учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

Вучредительный документ (для большинства видов организаций – устав) такой коммерческой организации нет необходимости включать список целей или видов ее деятельности, поскольку она и без этого может заниматься любой не запрещенной законом деятельностью. При регистрации организации придется указать в соответствующей регистрационной форме определенные виды планируемой деятельности для получения кодов ОКВЭД, но такое указание никак не ограничивает правоспособность юридического лица, т.е. не дает возможности последующего применения ст. 173 ГК РФ.

Однако при желании учредителей (участников) правоспособность коммерческой организации можно ограничить, включив в ее учредительный документ перечень целей ее деятельности и прямо оговорив, что он является закрытым, т.е. имеет исчерпывающий характер (абз. 1

п.1 ст. 49, п. 4 ст. 52 ГК РФ, см. также п. 18 Постановления пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8). В принципе, можно сделать и наоборот: включить в учредительный документ перечень видов деятельности, которые организация вести не может.

Вобоих случаях появляется возможность для применения ст. 173 ГК РФ.

Для чего участникам коммерческой корпорации закрывать перечень допустимых видов деятельности в уставе? Один из мотивов состоит в том, чтобы снизить риски совершения директором корпорации нежелательных сделок и ведения им нежелательных видов деятельности. Например, участники создают юридическое лицо и наделяют его ценным имуществом (например недвижимостью) для реализации какой-то одной узкой цели (например, «держания» этого актива и предоставления права на его использование другому юридическому лицу в рамках холдинга). Вовлечение данной корпорации во всевозможные побочные коммерческие проекты не входит в цели участников и, более того, создает риски возникновения непредвиденных финансовых обязательств, которые могут в итоге привести к обращению взыскания на тот самый ценный актив, которым данная корпорация обладает. В такой ситуации, не имея возможности полностью доверять чистоплотности и разумности нанятого директора, они могут попытаться оградить себя от таких рисков, значительно ограничив виды допускаемой деятельности создаваемой корпорации в уставе.

Одним из путей для реализации этой задачи является указание в уставе на то, что для совершения определенных видов сделок директор должен заручиться предварительным согласием общего собрания участников корпорации, и тогда при нарушении этого положения сделка может быть признана недействительной по правилам п. 1 ст. 174

585

ГК РФ. Но особенностью такого варианта является то, что согласие большинства на общем собрании участников (или совета директоров, если устав относит вопрос о согласовании сделки к его компетенции) может легализовать совершение нежелательной сделки. Это может не устраивать участников, обладающих меньшинством голосов на общем собрании или не желающих зависеть в этом вопросе от решения членов совета директоров. В таких случаях можно использовать и обсуждаемый здесь путь: установить в уставе исчерпывающим образом, какие виды деятельности может осуществлять корпорация, или прямо запретить те или иные виды деятельности (или даже непосредственно сделки), рассчитывая на то, что в случае совершения сделки за рамками такой ограниченной правоспособности она может быть оспорена по правилам ст. 173 ГК РФ. Особенностью такого варианта является то, что даже согласие общего собрания участников не может легализовать возможность совершения той или иной сделки.

Впрочем, эффективность как первой, так и второй стратегий несколько сомнительна, так как в случае нарушения директором уставных ограничений обоих типов оспорить совершенную им сделку участники смогут далеко не всегда, а лишь в случае субъективной недобросовестности контрагента по сделке (см. п. «м» комментария

кнастоящей статье).

(з)Правоспособность коммерческих организаций (особые случаи).

Из правила об общей правоспособности коммерческих организаций есть исключения: это унитарные предприятия и «иные виды организаций, предусмотренные законом» (абз. 2 п. 1 ст. 49 ГК РФ). В их учредительных документах (уставах) «должны быть определены предмет и цели деятельности юридических лиц» (п. 4 ст. 52 ГК РФ). Такая организация не может заниматься иной деятельностью, чем та, что определена в уставе.

Отнесение унитарных предприятий к категории организаций со специальной правоспособностью закреплено в п. 18 Постановления пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8.

Между унитарными предприятиями и «иными видами организаций, предусмотренными законом» есть существенная разница в смысле правоспособности.

Закон не устанавливает специфических ограничений на правоспособность унитарных предприятий (ГУП, МУП). Их правоспособность определяется лишь «предметом и целями», указанными в уставе. Иначе говоря, специальный характер правоспособности унитарных предприятий проявляется в том, что деятельность таких предприятий

586

должна соответствовать тем целям и видам деятельности, которые установлены в уставе.

