149154

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

Опубликовано в сб.: Интеграция науки и высшего образования в социальнокультурной сфере. Сб. науч. трудов по материалам науч.-практ. конф. КраснодарГеленджик. – Вып. 2. 2004 г. – Краснодар: КГУКИ, 2004. – С. 399-409.

Шабалин Д.С. (КГУКИ)

Произносительный символизм и музыкальные лады

Сопоставление музыкальных ладов с произносительным символизмом проводится здесь впервые, равно как впервые вводятся в научный оборот и сам термин «произносительный (артикуляционный) символизм» и его понятие. Но прежде следует сказать о том, как музыкальные лады оказались связанными с речевой артикуляцией.

В 2000 г. автору удалось раскрыть изначальный строй византийских церковных ладов – октоиха1. Выяснилось, что

1 Результаты его работы опубликованы в следующих статьях: Возникновение и первоначальное ладовое строение монодии//Актуальные проблемы вузовской педагогики и музыкознания. Вып. 2: КГУКИ. Краснодар, 2000. С. 29-45; Происхождение средневековой монодии и ее ладовой системы // «Музыкальная культура христианского мира»: Материалы Международной научной конференции»: РГК им. С.В. Рахманинова. Ростов-на-Дону, 2001. С. 170-187; О раскрытии строя византийских церковных ладов // Вестник РГНФ. М., 2001. № 3. С. 140-151; Этнонимические названия византийских ладов // Тенденции развития российской культуры XXI века: Труды ученых и преподавателей Краснодарского государственного университета культуры и искусств: КГУКИ. – Вып. 1. Краснодар, 2002. С. 67-106; Античная музыкальная система как предмет изучения в музыкальном вузе//Многоуровневая система профессионального художественного образования, проблемы интеграции и дифференциации. Материалы рег. науч.-практ. конф. Краснодар, 2002. С. 34-54; Лады западного средневековья // Культурная жизнь Юга России: КГУКИ. № 1. Краснодар, 2002. С. 12-17; Лады западного средневековья. Октавные лады//Культурная жизнь Юга России: КГУКИ. № 2. Краснодар, 2003. С. 29-34; Лады западного средневековья. Дасийная система // Культурная жизнь Юга России: КГУКИ. № 1. Краснодар, 2003. С. 16-17; Раскрытие византийских церковных ладов – новое решение//Старинная музыка сегодня: Материалы научно-практической конференции. Ростов-на-Дону: РГК им. С.В. Рахманинова, 2004. С. 33-54; Византийский октоих и производные ладовые системы // Старинная музыка сегодня: Материалы научно-практической конференции. Ростов-на-Дону: РГК им. С.В. Рахманинова, 2004. С. 54-64.

399

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

этот ладовый строй был образован на основе восходящих и нисходящих просодических интонаций отцами церкви в IV веке. Из учрежденных ими прямых и плагальных ладов в конечном итоге оказался сформированным и современный мажоро-минор. Породившая лады октоиха речевая интонационность повлияла на становление и вербального языка. Сознательное формирование из одного источника музыкального и вербального языков свидетельствует, кстати, о том, что природу речи и музыки древние греки знали глубже, чем музыковеды и лингвисты в наше время. Причина этого, очевидно, в том, что они почти на две тысячи лет были ближе к общему истоку этих языковых систем и вообще к более синкретической роли языка.

Описания обустройства ладов из общих с речью интонаций дошли до нас в византийских музыкальных руководствах. Свидетельства о речевой просодике сохранили грамматические руководства XIV в., в частности, грамматиста

Константина «О письменах»2. Присутствуют они рудиментарно и в современном языковом употреблении, откуда были выведены как явление фонетического символизма. Однако с течением времени просодии исчезли даже из греческого языка, в котором они когда-то играли самую заметную роль, и просодические знаки были удалены из его письма.

Впервые результаты наблюдений над эволюцией речевой деятельности, приведшей к данному результату, были описаны русским лингвистом И. А. Бодуэном

де Куртене3. Он

2Опубликовано в кн. Ягич И. В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковно-

славянском языке. – СПб, 1896. – С. 138-139, 173-174, 193, 258-259, 275.

