учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

ления в должность, вполне уместен и в отношении случая оспаривания сделки по п. 2 ст. 174 ГК РФ в связи с явным ущербом. В то же время этот подход вряд ли применим к сделке, совершенной в результате сговора, так как сам факт того, что новый директор мог обнаружить информацию о сделке, еще не свидетельствует о том, что он мог узнать о сговоре. Здесь вменение новому директору знания о наличии основания оспаривания должно происходить в момент, когда вновь назначенный директор узнал либо получил возможность узнать о том, что сделка на невыгодных для такого юридического лица условиях совершена действительно вследствие злонамеренного сговора. Следы такого подхода можно обнаружить в судебной практике (Постановление Президиума ВАС РФ от 28 мая 2013 г. № 15036/12, Определение КЭС ВС РФ от 12 мая 2017 г. № 305-ЭС17-2441).

Но применительно к вменению знания о наличии оснований для оспаривания следует обратить внимание на один нюанс. Если акционеры, члены коллегиального органа управления или новый директор узнали или получили возможность узнать о факте совершения сделки и им стало или должно было стать очевидно, что сделка причиняет их организации явный ущерб и имеются основания для оспаривания по правилам п. 2 ст. 174 ГК РФ в связи с тем, что контрагенту наличие такого явного ущерба должно было быть очевидно при совершении сделки (например, недвижимость продана по цене в несколько раз ниже рыночной), они получают возможность оспорить сделку по правилам п. 2 ст. 174 ГК РФ на этом основании. Если они этого не сделали и пропустили давность, но впоследствии (например, по результатам уголовного дела) узнали о том, что эта сделка была совершена в результате прямого сговора, они не могут рассчитывать на фиксацию этого более позднего момента в качестве момента начала течения давности. Безусловно, информация о сговоре проливает дополнительный свет на историю совершения сделки, но это не отменяет того факта, что соответствующие лица имели и ранее возможность оспорить сделку по тому же п. 2 ст. 174 ГК РФ, положив в основу иска аргумент о наличии явного ущерба (т.е., по сути, аргумент о крайне вероятном сговоре). Это следует из тесной взаимосвязи двух указанных в п. 2 ст. 174 ГК РФ оснований

для оспаривания сделки.

2.6. Взыскание убытков. В п. 1.19 комментария к данной статье было указано на нерешенный в российском праве вопрос о перспективах удовлетворения деликтного иска пострадавшего, представляемого к недобросовестному «интервенту», который, зная или имея все основания знать о нарушении представителем «внутренних» ограничений,

675

установленных в его договорных отношениях с представляемым, пошел на совершение сделки. Аналогичный вопрос возникает и в контексте правил п. 2 ст. 174 ГК РФ. Может ли представляемый, столкнувшийся со сговором своего представителя с контрагентом или совершением представителем сделки, влекущей для представляемого явный ущерб, который контрагенту должен был быть очевиден, потребовать от контрагента возмещения убытков в дополнение к оспариванию самой сделки или вместо такового?

Вопрос в российском праве однозначно не решен. В то же время имеются все правовые основания для удовлетворения такого иска, как минимум, в случае наличия признаков сговора. Во-первых, в силу п. 2 ст. 84 Закона об АО «заинтересованное лицо по иску общества или его акционера несет перед обществом ответственность в размере убытков, причиненных им обществу, независимо от того, была ли признана соответствующая сделка недействительной». При этом согласно той же норме «в случае, если ответственность несут несколько лиц, их ответственность перед обществом является солидарной». Данное положение отсутствует в Законе об ООО, но не вызывает сомнений, что эта норма может применяться по аналогии и в отношении сделок с заинтересованностью, совершаемых ООО. Более того, с учетом того что теперь оспаривание сделки с заинтересованностью рассматривается как частный случай оспаривания сделки по правилам п. 2 ст. 174 ГК РФ, имеются все основания толковать эту норму расширительно и применять ее в отношении любых случаев, когда имеется состав недействительности, установленный в п. 2 ст. 174 ГК РФ.

Во-вторых, согласно п. 4 ст. 10 ГК РФ «если злоупотребление правом повлекло нарушение права другого лица, такое лицо вправе требовать возмещения причиненных этим убытков». Трудно отрицать, что совершение сделки как минимум в условиях сговора отвечает признакам злоупотребления правом.

В-третьих, генеральная формулировка оснований для предъявления деликтного иска по правилам ст. 1064 ГК РФ вполне допускает развитие в российском праве практики взыскания вреда с третьего лица, недобросовестно склонившего представителя (директора) контрагента к совершению сделки в ущерб интересам представляемого.

