Глава третья. Особенности проблемы причинной связи при применении норм о повышенной гражданской ответственности

I

Проблема причинной связи фактов имеет существенное значение во всех институтах гражданского права. Эта проблема неразрывно связана с вопросом о гражданской ответственности, в частности с вопросом о внедоговорной гражданской ответственности.

И в случаях повышенной внедоговорной гражданской ответственности, которые регулируются ст. 404 Гражданского кодекса и родственными ей нормами, проблема причинной связи сохраняет все свое значение.

В самом деле, и ст. 404 ГК, которая говорит об ответственности владельца «источника повышенной опасности», и ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР, применяющая положения ст. 404 ГК к случаям ответственности морского перевозчика перед пассажиром судна, и ст. 78 Воздушного кодекса СССР, устанавливающая особо повышенную ответственность воздушного предприятия, исходят из факта причинения вреда. Во всех перечисленных нормах, устанавливающих повышенную ответственность, речь идет об ответственности за вред, причиненный определенным образом.

Статья 404 ГК после перечисления субъектов ответственности устанавливает пределы ответственности «за вред, причиненный источником повышенной опасности» ¹.

Статья 132 Кодекса торгового мореплавания СССР гласит:

«Перевозчик отвечает за вред, причиненный пассажиру во время и вследствие перевозки, в частности, за смерть и повреждение здоровья» ².

Статья 78 Воздушного кодекса СССР устанавливает ответственность (и за пределами «непреодолимой силы») «за причиненные при стартах, полетах и посадках смерть и телесные

¹ Подчеркнуто мной. — Б. А.

² Подчеркнуто мной. — Б. А.

повреждения пассажирам гражданских воздушных судов, а также за вред лицам и имуществу, не находящимся на гражданском воздушном судне». Словом, во всех этих случаях закон делает определенную причинную связь фактов предпосылкой гражданской ответственности. Соответствующие лица отвечают по ст. 404 ГК, по ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР, по ст. 78 Воздушного кодекса СССР только за причиненный определенным образом вред.

В предлагаемом специальном исследовании о повышенной внедоговорной ответственности нет необходимости ставить обширную проблему о понятии и значении причинной связи в гражданском праве во всем ее объеме.

С таким же основанием следовало бы снова и снова ставить эту проблему в связи с каждым гражданско-правовым исследованием.

Без углубления в проблему причинной связи методом диалектического материализма невозможно подойти к разрешению даже частных вопросов договорной и внедоговорной ответственности. Это побудило в свое время автора настоящей работы при исследовании «Значения вины потерпевшего при гражданском правонарушении» ¹ значительную часть работы отвести именно общим вопросам марксистско-ленинского учения о причинной связи.

В настоящее время в учебнике гражданского права и в томах курса гражданского права авторы стремятся освещать вопросы причинной связи с марксистско-ленинских позиций, отбросив и идеалистическую «теорию» так называемого адекватного причинения и механическую «теорию необходимого условия» ².

При таких условиях в специальных работах допустимо считать общие вопросы причинной связи вынесенными, так сказать, за скобки и предварительно уже разрешенными хотя бы в общих чертах.

В рамках исследования о повышенной внедоговорной ответственности надлежит, следовательно, рассмотреть лишь спе-

¹ Б. С. Антимонов, Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, Юриздат, М., 1950.

² См: а) «Советское гражданское право», учебник для юридических вузов, т. 1,под ред. проф. Д. М. Генкина, М„ 1950, гл. XIII, § 11 (написан проф. Л. А. Лунцем).

б) И. Б. Новицкий, Л. А. Лунц. Курс советского гражданского права. Общее учение об обязательствах, М., 1950, гл. VII, § 46 (написан проф. Л. А. Лунцем).

Нужно, однако, оговорить, что некоторые формулировки в изложении вопроса причинной связи в этих работах нельзя признать удовлетворительными. Неправильно прежде всего приравнение причинно-случайного последствия к «незакономерному» последствию, а также смешение вопроса о действительной причинной связи фактов с суждением о вероятных последствиях несовершенного должного действия.

в) Е. А. Флейшиц, Курс советского гражданского права. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения, 1951.

Вопросу причинной связи посвящена гл. четвертая этой монографии (стр. 52—70).

циальные вопросы причинной связи, в особенности существенные для данного института.

Проблема причинной связи в гражданском праве не исчерпывается лишь научным пониманием причинности и причины; сюда привносится правом весьма существенный вопрос об отсылке к причинному фактору в правовой норме и о пределах такой отсылки ¹.

Особенности же отсылки закона к фактору причинной связи в данном случае не могут быть удовлетворительно вскрыты, если предварительно не будут изложены, хотя бы в сжатом виде, общие соображения о природе отсылки к фактору причинной связи в нормах гражданского права. Поэтому в дальнейшем изложении воспроизводятся сначала указанные общие соображения, касающиеся отсылки к фактору причинной связи в нормах закона, регулирующих внедоговорную ответственность, и только затем дается анализ особенностей этой отсылки в специальных нормах, устанавливающих повышенную внедоговорную ответственность.

II

Общие черты, характеризующие применение понятия о причинной связи в гражданском праве.

Когда наш закон в тех или иных выражениях говорит о причинении вред а, он имеет в виду действительно существующую, объективно наличную, а не предполагаемую, не воображаемую причинную связь фактов.

Там, где закон придает правовое значение не причинной связи фактов, а другого рода объективному обстоятельству, там закон это особо и оговаривает. Так, например, обстоит дело в ст. 225 ГК. Эта норма дает право заказчику, не дожидаясь наступления срока исполнения, требовать расторжения договора с подрядчиком и возмещения убытков, «если подрядчик не приступает к исполнению договора своевременно или настолько медленно выполняет работу, что окончание ее к сроку становится явно невозможным» ². Очевидно, что в этом случае речь идет не о факте, который уже возник к обусловленному договором моменту исполнения, а о предвиденном с полной уверенностью факте, который должен наступить в будущем. Медлительность подрядчика позволяет заключить, что в будущем, когда наступит обусловленный срок сдачи заказа, работа не будет готова. В таком положении нельзя заставлять заказчика ожидать наступления факта неисполнения в будущем, а достаточно объективной вероятности этого неблагоприятного факта.

¹ См. статью Б. С. Антимонова «К вопросу о причинной связи в гражданском праве» в Ученых записках ВИЮН, М., 1948.

² Подчеркнуто мной. — Б. А.

Недавно О. С. Иоффе высказал мысль, что «юристы изучают причинную связь не саму по себе, а в качестве одного из условий ответственности» ¹, что в области права существует «причинная связь, которая не исчерпывается «естественной связью» между вещами и не может быть сведена к ней» ². Мы не можем согласиться с мнением О. С. Иоффе. Прежде всего юристы изучают причинную связь не только в качестве условия ответственности. Причинная связь явлений вводится законодателем не только в институт ответственности за причинение вреда, но и в другие институты права. Приобретение права во многих случаях стоит в зависимости от существования причинной связи между известными факторами; необходима, например, причинная связь между поведением человека и появлением известного произведения — только при таком условии право признает этого человека автором произведения. Далее, никакой другой причинной связи, кроме естественной, не существует и не может существовать. Когда О. С. Иоффе говорит о причинной связи «только как об общественной категории», он несомненно противопоставляет естественную связь явлений общественной связи явлений. Однако такое противопоставление неправильно. Закономерности общества — это частный случай закономерности природы. Товарищ Сталин учит, что «Исторический материализм есть распространение положений диалектического материализма на изучение общественной жизни, применение положений диалектического материализма к явлениям жизни общества, к изучению общества, к изучению истории общества» ³.

Отсылая к причинной связи факторов, закон большею частью имеет в виду связь между поведением ответственного за вред лица и вредоносным результатом, на основе которого определяются убытки потерпевшей стороны.

Но в некоторых случаях в законе разумеется причинная связь вредоносного результата не с поведением самого ответственного лица, а с действием другого фактора, за который это лицо отвечает в силу закона.

Типичными случаями такого рода являются, например, ответственность родителей за вред, причиненный их несовершеннолетними детьми, ответственность за действие «источника повышенной опасности» и др.⁴.

¹ О. С. Иоффе, рецензия в «Вестнике Ленинградского университета» (1951 г. № 2, стр. 134) на книгу Б. С. Антимонова «Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении».

² Там же, стр. 133.

³ Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 535.

⁴ О. С. Иоффе указывает на неправильность такого рода формулировок. Он пишет, что «юридически значимой причиной может быть только противоправное поведение человека», если речь идет об институте гражданской ответственности. В отношении же ст. 404 ГК О. С. Иоффе пишет, что противопоставление при толковании ст. 404 ГК поведения человека действию машин «не соответствует не только ее смыслу, но даже ее буквальному тексту, в ко-

Советский закон рассматривает причину в полном соответствии с марксистско-ленинским учением, как событие, предшествующее по времени своему следствию.

Однако признак предшествования во времени далеко не определяет понятия причины, — не всякое предшествовавшее событие может рас-сматриваться как причина последующего события. Необходима еще известная устойчивость связи между предшествующим и последующим событиями, чтобы можно было заявить о причинной связи между ними. Существование или отсутствие причинной связи между фактами проверяется посредством опыта над вещами, посредством воспроизводства фактов. При этом выявляется также характер причинной связи, «если причинная связь вообще обнаруживается. Причинная связь иногда оказывается необходимой, иногда — только случайной.

Говоря о причинной связи, закон большей частью имеет в виду необходимую, а не случайную связь упомянутых выше факторов со вредоносным результатом. Объективно случайная причинная связь, как правило, недостаточна для возложения ответственности за причиненный вред.

Изъятия из этого положения относятся именно и только к той специальной области, где применяется повышенная ответственность (ст. 78 Воздушного кодекса СССР). Этих изъятий мы касаемся в следующих параграфах настоящей главы.

С этим не соглашается О. С. Иоффе, который выдвигает такие соображения: «...деление видов причинности на необходимую и случайную... само по себе не может решить вопроса об ответственности, ибо и объективно случайную причинную связь можно не только предвидеть, но и прямо использовать для достижения противоправных целей» ¹.

В противоположность некоторым юристам, которые вообще отрицают возможность в конкретном случае различить необхо-

тором говорится не просто об источниках повышенной опасности, а о лицах и предприятиях, «деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих». Вред причиняют не машины сами по себе, а деятельность людей, связанная с этими машинами» (см. рецензию О. С. Иоффе в «Вестнике Ленинградского университета» 1951 г. № 2, стр. 132, 133).

Однако в ст. 405 ГК закон говорит не о противоправных действиях родителей, на которых возлагается ответственность за вред, а о действиях детей, которые вред причинили, но не обязаны к его возмещению, если это малолетние дети.

В ст. 404 ГК говорится об ответственности «лиц и предприятий» только в том случае, когда вред причинен «источником повышенной опасности». Поведение владельцев «источников повышенной опасности» далеко не всегда находится в причинной связи с возникновением вредоносных фактов. Когда вред причиняется только противоправным поведением людей, а не «источником повышенной опасности», то применяется всегда не ст. 404 ГК, а ст. 403 ГК.

¹ О. С. Иоффе, рецензия в «Вестнике Ленинградского университета» (1951 г. № 2) на книгу Б. С. Антимонова, Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении.

димую причинную связь от случайной причинной связи, Иоффе признает принципиально существование объективной случайности, которую можно и должно отличать от необходимого следствия. Однако, по нашему мнению, неправильно утверждение Иоффе о том, что объективно случайную причинную связь можно не только предвидеть, но даже использовать для достижения конкретной цели, например, противоправной цели. Когда нечто можно предвидеть конкретно, то это означает, конечно, существование необходимой причинной связи известных факторов с последствием, которое предвидят. Случайное последствие можно предвидеть только статистически, но не конкретно. Страховые расчеты при страховании, например, строений от огня, основаны, как известно, на данных о горимости строений определенного типа в определенных условиях. Здесь — расчет случайностей по теории вероятности. Но это вовсе не предвидение пожара конкретного дома. Если бы страховой орган мог предвидеть пожар дома конкретно, он не заключил бы страхования, а предупредил бы страхователя, как и когда нужно предотвратить пожар. Можно с уверенностью оказать, что во всех случаях, когда кажущееся случайным последствие было предвидено кем-то и даже использовано кем-то в противоправных целях, то на самом деле налицо была необходимая причинная связь, которой правонарушитель и воспользовался.

Говоря о причинении вреда лицом или известным фактором, за который это лицо отвечает, закон вовсе не имеет в виду причинение вредоносного результата единственной причиной. Достаточно для возложения ответственности, если поведение лица или действие фактора, за который это лицо отвечает, было одной из необходимых причин возникшего вредоносного результата. Именно поэтому закон специально останавливается, например, в ст. 408 ГК на случае совместного причинения вреда несколькими лицами.

Только на признании в законе возможности существования нескольких причин одного вредоносного результата покоятся такие нормы закона, как правило об освобождении ответчика от обязанности возместить вред при содействии «непреодолимой силы» ¹ или правило о зачете вины потерпевшего ².

Если исходить из (неправильного) представления о причинении вредоносного факта, как о «причинении целиком», т. е. если признавать, что любое следствие имеет всегда только одну причину, то невозможно было бы понять, как собственное виновное поведение потерпевшего могло причинить ему вред, если этот же вред причинен ему правонарушителем; или, как можно говорить, что вред, «причиненный источником повышенной опасности» вместе с тем возник вследствие «непреодолимой

¹ Вопрос о «непреодолимой силе» рассматривается в гл. четвертой, ч. первой.

² Вопрос о вине потерпевшего рассматривается в гл. четвертой, ч. второй.

силы» (ст. 404 ГК). Наш закон не требует, чтобы все причины, все факты, обусловившие данный вредоносный результат, лежали на ответственности одного определенного лица. Достаточно, чтобы один или несколько фактов отвечали такому требованию.

Говоря о причине вреда, о причинении вреда, наш закон не подменяет этих понятий всеобъемлющей категорией взаимодействия. Причинный ряд есть связь, выделенная из бесконечной взаимной обусловленности событий. Основанием выделения причинного ряда из всеобщего взаимодействия явлений является, однако, не произвол исследователя, а определенные факты, объективно существующие в природе, в человеческом обществе.

Наконец, отсылая суд в определенных (и весьма частых) случаях к объективно существующей причинной связи фактов, закон не ставит никогда знака равенства между упомянутой причинной зависимостью и решением вопроса об ответственности.

