6. Методика толкования международных договоров
Целью рассматриваемого Постановления является на самом деле разделение сфер ведения в области защиты основных прав и свобод между Конституционным Судом и ЕСПЧ. При этом на первом этапе судьи пытаются дать ответ на вопрос, почему решения ЕСПЧ не являются обязательными к исполнению государствами - участниками Конвенции. Одна из линий аргументации строится на детальном разборе основных норм международного права. Особое внимание при этом уделяется Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года (далее - Венская конвенция). Этот международный договор закрепляет основополагающие международно-правовые нормы, относящиеся к заключению, вступлению в силу, применению, расторжению, толкованию и соблюдению межгосударственных договоров.
Отправной точкой аргументации является статья 26 Венской конвенции, в которой закреплен фундаментальный принцип международного права pacta sunt servanda (каждый действующий договор обязателен для его участников и должен ими добросовестно выполняться). Кроме того, Суд ссылается на общее правило толкования договоров, предусматривающее, что договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора (п. 1 ст. 31).
В дальнейшем Конституционный Суд аргументирует на основе пункта 1 статьи 46 Венской конвенции, согласно которому государство, как правило, не вправе блокировать действие в отношении него отдельных положений международного договора, ссылаясь на его внутреннее право. Единственным и достаточно маловероятным исключением является случай, когда спорной оказывается норма внутреннего права, имеющая особо важное значение.
По мнению Конституционного Суда, в Российской Федерации к числу таких норм в первую очередь относятся положения глав 1 и 2 Конституции РФ, для которых статьей 135 предусмотрен особенный порядок изменения посредством принятия новой Конституции РФ <18>. С этим можно легко согласиться, однако необходимо высказать два "caveat", то есть возражения или, скорее, уточняющих замечания, в связи с данной аргументацией. С одной стороны, сложно представить случай, при котором международный договор явным образом нарушал бы положения глав 1 и 2 российской Конституции, например, обязывая Российскую Федерацию к ограничению свободы вероисповедания. С другой стороны, аргументация на основе статьи 46 Венской конвенции не может быть убедительной в случае, если речь идет о конкретных решениях наднационального суда <19>. Только сам факт согласия с безоговорочным признанием обязательной силы решений таких судов может заставить задуматься о применении статьи 46 Венской конвенции!
--------------------------------
<18> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.
<19>
Наши сомнения подтверждаются тем, что
Федеральный конституционный суд ФРГ в
своем решении по делу Гергюлю ни разу
не ссылается на статью
46
Венской конвенции. См.: Beschluss des Zweiten
Senats vom 14. Oktober 2004. 2 BvR 1481/04
// Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts (BVerfGE). 2004. Bd.
111. S. 307.
Оставляя эти сомнения в стороне, Конституционный Суд ссылается на то, что "в контексте приведенных положений Венской конвенции о праве международных договоров это означает, что решение уполномоченного межгосударственного органа, в том числе постановление Европейского суда по правам человека, не может быть исполнено Российской Федерацией в части возлагаемых на нее мер индивидуального и общего характера, если толкование нормы международного договора, на котором основано это решение, нарушает соответствующие положения Конституции Российской Федерации" <20>.
--------------------------------
<20> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.