Необходимость допущения такого деликтного иска в случае сговора представляется очевидной. При сговоре умышленный характер действий контрагента налицо. Более того, чаще всего речь идет о преступлении. В такого рода ситуации суд должен удовлетворять такой деликтный иск к недобросовестному третьему лицу. Ряд частных аспектов требует прояснения (например, солидарный или субсидиарный

676

характер такой ответственности)1. Но в целом вопрос о необходимости удовлетворения такого иска не вызывает сомнений.

При этом несколько более спорный характер носит вопрос о том, может ли удовлетворяться такой иск в ситуации, когда сговор не доказан и речь идет о совершении сделки с явным ущербом для представляемого. Этот режим оспаривания допускает в качестве неизбежных побочных издержек то, что будет аннулирована сделка, при совершении которой на самом деле отсутствовал сговор и какое-либо недобросовестное поведение контрагента. Как уже отмечалось, сам факт того, что контрагент согласился купить что-то в несколько раз дешевле рыночной цены, еще не гарантирует, что имел место коммерческий подкуп или иной скрытый сговор. Право допускает оспаривание сделки в такой ситуации при отсутствии доказательств сговора, имея в виду, что сговор на практике доказать сложно, но с большой вероятностью именно он и имел место. Но, если отсутствуют бесспорные доказательства недобросовестности конкретного контрагента, возможно ли удовлетворение деликтного иска, поданного к такому контрагенту? Вопрос требует дополнительного изучения и согласования с иными аналогичными случаями привлечения к ответственности контрагента в связи с фактом совершения оспоримой сделки.

Статья 174.1. Последствия совершения сделки в отношении имущества, распоряжение которым запрещено или ограничено

1.Сделка, совершенная с нарушением запрета или ограничения распоряжения имуществом, вытекающих из закона, в частности из законодательства о несостоятельности (банкротстве), ничтожна в той части, в какой она предусматривает распоряжение таким имуществом (статья 180).

2.Сделка, совершенная с нарушением запрета на распоряжение имуществом должника, наложенного в судебном или ином установленном законом порядке в пользу его кредитора или иного управомоченного лица, не препятствует реализации прав указанного кредитора или иного управомоченного лица, которые обеспечивались запретом, за исключением случаев, если приобретатель имущества не знал и не должен был знать

озапрете.

1 Солидарный характер ответственности на первый взгляд кажется более оправданным.

677

Комментарий

1. Принцип разъединения. Положения комментируемого пункта могут быть оценены как попытка окончательно закрепить в российском праве доктрину, разделяющую обязательственный эффект договора и переход вещного права, т.е. собственно распоряжение вещью. Эта доктрина обычно именуется принципом разъединения.

Основной смысл этой доктрины заключается в том, чтобы юридически разъединить договор, порождающий обязательство, и переход вещного права, осуществляемый во исполнение этого обязательства, а не рассматривать их как одно волеизъявление. Самый простой пример применения принципа разъединения: заключив договор купли-продажи, продавец лишь принимает на себя обязательство передать вещь в собственность покупателя; однако для того, чтобы собственность на проданную вещь перешла, продавец должен совершить дополнительное волеизъявление – передать движимую вещь покупателю.

Принцип разъединения известен российскому праву – он лежит в основе норм ГК РФ о продаже или залоге вещи, которая будет создана или приобретена у другого лица в будущем (см. ст. 336, 455 ГК РФ); он известен законодательству об обществах с ограниченной ответственностью (в части оборота долей в уставном капитале таких обществ, см. абз. 3 п. 1 ст. 21 Закона об ООО).

Однако в комментируемой норме обсуждается еще более сложное проявление принципа разъединения: законодатель предоставляет судам возможность по-разному – в зависимости от юридического характера дефектов – оценивать правовые последствия недействительности различных волеизъявлений, направленных как на установление обязательственной связи между сторонами сделки, так и на распоряжение

имущественными благами.

1.1. Пример: продажа самовольной постройки. Для иллюстрации комментируемой нормы представим себе следующей пример. Некто возвел на земельном участке, предоставленном ему в аренду публичным собственником, самовольную постройку. При этом критерий самовольности являлся неочевидным для всех (допустим, при предоставлении земельного участка были нарушены некоторые обязательные для публичного образования правила). Далее право собственности на постройку было (ошибочно) зарегистрировано за застройщиком. Через некоторое время застройщик вступает в переговоры с другим лицом относительно заключения договора купли-продажи этой постройки. Потенциальный покупатель выговаривает условие о штрафе

678

за непередачу предмета договора купли-продажи в размере четверти от цены здания, которая будет уплачена продавцу; соответствующее положение включается в договор купли-продажи. Далее продавец передает покупателю здание, затем регистрируется переход права на него. Однако впоследствии обнаруживается самовольность постройки, и публичный собственник предъявляет иск о сносе постройки в связи с тем, что она возведена без разрешения собственника застроенного земельного участка. Представим себе, что иск удовлетворяется и здание сносится. Возникает вопрос: какие защитные возможности имеются у покупателя такого здания?