Иными словами, решение суда по вопросу об ответственности лица за причинение вреда никогда не исчерпывается констатацией существования причинной связи между возникшим вредом и фактором, который лежит на ответственности данного лица.

В некоторых случаях (например ст. 403 ГК, ст. 156 Кодекса торгового мореплавания) суд должен отказать в иске, несмотря на существование указанной причинной связи, если доказана «случайность» причинения вреда (здесь «случай» имеет специальное юридическое значение: противоправный факт, в котором не виновно лицо, от которого требуют возмещения вреда).

В других случаях, несмотря на существование причинной связи между вредом и фактором, за который отвечает правонарушитель, суд обязан отказать потерпевшей стороне в иске, потому что доказано содействие «непреодолимой силы» (ст. 404 ГК).

В третьих случаях отказ в иске или ограничение размера удовлетворяемого иска должны последовать ввиду содействующего виновного поведения самого потерпевшего, хотя причинная связь между вредом и поведением ответной стороны вне сомнения. Управомоченность на совершение действия, причинившего вред (ст. 403 ГК), учет имущественного положения сторон (ст. ст. 406 и 411 ГК), пропуск истцом давности ого срока (во всех случаях, когда нет оснований для его восстановления) также могут в силу закона приводить к отклонению иска, несмотря на существование причинной связи, о которой мы говорили.

Таким образом, правильное решение вопроса о причине вреда не есть еще решение вопроса об обязанности ответственного за вред лица возместить этот вред потерпевшей стороне. Но, разумеется, не может быть решения вопроса об ответственности без правильного решения вопроса о причине вреда, возмещения кото-

рого требует потерпевшая сторона. За вред, не причиненный фактором, за который данное лицо по закону отвечает, нет по закону и ответственности.

III

Рассмотрим особенности вопроса о причинной связи в области применения норм о повышенной в недоговорной ответственности. Дело идет о применении норм ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР, ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР и норм, сходных с ними. Особенности вопроса о причинной связи могут состоять здесь, конечно, не в каких-либо отступлениях от общих понятий причинности и причины, как они даны философией марксизма-ленинизма. О таких отступлениях не может быть и речи ни в каком институте гражданского права, ни в какой отрасли советского социалистического права вообще. Наши законодательные акты никогда не искажают понятия причины, а исходят из научного марксистско-ленинского представления о причине и следствии.

Особенности, на которые мы собираемся указать, — это особенности отсылки закона к фактору причинной связи. Такие особенности в области применения норм о повышенной ответственности действительно имеются.

Как общее правило, закон, устанавливая гражданско-правовую ответственность за причиненный вред, предполагает, что этот вред причинен поведением самого отвечающего за вред лица.

Не совсем так обстоит дело в гражданско-правовых нормах, устанавливающих повышенную ответственность за внедоговорный вред. Отсылка закона к причинной связи фактов здесь имеется, но смысл ее несколько иной.

Прежде всего, в ст. 404 ГК, в ст. 78 Воздушного кодекса СССР, в ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР закон отсылает не к причинной связи между вредоносным результатом и поведением ответственного лица. В ст. 404 ГК речь идет о вреде, «причиненном источником повышенной опасности», и об ответственности владельца этого источника. В ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР говорится о вреде, причиненном «пассажиру во время и вследствие перевозки», и об ответственности перевозчика. В ст. 78 Воздушного кодекса СССР речь идет о случаях, когда причинены «при стартах, полетах и посадках смерть и телесные повреждения пассажирам гражданских воздушных судов» и об ответственности за этот вред воздушно-транспортного предприятия. Итак, по мысли закона, для возложения ответственности на определенное лицо требуется, чтобы необходимо-причинная цепь связывала вредоносный результат в одних случаях с действием «источника повышенной опасности» (ст. 404 ГК), в других—с морской перевозкой (ст. 132 КТМ СССР),

в третьих — с воздушной перевозкой (ст. 78 ВК СССР). В каком же причинном отношении к вредоносному результату в этих случаях оказывается поведение ответственного лица — владельца «источника повышенной опасности» или морского или воздушного перевозчика?

В зависимости от обстоятельств конкретного случая ответы на этот вопрос могут быть различны.

В некоторых случаях поведение ответственного лица само может оказаться одной из необходимых причин вредоносного результата наряду с таким же значением фактора, указанного законом, как достаточное основание ответственности (т. е. наряду с действием «источника повышенной опасности»).

По иску Московского городского отдела социального обеспечения к фабрике «Гознак» Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР выдвинула, между прочим, такое положение: «согласно ст. ст. 403 и 404 ГК возмещение вреда лежит на обязанности причинившего вред» ¹. Мы думаем, что речь здесь шла о лице, причинившем вред, а потому приходим к выводу, что приведенный тезис, безупречный в отношении к ст. 403 ГК, не всегда применим к ст. 404 ГК. Не всегда поведение самого владельца «источника повышенной опасности» есть причина вреда, за который он отвечает по ст. 404 ГК.

По иску управления железной дороги к одной организации (1949 г.) было установлено, что автомашина ответчика наскочила на проходивший поезд, пострадала сама, но одновременно причинила повреждения и поезду. Государственный арбитраж при Совете Министров СССР выяснил дополнительно, что шофер ответчика при плохой видимости не остановил автомашины и не убедился в возможности безопасного проезда через переезд железнодорожного полотна.

Ниже мы рассмотрим особо вопрос, почему виновное поведение рабочих или служащих, которым вверена эксплуатация автомашины, должно рассматриваться, как проявление собственной вины юридического лица — «владельца источника повышенной опасности» ². Теперь отметим только, что поведение шофера автомашины, наскочившей в тумане на поезд, было самостоятельным причинным фактором возникновения вреда. Виновность поведения шофера усиленно подчеркивала потерпевшая железная дорога. Конечно, неосторожная езда в тумане по путям железной дороги была одной из причин возникшего в данном случае вреда. Но если бы поездка происходила при ясной видимости и наезд автомобиля на поезд железной дороги был бы

¹ Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за второе полугодие 1939 г., Юриздат, М„ 1941, стр. 163.

² Мы не касаемся здесь особых осложнений данного случая: спор шел между двумя владельцами «источников повышенной опасности» — владельцем автомашины и железной дорогой. Этот вопрос рассматривается нами в связи с вопросом о значении вины потерпевшего (гл. четвертая, ч. вторая, п. VII).

следствием разрыва тормозного механизма при полной невиновности шофера, но тем не менее ответственность владельца автомобиля по ст. 404 ГК не была бы устранена. В этом и состоит особенность правил о повышенной ответственности. Итак, поведение самого владельца «источника повышенной опасности» или его агента может выступать как другая необходимая причина несчастного случая ¹. Но есть случаи, когда поведение ответственного лица — только причинно-случайный фактор в отношении к возникшему вреду.

По иску управления железной дороги к одному заводу было, установлено, что во время следования поезда лопнуло колесо одного из вагонов. Это и привело к серьезной железнодорожной аварии. Иск в арбитраже был предъявлен Дорогой к поставщику колес.

Государственный арбитраж при Совете Министров СССР, учитывая данные экспертизы, указывал в своем решении (1949т.) по этому делу: «Каких-либо дефектов, которые могли бы послужить непосредственной причиной преждевременного разрушения колеса, ни при исследовании вида излома (колеса. — Б. А.), ни в химическом составе, ни в механических свойствах, а также по макро- или микроструктуре не обнаружено» ².

По этим соображениям иск дороги к заводу-поставщику колес был отклонен. Не могла ли и дорога в свою очередь сложить, с себя ответственность перед потерпевшими владельцами грузов, ссылаясь на отсутствие причинной связи между ее, дороги, поведением и возникшим вредом (повреждением грузов), — поскольку вред произошел ведь от той же самой порчи колеса вагона в пути?

Как мы видели, основанием для освобождения поставщика от ответственности перед железной дорогой было установление невиновности поставщика в порче колеса. Эта порча была для поставщика субъективно непредвидима: никаких дефектов в материале колеса или в его обработке не было установлено. Этого было достаточно для освобождения от ответственности по правилам ст. 118 ГК ³. Если так обстояло дело с поведением по-

¹ Невиновным, но причинно-необходимым следствием вред был бы и в том случае, если бы наезд произошел ввиду того, что шофер внезапно впал в обморочное состояние и выпустил руль из рук. Понятия виновного и невиновного не совпадают с понятиями причинно-необходимого и причинно-случайного

следствия.

² Очевидно, выражение «непосредственная причина» было употреблена здесь в переносном смысле — вместо «действительной причины» или «необходимой причины».

³ По имеющимся обстоятельствам дела трудно сказать, было ли отношение поставщика к результату вместе с тем причинно-случайным или оно выступало все же как причинно-необходимое. Для освобождения от ответственности поставщика было совершенно достаточно установить, что последствие было невиновно, хотя бы оно и было причинно-необходимым. Невиновность одинаково возможна и при причинно-случайном и при причинно-необходимом, отношении невиновного лица к вредоносному результату.

ставщика, — он оказался невиновным в роковой аварии с колесом, — то, очевидно, нельзя в чем-либо упрекнуть и железную дорогу как юридическое лицо. В деле вовсе нет данных, свидетельствующих, что агенты дороги допустили какую-либо упречность в своем поведении, не касавшемся взаимоотношений с поставщиком колесных скатов. Тем более, нельзя упрекнуть дорогу в приемке колес плохого качества или по крайней мере качества, не вполне соответствовавшего стандарту. Если по делу об ответственности поставщика качество колеса не было опорочено, то, очевидно, при отсутствии каких-либо новых данных нельзя признать упречным и поведение агентов дороги, принимавших данное вагонное колесо от поставщика.

Однако в силу ст. 68 Устава железных дорог СССР все эти соображения практически бесполезны для железной дороги в ее споре с грузовладельцами. Указанная статья также является нормой, устанавливающей повышенную ответственность. Для освобождения от ответственности дороге следовало бы доказывать не невиновность своего поведения, а либо 1) отсутствие причинной связи между своей деятельностью и возникшим вредом, либо 2) недостаточность причинной связи, ее случайность («стихийное бедствие», по терминологии Устава железных дорог, или «непреодолимую силу»—по терминологии ГК ¹), либо, наконец, 3) — обстоятельства, зависевшие от потерпевшей стороны и содействовавшие возникновению вреда.

В условиях рассматриваемого случая железная дорога не могла, конечно, вовсе отрицать существования причинной связи между повреждением перевозимого груза и эксплуатацией железнодорожного предприятия. До очевидности ясно, что при изложенных условиях ущерб, причиненный клиенту, был следствием именно неисправности в железнодорожном предприятии. Нет вовсе данных, которые хотя бы намекали на упречность поведения клиентов дороги. Поэтому вопрос о вине потерпевшего клиента дороги полностью должен быть снят в рассматриваемом деле.

Остается, следовательно, один лишь вопрос — можно ли считать имеющуюся в данном случае причинную связь достаточной для того, чтобы возложить ответственность на железную дорогу за повреждение или гибель груза? По терминологии Устава железных дорог СССР, вопрос этот равносилен, как мы отмечали, вопросу: можно ли считать «стихийным явлением» поломку колеса вагона, в которой нельзя винить агентов дороги? Если дело обстояло бы именно так, то деятельность железной дороги как предприятия, эксплуатирующего «источник повышенной опасности», оказалась бы в отношении к вреду в положении только случайного фактора. Однако судебная практика вполне последовательно отвергает такое заключение. Вредоносные последствия,

¹ О равнозначности этих терминов см. гл. четвертую, ч. первую, § 1, VII.

вызванные неисправностью любой части железнодорожного механизма, рассматриваются всегда как присущие железной дороге неполадки, а не как проявление стихии, объективно-случайной для железнодорожного предприятия. Судебная практика отказывается признавать объективным для дороги случаем неисправность рельсового пути, паровоза, вагонов, сигнализационной системы и т. д. и т. п. ¹.

По делу Мироновой суд первой инстанции признал, что «в материалах дела отсутствует указание на причинную связь между гибелью принадлежащего Мироновой имущества и деятельностью склада» ². Дело шло именно о недостаточности причинной связи, а не о полном ее отсутствии, об объективно-случайном для склада возникновении вреда: пожар, уничтоживший дом Мироновой, был продолжением и развитием пожара, происшедшего на складе ответчика. Отрицать при таких условиях всякую причинную связь второго очага огня с первым его очагом было бы просто невозможно. Но суд, разрешавший дело, счел эту связь недостаточной ввиду ее случайности, — суд признал возникновение пожара на складе ответчика, химзавода, «непреодолимой силой».

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР отвергла соображения суда первой инстанции о наличии в данном случае объективного случая — «непреодолимой силы», учитывая, что на складе хранилась в открытом виде огнеопасная кристаллическая сера ³. Поэтому возникновение пожара даже от искры проходившего поблизости паровоза не могло рассматриваться как причинно-случайное обстоятельство. Это обстоятельство было причинно-необходимым следствием хранения горючего вещества. Такой вывод прямо вытекает из самого примерного перечня «источников повышенной опасности», приведенного в ст. 404 ГК. Едва ли отмеченный вывод судебной практики о необходимом характере причинной связи вреда с деятельностью «источника повышенной опасности» может вызывать сомнение. Но совсем к иному выводу о характере причинной связи приходится прийти, если исследовать связь поведения людей с вредом, возникшим в двух только что рассмотренных случаях. Для поведения агентов управления железной дороги порча колеса в пути представляется объективным случаем. Для администрации химзавода попадание искры

¹ См. об этом в гл. четвертой, ч. первой, где рассматривается вопрос о «непреодолимой силе» как о виде причинно-случайного явления.

² Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по иску Мироновой к химзаводу — «Судебная практика Верховного суда СССР» 1946 г., вып. VII (XXXI), стр. 27 — 28.

³ В гл. четвертой, ч. первой в связи с понятием о «непреодолимой силе» мы рассматриваем на материале приведенного дела также и соотношение между «объективным случаем» («непреодолимой силой») и казусом (т. е. субъективно случайным, невиновным событием).

в находившуюся на складе кристаллическую серу могло бы также приобрести причинно-случайный характер ¹.

