключили договор купли-продажи здания. Договор был исполнен, право собственности зарегистрировано. Но через несколько лет суды признали право собственности г. Москвы на часть проданного имущества. Приобретатель обратился в суд с требованием о возмещении покупной цены. Суды пришли к выводу, что продавец получил за имущество оговоренную в договоре плату, и поэтому должен возместить покупателю убытки в соответствии со ст. ст. 15, 461 ГК РФ, п. 43 Постановления № 10/22 (определение ВАС РФ от 04.09.2013 по делу № А40-121247/12-35-1146).

По другому делу право собственности покупателя было признано отсутствующим, поскольку часть нежилых помещений была ранее отчуждена и право зарегистрировано за третьим лицом. Тогда покупатель обратился в суд с иском по ст. 461 ГК РФ, основываясь на том, что не получил в собственность часть помещений, предусмотренных по договору. Суд удовлетворил требование, потому что продавец нарушил обязательство по передаче имущества, свободного от прав третьих лиц (постановление АС Западно-Сибирского округа от 31.07.2015 по делу № А46-6351/2014).

Таким образом, суды в этих делах рассматривали договоры купли-продажи как действительные. Вопрос действительности сделки в первом деле отдельно не поднимался, но из обоснования суда видно, что убытки носили договорный характер.

В марте 2015 года Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ рассмотрела дело, в котором применила ст. 461 ГК РФ. Здесь сделка купли-продажи от лица, не являющегося собственником, была признана недействительной в другом деле, поэтому покупатель обратился в суд с требованием о взыскании неосновательного обогащения. Коллегия указала, что установление факта принадлежности имущества не продавцу лишает покупателей приобретенного права собственности. Это по основанию аналогично изъятию имущества по ст. 461 ГК РФ. Коллегия учла характер нарушенного права истца — покупателя имущества и решила, что иск о взыскании убытков по п. 2 ст. 461 ГК РФ соответствует цели его восстановления (определение от

Да, но только с момента госрегистрации права собственности

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Сделка нарушает требования закона. Когда разъяснения Верховного суда помогут сохранить ее в силе

Елена Валерьевна Зубова

слушатель РШЧП

• В чем недостатки конструкции оспоримости незаконной сделки

• Как суды восприняли новую редакцию статьи 168 ГК РФ

• Какие новые тенденции нарушения публичных интересов влекут ничтожность сделки

С 1 сентября 2013 года ст. 168 ГК РФ (недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта) действует в новой редакции, которую по праву можно признать одной из самых резонансных (Федеральный закон от 07.05.2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации»). Сегодня противозаконная сделка является оспоримой. Рассмотрим, что заставило законодателя прибегнуть к столь кардинальным изменениям и как суды восприняли данные нововведения.

В законодательстве европейских стран нет конструкции оспоримости незаконной сделки

Не секрет, что первопричиной преобразования нормы ст. 168 ГК РФ явилась судебная практика. Так, в Концепции совершенствования общих положений ГК РФ (далее — Концепция) констатируется следующее: «Судебная практика признания сделок ничтожными на основании ст. 168 ГК РФ получила в настоящее время широкое распространение»1. По мнению разработчиков, это ставило под угрозу стабильность и предсказуемость гражданского оборота. Действительно, согласно данным судебной статистики споры о признании сделок недействительными за последние несколько лет находятся в числе самых распространенных2.

Необходимо отметить, что изначально об оспоримости в отношении незаконных сделок речи не велось. В Концепции была изложена вполне справедливая идея об уточнении ст. 168 ГК РФ исходя из опыта европейских стран (Германии, Австрии, Нидерландов), согласно которому сделка может быть признана ничтожной, только когда нарушает установленный законом запрет. Именно таким образом предполагалось расширить степень судейского толкования норм в целях установления истинной воли законодателя. Замысел был в том, чтобы применительно к каждому конкретному случаю исходить из степени нарушения той или иной нормы.

Мало кто знает, но тенденция по ограничительному толкованию ничтожности незаконной сделки наметилась в судебной практике довольно давно. Во-первых, общее направление на осложнение оспаривания сделок было задано еще постановлением Пленума ВАС РФ от 20.06.2007 № 40.

Кроме того, в одном из дел ВАС РФ применительно к сделкам представителя, совершенным в противоречие с п. 3 ст. 182 ГК РФ, указал, что защита прав представляемого будет осуществляться посредством признания оспоримой сделки недействительной (постановление от 16.06.2009 по делу № А40-65399/07-29-602). Такая позиция прямо противоречила сложившейся судебной практике, однако нашла положительный отклик в теории3.