Дела подобного рода в течение длительного времени разрешались довольно единообразно (но при этом незамысловато): договор куплипродажи самовольной постройки объявлялся ничтожным по ст. 168 ГК РФ (в том числе и условие о штрафе за непередачу вещи) как нарушающий законодательный запрет, вытекающий из ст. 222 Кодекса,

ипродавец, получивший цену по ничтожному договору, обязывался к ее возвращению покупателю.

Разумеется, финальный итог такого подхода крайне несправедлив по отношению к покупателю, особенно если он – добросовестный. Возникает такой вопрос: а можно ли попробовать выстроить защиту покупателя в описанном казусе не через недействительность сделки

иреституцию, а через механизмы обязательственного права?

Вчастности, можно ли как-то сохранить силу для условия о штрафе за непередачу предмета договора купли-продажи? Можно ли допустить возможность взыскать с продавца убытки, составляющие стоимость, например, ремонта в проданном покупателю самовольно построенном здании, а также упущенную выгоду от невозможности использовать купленное здание? Очевидно, что в случае квалификации договора купли-продажи самовольной постройки как ничтожной сделки (п. 2 ст. 168, ст. 222 ГК РФ) ни условие о штрафе за непередачу объекта, ни договорная ответственность в виде взыскания позитивных убытков по правилам ст. 393 ГК РФ к продавцу применены быть не могут. Теоретически при ничтожности договора убытки могли бы взыскиваться по модели защиты негативного интереса в рамках преддоговорной, т.е., по сути, деликтной ответственности (ст. 434.1 ГК РФ), но, во-первых, такие убытки защищают лишь негативный интерес

инаправлены не на помещение пострадавшего в положение, в котором он находился бы, если бы договор был надлежащим образом исполнен (ст. 393 ГК РФ), а на перемещение пострадавшего в положение, в котором он находился бы, не будь договор вовсе заключен (п. 20 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Во-вторых,

679

взыскание таких убытков возможно только при недобросовестности продавца (если он умолчал о самовольном характере постройки, зная о нем), но на практике продавец может также не знать о данном пороке и умалчивать о самовольном характере постройки без всякого умысла на обман; логика же подсказывает, что ответственность продавца, являющегося коммерсантом, в такой ситуации должна быть безвиновной, как и любая договорная ответственность (п. 3 ст. 401 ГК РФ). Поэтому целесообразно искать другие интерпретационные возможности, которые позволили бы сохранить силу соответствующим договорным условиям и перевести спор в плоскость обязательственного права.

Именно такую возможность предоставляет норма комментируемого пункта.

Она наделяет суд возможностью объявить ничтожным только основанное на сделке волеизъявление, направленное на распоряжение имуществом, в случае если последнее запрещено законом. При этом обязательства, порожденные сделкой, должны сохранять свою силу.

В разбираемом примере с самовольной постройкой это будет предполагать, что покупатель, который не знал и не должен был знать о самовольности приобретенного строения, будет защищен следующим образом: переход права на постройку (т.е. собственно распоряжение ею) является ничтожным, так как оборот самовольных построек прямо запрещен п. 2 ст. 222 ГК РФ, однако обязательства продавца, возникшие из договора купли-продажи постройки, в силу комментируемой нормы сохранят свою силу. Следовательно, это, в свою очередь, будет означать, что у продавца имелось договорное (!) обязательство передать вещь, но оно не было исполнено надлежащим образом. За что он может быть привлечен к ответственности в виде установленных договором

неустоек и взыскания убытков.

1.2. Понятие распоряжения. Термин «распоряжение», использованный в комментируемой норме, требует дополнительного пояснения.

В обывательской речи «распорядиться» обычно означает заключить договор купли-продажи либо иную сделку, которая повлечет за собой переход права собственности на имущество.

Однако в юридическом языке (ср. ст. 209 ГК РФ) этот термин имеет иное (причем довольно строгое) значение: распоряжение – это совершение собственником имущества таких действий, которые по закону влекут за собой переход права на имущество (передача движимой вещи, государственная регистрация перехода права на недвижимое имущество, регистрируемых в государственных реестрах исключительных прав или доли участия в уставном капитале ООО, регистрация в реестре владельцев ценных бумаг перехода прав на бездокументарные ценные

680

бумаги). Применительно к недвижимости см., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 4 декабря 2012 г. № 8989/12).