При этом из буквы закона неясно, можно ли написать в уставе

вразделе о «предмете и целях» деятельности, что данное унитарное предприятие вправе осуществлять «любые виды деятельности, не запрещенные законом», сделав тем самым ее правоспособность общей. В целом представляется, что такая возможность должна признаваться. На практике устав унитарного предприятия обычно содержит закрытый перечень целей и (или) видов деятельности, и тогда правоспособность унитарного предприятия является специальной в силу уставных ограничений.

Что касается «иных видов организаций», здесь ограничение правоспособности осуществляется законом. Закон в ряде случаев явно устанавливает ограничения правоспособности некоторых видов коммерческих организаций, т.е. вводит запрет заниматься определенными видами деятельности. В этот список входят банки, страховые организации, инвестиционные фонды (ст. 5 Закона о банках и банковской деятельности; абз. 2 п. 2 ст. 6 Закона об организации страхового дела в Российской Федерации; абз. 3 ст. 2 Закона об инвестиционных фондах). Это делает правоспособность таких организаций специальной, на что прямо указывает п. 18 Постановления пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8. Иначе говоря, специальный характер правоспособности таких организаций предопределяется тем, что закон ограничивает возможные виды деятельности таких организаций.

Логично ли в отношении таких организаций применять презумпцию закрытого перечня видов деятельности (если в уставе приведен список целей или видов деятельности, но не сказано, открытый он или закрытый)? Возможно, прямо признанный специальный характер правоспособности таких организаций подталкивает к утвердительному ответу на этот вопрос. Впрочем, данный вопрос имеет несколько умозрительный характер, так как уставы таких организаций обычно предусматривают прямое указание на право заниматься любой деятельностью за вычетом тех видов деятельности, которыми запрещает им заниматься закон. Нет никаких оснований из того, что правоспособность страховых компаний и иных подобных организаций прямо названа в практике ВС РФ и ВАС РФ специальной, делать вывод о незаконности подобных положений устава.

Вуставе банка обычно указывается, что помимо разного рода банковских и финансовых операций (перечень которых включается

вустав) он «вправе осуществлять иные сделки в соответствии с законодательством», но при этом не может «заниматься производствен-

587

ной, торговой и страховой деятельностью». Следует иметь в виду, что эти формулировки дословно повторяют положения Закона о банках

ибанковской деятельности (ст. 5), а потому соответствующее ограничение на самом деле установлено не уставом, а законом (что выводит их нарушение из-под действия комментируемой статьи, см. далее).

Но уставом таких организаций в принципе могут быть дополнительно введены и более строгие ограничения (скажем, запрет банку заниматься лизинговой деятельностью). Правоспособность при этом останется специальной, но еще более сузится по сравнению с тем, что предусмотрено законом. И в такой ситуации при нарушении таких дополнительных ограничений открывается пространство для оспаривания сделки по правилам ст. 173 ГК РФ.

Иначе говоря, положения ст. 173 ГК РФ применяются в отношении коммерческих организаций как с общей, так и со специальной правоспособностью только к той степени, в которой сделка нарушает ограничения, установленные не в законе, а в уставе.

(и)Правоспособность некоммерческих организаций. Правоспособность некоммерческих организаций (НКО) является специальной. Во-первых, закон ограничивает цели их деятельности. Они не могут преследовать цель извлечения прибыли в качестве основной. Допустимые цели деятельности каждой разновидности НКО определяются положениями соответствующих специальных норм. Так, фонд может преследовать лишь «благотворительные, культурные, образовательные или иные социальные, общественно полезные цели» (п. 1 ст. 123.17 ГК РФ). Во-вторых, в уставе НКО «должны быть определены предмет

ицели деятельности» НКО (п. 4 ст. 52 ГК РФ). НКО не может заниматься иной деятельностью, чем та, что определена в учредительном документе.

Означает ли это, что в уставе такой организации не может быть предусмотрен открытый перечень видов деятельности, которыми может заниматься организация? Думается, что такое ограничение в отношении содержания устава НКО было бы не вполне логичным. Так, например, вряд ли стоит признавать незаконными положения многих уставов некоммерческих организаций, указывающие на возможность осуществления ею любой приносящей доход и не запрещенной деятельности для финансового обеспечения реализации этой организацией своих основных некоммерческих целей. Отличие некоммерческой организации от коммерческой в этом аспекте состоит в том, что в ее уставе обязательно должен быть список целей ее деятельности, и в отношении ее не действует положение абз. 2 п. 1 ст. 49 ГК РФ, согласно

588

которому она по определению может заниматься любой деятельностью. Соответственно, некоммерческая организация может заниматься любыми видами деятельности, если на то имеется прямое указание в ее уставе.