Встречаются, наконец, и такие случаи, в которых совсем нельзя говорить о причинной связи между поведением людей, в частности владельцев «источников повышенной опасности» в смысле ст. 404 ГК, и вредоносным результатом. Вместе с тем в этих случаях необходимо-причинная связь между действием «источника повышенной опасности» и вредоносным результатом не подлежит сомнению. В таких случаях всегда существует причинная связь (случайная или необходимая) между поведением других лиц и вредоносным результатом. Эти другие лица иногда могут быть названы также «владельцами источника повышенной опасности» (наряду с тем владельцем, с поведением которого нет вовсе причинной связи). Иногда эти другие лица не могут быть названы и «владельцами» в указанном смысле слова. Случаи такого рода, когда нет причинной связи между поведением владельца «источника повышенной опасности» и вредом, по большей части возникают, когда владелец средства транспорта передает другому лицу владение и пользование этим средством транспорта. Передача может быть безвозмездной (так называемая ссуда вещи) или возмездной (имущественный наем) ².

Если владелец автомобиля передал владение и пользование им другому лицу на срок, устранившись по договору от контроля за отдельными поездками, то можно, конечно, настаивать на недействительности подобного самоустранения и на остающейся на первом владельце ответственности по ст. 404 ГК. Эту ответственность, однако, нельзя построить во всех случаях на соображении о существовании причинной связи (даже случайной) между поведением первого владельца и возникшим вредом.

Если в самом акте передачи владения не заключена объективно причина происшедшего позднее несчастного случая (аварии с автомобилем), то акт передачи только механически предшествует несчастному случаю, а не обусловливает его. Говоря о причине, заключенной в самом акте передачи владения, мы

¹ Мы говорим «могло бы приобрести» потому, что в деле, рассмотренном Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР, оказались привходящие факторы, которые (независимо от вины конкретных работников завода) сделали пожар необходимым следствием не только реакции серы на искру паровоза, но также и других факторов, в частности того обстоятельства, что сера оказалась лежащей под открытым небом.

² Мы не касаемся здесь случаев, в которых владелец средства транспорта теряет владение помимо своей воли. Когда утрата владения правомерна, — например, при реквизиции автомобиля на срок, — вовсе устранен и вопрос об ответственности по ст. 404 ГК первого владельца: ответственность начинает нести учреждение, которое после реквизиции эксплуатирует машину. Когда утрата владения неправомерна, — например, в случае кражи автомобиля, — судебная практика обыкновенно не признает первого владельца ответчиком по ст. 404 ГК, если только этот владелец не создал условий, объективно способствовавших хищению автомашины другим лицом. На этом вопросе мы останавливаемся особо в гл. пятой.

имеем в виду этот фактор независимо от момента субъективного. Виновно или невиновно действовал владелец, передавая свое владение автомашиной другому лицу, — это не существенно для установления причинной связи между актом передачи и последовавшей затем аварией у преемника по владению ¹. Существенно, была ли объективно создана актом передачи предпосылка для последовавшей затем аварии. Создание такой предпосылки мыслимо и без дополнительного момента виновности передающего лица. Достаточно допустить, что владелец автомашины не знал и не должен был знать о скрытом недостатке в механизме автомашины ².

Но если в самой передаче автомашины от одного владельца к другому владельцу объективно не заключена причина последовавшей затем аварии, то нет решительно никаких оснований к тому, чтобы утверждать, будто поведение первого владельца есть причина (пусть случайная) возникшего от аварии вреда. Такое понимание причинной связи насквозь механистическое.. Propter hос смешивается здесь с простым роst hос ³.

Став на этот путь, пришлось бы также утверждать, что магазин, продавший покупателю исправный мотоцикл, был причиной (хотя бы случайной) аварии, которая произошла позднее с этим мотоциклом, находившимся в эксплуатации нового собственника. Юридическое различие сравниваемых нами случаев несомненно. В первом случае владелец автомашины только на срок передавал свое владение (оставаясь собственником). Во втором случае передача владения сопровождалась и переходом права собственности, который делал смену владельцев окончательной. На юридические последствия это различие имеет существенное влияние. Прежде всего, это влияние сказывается, когда обсуждается вопрос об ответственности. Перед третьим лицом, потерпевшим вред от аварии, отвечает в силу ст. 404 ГК всегда новый собственник. Отвечает он независимо от своей вины. Напротив, прежний собственник перед потерпевшим третьим лицом не отвечает, он отвечает только перед приобретателем, по правилам о договорной ответственности, т. е. за свою вину ⁴.

¹ Напротив, наличие или отсутствие вины имеет решающее значение при ответе на вопрос: отвечает или не отвечает первый владелец автомашины перед вторым за убытки, которые возникли от аварии.

² Сплошь и рядом причинная связь между актом передачи и аварией оказывается причинно-необходимой, так что вопрос об ответственности (или об освобождении от ответственности) первого владельца автомашины всецело зависит от его виновности или невиновности.

³ Ргорtег hос — вследствие; роst hос — после того.

⁴ Это положение получило ясное выражение в рассмотренном выше деле по иску управления железной дороги к заводу. Государственный арбитраж рассматривал вопрос об ответственности завода под углом зрения вины в нарушении договора.

Но в тех случаях, когда в самой передаче (безразлично на срок или бессрочно) не было предпосылки будущей аварии, нельзя говорить и о причинной связи между поведением первого владельца и вредоносным результатом.

IV

В нашей литературе, а также и в судебной практике, особенно более ранней, встречается выражение «непосредственная причина». Там, где мы говорим о необходимом следствии известного фактора, другие предпочитают говорить о «непосредственном» следствии.

Мы уже высказались отрицательно по поводу этой терминологии, и в этой работе нет, собственно, оснований снова возвращаться к этому вопросу. Однако судебная практика в области применения норм о повышенной внедоговорной ответственности не лишена своеобразия, поскольку дело касается так называемых «непосредственных причин». Мы имеем здесь в особенности в виду судебные дела, возникающие в связи со столкновением средств, транспорта. В основном дела эти характерны той особой ролью, которую в них приходится играть потерпевшей стороне, а также существованием специальных норм, регулирующих некоторые случаи столкновения средств транспорта ¹. Но и вопрос о «непосредственных» и об «опосредствованных» причинах в такого рода делах выступает в несколько особом свете. Именно, в делах такого рода вопросы возмещения вреда не всегда исчерпываются урегулированием внедоговорных отношений, возникающих между владельцами столкнувшихся средств транспорта. Случается, что в результате столкновения (например, двух автомашин) вредоносный результат возникает также у третьих лиц, в частности у прохожих.

Весьма характерным, с точки зрения причинных отношений, является дело гр-на В., которое мы упоминали по другому поводу. Фабула этого дела заключалась в том, что одна автомашина на всем ходу врезалась в бок другой также мчавшейся автомашины и вывела этим из строя систему рулевого управления этой второй автомашины. Лишенная управления вторая автомашина наехала на тротуар и причинила увечье проходившему гр-ну В.

Если первый вредоносный результат (повреждение автомашины № 2) можно в известном смысле назвать непосредственным, то, очевидно, второй результат (повреждение, причиненное гр-ну В.), непосредственным назвать никак нельзя. Увечье было опосредствовано здесь так, что действие машины №1 причинило

1 Эти вопросы мы рассматриваем в гл. четвертой, ч. второй, посвященной «вине потерпевшего».

вред посредством действия машины № 2, — автомашина № 1 на гр-на В. непосредственно ведь не наезжала.

Некоторые авторы считают, что только непосредственная причинная связь обосновывает ответственность за убытки. Если же причинная связь оказывается опосредствованной другими факторами, кроме поведения лица, на которое возлагается ответственность, то говорят о «косвенных убытках» и считают, что такие убытки могут подлежать возмещению только в виде исключения ¹.

Этот взгляд не находит себе подтверждения в судебной практике, которую нам пришлось изучить, хотя само выражение — «непосредственная причина», к сожалению, еще не совсем вышло из употребления в решениях судов и арбитражей.

По изложенному выше делу гр-на В. пришлось бы устранить ответственность владельца первой из столкнувшихся автомашин, если считать, что отвечают лишь за непосредственное причинение вреда.

Судебные органы возложили солидарную ответственность на обоих владельцев, хотя первая автомашина причинила повреждения потерпевшему только посредством второй автомашины.

Интересно отметить, что при первоначальном рассмотрении этого дела суд первой инстанции удовлетворил иск потерпевшего только в отношении владельца автомашины № 2. Очевидно, что такое решение перекликалось с учением о достаточности для возложения гражданской ответственности только «непосредственных причин».

После отмены этого решения Московский городской суд — уже в качестве суда первой инстанции — отказался от изложенной точки зрения и возложил ответственность на владельцев обеих автомашин солидарно—в полном соответствии со ст. 408 ГК.

При этом Московский городской суд не сделал различия в ответственности обоих владельцев автомашин по признаку виновности или невиновности поведения шоферов каждой из машин:

ответственность по ст. 404 ГК возлагается независимо от момента вины.

Дело гр-на В. мы привели как наиболее характерное из всех известных нам дел, в которых раскрывается отрицательное, по существу, отношение судебной практики к учению о непосредственных причинах. Однако можно было бы сослаться на десятки решений, в которых владелец «источника повышенной опасности» был признан обязанным к возмещению вреда, возникновение которого никак нельзя назвать непосредственным в отношении действия «источника повышенной опасности».

¹ М. М. Тоболовская, Вопросы договорной и внедоговорной ответственности в советском социалистическом гражданском праве (автореферат), Л., 1950.

В судебной практике иногда встречается ссылка на отсутствие «непосредственной причинной связи» в качестве обоснования отказа в иске потерпевшему. Не касаясь старой практики 20-х годов, где не исключено' действительное влияние учения о так называемой «последней» (или, что то же самое, «непосредственной») причине, остановимся на упоминаниях о «непосредственной» причине, встречающихся в современной практике.

В деле по иску Мироновой к химзаводу ¹, которое мы цитировали в другой связи, народный суд согласился с доводами ответчика и указал, что, «коль скоро пожар возник на складе завода от искры паровоза, это обстоятельство не может рассматриваться как обычное событие, 'непосредственно вытекающее из деятельности склада».

Но эта мотивировка, поддерживающая учение о юридическом значении будто бы только «непосредственной» причинной связи, была целиком отвергнута Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР.

Мы не касаемся здесь всей полноты соображений, которые в данном деле привели Верховный суд СССР к признанию неправильным решения народного суда. Нас интересует в данном случае лишь суждение Верховного суда СССР, отвергающего ссылку на необходимость непосредственной причинной связи. «То обстоятельство, — писала Судебная коллегия Верховного суда СССР, — что пожар на складе мог возникнуть от искр проходящих паровозов, тоже не освобождает завод от ответственности». А далее Судебная коллегия Верховного суда указала на возможность требования завода к железной дороге о возмещении сумм выплаченных Мироновой, если искры паровозов действительно были причиной первого пожара (на складе завода). Судебная коллегия Верховного суда СССР учитывала, следовательно, опосредствованную причинную связь и вовсе не нашла ее недостаточной для обоснования ответственности ни в споре Мироновой с заводом, ни а возможном споре между заводом (удовлетворившим требования Мироновой) и железной дорогой.

В своем решении по делу между управлением железной дороги и заводом (1949 г.) Государственный арбитраж не избежал упоминания о «непосредственной причине» преждевременного разрушения колеса ². Иск железной дороги был отклонен с мотивировкой, что «каких-либо дефектов, которые могли бы послужить непосредственной причиной преждевременного разрушения колеса..., не обнаружено». Но напрасно было бы ссылаться на эту формулировку в подтверждение того, что арбитраж стал на позицию признания юридического значения только непосредственных причин.

¹ «Судебная практика Верховного суда СССР» 1946 г., вып. VII (XXXI),стр. 27—28.

² См. п. III настоящей главы.

Отвергая в поведении завода-поставщика наличие 'непосредственной причины аварии колеса, арбитраж не указал в своем решении, в каком другом факте эта непосредственная причина заключалась. Однако, если бы арбитраж отверг поставку данной партии колес только как непосредственную причину несчастного случая, а признавал поставку опосредствованной причиной, он должен был бы противопоставить своему отрицанию положительный факт—обнаруженную непосредственную причину разрушения колес. Однако такого указания в решении арбитража нет.

Объяснить все это, по нашему мнению, можно, лишь допустив, что арбитраж в своем решении придал выражению «непосредственная причина» особый смысл. Говоря о том, что в поведении завода-поставщика нет «непосредственной причины» преждевременной поломки колеса, арбитраж, как мы находим, хотел только сказать: между поставкой заводом железной дороге колесных скатов и данной аварией нет достаточной причинной связи.

V

а) Вопрос о юридическом значении виновного бездействия, т. е. несовершения должного действия, не вызывает разногласий среди наших цивилистов. Все признают в согласии с законом, что гражданская ответственность может возлагаться как в случае совершения недолжного действия, так и в случае несовершения должного действия.

Но по вопросу о причинном значении бездействия, по вопросу, можно ли считать бездействие причинным фактором, таким же, как действие, мнения наших юристов разошлись. Этот вопрос не связан в особенности с проблемами повышенной гражданской ответственности; однако в последнее время этот вопрос был затронут именно по поводу значения и смысла ст. 404 ГК.

Проф. Л. А. Лунц пишет, например: «Если отрицать вообще каузальность всякого бездействия, то нельзя объяснить такого явления, как ответственность по ст. 404 ГК за последствия невиновного бездействия лица, эксплуатирующего источники повышенной опасности. Статья 404 ГК, устанавливающая ответственность за невиновное причинение (действием или бездействием), является наглядным опровержением утверждения, что закон устанавливает ответственность всегда лишь только за виновное бездействие и что, отвечая за бездействие, лицо якобы отвечает всегда лишь за вину, а не за причинение» ¹.

Нельзя согласиться с этим взглядом потому, что он находится в непримиримом противоречии с той самой статьей 404 ГК, на которую сделана ссылка. Как известно, статья эта говорит не об

¹ И. Б. Новицкий и Л. А. Лунц, Курс Советского гражданского права. Общее учение об обязательстве, М., 1950, стр. 314.

ответственности лица за свое действие или бездействие, а говорит об ответственности лица «за вред, причиненный источником повышенной опасности», независимо от того, в каком причинном отношении находится вред, подлежащий возмещению по ст. 404 ГК, к личному поведению лица, на которое возлагается обязанность этот вред возместить.

Другие сторонники взгляда, высказанного проф. Лунцем, не решаются делать непосредственной ссылки на самую статью 404 ГК, в которой о причинении вреда бездействием не сказано ни слова, а пытаются провести то же доказательство только кружным путем.