На первый взгляд, аргументация Суда достаточно стройная. Ссылаясь на общепризнанные нормы и принципы международного права, Конституционный Суд как бы успокаивает читателя; складывается впечатление, что Постановление в определенной мере копирует классические трактаты по международному праву. Однако внезапно в этой традиционной аргументации появляется один аспект, который требует более внимательного рассмотрения. Конституционный Суд указывает на право государств отказаться от исполнения взятых на себя обязательств, если подобный акт нарушает положения национальной конституции. При этом фраза построена так, что не до конца понятно, какой орган устанавливает факт нарушения конституции и освобождает национальные органы государственной власти от международных обязательств: органы исполнительной или судебной власти, суды общей или конституционной юрисдикции. Ответ (не совсем неожиданный) на этот вопрос читатель получает дальше, хотя и в завуалированной форме. По мнению Конституционного Суда, подобные коллизии должны разрешаться национальными конституционным судами, так как именно "национальные судебные органы при принятии решения исходят из того, какое толкование, с учетом баланса конституционно защищаемых ценностей и международно-правового регулирования статуса личности, лучше защищает права человека и гражданина в правовой системе данного государства, имея в виду не только непосредственно обратившихся за защитой, но и всех тех, чьи права и свободы могут быть затронуты" <21>. Таким образом, национальные суды получают право достаточно свободно определять пределы действия международного договора и "освобождать" свое государство в тех случаях, когда конкретная интерпретация норм международного права противоречит национальному подходу к регулированию общественных отношений. В результате любое решение, направленное на оптимизацию национальной правовой системы извне, всегда будет висеть на волоске, так как оно может быть признано противоречащим тем или иным представлениям национальных конституционных судов.
--------------------------------
<21> Там же. Пункт 4 мотивировочной части.
Определенные вопросы присутствуют и по поводу масштабов контроля, и в части установления обстоятельств, на основании которых государства - участники международного договора вправе отказаться от исполнения обязательств и тем самым нарушить принцип обязательности международных договоров. По мнению Конституционного Суда, государство-участник вправе отступить от норм международного договора, если его отдельное положение или толкование подобного положения уполномоченными органами нарушает положения национальной конституции и подобное нарушение является "объективно очевидным для любого субъекта международного права, действующего в этом вопросе добросовестно и в соответствии с обычной практикой (пункт 2 статьи 46 Венской конвенции о праве международных договоров)" <22>. Классическими примерами нарушения норм национальной конституции можно считать отсутствие согласия законодательного органа при заключении международного соглашения.
--------------------------------
<22> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.
Выводя за скобки сам по себе достаточно дискуссионный вопрос критериев установления очевидности <23>, остается неясным, в каком случае определенное толкование положений международного договора со стороны уполномоченного органа объективно нарушает положения национальной конституции. Крайне сложно представить случаи в области защиты основных прав и свобод, когда определенное конкретное толкование объективным образом вступало бы в конфликт с нормами национального права. Причина здесь кроется в природе основных прав и свобод. Дело в том, что национальные органы конституционного судопроизводства, а также транснациональные суды часто рассматривают конфликтные ситуации, когда то или иное основное право вступает в противоречие с правами различных индивидуумов или их групп. Задача конституционного правосудия в этой области заключается именно в поиске адекватного баланса между правами участников процесса. Поиск правильного соотношения - дело крайне тонкое; результат же в свою очередь может быть крайне неоднозначным и зачастую может вызывать споры в научных и профессиональных кругах, не говоря уже о спорах между судами различных уровней (национальными и международными). Не стоит забывать и о том, что даже внутри судебных органов поиск правильного соотношения зачастую вызывает жаркие споры, которые нередко выливаются в объемные особые мнения, становящиеся достоянием публичной дискуссии.
--------------------------------
<23> Хорошим примером здесь могут служить положения абзаца 2 статьи 59 Основного закона ФРГ, которые ввиду своего четкого нормирования конкретизируют критерий объективного нарушения. См. об этом: Blix H. Treaty-Making Power. London: Stevens & Sons; New York: Praeger, 1960.
Иными словами, толкование абстрактных норм права (особенно в области защиты основных прав) представляет собой крайне сложный и труднопрогнозируемый процесс, результат которого редко соответствует критерию "очевидности" или "объективности" нарушения. Но, следуя подходу российского Конституционного Суда, многие, если не любые, разногласия могут быть истолкованы как "очевидное нарушение" норм права другого уровня. В итоге кажущаяся на первый взгляд понятной аргументация Конституционного Суда при ближайшем рассмотрении вызывает массу вопросов и создает определенный юридический вакуум в отношении определения случаев, когда же государство - участник ЕКПЧ вправе уклониться от исполнения решений ЕСПЧ.