3См. его статью Об одной из сторон постепенного человечения языка в области произношения, в связи с антропологией // Избранные труды по общему языкознанию. Том II. – М., 1963. – С. 118-127.

400

связывает общий для всех языков ход становления речи с перемещением произношения от гортани к передней части рта. В эволюции произношения он усмотрел также дифференциацию пения и речи. Если речь, согласно его взглядам, постепенно перемещалась в переднюю часть рта, то пение продолжало артикулироваться в задней его полости. Впрочем, следует сделать поправку на том, что под пением следует понимать здесь классический вокал, и именно она, а не собственно пение основывается на произношении в задней части рта. Единственным признаком, различающим пение и речь, является то, что в пении скользящие речевые звуки звуковысотно фиксированы на музыкальных тонах, вне пения они портаментальны. Кроме того, при пении, в частности, в так называемой разговорной манере произношение речевых и певческих звуков тоже переднее, как и в современной разговорной речи. Артикулирование речевых звуков в задней части рта требуется классическому вокалу и некоторым культивирующим этот задний, прикрытый стиль произношения языкам.

Произношение, таким образом, сыграло ключевую роль в формировании вербального и музыкального языков и вокала, и рассмотрение его структуры дает возможность выявить их общие истоки. Исследование структуры произношения представляет собой, таким образом, узловую проблему. Ее разрешение поможет овладеть новыми знаниями не только о природе ладов, речи и вокала, но, как увидим ниже, и о материальных функциях речи, в частности, об устройстве и функциях слога, о формировании флективности речевого артикулирования и застывание ее в грамматических формах аблаута, залога, наклонения и др. Исследования произношения приведут нас к объяснению сущности музыкального ладообразования и к разрешению многих других фундаментальных научных проблем междисциплинарного характера. В лингвистическом плане к ним относится, в частности, задача выявления семиотической природы артикуляционно мотивированного знака – произносительного символа, а также разрешение проблемы интонации в плане воссоздания истоков и хода эволюции языков в движении его от первичной мотивированности к произвольности, к грамматическим обобщениям. В музыке – это движение в сторону усложнения мотивированности и ладовости, с одной стороны, и расхождения речевого и вокального

401

произношений – с другой. В музыковедении – открытие интонационной природы ладообразования, структурно-выразительной основы музыкального языка. В ряду изучаемых проблем достойное место должно занять рассмотрение интонационной природы вокала, что может послужить основой для построения теории пения, к настоящему времени все еще недостаточно разработанной. И весь комплекс лингвистико-музыковедческих проблем сводится к исследованиям структуры произношения.

Механизмом, посредством которого реализовались выразительные возможности речевой деятельности, служил «модальный мимесис» – произносительная жестикуляция, своего рода подражание произносительными движениями органов речи выражаемым ею предметам.

Поскольку речевая жестикуляция древними греками относилась к просодии и выражалась просодическими знаками, наше исследование можно было бы назвать просодическим символизмом. Но просодии относятся к звучанию, что является результатом речевой деятельности, а не к его причине – произношению и речевой жестикуляции. Поначалу просодические ударения выражали различия в направленностях произношения на акустически сильных, ведущих слогах слов. Со временем и эта их функция упростилась до маркировки в слове только одного слога, организующего его в единство. Достаточно богатые в древности акустикопросодические характеристики оказались в ходе эволюции сведенными к одному лишь этому ударению и связанной с ним интонации, из-за чего они стала ассоциироваться с единственной функцией сегментации звучания. И все же исследования просодии имеют весьма высокую значимость для выявления природы интонации, сохраняющей в произносительной организации звукового потока промежуточное положение и совмещающей семантические и физические его функции. Изучение просодических свойств необходимо для выявления природы произносительного символизма. Но их роль в нем все же не основная. Поэтому явления произносительной жестикуляции предпочтительнее подвести под обозначение «произносительный символизм». Прилагательное «произносительный» относит данный термин к артикуляционной жестикуляции, а «символизм» означает непосредственное выражение с ее помощью значений в артикулируемых звучаниях.

402

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

Исследование предполагает системное применение междисциплинарного подхода на стыке лингвистики и музыкознания в узловом для этих отраслей знания пункте произносительной интонации.