Как представляется, если в случае коммерческой организации фиксация в ее уставе видов деятельности даже без прямого указания на открытый характер этого перечня не означает запрет на занятие иными видами деятельности (последний должен быть выражен определенно и недвусмысленно), в случае некоммерческой организации действует иная презумпция, и указанный в уставе перечень видов деятельности при отсутствии прямого указания на его открытый характер предполагается закрытым.

(к) Оспоримость сделки. Соотношение ст. 173 и других норм о недействительности. В рассматриваемой норме речь идет об ограничениях

правоспособности, установленных учредительным документом юридического лица. Выход юридического лица за пределы этих ограничений влечет оспоримость (а не ничтожность) сделки: сделка «может быть признана судом недействительной...».

Если же правоспособность юридического лица ограничена законом, то вопрос о недействительности выходящей за пределы такой правоспособности сделки решается на основании другой нормы.

Высшие суды (ВС РФ и ВАС РФ) по этому поводу высказались следующим образом: «Унитарные предприятия, а также другие коммерческие организации, в отношении которых законом предусмотрена специальная правоспособность (банки, страховые организации и некоторые другие), не вправе совершать сделки, противоречащие целям и предмету их деятельности, определенным законом или иными правовыми актами. Такие сделки являются ничтожными на основании статьи 168» (п. 18 Постановления пленумов ВС и ВАС РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8). В действующей ныне редакции применение ст. 168, в принципе, может вести как к ничтожности, так и к оспоримости. Впрочем, первый вариант (ничтожность сделки) в данном контексте представляется наиболее оправданным, так как ограничения правоспособности обычно устанавливаются законом в целях защиты публичного интереса, а кроме того, сами ограничения закреплены как прямо выраженные запреты. Обсуждение этого вопроса см. в комментарии к ст. 168 ГК РФ.

Представляется, что включение унитарных предприятий в этот список было не вполне уместным. Правоспособность унитарных предприятий является специальной, но она не ограничена явно законом

589

(см. п. «з» комментария к настоящей статье). Закон не устанавливает конкретных ограничений на цели деятельности государственных и муниципальных унитарных предприятий, сообщая лишь, что их «предмет

ицели деятельности» должны указываться в уставе предприятия (п. 3 ст. 113 ГК РФ). Представятся, что в случае совершения таким предприятием сделки в противоречии со своими уставными целями судам следует применять ст. 173 ГК РФ, а не ст. 168 ГК РФ.

Далее, возникает следующий вопрос: если правоспособность организации ограничена законом, но, кроме того, дополнительно ограничена еще и уставом, возможно ли применение ст. 173 ГК РФ? Судя по букве нормы, это вполне возможно. Например, в устав банка при желании можно включить ограничения правоспособности, дополнительные к тем, что содержатся в законе (скажем, запрет на совершение лизинговых операций). В случае нарушения такого ограничения подлежит применению ст. 173 ГК РФ, а не ст. 168 ГК РФ. Правда, в реальной жизни подобное встречается столь же редко, как

иуставное ограничение правоспособности «обычных» коммерческих организаций.

Отметим также, что в некоторых случаях последствия выхода за пределы правоспособности могут регулироваться специальными законами. Согласно закону о государственных и муниципальных унитарных предприятиях, если такое предприятие распорядилось своим имуществом таким образом, что лишилось возможности «осуществлять деятельность, цели, предмет, виды которой определены уставом такого предприятия», то соответствующая сделка является ничтожной (п. 3 ст. 18 Закона о государственных и муниципальных унитарных предприятиях).

(л)Кто вправе оспаривать сделку? Согласно комментируемой норме предусмотренная ее гипотезой сделка юридического лица признается недействительной «по иску этого юридического лица, его учредителя (участника) или иного лица, в интересах которого установлено ограничение».

Подчеркнем, что контрагент по сделке оспаривать ее на данном основании не может (если, конечно, он не является одним из упомянутых лиц).

Возникает вопрос, а в интересах каких «иных лиц» может быть установлено уставное ограничение, помимо самого юридического лица и его участников или учредителей? Отметим, что в предыдущей редакции упоминание о «иных лицах» отсутствовало, зато в список входили государственные органы.