Таким образом, само по себе заключение договора, например, купли-продажи, дарения, мены (т.е. сделок, на основании которых изменяется принадлежность имущества) далеко не всегда влечет за собой переход права на вещи. Иными словами, заключение договора

ивозникновение обязательства передать имущество в собственность другого лица еще не является распоряжением им. Распоряжение состоится тогда, когда будет иметь место тот юридический факт, с которым закон связывает переход права собственности на соответствующий вид имущества. При этом в ряде случаев распоряжение может быть выражено и в самом договоре (например, если речь идет о договоре купли-продажи товара с консенсуальной моделью перехода права собственности в момент заключения договора или договоре уступки требования, предусматривающем немедленный распорядительный эффект уступки). Но, если договор предполагает совершение отчуждающей имущество стороной после заключения договора неких действий, направленных на непосредственный перенос права на имущество, распоряжение не совпадает с моментом заключения договора.

Возможность обсуждения юридической силы распоряжения в отрыве от действительности сделки, во исполнение которой оно было совершено, признавалась судебной практикой и до реформы ГК РФ. Так, например, в Постановлении Президиума ВАС РФ от 26 февраля 2013 г. № 12913/12 рассматривался вопрос о том, возможно ли признать недействительным переход прав на акции, не признавая недействительным договор купли-продажи, во исполнение которого были переданы ценные бумаги. В этом деле Президиум ВАС РФ пришел к выводу, что распоряжение ценными бумагами (названное в тексте постановления «действиями по исполнению договора») было признано недействительными по ст. 10 ГК РФ; при этом сам договор купли-продажи таковым не объявлялся (по обстоятельствам дела он

ине мог быть объявлен таковым). Очевидно, что недействительной может быть признана лишь сделка; волеизъявление, фактическое же действие (например, рождение ребенка, написание картины, уничтожение вещи) недействительным признавать юридически невозможно, да и в целом бессмысленно. Иначе говоря, в этом деле была отражена сделочная природа распоряжения имущественными благами и закреплена возможность признания недействительным распоряжения без аннулирования договора, во исполнение которого это распоряжение осуществлялось.

681

Обсуждая возможность существования различного рода юридических пороков в волеизъявлениях, нельзя не заметить, что зачастую такой порок поражает как сделку, породившую обязательство (далее – обязательственная сделка), так и распоряжение. Например, в случае если в отношении продавца был допущен обман или насилие, то, как правило, этот порок присущ и обязательственной сделке, и волеизъявлению, направленному на непосредственное распоряжение вещью во исполнение договора.

В случае если закон запрещает совершать обязательственную сделку (например, в законе существует норма, запрещающая заключать те или иные договоры в определенных ситуациях), то следует исходить из того, что и совершенное в ее исполнение распоряжение также будет ничтожным. В частности, в п. 2 ст. 218 ГК РФ установлено, что право собственности приобретается на основании действительного договора. Такая система перехода права, требующая непременного наличия действительной обязательственной сделки и волеизъявления, направленного на передачу права собственности (передача движимости, регистрация перехода права на недвижимую вещь и проч.), в теории именуется каузальной системой перехода права собственности (она противопоставляется неизвестной в России абстрактной модели перехода права, при которой действительной обязательственной сделки не требуется, для перехода права достаточно лишь желания собствен-

ника распорядиться имуществом).

1.3. Примеры запрета на распоряжение имуществом, вытекающим из закона. Однако вполне может оказаться, что юридический порок

будет поражать не обязательственную сделку (т.е., собственно, сам договор), но только распоряжение. Это возможно в ситуациях, когда закон запрещает переход права на то или иное имущество (но при этом не объявляет ничтожным обязательственный договор).

Такие случаи иногда встречаются в нормах законов. Например, п. 3 ст. 21 Закона об ООО устанавливает запрет на переход права на неоплаченную долю в уставном капитале ООО. Однако это не означает, что нельзя заключать договор купли-продажи (договор залога) доли, которая еще не оплачена: такой договор будет действителен, однако исполнить его, распорядившись имуществом, можно будет только после наступления события, с которым закон связывает возможность оборота доли, т.е. после ее полной оплаты. Если распоряжение состоится до полной оплаты доли и она будет передана, то ничтожным (как нарушающим законодательный запрет) в соответствии с п. 1 ст. 174.1 ГК РФ будет считаться именно распоряжение (т.е. переход права собственности), но не сам договор купли-продажи доли.