Направление всего исследования и метод изложения должны следовать развитию самого предмета: от первичного синкретического «модального мимесиса» к его функциональному разделению на речь, пение и музыку – различным формам звукового общения людей, семиотическим системам разных типов. Данный метод в известном смысле противоположен структурному методу Ф. де Соссюра, основывавшегося в своих семиологических исследованиях на наблюдениях тенденций, действовавших в современном, самом развитом состоянии языка. Они предполагают принцип произвольности знака, немотивированности его значения звучанием или произношением, условности связи между артикуляцией и звучанием знака и его значением, в противоположность взгляду на него именно с точки зрения произносительного символизма. Соссюр фактически не оставляет места в семиологии мотивированным знакам, порождаемым, в частности, тем же произносительным символизмом, хотя допускает возможность их включения в свою систему.

Явления произносительно-звукового символизма наблюдались уже давно, описаны они еще Платоном, Ломоносовым и др. С успехом использовались они и в театральном искусстве, ср. методику актерского мастерства М. Чехова,

основывавшуюся на соответствующей теории речи Рудольфа Штейнера4. Экспериментально доказал его существование и дал ему общее определение «фонетический (звуковой) символизм» как одной из форм «экспрессивного

символизма» Э. Сепир5. Исследования в этом направлении были поддержаны Р.

Якобсоном6. И, тем не менее, существование этого явления все еще рассматривается как гипотетическое, ср. определение термина «Символизм звуковой» в лингвистическом словаре:

4Штейнер Р. Антропология и педагогика. – М., 1997.

5Сепир Э. Об одном исследовании в области фонетического символизма // Избранные труды по языкознанию и культурологии. – М., 1993. – С. 323-335.

6Якобсон Р. О. Избранные работы. – М., 1985. – С. 88-92.

403

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

«Предполагаемое наличие у некоторых звуков речи способности непосредственно соответствовать тем или другим представлениям»7.

Произносительные свойства речи многообразны, и они используются в ней в различных функциях. Здесь обратим внимание на те из них, которые играют в ней наиболее значительную роль. Свойства, которых недостает звуковой речи для полноценного функционирования, привлекаются ею со стороны. В частности, оборотную сторону положительного свойства звуковой речи – ее особой пластичности и разносимости – составляет ее неустойчивость, из-за чего высказанное разрушается сразу же после произношения. Удержанием в памяти возникающих при восприятии речи образов и понятий этот недостаток компенсируется лишь частично. Для обеспечения долговременной устойчивости речь вынуждена прибегать к письму.

Произносительный символизм использует свойства артикуляционной расчленяемости звукового потока. Это же свойство применяется и речью на физическом уровне для ее сегментации и разносимости.

Артикуляционность обеспечивается действием расчленяющего речь механизма импульсных подталкиваний при ее движении. Каждый отдельный речевой акт, отдельная артикуляция, произносительная волна, содержит три элемента: приступ, выдержку, отступ. Эти три элемента действительны для всех видов и уровней артикуляции, начиная от отдельного гласного или согласного звуков, до слога, стыка смежных слогов, слова, стыка слов, фразы, – все эти структурно-звуковые единства содержат приступ, выдержку, отступ. Артикуляционные волны высших уровней – фраз, слов, слогов, межслоговых стыков – включают в себя последовательности произносительных волн низших уровней.

Центральной артикуляционной структурой является слог. В произношениях даже отдельных звуков моделируется слоговой подход, развернутую форму в данном случае демонстрируют образованные из звуковых артикуляций слоговые названия

букв латинского алфавита (эа, бэ, цэ, дэ, ээ, эф и т.д.), по аналогии с которыми были образованы слоговые названия

7 Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966. – С. 404. Курсив наш. – Д.Ш.

404

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

букв и современного русского алфавита (а, бе, ве, ге и т.д.). С другой же стороны, произносительные единства более крупные, чем слог, слова и синтагмы, представляют собой только ритмические суммы усиливающихся по мере приближения к их словесным ударным точкам слоговых волн.