Эти цивилисты исходят из текста ст. 413 ГК, где действительно рассматривается случай, в котором вред причинен «преступным действием или бездействием предпринимателя». Поскольку же за ст. 413 ГК в качестве основания ответственности лежит не только ст. 403, но может часто лежать и ст. 404 ГК, делают заключение, будто и по ст. 404 ГК отвечают не только за действие, но и за бездействие.

И этот взгляд нельзя признать правильным.

Говорить о причинении бездействием можно лишь в особом смысле, забвение о качественном различии между причинением (действием) и тем, что называют «причинением бездействием», приводит к неприемлемым юридическим выводам и не совместимо по существу с нашей судебной практикой ¹. Но независимо от того или иного решения общего вопроса «о каузальности бездействия» ² соображения о причинении бездействием в смысле ст. 404 ГК, т. е. причинении вреда бездействием машины и т. п., не могут быть приняты именно в связи с особенностями этой нормы Гражданского кодекса.

К нашим взглядам на вопрос об основаниях гражданской ответственности в случае противоправного бездействия присоединилась Е. А. Флейшиц, которая отмечает, между прочим: «Невозможно согласиться с Л. А. Лунцем и когда он говорит, будто ответственность по ст. 404 ГК есть ответственность за последствия невиновного бездействия лица, эксплуатирующего источник повышенной опасности. Ответственность по ст. 404 вообще не есть ответственность за поведение владельца источника повышенной опасности» ³.

О. С. Иоффе признал правильным наши взгляды на вопрос об ответственности в случае противоправного бездействия, но «с точки зрения взгляда на причинность в праве только как на

¹ И это несмотря на то, что в судебных решениях нередко встречается выражение: «вред, причиненный действием или бездействием».

² О нем автор высказался в работе «Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении», 1950, гл. III.

³ Е. А. Флейшиц, Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения, 1951, стр. 71.

естественную связь между вещами» ¹. Поскольку мы и до сих пор убеждены, что право не может иметь в виду никакой другой причинной связи, кроме естественной, что связь между поведением людей — это тоже один из видов естественной связи, — критические замечания О. С. Иоффе в этом вопросе не могут поколебать основного нашего вывода: нельзя проблему правовой ответственности сводить к решению вопроса о наличии или об отсутствии причинной связи.

б) Остановимся более подробно на том взгляде, который основывает утверждение, что ст. 404 ГК возлагает ответственность за причинение вреда бездействием, не на самом тексте этой статьи, а использует с той же целью ст. 413 ГК. Поскольку нам известно, это взгляд еще не был обсужден в нашей литературе. Обратимся прежде всего к тексту ст. 413 ГК.

В ч. 3 ст. 413 ГК предполагается, что «вред причинен преступным действием или бездействием предпринимателя». То обстоятельство, что ст. 413 ГК не является нормой, самостоятельно применяемой, что подобно ст. ст. 414 и 415 ГК она применяется в сопряжении с основными нормами раздела XIII главы об обязательствах, т. е. со ст. ст. 403 и 404, не вызывало до сих пор сомнений в литературе ².

В судебной практике указанная сопряженность применения общих норм ст. ст. 403—411 ГК и специальных норм, регламентирующих ответственность в случаях причинения вреда жизни или здоровью, является правилом, вполне установившимся.

Говоря о ст. 410 ГК, как об общей норме, устанавливающей объем возмещения, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР указывала в одном из своих определений: «Это правило подлежит соблюдению и при рассмотрении исков, предъявляемых на основании ст. ст. 413 и 414 ГК РСФСР» ³.

По другому делу та же Судебная коллегия писала: «В результате наступления несчастного случая Зикарев лишился трудового заработка и поэтому, на основании ст. ст. 410 и 413 ГК РСФСР, он имеет право на возмещение причиненного ему ущерба с учетом сохранившейся трудоспособности» ⁴. По иску Кривошеева к колхозу имени Кирова Судебная коллегия Верховного суда СССР отметила, что «недостаточно сослаться на ст. 415 (речь шла об увечье, причиненном лицу, на которое не распростра-

¹ Доц. О. С. Иоффе, Рецензия в «Вестнике Ленинградского университета» (1951 г. № 2) на книгу Б. С. Антимонова. Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении.

² В учебнике «Гражданское право» для вузов 1944 года (г. I) это положение прямо выражено только в отношении сопряженности ст. 414 либо со ст. 403, либо со ст. 404 ГК (стр. 347, § 503).

³ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1940 г. по д. № 724—Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР 1941 г., стр. 231.

⁴ Определение судебной коллегии по гражданским делам Верховного" суда СССР 1940 г. по д. № 206—там же, стр. 228.

няются правила о социальном страховании), а необходимо указать, по какой из основных статей этого раздела возлагается ответственность» ¹.

По иску Михеева к Коновалову стоял вопрос о причинении вреда «источником повышенной опасности»: на потерпевшего, Михеева наехал трактор и причинил увечье. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР указала в своем определении: «... дело подлежало разрешению на основании ст. 404 ГК, а не ст. 403 ГК», а далее было предложено: «Поскольку Михеев за время нахождения его на бюллетене получил пособие в порядке социального страхования, суд, по установлении его права на возмещение вреда, должен был учесть выплаченные органами социального страхования суммы, присудив Михееву только разницу между заработной платой и пособием, выплаченным во время болезни» ². Иными словами. Судебная коллегия предложила выполнить правило ч. 3 ст. 413 ГК, установив ту часть имущественного вреда, вызванного увечьем, которая не покрывается пособием, выдаваемым потерпевшему в порядке социального страхования.

По делу гр-ки С. к заводу народный суд, установив, что вред был причинен действием механической силы и заключался в увечье потерпевшего, прямо сослался в решении от 11 октября 1949 г. одновременно на ст. ст. 404 и 413 ГК. Одновременную ссылку на ст. ст. 404, 410 и 413 ГК мы находим и в определении Московского городского суда от 11 ноября 1949 г. по иску гр-ки П. Точно так же и по делу гр-ки Б. с конторой «Главснаба» Судебная коллегия Московского городского суда писала в определении от 4 мая 1948 г.: «Решение народного суда, как вынесенное в соответствии со ст. ст. 404 и 414 ГК, подлежит оставлению в силе». Статья 414, а равным образом и ст. 413 ГК постоянно связываются в решениях судов либо со ст. 403 либо со ст. 404 ГК.

Сомнение было, однако, высказано по вопросу о том, с какой именно другой статьей Гражданского кодекса должно и можно сочетать от. 413 ГК. Г. К. Матвеев утверждает, что ст. 404 ГК не совместима со ст. 413 ГК, поскольку ст. 404 ГК имеет в виду ответственность не по началу вины, а ст. 413 ГК всегда предполагает вину администрации предприятия (преступное действие или бездействие предпринимателя).

«Статья 404 ГК, — по мнению Г. К. Матвеева, — не применяется к отношениям между предприятиями и застрахованными ими рабочими и служащими. Предприятие в этом случае может

¹ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР от 21 марта 1940 г. — «Советская юстиция» 1940 г. № 14.

² Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1943 г. по д. «№ 777—Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1943 г., М., 1949, стр. 182—183.

отвечать перед потерпевшим лишь в случае виновного причинения вреда, на основании ст. 403 и ч. 3 ст. 413 ГК».

Соображения Г. К. Матвеева, как мы полагаем, находятся не только в противоречии с законом и с нашей судебной практикой, — они исходят из неправильных позиций в вопросе о причинном факторе. В связи с последним обстоятельством уместно исследовать проблему именно в главе, посвященной причинному отношению фактов. Конечно, ст. 404 ГК сама по себе, без сопряженного применения других норм, не достаточна при обсуждении вопроса о возмещении вреда, причиненного предприятием жизни или здоровью своего рабочего или служащего. В этих случаях применению подлежит, кроме ст. 404 ГК, еще ст. 413 ГК. Сопряженное применение ст. 413 приводит к существенному изменению регулирования внедоговорной ответственности в сравнении с тем случаем, когда ст. 404 ГК применяется в сочетании с другими «статьями Гражданского кодекса (например, 414 или 415).

К сожалению, Г. К. Матвеев не показывает тех несообразностей, которые якобы проявляются на практике при сопряженном применении ст. 413 и ст. 404 ГК. Конечно, ст. 403 ГК строит ответственность лица, причинившего вред, на начале вины, статья же 404 ГК строит ответственность за причинение вреда «источником повышенной опасности» независимо от начала вины. Однако выше мы показали, что виновный владелец «источника повышенной опасности» отвечает точно так же по ст. 404 ГК. Ответственность по ст. 404 ГК установлена в точном смысле этого выражения: «независимо от начала вины», т. е. даже за невиновное причинение вреда, а не только за невиновное причинение вреда. Оспариваемое нами мнение основано, видимо, на неправильном отождествлении этих двух далеко не одинаковых положений.

Нельзя вместе с тем все различие между ст. 404 и ст. 403 ГК сводить лишь к тому, что по ст. 404 ГК отвечают даже без вины, а по ст. 403 ГК при отсутствии вины возможно освобождение от обязанности возместить причиненный вред ¹. Есть и другие существенные различия. Статья 403 ГК допускает освобождение от ответственности, если причинивший вред докажет, что он был управомочен на совершение действия, которое причинило вред. Статья 404 ГК не знает такого основания для освобождения от ответственности за причинение вреда «источником повышенной опасности», учитывая, что всякое социалистическое предприятие, применяющее механические двигатели, конечно, управомочено на их эксплуатацию.

Чтобы освободиться от ответственности при совместном применении ст. ст. 413 и 404 ГК, вовсе недостаточно установить

¹ И то не во всех случаях; нужно учесть ст. 406 ГК, при одновременном применении которой возможна ответственность (по ст. 403 ГК) и при отсутствии вины.

управомоченность на совершение определенного действия. Нужно доказать (в силу ст. 413 ГК) отсутствие вины в поведении администрации предприятия. Общеизвестно, что момент отсутствия вины и момент управомоченности — это разные моменты, хотя при наличии управомоченности на совершение действия не может быть речи о вине в совершении этого действия. Таким образом, приходится сделать вывод, что сочетать ст. 413 со ст. 403 ГК нельзя, когда вред причинен «источником повышенной опасности».

Но моментом управомоченности не исчерпываются различия между ст. 403 ГК, с одной стороны, и ст. 404 ГК — с другой.

В то время как в силу ст. 403 ГК для возложения ответственности за вред требуется существование причинной связи между поведением самого обязанного лица и вредом, в ст. 404 ГК речь идет о причинной связи между вредом и действием «источника повышенной опасности». Можно себе представить, какие недоразумения угрожают, если признать, что в случае причинения вреда жизни или здоровью рабочего на предприятии действием станка, машины, трансмиссии и т. п. нужно будет применять наряду со ст. 413 ГК не ст. 404 ГК, а ст. 403. Пришлось бы всегда отыскивать достаточную причинную связь, например, между поведением: органа юридического лица или работников юридического лица и несчастным случаем. Как правило, здесь обнаруживается только причинно-случайная связь. Ввиду этого пришлось бы признавать и такие виды связи достаточными, либо отказывать в исках потерпевших. Но ни того, ни другого судебная практика не допускает даже и при «изолированном», так сказать, применении ст. 404 ГК, т. е. когда ст. 404 ГК применяется без сопряжения ее со ст. ст. 413—415 ГК.

Остается еще вопрос о специальном сроке давности. Он отражен в примечании к ст. 404 ГК и существенно отличает ее от ст. 403 ГК ¹. Примечание к ст. 404 ГК РСФСР гласит: «Исковая давность по основанным на настоящей статье требованиям к органам государства ограничивается двумя годами...». Судебная практика последовательно исходит из двухгодичного срока давности в отношении требований потерпевших к органам государства и в тех случаях, когда вред причинен «источником повышенной опасности», а потерпевшие—рабочие или служащие того предприятия, которое является одновременно их страхователем в порядке социального страхования ².

Эта практика, на которой мы подробно остановимся в главе шестой, никак не вяжется с конструкцией, предложенной

¹ В ГК Украинской ССР, который имел в виду Г. Матвеев, примечания к ст. 404 ГК не имеется, — сокращенный срок давности по этой статье не установлен (см. гл. шестую).

² Мы здесь не затрагиваем вопроса о практике восстановления судами этого срока давности, а имеем в виду только вид срока давности, применяемый судами к этой категории дел.

Г. Матвеевым. По этим основаниям мы и не считаем возможным признать, что ст. 413 ГК всегда соединяется со ст. 403 ГК и не может якобы применяться в сопряжении со ст. 404 ГК. Сочетание ст. 413 со ст. 404 ГК возможно и в судебной практике постоянно встречается.

в) Каким же образом можно соединить прямое указание ст. 404 ГК о том, что вред причинен «источником повышенной опасности», с указанием ст. 413 ГК о том, что вред может быть причинен «преступным действием или бездействием предпринимателя»? С нашей точки зрения, совершенно неудовлетворительным было бы такое объяснение: бездействие каузально, а потому преступное «бездействие администрации» (ст. 413 ГК) иногда является якобы «причинением вреда бездействующим источником повышенной опасности».

Каузально или не каузально бездействие — это вопрос другой, но бездействующий «источник повышенной опасности», причинивший вред в смысле ст. 404 ГК, — это выражение, лишенное содержания. Стоящий на месте поезд не может причинить смерть или увечье или повреждение имущества в смысле ст. 404 ГК, точно так же как выключенный неработающий мотор, или горючее вещество, которое не воспламенилось, или «дикое животное», спокойно оставшееся на месте и не притронувшееся к человеку, и т. д.

Статья 404 ГК говорит об «источнике повышенной опасности» как о деятельности, о действии ¹.

Конечно, ст. 413 ГК во второй своей части говорит как о преступном действии, так и о преступном бездействии администрации предприятия, лица, владеющего «источником повышенной опасности». В ч. 3 ст. 413 ГК такое действие или бездействие несомненно подразумеваются. Считать ли, что слова ст. 413 ГК о «причинении бездействием» нужно понимать буквально, или допускать, что это выражение употреблено только в переносном смысле, но несомненно одно: для применения ч. 2 или 3 ст. 413 нужно установить причинное соотношение между виновным поведением владельца и действием (но ни в коем случае не бездействием) принадлежащего ему «источника повышенной опасности».

Мы думаем, что ст. 413 ГК, говоря о вреде, причиненном преступным действием или бездействием администрации, не имеет в виду повторять характеристику, данную причинению вреда в ст. 404 ГК.

