7. Между строк решения
К прочим шероховатостям Постановления стоит отнести бросающуюся в глаза широкую свободу Конституционного Суда при определении масштаба собственного вмешательства. Как правило, Суд в своей практике опирается на определенные основные термины конституционного права; во многих решениях достаточно четко проведена граница между понятием конституционной нормы и конституционного принципа.
В Постановлении же от 14 июля 2015 года Конституционный Суд оперирует тремя различными категориями конституционного права, которые заслуживают более детального рассмотрения, так как именно они конкретизируют понятие государственного суверенитета. Решения ЕСПЧ, которые затрагивают защищенные этими категориями ценности, не подлежат исполнению на территории Российской Федерации.
В Постановлении используются такие понятия, как "Конституция Российской Федерации", "положения Конституции Российской Федерации", а также "конституционные ценности". Все они обозначают границы исполнения решений ЕСПЧ. В этой связи невольно напрашивается вопрос о синонимичности этих понятий. Следует принять во внимание важность их четкого терминологического разграничения, так как именно оно является залогом сбалансированного разделения полномочий между ЕСПЧ и Конституционным Судом, в то время как следствием смешения терминов может быть судебный произвол и злоупотребление контрольными функциями со стороны национального судебного органа или же излишняя сдержанность со стороны ЕСПЧ.
Отличительной особенностью этих категорий является уровень абстракции. По нашему мнению, конституционные нормы в своей сумме образуют писаную Конституцию РФ, то есть тот документ, который обладает высшей юридической силой на территории Российской Федерации. Бесспорно, нормы конституционного законодательства по своей природе несут в себе некую неопределенность, что заставляет правоприменителя в лице Конституционного Суда их толковать. Отправной точкой подобного толкования с методологической точки зрения всегда является конкретная формулировка конституционного предписания; любое противоречащее букве конкретного положения толкование является антиконституционным и не может быть признано правильным. Как правило, предметом толкования являются определенные явления общественной жизни, в отношении которых Основной Закон не содержит конкретных предписаний.
Если же обратиться к феномену конституционных ценностей с позиций конституционно-правовой теории, то нам представляется верным тезис об их принципиально иной природе по сравнению с писаными конституционными нормами.
По мнению О.А. Снежко, "под конституционными ценностями следует понимать основополагающие, предельно обобщенные принципы (цели, установки), лежащие в основе российской государственности... Конституционные ценности - это основополагающие ориентиры (установки) государственно-правового развития страны. Они занимают центральное место во всей системе ценностей государства и общества" <24>. Уже на основе этого определения становится очевидной основная характеристика конституционных ценностей - их обобщенность. Конкретное правоположение, гарантирующее определенные права или накладывающее определенные обязательства, не может по определению считаться конституционной ценностью. Иными словами, конституционные нормы имплементируют конституционные ценности.
--------------------------------
<24> Снежко О. Правовая природа конституционных ценностей современной России // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. N 2 (51). С. 13 - 19, 13.
По меткому замечанию М. Преснякова <25>, правовые нормы являются "сплавом" ценностей, что при переносе на конституционную плоскость означает, что конституционные нормы получены в результате смешивания конституционных ценностей.
--------------------------------
<25> См.: Пресняков М. Конституционная аксиология: к вопросу о сущности конституционных ценностей. URL: http://tinyurl.com/o6jjgc9 (дата обращения 29.09.2015).
Теоретический анализ показывает, что здесь мы имеем дело с двумя разными феноменами. Соответственно, возникает вопрос: чего пытается добиться Конституционный Суд, смешивая эти понятия?
Определенная
свобода толкования категорий, а также
синонимичность использования отдельных
терминов вызывают подозрение, что Суд
абсолютно осмысленно оставляет за собой
право определять, в каком случае решения
ЕСПЧ нарушают нормы или основополагающие
принципы конституции, а в каких нет. Суд
в определенной степени следует примеру
Федерального конституционного суда
ФРГ по делу Гергюлю
<26>, в котором был сформулирован
промежуточный подход в отношении решений
ЕСПЧ. С одной стороны, была подчеркнута
важность ЕКПЧ,
с другой - во главу угла были поставлены
требования национальной конституции.
Тем самым Федеральный конституционный
суд оставил за собой последнее слово в
вопросе обязательности решений ЕСПЧ и
их имплементации в национальное право
<27>.
--------------------------------
<26> BVerfGE 111, 307.
<27> См. сравнительно-правовой анализ в статье: Вайпан Г., Маслов А. От догматики к прагматике: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу Маркина в контексте современных подходов к соотношению международного и национального права // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. N 2 (99). С. 127 - 137.