Слоговые артикуляции бывают двух видов – оксийные (акутовые, «острые») и варийные (грависные, «тяжелые»). Их произношения описываются грамматистом Константином так: «< / > Это – оксия, так называется по-гречески, иначе говоря, «острая», потому что направленным на губы голосом ударяешь слово, где она находится, и даже не все слово, но только где именно она … < \ > Варией это зовется, потому что она завершает слово, и произноси ее, грузно упирая к горлу, а не на губы»8. Иначе говоря, оксийная («острая») артикуляции опирается (направляется) в произношении на губы – вперед-вверх, а варийная («тяжелая») – на горло, назад-вниз. Именно так эти два направления в произношении определяют звучания, к примеру, так называемых диезных и бемольных слогов, оказывая на них влияние вплоть до изменения их слоговых вершин с i на ü и обратно, при переменах переднего произношения семантически нейтрального слога на заднее, и наоборот.

Названия элементов механизма слоговых артикуляций в данном случае следует уточнить, используя уже употребляемую терминологию. Определения «приступ- выдержка-отступ» должны быть заменены на более конкретные, характерные, имеющие мотивировку в их непосредственных действиях, определения «экскурсия- вершина-рекурсия». Два крайних элемента выступают здесь в виде согласных, причем начальные из них – активных, конечные – произносимых пассивно, на излете. Средний элемент этой триады – в роли целевого вышеили нижележащего гласного либо слогообразующего согласного. Движение экскурсии и рекурсии может быть как восходяще-впереднаправленным, так и нисходяще-назаднаправленным. Средний элемент оказывается в первом случае действительно вершиной, во втором же – углублением

8 Славянский текст этого перевода: «< / > Се – окси/а, глаголется – грьчьскы, сии реч остра. Понеже гласомь устьнным удараеши глаголь, идеж обретается, и не въсь глаголь, нь тьчию идеж она… < \ > Вари/а – се глаголется, понеж съвръшающоусе глаголу, и речи, тежко опирающи

грълом, а не усты». – Ягич И. В. Указ. соч. С. 138.

405

в слоге. И хотя значение его двойственно, здесь он по традиции условно обозначен словом «вершина».

Данная триада элементов слоговой артикуляции противостоит другой произносительной триаде – межслогового стыка, получающегося из согласных и обозначенного Соссюром как имплозия-выдержка-эксплозия («закрытие-стык- открытие»). Межслоговая имплозия в ней совпадает со слоговой рекурсией, эксплозия

– с экскурсией. «Стык» здесь предстает перед говорящим как слогоделитель, и он противоположен «вершине» – слогоносителю. Имплозия и эксплозия могут иметь разные направления, переднее, восходящее, и заднее, нисходящее. Стык может находиться как вверху произносительного акта, так и внизу этой его синусоиды.

Гласные и слогообразующие согласные получают в речи назначение быть разносителями, распространителями по акустическому пространству звучащей информации, исполняют роль своего рода транспортного средства для сообщений, образуемых их «грузом», согласными, «привешиваемыми» на месте слоговых приступов и отступов и одновременно служащими смыслоразличительными фонемами. Слоговой носитель, гласный, можно уподобить также еще почтовой открытке, на которой согласными закодирована информация, и открытка-гласный транспортирует на себе эту информацию из согласных.

Слог – основная произносительная единица речи. Говорящий отправляет слогообразующий гласный или, реже, полетный согласный, обвешивая его со всех сторон гроздью отметин от согласных – «вмятин» от произносительных ударов ими, артикуляционных обрывов, зазубрин и др., кодируя в них свое сообщение. Слушающий принимает слогообразующий гласный вместе со всеми, полученными им от воздействия согласных, призвуками и читает их. Физическая, материальная роль в слогообразовании наиболее сильна у гласных как у слогоносителей, обеспечивающих слогу полетность. У согласных она менее выражена, чем у гласных: в материальной функции согласные участвуют только при атаках в приступах – в накоплениях и толчковых передачах энергии для посыла акустически полетных гласных. Но значительно большая роль у согласных в слоге как у кодировщиков языковой информации, хотя ту же семантическую функцию, что и согласные, в речевом сообщении выполняют и гласные,

406

но в значительно меньшей степени (это подтверждается тем фактом, что слова без гласных прочесть можно, без согласных нельзя). Слог – основная артикуляционная единица – артикуляция, звуковой член речи. Слог является также основной жестикуляционной единицей речи, ее артикулемой, выполняющей из семантически значимого набора своих звуков его посыл в определенном направлении. Последовательностью артикулем образуется речевой ритм, играющий существенную роль в поэзии.