Статья 413 ГК в третьей своей части имеет в виду урегулировать такой случай в котором поведение администрации (только виновное!), воздействуя на обычное действие машины, двигателя и т. п., становится дополнительным причинным фактором возникшего вреда. Именно этим и объясняется отличие в регулирова-

¹ См. гл. вторую.

нии этого сложного случая от случая, когда вред причинен при отсутствии вины администрации.

Если вред причинен только «источником повышенной опасности», о чем говорит ст. 404 ГК ¹, то ни ч. 2, ни ч. 3 ст. 413 не могут быть применены — это страховой случай ².

¹ Здесь имеется в виду, что вред не причинен обязательно поведением каких-либо лиц.

² Если вред причинен только преступным поведением администрации независимо от «источника повышенной опасности» (который, например не действовал), то не может быть применена ст. 404 ГК в соединении с правилами ст. 413 ГК, а следует применять в их сопряжении ст.ст. 403 и 413 ГК

Глава четвертая. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ОСВОБОЖДАЮЩИЕ ВЛАДЕЛЬЦА «ИСТОЧНИКА ПОВЫШЕННОЙ ОПАСНОСТИ» ОТ ОБЯЗАННОСТИ ПО ВОЗМЕЩЕНИЮ ВРЕДА

Часть первая. Действие „непреодолимой силы"

§1. Обзор советского законодательства

I

Часто выражение «непреодолимая сила» употребляют не точно, пользуются им всякий раз, когда дело идет об освобождении от обязанности возместить вред и убытки, независимо от того, по какому основанию освобождение от этой обязанности установлено законом.

Лет двенадцать тому назад один из крупных наших цивилистов выразился образно: «непреодолимая сила», — сказал он, — это шапка, которая покрывает все».

Прямо пессимистичным было высказывание другого цивилиста. «Когда мы, юристы, говорим о «непреодолимой силе», — заметил этот ученый, — то мы прикрываем этим названием большое количество взаимно исключающих друг друга теорий и взглядов. Сам термин достаточной определенности не имеет. Когда этот термин употребляет закон, то закон как бы указывает судье — там, где я говорю о «непреодолимой силе», разрешаю тебе применять ту теорию, которой ты придерживаешься».

Позднее мы подробно остановимся на высказываниях в нашей правовой литературе о понятии «непреодолимая сила». Забегая несколько вперед, скажем уже сейчас, что в этом вопросе у наших цивилистов действительно имеется расхождение во мнениях, к которому подходит замечание о «шапке, покрывающей все». Но совершенно неверно мнение, будто закон наш, употребляя выражение «непреодолимая сила», и в самом деле разрешает по

своему усмотрению применять любую теорию «непреодолимой силы».

Наш закон никогда не стоял и не стоит на позициях буржуазной «теории» так называемого свободного судейского усмотрения. Не произошло подобного схода с рельсов социалистической законности и в вопросе «непреодолимой силы».

Нет спора в том, что само выражение «непреодолимая сила» страдает неопределенностью. Поэтому, если ограничиться изучением только одной статьи закона, именно той, в которой употреблен термин «непреодолимая сила»,— мудрено сдвинуться с мертвой точки и раскрыть понятие «непреодолимой силы» в советском гражданском праве. Думаем, что причинами, приводившими наших юристов к разногласиям в понимании «непреодолимой силы», были: искусственное сужение поля исследования и методологические ошибки исследования. Вместо изучения широкого материала— советских законов и советской судебной практики — из закона вырывали только самый термин «непреодолимая сила» и далее пытались к этой единственной точке опоры приладить какую-либо готовую теорию «непреодолимой силы», по большей части из буржуазно-правового арсенала, подправив и подкрасив ее снаружи. Не удивительно, что конструкции, сооруженные на такой явно негодной основе, рассыпались при первых же попытках их критического исследования и применения на практике. Пригодную для социалистического гражданского права теорию «непреодолимой силы» можно построить только на почве изучения широкого материала советского закона и советской судебной практики.

Методом изучения здесь может быть только марксистский диалектический метод, а философской предпосылкой — марксистский философский материализм.

II

С выражением «непреодолимая сила» мы встречаемся прежде всего в гражданских кодексах союзных республик. В ст. 48 ГК. говорится о «непреодолимой силе», как об обстоятельстве, безусловно приостанавливающем течение срока давности. В ст. 404 ГК «непреодолимая сила» рассматривается как обстоятельство, освобождающее от ответственности в случае причинения вреда «источником повышенной опасности».

История создания ст. 48 ГК РСФСР не содержит в себе ничего примечательного для нашего исследования. Статья 48 ГК (в Проекте ГК носившая порядковый номер «45») в окончательной редакции была лишь дополнена примечанием, касавшимся вопроса о дальнейшем течении срока давности после отпадения причины, мешавшей предъявить иск. В остальном 4-я сессия ВЦИК IX созыва приняла ст. 45 Проекта Гражданского кодекса без всяких изменений. Не претерпела изменений и та часть статьи, которая касалась вопроса о «непреодолимой силе».

Иначе обстояло дело со ст. 400 Проекта Гражданского кодекса, которая стала потом ст. 404 ГК РСФСР ¹.

Докладчик на сессии ВЦИК 31 октября 1922 г. констатировал, что в эту статью (в Проекте ГК — ст. 400) «внесено существенное изменение». В Проекте ГК вовсе отсутствовало упоминание о «непреодолимой силе» как обстоятельстве, освобождающем «владельца источника повышенной опасности» от обязанности возместить причиненный вред. Освобождение за причинение вреда могло наступить только при наличии умысла или грубой небрежности самого потерпевшего лица. Говоря об ответственности «владельца источника повышенной опасности», ст. 400 Проекта Гражданского кодекса давала примерный перечень случаев ответственности и заканчивала его словами: «... отвечают ... во всяком случае» ². Сессия ВЦИК признала, однако, необходимым ограничить ответственность «владельцев источников повышенной опасности». Во-первых, из ст. 400 Проекта ГК было исключено подчеркнутое выше выражение «во всяком случае», а во-вторых, кроме случая освобождения от ответственности вследствие вины потерпевшего, был добавлен еще и другой случай освобождения от ответственности — вследствие «непреодолимой силы». Так создался текст ст. 404 ГК в действующей ее редакции.

Только при полном забвении истории создания ст. 404 ГК можно было прийти к «выводу», будто вопрос о «непреодолимой силе» не имеет особого значения в нашем гражданском праве, что понятие «непреодолимой силы» сливается с понятием невиновности действующего лица. Не пожелав возложить на железную дорогу, трамвай и т. п. «абсолютную» ответственность, наш законодатель все же сделал эту ответственность более строгой, чем в других случаях, и с помощью понятия «непреодолимой силы» провел границу этой ответственности за пределами доказанной невиновности.

Гражданские кодексы остальных союзных республик ничем не отличаются от Гражданского кодекса РСФСР в использовании понятия «непреодолимой силы», — как в случае, приостановления давностного срока, так и в случае ответственности за причинение вреда «источником повышенной опасности».

По некоторым причинам, которые мы рассмотрим в дальнейшем, вопрос о «непреодолимой силе» в связи со ст. 48 ГК возникал в судебной практике довольно редко. Напротив, «непреодолимая сила» как обстоятельство, освобождающее от ответственности по ст. 404 ГК, приобрела первостепенное значение и неоднократно обсуждалась нашими высшими судебными

¹ Вопрос об изменениях, внесенных 4-й сессией ВЦИК в перечень «источников повышенной опасности», рассмотрен ранее, в гл. второй.

² Стенографический отчет 4-й сессии ВЦИК IX созыва 23—31 октября 1922 г., изд. ВЦИК, М., 1922; см. Бюллетень № 8 от 1 ноября 1922 г., стр. 19. Подчеркнуто мной.—Б. Л.

органами ¹. Поэтому нам целесообразнее рассмотреть в первую очередь понятие «непреодолимой силы» в связи со ст. 404 ГК.

Статья 404 ГК. освобождает от ответственности за вред, причиненный «источником повышенной опасности», если владелец этого источника докажет, что «вред возник вследствие непреодолимой силы».

В предыдущей главе (третьей) мы выясняли, что означает выражение закона «вред, причиненный источником повышенной опасности». Здесь мы ставим себе задачей уяснить, как может соединяться водном и том же случае и «причинение вреда источником повышенной опасности» и «возникновение вреда вследствие непреодолимой силы». Очевидно, что речь идет именно о совместном действии двух факторов: «источника повышенной опасности» и «непреодолимой силы». Если представить себе, что вредоносный результат возник только вследствие действия «непреодолимой силы», то нет вообще состава фактов, требуемого ст. 404 ГК, — подчеркнутое нами «только» исключает представление о другом действии — об «источнике повышенной опасности», а тем самым и применение ст. 404 ГК. В гл. третьей этой работы мы подчеркивали, что «источник повышенной опасности» — это особого рода деятельность, что «бездействующий источник повышенной опасности» — это выражение, содержащее в себе внутреннее противоречие.

Во время работы в качестве машиниста гр-н Лопатин получил ранение осколком вражеской бомбы. «Источник повышенной опасности» — железнодорожное предприятие — в этом случае не было действующим фактором, вызвавшим вред. Вред потерпевшему был причинен только вражеской бомбардировкой. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, рассмотрев дело Лопатина, в своем определении № 741 от 30 сентября 1942 г. указала, что «Лопатин не имеет законных оснований для удовлетворения своих исковых требований, так как вред причинен ему в связи с обстоятельствами, вызванными войной, а не преступными действиями или бездействием нанимателя» ².

В приведенном определении Судебная коллегия ставила перед собой непосредственно лишь задачу анализировать несчастный случай с Лопатиным с точки зрения ст. 413 ГК. Отнесение случая с Лопатиным к числу «страховых случаев» в смысле ст. ст. 412 и 413 ГК не вызывает сомнений, поскольку в поведении администрации железной дороги нельзя усмотреть проявления

¹ Вопрос о понятии «непреодолимая сила» больше всего разрабатывался судебной практикой в связи с договорной ответственностью. Этой практики мы коснемся ниже, — отметив здесь, что понятие «непреодолимой силы» в области договорных отношений не отличается от одноименного понятия, установившегося в области внедоговорных обязательств.

² П. Е. Орловский, Практика Верховного суда СССР по гражданским делам в условиях Отечественной войны, М., 1944. стр. 52—53.

вины. Однако можно утверждать еще, что эксплуатация железной дороги как «источник повышенной опасности» здесь вообще не проявила себя как вредоносный причинный фактор. Не только отсутствие вины в причинении вреда (чего уже было бы достаточно для признания случая «страховым»), но и отсутствие причинной связи исключало применение здесь ст. 404 ГК в соединении со ст. 413 ГК.

Конечно, действие вражеской авиации — это объективный случай для железнодорожного предприятия — «непреодолимая сила»—в смысле ст. 404 ГК, Но в деле Лопатина нет надобности даже рассматривать вопрос о содействии «непреодолимой силы» — только она одна и действовала. Если молния поразила человека на дворе фабрики, то нет надобности вообще поднимать вопрос о содействии «непреодолимой силы». В рассматриваемых случаях вообще нет причинной связи между деятельностью предприятия и вредоносным результатом — ранением или смертью человека.

Не может быть, конечно, речи о «непреодолимой силе» и в обратном случае, когда вред причинен только «источником повышенной опасности».

Словом, ссылаться для освобождения от ответственности по ст. 404 ГК на «непреодолимую силу», которая не действовала, — такое же безнадежное предприятие, как и попытка сослаться на «непреодолимую силу», которая хотя вообще и действовала, но не содействовала возникновению конкретного вреда.

Значит, понимание текста ст. 404 ГК, единственно соответствующее ее смыслу, таково: закон освобождает от ответственности за вред, причиненный «источником повышенной опасности», когда другой причиной того же вреда являлась «непреодолимая сила». Дело идет о совместном действии двух причин— одна из них в законе названа: «источником повышенной опасности», а другая — «непреодолимой силой». Как бы правилен ни был этот вывод, он не может удовлетворить нас полностью. Нужно дополнительно получить еще ответ на вопрос: при всяком ли сочетание двух названных причин наступает освобождение от ответственности в виду содействия «непреодолимой силы»? Таков первый вопрос. Если заявить, что содействовавшая «непреодолимая сила» освобождает от ответственности не всегда, а только в некоторых случаях, то необходимо решить и второй вопрос — каковы же признаки этих некоторых случаев, в которых доказанное содействие «непреодолимой силы» все же не приводит к освобождению от ответственности?

Ответ на первый вопрос, очевидно, не представляет затруднений. Нельзя во всех случаях, в которых обнаруживается любое привходящее влияние других причин, объявлять безответственным лицо, которое по общему правилу (ст. 403 ГК или ст. 404 ГК) должно вред возместить.

В 1942 году по делу Межевова было установлено судом, что вред, понесенный потерпевшим, был результатом нескольких причин. Среди этих причин отмечались и недостаточная освещенность рабочего прохода из цеха в заводскую столовую, и нагромождение железа в этом проходе, и поведение самого потерпевшего, который споткнулся, зацепившись за железо, и, наконец, светомаскировка, вызванная обстоятельствами военного времени. Несмотря на существующие расхождения во взглядах на существо «непреодолимой силы», общепризнано, что некоторые обстоятельства военного времени могут подходить под понятие «непреодолимой силы». Но по данному делу судебные органы решительно отвергли ссылку на «непреодолимую силу». Любопытно, что даже народный суд Выксунского района, отказавший в иске потерпевшему, обосновал свое решение вовсе не соображениями об обстоятельствах военного времени, а прибег к ссылке на вину самого потерпевшего — на его небрежность. Судебная же коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, 30 сентября 1942 г. отменившая решение народного суда, прямо указала: «Проведение светомаскировки, вызванной обстоятельствами войны, не должно нарушать нормальной работы предприятия, наоборот, оно повышает ответственность администрации и обязывает ее устранить все препятствия, мешающие нормальной работе предприятия при светомаскировке» ¹.

Обстрел города неприятелем есть обстоятельство, которое не может предотвратить лицо, отвечающее за причинение вреда. Безразлично при этом, идет ли речь об ответственности за неисполнение договорного обязательства или о внедоговорной ответственности.

Обстрел города неприятелем — это обстоятельство объективно-случайное для кооперативной артели, расположенной в этом городе. Однако совершенно бесполезно ссылаться на вражеские действия как на действия «непреодолимой силы», чтобы освободиться от ответственности за исчезновение часов заказчика, сданных в починку, если помещение артели не пострадало от обстрела, а часы заказчика были похищены из неохраняемого помещения ².