682

Другой пример запрета на распоряжение – приведенный выше казус с продажей самовольной постройки. Запрет на распоряжение самовольной постройкой вытекает из п. 2 ст. 222 ГК РФ, смысл соответствующего положения закона заключается в том, чтобы лишить самовольного застройщика тех правовых возможностей, которыми обладают лица, возводящие постройки на законных основаниях. Однако этот запрет не означает, что ничтожными должны считаться обязательственные сделки с самовольными постройками. Положения комментируемого пункта позволяют лишить силы волеизъявление, направленное на распоряжение самовольной постройкой (т.е. считать ничтожной запись о переходе права собственности на постройку, внесенную в ЕГРН), но при этом обязательственная сделка должна

сохранять свою силу.

1.4. Добросовестность контрагента. Все изложенные выше рассуждения по поводу содержания и применения новой нормы Кодекса довольно необычны для российской юриспруденции, предпочитавшей долгое время упрощенные решения, приводившие к ничтожности (зачастую неосновательной) значительного числа обязательственных сделок. Описанный выше механизм действия п. 1 ст. 174.1 Кодекса позволяет справедливо разрешать казусы, сохраняя в силе обязательственные сделки и позволяя добросовестным участникам оборота пользоваться защитой, предоставляемой им обязательственным правом.

Однако, разумеется, сказанное не означает, что эти механизмы должны быть доступны тем сторонам сделок, которые заведомо знали о том, что они совершают сделку, имеющую своей целью нарушить предписание закона о запрете распоряжения тем или иным имуществом. Этот вывод следует из общего смысла законодательного регулирования, направленного на запрет распоряжения имуществом.

Как уже упоминалось, инструмент, содержащийся в комментируемой норме, необходим для того, чтобы вооружить контрагента лица, совершившего незаконное распоряжение, максимально возможным числом защитных правовых мер – иски об убытках, возникших из нарушения договора, иски о взыскании неустоек, предусмотренных условиями обязательства и проч. Однако заслуживают ли такой повышенной заботы и защиты лица, которые заведомо знали о том, что контрагент совершает незаконное распоряжение, или не мог не знать об этом? Или даже подталкивали его к совершению этого действия? Представляется, что ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Осознанное участие в обязательственной сделке, направленной на отчуждение имущества вопреки запрету закона, а уж тем более – подталкивание контрагента к совершению незаконного распоряжения

683

представляет собой действие, которое может быть охарактеризовано как недобросовестное. Положение п. 4 ст. 1 ГК РФ содержит общее правило, не допускающее извлечение выгоды из недобросовестного поведения. Именно поэтому положение лица, которое знало или не могло не знать о незаконности распоряжения, не может быть таким же, как положение добросовестного контрагента.

Например, воспользуемся приведенным ранее примером с самовольной постройкой. В случае если будет доказано, что покупатель самовольной постройки знал или не мог не знать о том, что она самовольная, вряд ли было бы правильно присудить в его пользу штраф за непередачу постройки (которая по условиям примера после передачи

еепокупателю была снесена по требованию государственного органа). Несмотря на то что в комментируемой норме этот аспект вообще

не обсуждается, есть все основания считать, что судебная практика

пойдет именно по этому пути.

1.5. Договор о покупке чужого имущества. Еще один довольно неожиданный пример, который может быть элегантно решен путем применения комментируемой нормы – это случай продажи чужой вещи.

Представим, что заключен договор купли-продажи недвижимой вещи. Отчуждатель вещи был записан в реестр прав на недвижимость, однако его титул основывался на сделке, содержащей порок (например, совершенной в результате насилия или угроз), либо запись в реестре была вовсе учинена на основании подложных документов. Представим далее, что договор, по которому отчуждатель приобрел в свое время недвижимость, был признан недействительным по правилам ст. 179 ГК РФ, и к конечному приобретателю был предъявлен виндикационный иск (или такой иск был заявлен без предварительного оспаривания первого договора в силу его незаключенности или ничтожности). Такой иск будет удовлетворен, так как даже при добросовестности приобретателя виндикационный иск подлежит удовлетворению, если истребуемая вещь выбыла из владения изначального собственника помимо его воли. Возникает вопрос: может ли такой приобретатель предъявить иск о взыскании договорного штрафа за непередачу объекта недвижимости, который содержался в договоре купли-продажи, заключенном им с неуправомочным отчуждателем? Может ли он требовать возмещения убытков по модели защиты позитивного интереса по правилам ст. 393 ГК РФ?

Очевидно, что в связи с тем, что отчуждатель не был собственником недвижимости, т.е. был неуправомоченным (несмотря на запись в реестре, он не приобрел право собственности, так как сделка, по которой он намеревался приобрести право, была признана недей-

684