Но артикуляционность выработала свою функцию акустического распространителя информации уже на достаточно развитой стадии становления речи. На начальных же ее этапах механизм слогового артикулирования звуков по разным направлениям семантизировался непосредственно, естественным образом. Это могло получиться, когда его речевые движения стали употребляться для передачи жестикуляционных сообщений. При произношении, направленном вперед, говорящим вкладывалось в него одно из соответствующих этому направлению значений: «туда», «вперед», «тебе», «будет»; при назаднаправленном произношении – имелись в виду противоположные значения: «назад», «мне», «уже было», «тому, кто сзади» и т.п. В звучании высказывания, особенно на ударных слогах, такого рода действия произносительной жестикуляции – артикулемы – выражаются всегда достаточно четко и недвусмысленно. Слышащими они воспринимаются, если не включаются другие значения, как основные значения звуков, чаще как указательные. Первичная дейктическая, указательная мотивированность речевого артикулирования используется в речи и поныне.

Речевая жестикуляция породила интонационные, лексические и грамматические формы. Сдвиги ударений в проклизе – к концу фонетического словосочетания (ср. «на пол») и в энклизе – к началу («на пол») приводят в некоторых, наиболее сложных и развитых случаях, даже к сокращению окончания, к грамматической и лексикосемантической дифференциации, ср., например: («упасть») «на землю» –(«удариться») «оземь».

Механизмом, приводящим к подобным чередованиям (как, впрочем, и всяким другим), служит произносительно-символическая речевая жестикуляция, передающая разнонаправленные действия с предметом и приводящая к множеству

407

изменений в (данном – сложном фонетическом) слове: в первом, случае, с проклизой, это открытый, палатализованный, смягченный, сдвинутый оксийным («опри на усты») ударением вперед – к концу слова: «на землю». Употребляемый в данном случае ударный звук «е», жестикуляционно указывающий еще и на направление падения предмета – «вперед от говорящего», в другом случае, в энклизе, заменяется закрытым, твердым, углубленным, сдвинутым назад, к началу слова варийно («опри на горло») ударенным звуком «о»: «оземь», жестикуляционно символизирующим к тому же на направление и силу падения предмета – «сильно под говорящего».

Просодическая жестикуляция непосредственно разделяет лексические единицы по значениям, особенно – указательные, ср., например, пару: «тот»/«этот». В данном случае обусловленные артикуляционными жестами произносительные направления определили тот и другой фонетический облик слова и его значения. Протетический («вспомогательный, приставной») звук «э», получивший здесь физическую функцию взрывного приступа, отпал в безударной позиции в слове «тот», но сохранился под варийным ударением в слове «этот» благодаря перенаправлению говорящим артикуляционного жеста «на себя» и сдвигу туда же, к началу слова, на протезу «э», ударения, ставшего в данной ситуации варийным и превратившим эту протезу в семантически значимый аугмент.

Модусы – «наклонения», образуемые окказиональным артикулированием слогов в разных направлениях, нормализуются, застывают в узуальных парадигмах склонений, спряжений, формируют синтаксические структуры наклонений и залогов. Любопытно, что латинского происхождения грамматический термин «модус» имеет тождественное значение в речевой и в музыкальной грамматиках. В последней им обозначаются звукоряды разнонаправлено образованных автентических (прямых, господствующих – «изъявительных») и плагальных («страдательных») ладов. Ср. еще залоговый грамматический строй, выражающий субъектно-объектные отношения с действием, воплощенные в порядке его речевых и ладовых единиц: в прямом залоге это – «я пишу статью» / «до ре ми фа» (строй византийского прямого первого лада) и в страдательном залоге – «статья пишется мною» / «фа ми-бемоль ре-бемоль до» (строй плагального первого лада).

408