По делу Калинкина с артелью «ВЭМ» Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала: «Обстрел города неприятелем артель, конечно, не могла предотвратить, но сохранить вверенное ей имущество от хищения во время об-

¹ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1942 г. № 36/742 по иску П. И. Межевова к Выксунскому металлургическому заводу—«Судебная практика Верховного суда СССР» 1943 г., вып. III, стр. 24.

² Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1943 г. № 36/1033—«Судебная практика Верховного суда СССР» 1943 г., вып. III, стр. 26.

стрела города артель могла и обязана была тем более, что здание артели существенно не пострадало от обстрела» ¹.

Весенний разлив реки — также было явлением объективно-случайным для конторы «Заготзерно». Однако срыв этой конторой выполнения плана не зависел от половодья, поскольку путем своевременно принятых мер можно было избежать вредного влияния весеннего разлива ².

Эти примеры с достаточной ясностью показывают, что содействие «непреодолимой силы» возникновению вреда не всегда рассматривается в нашей судебной практике как обстоятельство, устраняющее ответственность. Вместе с тем эти же примеры свидетельствуют о том, что нельзя объяснить такой правовой вывод простой ссылкой на отсутствие причинной связи между действием «непреодолимой силы» и возникшим вредоносным результатом. Известная связь между обстоятельствами военного времени и несчастным случаем на заводе в первом примере не подлежит сомнению, так же как и известная причинная связь между обстрелом города и пропажей часов — во втором примере. Обстоятельства военного времени выступают здесь как одно из условий наступления вредоносного результата, но не как причина этого результата. Поэтому судебные органы не признали эту связь существенной, достаточной, необходимой для возникновения соответствующих вредоносных результатов.

Затронутые вопросы о «непреодолимой силе» как о причине, содействовавшей вредоносному последствию, об условиях, в которых эта причина должна учитываться правом как освобождающее ответчика обстоятельство, и стоят перед советской наукой гражданского права.

Но, — нужно это признать, — теоретическое осмысливание вопроса о «непреодолимой силе» сильно отстало не только от потребностей судебной практики, но даже и от тех выводов, которые судебная практика сама была вынуждена сделать за отсутствием должной помощи в теоретических работах. Наука советского гражданского права в вопросе о «непреодолимой силе» до сих пор в долгу у судебной практики.

Недостаточно только пожелать, чтобы это положение изменилось. Советская наука гражданского права должна принять все меры к тому, чтобы оплатить счет практики в отношении теории «непреодолимой силы».

III

Теория гражданского права, а в 20-х годах — и судебная практика отдали некоторую дань пониманию «непреодолимой

¹ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1942г. №36/1023 по делу Калинкина с артелью «ВЭМ» — «Судебная практика Верховного суда СССР» 1943 г., вып. III.

² Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1943 г., М., 1948, стр. 221—222.

силы» в смысле стихийного явления, стихийного бедствия, словом, в смысле известного рода явления природы. В протоколе Пленума Верховного суда РСФСР от 15 декабря 1923 г. мы читаем, например: «искры паровоза при тогдашних условиях транспорта обычно должны быть признаны стихийной непреодолимой силой» ¹.

Здесь даже деятельность самого железнодорожного предприятия объявлена действием «непреодолимой силы» в смысле действия стихии.

Арбитражная комиссия ВСНХ по одному делу нашла, что «причина возникновения пожара точно не выяснена, а переброска огня на территорию истца произошла вследствие поднявшегося ветра. Это последнее обстоятельство и сыграло, очевидно, главнейшую роль в распространении огня, не утихавшего несколько дней» ². Поскольку пожар не мог возникнуть «вследствие поднявшегося ветра», смысл решения Арбитражной комиссии состоял в том, что ветру было придано значение содействовавшей «непреодолимой силы» как проявления стихии.

Но эти единичные высказывания тонут в массе совсем иных суждений наших судебных органов.

Противоположное по смыслу и совершенно правильное решение о случае с искрой паровоза мы находим в новейшей практике.

По иску одной фабрики к управлению железной дороги, которое в 1949 году разрешал Государственный арбитраж при Совете Министров СССР, также стоял вопрос о возмещении вреда, возникшего от пожара вследствие искры паровоза. Однако Государственный арбитраж ни в решении своем по этому делу от 30 июня — 2 июля 1949 г., ни в ответе на жалобу стороны не признал, что вред возник вследствие «непреодолимой силы».

По иску Мироновой к химзаводу вопрос о причинении вреда искрой паровоза был поставлен ответчиком. Вопрос этот не являлся центральным по делу. Но все же Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР в своем определении по этому делу признала принципиально возможность требования с железной дороги возмещения убытков, причиненных искрой ее паровоза. Таким образом, была отвергнута трактовка искры паровоза в качестве действия «непреодолимой силы» ³.

¹ Протокол Пленума Верховного суда РСФСР № 20 по делам об исках крестьян села Мячкова Тульской губ. — Сборник разъяснении Верховного суда РСФСР; изд. «Советское законодательство», М., 1932, стр. 99. Подчеркнуто мной. — Б. А.

² Решение от 3 февраля 1925 г. по иску Богородско-Щелковского треста к Кудиновской мелиоративной конторе об убытках от пожара — «Практика арбитражной комиссии ВСНХ СССР и РСФСР», М.—Л., 1926, стр. 148—149 (под № 68).

³ «Судебная практика Верховного суда СССР» 1946 г., вып. VII (XXXI), стр. 27—28.

Что касается отождествления «непреодолимой силы» только с явлениями стихийного характера, то и в старой практике нельзя обнаружить сколько-нибудь серьезной тенденции в этом направлении. Признания относительности понятия «непреодолимой силы» явно вытеснило упрощенное понимание его в качестве любого проявления стихии.

Так, Верховный суд Украинской ССР не признал «непреодолимой силой» ни недостаточность уличного освещения, ни буксирование вагона трамвая на мокрых рельсах ¹. Ни косое течение реки ², ни весенний разлив вод ³ также не были признаны судебными и арбитражными органами в качестве «непреодолимой силы», хотя эти явления, несомненно, относятся к числу стихийных.

Характерны высказывания судебных органов по делу Заколюжного с Правлением Московско-Киево-Воронежской ж. д. Гражданская кассационная коллегия Верховного суда Украинской ССР поддержала в своем определении от 28 февраля 1927 г. точку зрения, выраженную Нежинским окружным судом. Коллегия, как и суд первой инстанции, склонилась к безоговорочному признанию стихийного явления «непреодолимой силой». ГКК Верховного суда УССР прямо утверждала: «Признание метели непреодолимой силой ничем не противоречит ни закону, ни самому понятию непреодолимой силы» ⁴.

Здесь отчетливо выступает попытка подойти к понятию «непреодолимой силы», формально-логически, вскрыв его смысл из него самого. Помимо того, в этом определении Гражданской кассационной коллегии проглядывает и убежденность в существовании «непреодолимой силы» как абстрактного, всегда себе равного фактора. Пленум Верховного суда Украинской ССР отверг и весьма решительно не только конечный вывод Кассационной коллегии, но и самую методологию решения вопроса о понятии «непреодолимой силы».

«Метель, — говорится в постановлении Пленума Верховного суда УССР от 9 августа 1927 г. (протокол № 19), — не является в данном случае непреодолимой силой, потому, что: а) переезд не был охраняем, хотя ежесуточно проезжало через переезд 800 подвод, что обязывало дорогу установить охрану переезда, и б) движение на железнодорожном пути было вполне

¹ Определение ГКК Верховного суда УССР от 5 декабря 1927 г.—«Вестник Советской юстиции» 1928 г. № 2, стр. 61.

² Решение Высшей Арбитражной комиссии СТО от 7 ноября 1928 г. по д. № 308 по иску Селенгинского пароходства к Иркутскому тресту городской переправы—«Судебная практика РСФСР» 1928 г. № 23, стр. 16—17.

³ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР. по д. № 55 — Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1943 г., М., 1948, стр. 221—222.

⁴ «Вопросы гражданского права и процесса в постановлениях Пленума Верховного суда Украинской ССР за 1923—1927 гг.», Юриздат НКЮ Украины, 1928, стр. 148—147. Подчеркнуто мной.—Б. А.

нормально, несмотря на метель» ¹. В постановлении Пленума Верховного суда УССР понятию «непреодолимой силы» придано относительное, а не абсолютное значение. В постановлении Пленума Верховного суда УССР содержится также указание на два признака, характеризующие, по мнению Пленума, понятие «непреодолимой силы». В этом смысле подчеркнута несовместимость ссылки на действие «непреодолимой силы» с фактом виновного причинения вреда лицом, за вред отвечающим. Далее Пленум Верховного суда УССР обратил внимание на существующий, с его точки зрения, признак «непреодолимой силы» — ее особую силу. По мнению Пленума Верховного суда УССР, метель с большим основанием можно было бы признать «непреодолимой силой», если бы она расстроила движение поездов на линии железной дороги.

Нам думается, что признак исключительной силы не характеризует понятие «непреодолимой силы» в смысле советского закона. В дальнейшем нам предстоит еще коснуться значения этого признака.

В рассматриваемом постановлении Пленума Верховного суда УССР нас непосредственно интересует правильное предостережение от механического отождествления всякого стихийного явления с понятием «непреодолимой силы».

Эта мысль не является особенностью только украинской судебной практики. Ее можно назвать общей линией всей нашей судебной практики в вопросе «непреодолимой силы». Классическое ее выражение дано было Верховным судом РСФСР.

Переходя от вопроса о соотношении понятий «непреодолимой силы» и «стихийного явления» к более общей проблеме. Гражданская кассационная коллегия Верховного суда РСФСР в докладе за 1925 год дала весьма широкое обобщение: «Непреодолимая сила»—есть понятие относительное. Препятствие, мешающее исполнению договорного обязательства, становится непреодолимой силой не в силу внутренних присущих ему свойств, а в зависимости от соотношения ряда условий и конкретных обстоятельств, что в одном месте является легко преодолимым в другом — может стать непреодолимым» ².

Это высказывание Гражданской кассационной коллегии позднее приобрело значение классической формулы, перешедшей на страницы учебников гражданского права.

В определении Коллегии по конкретному делу (Синклеровской компании) содержалось также верное, хотя и не совсем точное, сопоставление «стихийного» явления с понятием «не-

¹ «Вопросы гражданского права и процесса в постановлениях Пленума Верховного суда Украинской ССР за 1923—1927гг.», Юриздат НКЮ Украины, 1928, стр. 148.

² Сборник ГКК РСФСР 1925 г. № 125; см. также «Еженедельник Советской юстиции» 1925 г. № 15. Подчеркнуто мной.—Б. А.

преодолимой силы». Коллегия указывала, что «даже такое стихийное явление, как пожар, не должно быть всегда подведено под понятие освобождающей от ответственности «непреодолимой силы» ¹. Неточность этого сопоставления бросается в глаза: о пожаре как о стихийном явлении можно говорить только в редких случаях возникновения огня от удара молнии и т. п. Но эта неточность не затрагивает главной мысли, высказанной Кассационной коллегией: стихийное явление не всегда рассматривается нашим правом как «непреодолимая сила», освобождающая от гражданской ответственности.

Отметим здесь еще одно обстоятельство. Свой вывод об относительности понятия «непреодолимой силы» в советском праве Верховный суд Украинской ССР построил применительно к внедоговорной ответственности. Верховный же суд РСФСР отправлялся от вопроса о нарушении договорного обязательства. Тем не менее, разные пути привели верховные суды РСФСР и УССР — к одному выводу: понятие «непреодолимой силы» не есть абсолютная категория, в которую такие-то события всегда входят, а другие события никогда не входят; признание события «непреодолимой силы» зависит от условий места и времени, от всей совокупности факторов.

IV

Кроме ст. 404, Гражданский кодекс отсылает к понятию «непреодолимой силы» также в ст. 48. В ней «непреодолимая сила» рассматривается как обстоятельство, препятствующее осуществлению права на иск в течение давностного срока. Доказанное действие «непреодолимой силы» приводит в этом случае к приостановлению течения давностного срока.

Трудно предположить, чтобы своеобразный термин «непреодолимая сила» в двух статьях одного Кодекса — ст. 404 и ст. 48 ГК—применялся в разных смыслах. Однако полная уверенность в тождественности терминов в обоих случаях создается только после анализа ст. 48 ГК в сопоставлении ее; со следующей за ней ст. 49 ГК. Статья 49 ГК дает суду право продлить срок давности: суд «может продлить этот срок», сказано в ст. 49 ГК. Напротив, ст. 48 ГК прямо предписывает суду в определенных случаях считать срок давности приостановленным. «Течение исковой давности приостанавливается», говорит ст. 48 ГК, безусловно обязывая тем самым суд не засчитывать в срок давности известные 'промежутки времени. Согласно ст. 49 ГК продление срока давности зависит от уважительности причин, по которым срок давности пропущен. Что нужно считать уважительной причиной пропуска давностного срока, закон в ст. 49 ГК не определяет, предоставляя оценку уважительности

¹ Эти соображения, высказанные в определении ГКК Верховного суда РСФСР, в доклад ГКК за 1925 год не вошли.

причины суждению суда. Напротив, в ст. 48 ГК случаи, в которых течение срока давности безусловно приостанавливается, исчерпывающим образом перечислены самим законодателем. Как известно, этих случаев закон в ст. 48 ГК указывает три: 1) если «непреодолимая сила» воспрепятствовала предъявлению исков в течение последних шести месяцев срока давности, 2) если был объявлен мораторий, 3) если истец является военнослужащим, а Советская Армия или Советский Военно-Морской флот приведены на военное положение.

Иногда указывают, что по ст. 49 ГК вопрос о наличии основания для продления срока давности—это вопрос оценки фактов. Напротив, в ст. 48 ГК отсылка к случаям моратория, объявления военного положения — это будто бы только вопрос права. Отсюда якобы следует, что и отсылка к «непреодолимой силе» в той же ст. 48 ГК означает, что закон имеет в виду «непреодолимую силу» как неизменную правовую категорию. Это рассуждение вызывает сомнения двоякого рода. Прежде всего, случаи приостановления давности ввиду объявленного моратория или ввиду объявленного военного положения также не могут сводиться всецело к вопросу права. Мораторий объявляется в отношении определенного круга сделок, известных категорий лиц; объявление военного положения приобретает значение обстоятельства, приостанавливающего течение срока давности, так же только при определенных фактических условиях. Необходимо, в частности, чтобы соответствующее лицо в определенный момент находилось в рядах действующей армии. Таким образом, вопрос права не может быть оторван от вопроса факта и в случаях установления моратория и объявления военного положения. Далее, нет достаточного основания для вывода о том, что «непреодолимая сила» есть только правовая категория.