590

Таким «иным лицом» может быть, например, банк, который, желая предотвратить вывод активов должника, заставил его включить

всвой устав ограничения правоспособности, препятствующие такому выводу. Если это так, то банк может оспаривать сделку по выводу активов, совершенную в нарушение этих ограничений.

Согласно сформулированной ВС РФ позиции, участник корпорации, оспаривающий совершенную корпорацией сделку, выступает

вкачестве представителя корпорации, а истцом по такому делу является корпорация (п. 32 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25). ВС РФ здесь указывает на обращение участника с иском об оспаривании сделки по правилам п. 1 ст. 65.2 ГК РФ, который предусматривает право участника оспаривать сделку на основании ст. 174 ГК РФ или законов об отдельных видах корпорации. Но нет никаких сомнений, что эта позиция распространяется на любые случаи оспаривания участниками сделки корпорации по так называемым корпоративным основаниям, к которым следует отнести и основание оспаривания, указанное в ст. 173 ГК РФ.

Представляется (хотя ВС РФ на эту тему не высказался), что аналогичная позиция применима к унитарным организациям и их учредителям.

Стоит ли идти дальше и предположить, что иное «лицо, в интересах которого установлено ограничение» (кто бы это ни был) также будет оспаривать сделку от имени данной организации, а не от своего собственного имени? Этот вопрос можно признать дискуссионным. Какой-либо ясности по этому вопросу в практике нет в силу того, что и само оспаривание сделки по ст. 173 ГК РФ и тем более заявление таких исков третьими лицами на практике почти не встречается.

Есть еще один важный вопрос, не решенный явно законом. Может ли оспорить сделку член коллегиального органа управления юридического лица (например член совета директоров)? Предоставление ему такой возможности кажется вполне естественным. Например, если генеральный директор общества совершил сделку с выходом за пределы правоспособности общества, определенно ограниченной

вуставе, член совета директоров должен иметь возможность, действуя

винтересах общества и его участников, предъявить иск о признании сделки недействительной.

Однако буква закона не дает очевидных оснований для такого вывода. Члену коллегиального органа управления законом не предоставлено право действовать без доверенности от имени юридического лица. Вряд ли члена коллегиального органа управления можно назвать «лицом, в интересах которого установлено ограничение» право-

591

способности юридического лица в смысле комментируемой нормы. Пункт же 4 ст. 65.4 ГК РФ явным образом дает члену коллегиального органа право оспаривания сделок корпорации по основаниям, предусмотренным ст. 174 ГК РФ (ограничение полномочий), но почему-то не ст. 173 ГК РФ (ограничение правоспособности).

Тем не менее представляется, что, исходя из политико-правовых соображений, судам имеет смысл данную норму толковать расширительно, допуская подачу иска от имени юридического лица и членом коллегиального органа тоже.

Некоторые процедурные детали, относящиеся к косвенным искам, обсуждаются в комментарии к ст. 174 ГК РФ.

(м) Субъективная недобросовестность контрагента. Согласно комментируемой норме сделку, совершенную с выходом за уставное ограничение правоспособности, суд может признать недействительной, «если доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать о таком ограничении». Это положение было применено, в частности, в одном из судебных актов ВС РФ (Определение КГД ВС РФ от 23 ноября 2004 г. № 19-В04-32).

Президиум ВАС РФ по этому поводу высказывался следующим образом: «Из конструкции данной нормы следует: при рассмотрении судом иска о признании такой сделки недействительной в предмет доказывания входит установление обстоятельства, знала ли или заведомо должна была знать другая сторона в сделке о ее незаконности, и только в случае доказанности этого обстоятельства сделка может быть признана судом недействительной» (Постановление Президиума ВАС РФ от 17 июля 2007 г. № 3386/07).

В обоих упомянутых судебных актах применяется старая редакция нормы, включающая, в частности, слово «заведомо» (см. далее).

Слова «доказано, что» (оставшиеся от старой редакции) в тексте нормы, очевидно, лишние. Ведь в любом случае для применения нормы все факты, составляющие ее гипотезу, подлежат доказыванию. Возможно, авторы нормы пытались лишний раз акцентировать внимание читателя на том, что бремя доказывания данного факта лежит на истце.

Представляется, что выражение «другая сторона сделки» здесь имеет смысл понимать несколько расширительно. Оно может означать не только другую сторону двустороннего или многостороннего договора, но и в случае односторонней сделки (например прощение долга) – «адресата» этой сделки, т.е. лицо, на установление, изменение или прекращение прав или обязанностей которого эта односторонняя

592

сделка была направлена. Мы будем иногда для краткости употреблять термин «контрагент», включая в это понятие также и адресата односторонней сделки.