Если мы обратимся к опыту европейских стран, то, скорее всего, не найдем ни одной, где была бы известна конструкция оспоримости незаконной сделки. В этих странах внимание сконцентрировано в основном на законодательном запрете. Например, ст. 87 Закона Эстонии 2002 года «Об общей части Гражданского кодекса» закрепляет следующее: «Сделка, противоречащая вытекающему из закона запрету, является ничтожной, если смыслом запрета является то, что нарушение запрета повлечет за собой ничтожность сделки, в первую очередь в случае, если законом установлено, что определенные последствия должны наступить»4.

ничтожность договора, «противоречащего императивным нормам». В Италии также имеется институт оспоримости, в рамках которого соответствующий иск подвержен 5-летней давности5.

Что-то похожее на общую оспоримость существует на Украине, где вообще нет рассматриваемого состава недействительности. Статья 204 ГК Украины закрепляет презумпцию правомерности сделки, согласно которой правомерность предполагается, если недействительность сделки прямо не установлена законом или если сделка не признана судом недействительной. При этом ст. 215 к числу ничтожных относит сделки, недействительность которых установлена законом6.

Очевидно, что наш законодатель увидел свой, особый выход, при выборе которого не учел рекомендации разработчиков Концепции, а также европейский опыт. В свете недавно вышедшего постановления Пленума Верховного суда РФ от 23.06.2015 № 25 (далее — Постановление № 25), а также накопившейся судебной практики, считаем уместным порассуждать о правильности избранного законодателем пути. Но прежде вкратце остановимся на теории.

Статья 168 ГК РФ разграничивает ничтожность и оспоримость сделки исходя из критерия интереса

Идею, изложенную в Концепции, теоретики восприняли противоречиво. Например, А. Г. Карапетов в одной из своих работ отмечает, что предложенное разработчиками решение не представляется оптимальным, поскольку идея о выделении среди императивных норм особой их категории, нарушение которых договором не приводит к его недействительности, неминуемо ставит вопрос о том, каковы же последствия нарушения таких норм. Безусловно, в некоторых случаях может помочь некая публично-правовая санкция (например, административная ответственность), однако так выйти из положения можно не всегда. По его мнению, в нашем Гражданском кодексе подавляющее большинство норм договорного права в силу доминирующих воззрений являются императивными, поскольку в них отсутствуют фразы про возможность оговорить иное в договоре. Следовательно, в случае нарушения таких норм договором судам не останется ничего иного, кроме как констатировать недействительность. В этой связи, автор предлагает закрепить в Кодексе правило, согласно которому недействительность противозаконной сделки будет иметь место, если иное не вытекает не только из прямого указания в законе (как это было предусмотрено в предыдущей редакции), но и из существа самой нормы7.

Нельзя согласиться с мнением некоторых цивилистов, утверждавших, что критерии для толкования предлагаемого разработчиками запрета (или действительной воли законодателя) предложены не были. Так, пункты 2 , 3 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах», раскрывая понятие императивной нормы, прибегают к толкованию явно выраженного запрета на установление иного. Так же они признают норму императивной, если исходя из целей законодательного регулирования это необходимо для защиты особо значимых охраняемых законом интересов (интересов слабой стороны договора, третьих лиц, публичных интересов и проч.). Далее, в п. 4 документа сделан акцент на том, что, если норма не содержит критериев императивности, указанных в п.п. 2 и 3 , она должна рассматриваться как диспозитивная. Из этого следует, что отличие условий договора от содержания данной нормы само по себе не может служить основанием для признания этого договора или отдельных его условий недействительными по ст. 168 ГК РФ. Следовательно, можно констатировать, что предлагаемое разработчиками решение имело под собой не только теоретическую, но и прикладную базу.

Если говорить о действующей сегодня редакции ст. 168 ГК РФ, то следует отметить, что и она была подвергнута критике, получив в целом скорее негативные отзывы. К слову, у Д. О. Тузова имеется на этот счет интересная точка зрения, согласно которой новая редакция по существу не представляет собой общего правила об оспоримости. Он считает, что ст. 168 лишь разграничивает ничтожность и оспоримость исходя из критерия интереса: «сделка оспорима, если она нарушает интересы самих сторон сделки, и ничтожна во всех остальных случаях, то есть если она посягает на интересы третьих лиц или на публичные интересы»8.

О том, что ст. 168 ГК РФ сегодня сочетает в себе синтез двух норм, утверждает и представитель судейского сообщества К. И. Забоев, называя такую конструкцию не совсем удачной с точки зрения законодательной техники9.

Однако есть и те, кто отыскал плюсы в новой редакции. Например, Р. С. Бевзенко отмечает достоинства новой нормы в общей тенденции к снижению количества споров за счет появившихся усложнений, влекущих развитие навыков телеологического толкования, а также в более тщательном формулировании той или иной нормы со стороны законодателя. Он также совершенно справедливо обращает внимание на изменившееся наименование статьи, которое, по сути, не поменяло ничего, а лишь исказило замысел разработчиков Концепции10.