Распределение в законе оснований, устраняющих действие срока давности, на две группы (ст. ст. 48 и 49 ГК), конечно, имеет свой смысл. Но смысл этот не в том, что вопросы фактической стороны дела устранены в случаях ст. 48 ГК и наличествуют только в ст. 49 ГК.

По нашему мнению, граница между ст. 48 и ст. 49 ГК иная. В ст. 49 речь идет о случаях пропуска срока давности. Управомоченное лицо только субъективно не могло избежать пропуска срока, объективно же возможность предъявления иска в срок не была исключена. Поэтому в случае ст. 49 ГК нужно войти в обсуждение вопроса, насколько субъективно извинительно поведение лица, пропустившего срок.

Напротив, в ст. 48 ГК говорится о таких случаях, в которых вопрос об извинительности поведения управомоченного лица не возникает. Из этих случаев в ст. 48 ГК в первую очередь упомянут случай действия «непреодолимой силы». Но это вовсе не означает, что «непреодолимая сила», объективный характер которой, в связи со сказанным, не подлежит сомнению, рассма-

тривается в ст. 48 как абстрактная и неизменная категория. Относительный характер понятия «непреодолимой силы», раскрытый судебной практикой в связи со ст. ст. 119 и 404 ГК, не колеблется соображениями по поводу ст. 48 ГК.

В судебной практике ссылки на «непреодолимую силу» в связи со ст. 48 ГК довольно редки.

Изученные нами материалы позволяют заключить, что случай, предусмотренный п. 1 ст. 48 ГК, на практике очень часто заслоняется применением правила ст. 49 ГК. Признавая причину пропуска срока уважительной в смысле ст. 49 ГК, судебные органы обыкновенно не ставят второго вопроса — не скрыта ли за субъективной невозможностью предъявления иска также и невозможность объективная, о которой говорится в ч. 1 ст. 48 ГК. Казалось бы, что вопрос о наличии (или об отсутствии) объективной возможности предъявить иск, т. е. вопрос ст. 48 ГК, должен был бы предшествовать вопросу о наличии (или об отсутствии) субъективной невозможности предъявить иск, т. е. вопросу ст. 49 ГК. Но на практике четкое разграничение этих вопросов не всегда проводится. Это и приводит к тому, что даже и при наличии объективной невозможности предъявления иска в судебном решении нередко признается «уважительность» пропуска срока давности. Таким образом, смешиваются вопросы продления срока давности (ст. 49 ГК) и приостановления срока давности (ст. 48 ГК).

В тех делах, в которых вопрос о применении п. 1 ст. 48 ГК ставился, судебная практика рассматривала понятие «непреодолимой силы» совершенно таким же образом, как и в случаях, предусмотренных ст. ст. 119 и 404.

В деле по спору Мельдерс с Зельтиш Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР отвергла точку зрения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда Латвийской ССР по вопросу о смысле примечания к ст. 48 ГК ¹.

Но высказывание Верховного суда Латвийской ССР о понятии «непреодолимой силы» Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР не только не отвергла, но косвенно подтвердила.

«Войну, — писала Судебная коллегия Верховного суда Латвийской ССР, — можно... рассматривать как непреодолимую силу, о которой говорится в п. «а» ст. 48 ГК» ². Судебная же коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР совершенно в этом же смысле отметила: «В данном случае правоотношения сторон возникли в 1941 году в период немецкой оккупации, когда истец не мог осуществлять

¹ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР по д. № 36/265 — «Судебная практика Верховного суда СССР» 1947 г., вып. V (XXXIX), стр. 29.

² Очевидно, Судебная коллегия имела в виду п. 1 ст. 48 ГК. — 5. А.

своего права на возмещение ему причиненного ущерба. Только после освобождения района от немецких оккупантов, когда он (истец.—Б. А.) мог осуществить принадлежащее ему право, он обратился в суд с иском к ответчику о возмещении причиненного ущерба, и с этого времени следует исчислять течение давностного стока, предусмотренного ст. 44 ГК. РСФСР» ¹.

Итак, война в ее конкретном выражении (временная оккупация района немцами) рассматривается верховными судами СССР и Латвийской ССР как действие «непреодолимой силы». Очевидно, что и относительность, присущая понятию «непреодолимой силы», тем самым подчеркивается — верховные суды учитывают войну как действие «непреодолимой силы» не в качестве неизменного фактора, а в конкретных условиях места и времени. По мере изгнания фашистских войск с территории Советской Латвии и восстановления там прерванной деятельности советских судебных органов восстанавливалась и объективная возможность предъявления исков в этих судах, а вместе с тем отпадало применение п. 1 ст. 48 ГК.

Сходно в интересующем нас смысле и дело по иску Валодис к Эзериньи, рассмотренное Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР 28 сентября 1946 г.², которая признала, что «немецкая оккупация местности, где живут стороны», подходит под понятие действия «непреодолимой силы», упоминаемой в ч. 1 ст. 48 ГК.

В заключение можно заметить, что «непреодолимая сила» в смысле ст. 48 ГК раскрывается в судебной практике, во-первых, как объективная невозможность предъявления иска, во-вторых, как понятие более широкое, нежели стихийное явление, т. е. проявление сил природы.

Наконец, выступает и третий признак: ссылка истца на объективное основание невозможности предъявить иск предполагает отсутствие субъективной оплошности истца.

Закон в ст. 48 ГК подчеркивает, что наступление обстоятельств, объективно исключающих возможность предъявить иск, учитывается только в том случае, когда эти исключающие обстоятельства наступают в последние шесть месяцев течения давностного срока. Верховный суд СССР указал, что давность вообще не начинает своего течения, если к моменту возникновения права на иск уже действовала «непреодолимая сила».

Если мы утверждаем, что не было объективной возможности предъявить иск вследствие «непреодолимой силы», то тем самым

¹ Подчеркнуто мной. — Б. А. «С этого времени» по смыслу может означать только «с момента освобождения района от немецких оккупантов», но, конечно, не с момента предъявления иска.

² Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР, № 36/700—«Судебная практика Верховного суда СССР» 1947 г., вып. III (XXXVII), стр. 126.

уже сказано, что для предъявления иска в данных условиях места и времени не существовало и субъективной возможности. Следовательно, с установлением состава фактов, предусмотренных п. 1 ст. 48 ГК, отпадает и вопрос о субъективной извинительности непредъявления иска управомоченным лицом.

V

а) Рассмотренными двумя случаями (ст.ст. 404 и 48) исчерпывается область, в которой гражданские кодексы союзных республик пользуются выражением «непреодолимой силы». Правда, советская наука гражданского права и судебная практика не без оснований усматривают в ст. 119 ГК подразумевающуюся отсылку закона к «непреодолимой силе» как к обстоятельству, освобождающему обязанное лицо от ответственности. Поскольку, однако, закон в ст. 119 ГК не воспользовался выражением «непреодолимая сила», уместнее рассмотреть вопрос об истолковании соответствующего положения ст. 119 ГК не в обзоре случаев «непреодолимой силы», упоминаемых в ГК, а в связи с учениями о «непреодолимой силе», выдвинутыми в науке советского гражданского права.

Это последнее замечание тем более относится к ст. 118 ГК. Высказывались утверждения, будто границей ответственности согласно этой статьи Гражданского кодекса является не «случай» (невиновная невозможность исполнить обязательство), а действие «непреодолимой силы». Это положение сомнительно уже с первого взгляда, поскольку оно стирает границу между ст. 118 и ст. 119 ГК. Ведь очевидно, что законодатель расширяет пределы ответственности для тех случаев, когда предмет исполнения определен родовыми признаками (ст. 119 ГК). Если же считать, что и ст. 118 ГК устанавливает ответственность вплоть до «непреодолимой силы», как и в ст. 119 ГК, то нельзя объяснить надобность в двух разных нормах, посвященных вопросу ответственности за невозможность исполнения обязательства.

б) За пределами ГК понятие «непреодолимой силы» встречается в Кодексе торгового мореплавания СССР. Этот союзный Кодекс пользуется термином «непреодолимая сила» дважды — в ст. 116 и в ст. 132. В первом случае, в ст. 116, действие «непреодолимой силы» подведено как частный случай под широкое понятие обстоятельства, которое не могло быть устранено «заботами добросовестного перевозчика». Наряду с «непреодолимой силой» в ст. 116 приведены такие разнообразные по своей юридической природе факторы, как «опасности и случайности на море», задержание судна властями в порту и вместе с тем эпизоотия и меры, принимаемые «для спасения человеческих жизней, судов и грузов» и даже (п. «к» ст. 116)—«действия или упущения капитана, прочих лиц судового экипажа и лоцмана в судовождении или в управлении судном». Как видно, в этом перечне обстоя-

тельств, освобождающих морского перевозчика от ответственности за утрату и повреждение грузов, объединены: а) случайные события, т. е. события, происшедшие не по вине судовладельца и его агентов, б) некоторые виды виновного поведения капитана и экипажа судна (так называемые навигационные ошибки). Поэтому, встречая среди этих освобождающих факторов также и действие «непреодолимой силы», нельзя раскрыть ее смысл и природу. Если признавать, следуя большинству авторов, что установление ответственности вплоть до «непреодолимой силы» есть расширение случаев ответственности в сравнении с правилом об ответственности только по началу вины, то можно заметить, что упоминание в ст. 116 «непреодолимой силы», строго говоря, излишне. Это упоминание получает здесь скорее инструкционное значение, поскольку ст. 116 освобождает морского перевозчика от ответственности за вред, причиненный грузу, даже в случае субъективной невиновности судовладельца и его агентов, а иногда — в особом случае «навигационных ошибок» — даже и при виновности агентов судовладельца.

Иначе дело обстоит в ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР. В ней установлено, что в случае причинения вреда «пассажиру во время и вследствие перевозки» морской перевозчик отвечает, вплоть до «непреодолимой силы». Перевозчику здесь недостаточно доказать только невиновность свою и своих агентов: его освобождает только проведенное доказательство действия «непреодолимой силы». Словом, дело обстоит при применении ст. 132 Кодекса торгового мореплавания совершенно так же, как и при применении ст. 404 ГК РСФСР и соответствующих ей статей гражданских кодексов союзных республик. Можно прямо заявить, что ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР — это перенесенная в него норма об ответственности за действие «источника повышенной опасности». Только самого этого сбивчивого выражения в Кодексе торгового мореплавания СССР редакционно счастливо удалось избежать, а применение нормы ст. 404 ГК ограничено здесь только случаем причинения вреда жизни или здоровью пассажира (случай причинения вреда багажу пассажира регулируется другими правилами—ст.ст. 135, 116, 117 Кодекса торгового мореплавания СССР).

Если в ст. 116 Кодекса торгового мореплавания СССР освобождение от ответственности ввиду действия «непреодолимой силы» создает как бы вторую, верхнюю, и, в сущности, излишнюю границу ответственности морского перевозчика, то в ст. 132 того же кодекса действие «непреодолимой силы» — единственная, а значит, и действительная граница ответственности пароходства за вред, причиненный жизни или здоровью пассажира. Весьма близкая по смыслу к ст. 404 ГК, редакция ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР не дает в сравнении с Гражданским кодексом ничего нового для раскрытия понятия «непреодолимой силы».

VI

В Воздушном кодексе СССР нет прямого упоминания о «непреодолимой силе». Однако он все же отсылает к этому понятию. Это обстоятельство выявляется при изучении ст.ст. 78—80 Воздушного кодекса СССР.

Как известно, ст. 78 Воздушного кодекса СССР устанавливает имущественную ответственность «учреждения, предприятия или лица, которое эксплуатирует гражданское воздушное судно» — «за причиненные при стартах, полетах и посадках смерть и телесные повреждения пассажирам гражданских воздушных судов, а также за вред лицам и имуществу, не находящимся на гражданском воздушном судне». Особых правил об условиях и пределах возмещения вреда в указанных случаях сама статья 78 не содержит, а отсылает к «общему законодательству» Союза ССР и союзных республик, с одной, однако, оговоркой. Оговорка эта сужает в сравнении с Гражданским кодексом круг оснований, по которым владелец воздушного судна может быть освобожден от обязанности возмещения вреда, причиненного воздушным судном. Статья 78 освобождает владельца воздушного судна от ответственности за причиненный вред в единственном случае, когда доказано, что «вред произошел вследствие умысла или грубой неосторожности самого потерпевшего».

При сопоставлении правил ст. 78 Воздушного кодекса СССР с нормами общего законодательства приходится прийти к выводу, что в ст. 78 отсылка сделана к гл. XIII раздела об обязательствах гражданских кодексов союзных республик. Законов СССР, регулирующих вопрос о возмещении вреда в случаях, которые имеет в виду ст. 78 Воздушного кодекса СССР, пока еще не издано. Что же касается гражданских кодексов, то прежде всего обратиться следует к ст. 404 ГК РСФСР (и к соответствующим ей статьям гражданских кодексов других союзных республик). Однако из нормы ст. 404 ГК придется исключить право владельца «источника повышенной опасности», сослаться на действие «непреодолимой силы». Конечно, когда возникают дела о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью потерпевшего, то соответственно должны применяться и правила ст.ст. 409, 413—415 ГК.

Таким образом, ст. 78 Воздушного кодекса СССР устанавливает наиболее строгую ответственность за причинение вреда, какая только известна гражданскому праву СССР — не вплоть до «непреодолимой силы», как в ст. 404 ГК или в ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР, а несмотря даже на содействие вреду «непреодолимой силы».

Разумеется, что в тех случаях, когда в сопряжении со ст. 78 Воздушного кодекса СССР применяется ст. 413 ГК, особо повышенная ответственность воздушного предприятия переходит в ответственность только за вину (за «преступное действие или

бездействие», как выражается ст. 413 ГК, говоря о событиях, выходящих за пределы страхового случая).

Нужно иметь в виду, что правила ст. 78 Воздушного кодекса СССР не относятся к экипажу самолета, т. е. к командиру и команде самолета (см. ст. 17 В К СССР). Статья 78, как мы видели, разрешает только вопрос об ответственности владельца воздушного судна: а) перед пассажирами судна (за вред, причиненный жизни или здоровью), б) перед лицами, не находящимися на гражданском воздушном судне.