Лицо, которое «знало или должно было знать» о том или ином дефекте права или сделки, часто именуют «субъективно недобросовестным». Таков, например, «недобросовестный приобретатель» имущества

всмысле ст. 302 ГК РФ. Иногда также говорят, что такое субъективно недобросовестное лицо обладает «фактическим или вмененным» знанием о дефекте. «Субъективную добросовестность» не следует смешивать с «объективной добросовестностью», стандартом поведения, вменяемым законом в обязанность участникам гражданско-правовых отношений вообще и обязательственных отношений в частности (п. 3 ст. 1, п. 1 ст. 10, п. 3 ст. 307 ГК РФ).

Субъективная недобросовестность, строго говоря, не является правонарушением и не влечет правовых санкций в буквальном смысле слова, но тем не менее является обстоятельством, которое может повлечь последствия, неблагоприятные для субъективно недобросовестного лица. В данном случае таким последствием является возможное признание сделки недействительной.

Как и в случае прочих норм, использующих концепцию субъективной недобросовестности, смысл рассматриваемого условия состоит

взащите субъективно добросовестного контрагента от неожиданного ретроспективного пересмотра правовых последствий его сделок, а значит, в защите стабильности всего гражданского оборота.

«Знал или должен был знать» в этой формулировке означает «либо фактически знал, либо узнал бы, если бы проявил должную степень заботливости». Весьма важным и спорным является вопрос о том, какую же конкретно степень заботливости контрагенту надо проявить, чтобы право признало его субъективно добросовестным.

Применительно к рассматриваемой норме возникает вопрос о том, сколь значительные усилия контрагенту надо затратить на исследование вопроса об уставных ограничениях правоспособности юридического лица, с которым он заключает сделку, для устранения рисков признания сделки недействительной по данному основанию. Самое главное, должен ли он получить и проанализировать устав этого юридического лица?

Закон (сторона «должна была знать») не дает никаких конкретных указаний на этот счет.

Отметим, что в предыдущей редакции рассматриваемой нормы вместо «знала или должна была знать» было написано «знала или заведомо должна была знать». Но, по-видимому, эта правка является чисто

593

редакционной. Слово «заведомо» здесь было употреблено некорректно

ине несло никакого смыслового значения, в связи с чем, очевидно,

ибыло опущено. («Заведомо» само по себе означает «заранее зная о дефекте», например, «дать заведомо ложные показания».) Соответственно, эта правка не означала какого-либо изменения предписанного контрагенту стандарта заботливости.

Ввиду невозможности выяснения смысла нормы из ее буквы, следует прибегнуть к иным приемам, включая политико-правовые и эко- номико-теоретические.

Политико-правовые соображения для интерпретации данного положения состоят в том, что установление жестких требований к контрагенту защищает участников (учредителей) юридического лица, но затрудняет гражданский оборот. И наоборот, низкий уровень требований к заботливости контрагента облегчает гражданский оборот, но ставит под удар инвестиции участников (учредителей) в юридическое лицо. Решение зависит от политико-правового выбора в части того, кого или что правопорядок хочет защитить в большей степени.

Сточки зрения экономического анализа права для нахождения оптимального решения следует соотнести издержки, которые должны будут нести контрагенты на исследование вопроса об ограничении правоспособности, с издержками, которые должны будут нести участники (учредители) для контроля над соблюдением уставных ограничений руководством юридического лица, и, исходя из этого анализа, возложить бремя контроля на тех, у кого издержки меньше.

Политико-правовые и экономико-теоретические соображения насчет уровня заботливости в рассматриваемом случае (выхода за пределы уставных ограничений правоспособности юридического лица), по сути, не отличаются от аналогичных соображений в случае выхода руководителем юридического лица за пределы уставных ограничений его полномочий. Более подробное обсуждение этих соображений, а также соответствующей судебной практики см. в комментарии к п. 1 ст. 174 ГК РФ.

Представляется, что здесь, как и в других случаях субъективной недобросовестности, следует применять стандарт «грубая неосторожность» (а не простая неосторожность). То есть лицо считается субъективно недобросовестным, если оно или знало о дефекте, или не знало о нем лишь в силу собственной грубой небрежности.

В самом деле, в случае возложения на контрагента более обременительных требований данное условие не справится со своей функцией защиты гражданского оборота, поскольку возложит значительные издержки по контролю сделок юридических лиц на контрагентов,

594