В судебной практике эти положения не всегда, к сожалению, применяются. Так, по делу П., по которому иск был основан на факте причинения вреда пилоту при аварии гражданского самолета, Московский городской суд в своем определении (1949 г.) исходил только из ст.ст. 404 и 409 ГК. Правила ст. 413 ГК остались без применения, хотя ответчиком был страхователь потерпевшего.

То же можно сказать и о деле по иску гр-ки Н. (1949 г.). Народный суд обсуждал по этому делу лишь вопрос о наличии или об отсутствии вины потерпевшего — бортмеханика самолета. Вопрос же о вине страхователя, т. е. вопрос о применении наряду со ст. 404 ГК и ст. 413 ГК, вовсе вышел из поля зрения.

В определении по делу П. Судебная коллегия Московского городского суда (1949 г.) отвергла довод жалобщика—воздушно-транспортного предприятия — в пользу применения так называемой «смешанной ответственности». Судебная коллегия обосновала полную ответственность предприятия виной работников этого предприятия. Не ссылаясь и в этом случае на ст. 413 ГК, городской суд, несомненно, применил ее правила: страхователь отвечает перед потерпевшим только при наличии вины предприятия в лице его органов или работников. При отсутствии вины — налицо страховой случай, и применению подлежат нормы ст. 412 и ч. 1 ст. 413, т. е. возмещение вреда всецело возлагается на органы социального страхования или социального обеспечения.

По делу Л. Московский областной суд в решении (1950 г.) не счел возможным возложить ответственность на владельца воздушного судна за отсутствием вины его агентов, т. е. правильно стал на позицию, предусмотренную ст. 413 ГК, поскольку речь шла об ответственности нанимателя потерпевшего лица.

В судебной практике мы не обнаружили случаев, в которых при применении ст. 78 Воздушного кодекса СССР ответчик ссылался бы на действие «непреодолимой силы». Закон в ст. 78 настолько ясно запретил подобную ссылку, что ответчики — воздушно-транспортные предприятия — и не пытаются идти таким путем.

Так обстояло дело, например, по иску Е., решенному народным судом в 1948 году. Суд применил по этому делу ст. 414 ГК при отсутствии каких-либо возражений со стороны ответчика, владельца самолета. О содействии «непреодолимой силы» в со-

здании вреда вопрос даже не поднимался. Между тем если бы применению в данном случае подлежала не ст. 78 Воздушного кодекса СССР, а ст. 404 ГК, то ссылка на действие «непреодолимой силы» в условиях данного дела представляла бы основной вопрос.

При решении вопросов об ответственности воздушного перевозчика за повреждение, гибель или утрату груза или багажа Воздушный кодекс СССР не пользуется выражением «непреодолимая сила», а говорит о «стихийном бедствии». Если воздушно-транспортное предприятие докажет, что утрата, гибель, повреждение груза или багажа произошли «не во время полета» и при том «вследствие стихийного бедствия», то в силу п. «б» ст. 80 Воздушного кодекса СССР воздушный перевозчик освобождается от ответственности. Напомним, что в случае гибели во время полета груза и багажа (кроме ручной клади, не сданной под ответственность воздушному перевозчику) ссылка на «непреодолимую силу» или «стихийное бедствие» не допускается, как и в случаях, предусматриваемых ст. 78 Воздушного кодекса СССР.

Мы приходим к выводу, что закон оба выражения употребляет в одном и том же правовом смысле, хотя языково-смысловые значения этих выражений, конечно, не совпадают. К сближению рассматриваемых выражений закона, по нашему мнению, приводят следующие соображения.

Ответственность воздушного перевозчика в ст. 78 Воздушного кодекса СССР установлена по общему законодательству Союза ССР и союзных республик, но с тем существенным ограничением, о котором сказано было выше: освобождение от ответственности наступает только при доказанной грубой вине потерпевшего ¹.

При причинении вреда самолетом пассажиру или другому лицу до взлета или после посадки самолета случай должен рассматриваться в РСФСР по ст. 404 ГК, а в других союзных республиках — по соответствующим статьям их гражданских кодексов.

Если Воздушный кодекс СССР (п. «б» ст. 80) допускает ссылку на «стихийное бедствие», когда воздушное судно не находится в полете, а в случае ответственности за причинение вреда в полете сохраняет из двух возможных по ст. 404 ГК возражений только одно — ссылку на грубую вину потерпевшего, то, очевидно, что выражение «стихийное бедствие» заменяет в Воздушном кодексе СССР термин «непреодолимая

¹ Статьи 80 и 81 Воздушного кодекса СССР предусматривают не исключение ответственности воздушного перевозчика, а лишь уменьшение ее, если при наличии умысла или грубой неосторожности потерпевшего воздушный перевозчик «не принял мер к предотвращению вреда». Это заметим, кстати, единственный, прямо предусмотренный в нашем законодательстве случай «зачета вины» потерпевшего. Широко применяя «зачет вины» потерпевшего в случаях ст. ст. 403 и 404 ГК, наша судебная практика опирается только на толкование норм закона.

сила». Смотря по тому, причинен ли вред в полете или вне полета, законодатель повышает или ограничивает ответственность воздушного перевозчика. Когда появляется специфика воздушного «источника повышенной опасности», —устраняется ссылка «на непреодолимую силу»; когда специфика воздушного «источника повышенной опасности» исчезает и остается лишь «земной» «источник повышенной опасности», — применяются общие правила об «источниках повышенной опасности» (ст. 404 ГК), т. е. допускается и ссылка на действие «непреодолимой силы», называемой в Воздушном кодексе СССР стихийным бедствием.

Стихийное бедствие — выражение, в котором подчеркнута объективность обстоятельства, приводящего к освобождению от ответственности за причиненный вред. В этом — несомненное преимущество этого выражения в сравнении с термином «непреодолимая сила». Виновное поведение самого потерпевшего никогда нельзя, например, подразумевать в понятии «стихийного бедствия».

Но вместе с тем выражение «стихийное бедствие» сопряжено с большими неудобствами: можно ли говорить о «бедствии», когда дело идет об ударе молнии, свалившем один телеграфный столб?

Бедствием называют обыкновенно явление, грандиозное по своей вредоносности. Далее, под понятие стихийного события нельзя подвести без натяжки военные действия — стихийными обыкновенно называют проявления сил природы, а не действия людей.

Между тем судебная практика, учитывая конкретные условия места и времени, признает «непреодолимой силой» и умеренные по своей вредоносности проявления сил природы и военные действия.

Наконец, выражение «стихийное бедствие» не содержит в себе даже намека на ту относительность обстоятельства, освобождающего от возмещения вреда, которую подчеркивает наша судебная практика в понятии «непреодолимой силы».

Вместе с тем понятие «стихийного» события рассматривается нашей судебной практикой как правовой синоним «непреодолимой силы». Эта практика относится, однако, не к случаям применения норм Воздушного кодекса СССР, а к вопросу об ответственности железной дороги.

VII

Устав железных дорог СССР, действующий в настоящее время⁾, устанавливает в некоторых случаях границу ответственности железнодорожного предприятия и его клиента

¹ Утв. постановлением СНК СССР 10 февраля 1935 г. № 232 (СЗ СССР 1935 г. № 9, ст. 73).

за пределами вины, не употребляя, однако, выражения «непреодолимая сила». Так обстоит дело в ст. ст. 63, 64 и 68 этого Устава.

Согласно ст. 68 Устава железных дорог СССР (п. «а»), железная дорога не отвечает за утрату или повреждение принятого к перевозке груза, если докажет, что вред произошел «вследствие явлений стихийного характера». Статья 68 не раскрывает смысла, вложенного в понятие «стихийного явления». В ст.ст. 63 и 64 Устава железных дорог СССР рассматриваются основания, по которым отправитель груза и железная дорога освобождаются от обязанности уплатить штраф за невыполнение месячных планов перевозки грузов.

Среди других оснований освобождения клиента от ответственности ст. 63 Устава железных дорог СССР на первом месте (п. «а») упоминает о невыполнении плана «по причине явлений стихийного характера: пожара, заносов на подъездных железнодорожных путях, наводнений...» ¹.

В ст. 64 Устава железных дорог СССР явления стихийного характера также упомянуты ранее других оснований, освобождающих от штрафа железную дорогу. Дорога освобождается от уплаты штрафа за недоставку вагонов «при наличии явлений стихийного характера: пожара, заносов, наводнений». Такова формулировка п. «а» ст. 64. Она, как видно, почти дословно повторяет п. «а» ст. 63 Устава железных дорог СССР.

Пункты «а» обеих статей (63 и 64) причисляют пожар к числу явлений стихийного характера. Никаких ограничений в этом отношении Устав железных дорог СССР не вводит, и, следовательно, нужно было бы считать в смысле ст.ст. 63 и 64 этого Устава всякий пожар явлением стихийным. С этим выводом едва ли можно примириться. Только в редких случаях пожар возникает действительно стихийно, например, от удара молнии. В остальных случаях причинами пожара оказываются умышленные либо неосторожные действия людей. Случаи освобождения от ответственности в силу ст.ст. 63 и 64 (заносы, наводнения и пожары) не охватываются, следовательно, обобщающим понятием «стихийного явления», которое дано в тех же статьях Устава железных дорог. Очевидно, что, говоря о «явлении стихийного характера» в ст.ст. 63 и 64, Устав железных дорог СССР имел в виду избежать неясного термина «непреодолимая сила».

¹ В п. «а» ст. 63 Устава железных дорог СССР добавлены еще слова: «а также аварий на предприятиях, вызвавших прекращение производства на срок не менее трех суток». Очевидно, однако, что это добавление после слов «а также» образует по Уставу железных дорог СССР самостоятельный случай освобождения клиента дороги от штрафа, т. е. случай, не подводимый под понятие стихийного явления.

Вследствие этого нужно отвергнуть встречающееся иногда робкое толкование понятия «стихийного явления», упоминаемого в Уставе железных дорог СССР. Нельзя утверждать, что в силу ст.ст. 63 и 64 этого Устава только пожары, заносы и наводнения могут освободить дорогу или клиента от обязанности уплатить штраф. Иными словами, нельзя считать исчерпывающим перечень трех случаев освобождения от ответственности, данный в ст.ст. 63 и 64 под рубрикой «стихийное явление». Статья 63, как и ст. 64, только поясняет примерами, как нужно понимать выражение «явление стихийного характера».

Именно по этому пути пошла наша судебная практика, рассматривающая выражения «стихийное явление» в Уставе железных дорог СССР или «стихийное бедствие» в Воздушном кодексе СССР как выражения, равнозначные между собой и вместе с тем совпадающие с понятием «непреодолимой силы», которым пользуются Кодекс торгового мореплавания СССР и гражданские кодексы всех союзных республик.

В определении от 18 декабря 1943 г. по делу «Сызраньнефти» с Управлением железной дороги имени Куйбышева Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР приравняла действие вражеской бомбардировки к стихийному явлению в смысле ст. 68 Устава железных дорог СССР. Судебная коллегия писала: «Если по делу будет установлена гибель груза вследствие пожара, возникшего в результате вражеской бомбардировки, дорога должна быть освобождена от ответственности за утрату груза в соответствии со ст. 68 Устава железных дорог СССР».

Нельзя, следовательно, утверждать, будто понятие стихийного явления, о котором упомянуто в ст. 68 Устава железных дорог СССР, принципиально отлично от понятия «непреодолимой силы», с которым мы встречаемся в ст.ст. 48 и 404 ГК.

Можно вполне согласиться с Я. И. Рапопортом, который указывает, что «оснований для конструирования нового понятия «стихийное явление», отличного от понятия «непреодолимая сила»..., нет», и далее: «Новым термином «явления стихийного характера» Устав железных дорог передает содержание тех же оснований освобождения железной дороги от ответственности за порчу, либо утрату грузов, которые ранее действовавшими уставами (1922 г. и 1927 г.) передавались термином «непреодолимая сила» ¹.

К тому же выводу, но несколько ранее и иным путем, пришли С. Братусь и П. Орловский, говоря: «В отличие от ст.ст. 63 и 64 статья 68 Устава не конкретизирует понятия явлений стихийного характера. Поэтому имеются основания утверждать, что

¹ Я. И. Рапопорт, К вопросу об основаниях ответственности железных дорог СССР за сохранность перевозимых грузов, «Научные записки Харьковского института советской торговли», вып. I, 1947, стр. 48.

это понятие следует толковать согласно учению гражданского права о непреодолимой силе» ¹.

Сближение понятия «непреодолимой силы» с понятием «стихийного явления» в широком его смысле — причинно-случайного фактора вне сферы поведения сторон — нам представляется плодотворным.

Если следовать буквальному смыслу ст.ст. 63 и 64 Устава железных дорог СССР, то пришлось бы рассматривать в качестве обстоятельств, освобождающих от ответственности, только пожар, заносы, наводнения.

Но в чем принципиальное отличие этих трех случаев от таких явлений, как землетрясение, ураган, удар молнии и другие, тоже стихийные явления, которые так же, как пожар, наводнение, занос, объективно исключают возможность выполнить обязанности по перевозке, так как выводят из строя на известный срок предприятие клиентов или железной дороги?

Далее, по Уставу железных дорог СССР (ст. 68) освобождение железной дороги от ответственности даже за утрату или повреждение принятого к перевозке груза наступает вследствие всякого стихийного явления, повредившего или уничтожившего груз. Затруднительно привести соображения, по которым строгость ответственности повышается в ст.ст. 63 и 64 того же Устава, когда дело идет только о просрочке в подаче подвижного состава или в предъявлении грузов к перевозке.

Устав железных дорог устанавливает для железнодорожного предприятия ответственность вообще более строгую, нежели ответственность морского пароходства согласно Кодексу торгового мореплавания СССР. Тем не менее Устав железных дорог называет основание освобождения от ответственности за пределами вины просто «стихийным явлением», Кодекс торгового мореплавания СССР — непреодолимой силой, а Воздушный кодекс СССР — «стихийным бедствием».

Едва ли за этим словесным различием можно усмотреть различный юридический смысл.

И в Уставе железных дорог СССР и в Кодексе торгового мореплавания СССР речь идет именно о том самом обстоятельстве, освобождающем от ответственности, которое гражданские кодексы союзных республик именуют «непреодолимой силой».