Литература

1. Donald N. Levin. Visions of the Sociological Tradition. Chicago: University Press of Chicago. 1995.

2. Gurvitch, G. Mon itin raira intellectuell ou l'exclu de la horde In: L'homme et la societe. N 1. July-September 1966.

3. «Sociology of Yesterday, Today and Tomorrow» — президентский адрес на ежегодном конгрессе Американской Социологической Ассоциации, Чикаго, Сентябрь 1965 г. Напечатана в American Sociological Review, 1965. Vol. 30 №6.

4. Mills C. W. The Sociological Imagination. New York: Oxford University Press. 1959.

5. Huntington S. P. The Clash of Civilization and the Remaking of the World Order. New York:Simon & Schuster, 1996.

6. Russia and the United States. N.Y.: E.P.Dutton and Co. 1944.

7. Lipset S. M. Continental Divide: the values and institutions of the United States and Canada. New York: Routledge, 1990.

8. Thiery E. LA Transformation economiuqe de la Russie. In: Paris: economiste Europien, 1914.

9. Tiryakian E. A. The Changing Centers of Modernity In: Comparative Social Dynamics; Essays in Honor of Samuel N. Eisenstadt. Ed. by Cohen E., Lissak M., Almagor U. Boulder, CO; Westview Press, 1985.

10. ReOrient: global economy in the Asian Age. Berkeley: University of California Press, 1998).

11. Tiryakian E. A. Sexual Anomie, Social Structure, Societal Change In: Social Forces, 59, N4. 1981.

12. Tiryakian E. A. From Underground to Convention: Sexual Anomie as an Antecedent to the French Revolution. In: Current Perspectives in Social Theory. Ed. by McNall S. G. 5. 1984. P. 289-307.

Copyright © Журнал социологии и социальной антропологии, 1999

Кротов п.И., д.И.Н., советник Госсовета Республики Коми автобиография, как отражение альтруистической трансформации питирима сорокина

В многочисленных работах, анализирующих научное творчество Питирима Сорокина, его автобиография, как правило, остается вне интерпретаций смены его философской парадигмы. «Долгий путь», вышедший в свет в 1963 году в США, воспринимается многими исследователями, в том числе и биографами, только как классическое мемуарное произведение. Однако автобиографию Питирима Сорокина вряд ли можно отнести к историческим мемуарам, хотя перечень исторических фактов в тексте огромен. Кроме того, автор был непосредственным участником переломных в отечественной истории событий. Было бы также недостаточным определить «Долгий путь» как научные мемуары, несмотря на то, что здесь Сорокин дает детальную характеристику практически всем своим работам. В автобиографии нашли отражение научные дискуссии, во многом определившие развитие современной отечественной и американской социологии. С моей точки зрения, интерпретация «Долгого пути» как научного исследования, в котором Сорокин анализирует трансформацию своего мировоззрения и свою личную историю, основываясь на постулатах поздней концепции «созидательного альтруизма», открывает новые возможности более глубоко понимания книги и Сорокина-ученого.

Как известно, в работах позднего периода, связанных с деятельностью центра по изучению альтруистической любви, Сорокин разрабатывает основные положения концепции, которая призвана предложить пути выхода из мирового кризиса. Отчаявшись найти в традиционных социологических теориях рецепты спасения от того апокалипсиса, к которому движется общество, Сорокин, предлагает теорию альтруистической любви как образец общественного механизма, противостоящего силам разрушения и зла. Будучи социальным психологом и классическим социологом, он представляет систему доказательств своего открытия, переплетая наблюдения и эксперименты в референтных группах с контент-анализом обширных статистических данных и обобщением исторических фактов. Однако, что любопытно, несмотря на глубоко личностный, индивидуализированный характер самой концепции, Сорокин остается вне предмета исследования. В этом смысле автобиографию можно рассматривать как научный труд, в котором Сорокин исследует в качестве объекта самого себя.

Значение альтруистической любви, типы и пути формирования альтруистической личности, закон поляризации и другие аспекты концепции созидательного альтруизма выстраивают автобиографическое повествование вокруг центрального вопроса, а именно, в какой мере жизнь самого автора может быть объяснена предложенной им теорией. Поэтому исторические факты, события личной жизни, трансформация научных взглядов переплетены в автобиографии воедино как своего рода магический шар, вглядываясь в который Сорокин пытается определить, является ли он сам альтруистической личностью, каким образом созидательная любовь вела его сквозь немыслимые жизненные испытания, что формировало его собственную морально-этическую систему, называемую интегрализмом.

Рассуждая о типах альтруистической трансформации, Сорокин выделяет три типа. Первый тип — «удачливых», «которые с раннего детства проявляют очень скромное эго, удачно интегрированный ряд моральных ценностей и правильно выбранные социальные ассоциации с добродетельными людьми и группами. Подобно траве растут они в своем альтруистическом творчестве без всяких кризисов, катастроф и мучительных обращений». Второй тип — «катастрофические», или «поздние» альтруисты, чья жизнь разделяется на два периода: доальтруистический, предшествующий их обращению, второй период, следующий за полной трансформацией личности, подготовленной дезинтеграцией их эго, ценностей и групповых аффилиаций и ускоренной катастрофами. Наконец, «промежуточные» альтруисты, которые находятся в постоянном поиске морального совершенства. «Этими тремя путями, — отмечает Сорокин, — значительная часть современного человечества движется к «позитивной моральной поляризации», необходимой для противостояния деструктивному процессу деморализации, или «негативной поляризации» другой части человечества» [2. C. 317].

То, что Сорокин относит себя к альтруистическим личностям, не вызывает сомнения. Неясным остается то, как Сорокин определяет свою альтруистическую трансформацию, исходя из предложенной им типологии. Каких-либо прямых рассуждений на этот счет в автобиографии нет. В то же время возможно реконструировать самооценку Сорокина по характеру представления событий, комментариям, оценкам, которые автор дает, продвигаясь по «долгому пути». Прежде всего важно отметить сходство между завершающим выводом в автобиографии, заключением «Страничек из русского дневника» и основной идеей концепции созидательного альтруизма.

«Что бы не случилось, я знаю теперь три вещи, которые останутся в моей памяти и сердце навсегда. Жизнь, даже самая тяжелая, — это самое драгоценное сокровище в мире. Следование долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении» [8. С.197].

Постоянно обращаясь к этому тезису как своему основному мировоззренческому принципу, Сорокин, по всей видимости, относит себя к «переходному» типу альтруистов, то есть тех, кто находится в постоянном поиске морального совершенства. В то же время альтруистическая трансформация имеет для него четкие временные и событийные границы, определяемые российским периодом жизни. Именно в этот период формируется его морально-этическое кредо, выраженное на страничках русского дневника и как рефрен повторенное в заключительных строках автобиографии 40 лет спустя. Период же эмиграции, в смысле формирования альтруистической личности, — это период утверждения, рефлексии и развития уже сформировавшихся мировоззренческих принципов. Конкретным воплощением этих принципов, как известно, стал интегрализм, который Сорокин развивал за пределами России в различных концепциях и теориях всю оставшуюся жизнь. Поэтому для понимания того, как Сорокин видит себя в системе созданной им концепции созидательного альтруизма, особенно важны первые части автобиографии, где он детально исследует, как формировалось «сорокинское эго».

Хотя хронологически автобиография начинается с описания ранних лет, характер представления событий подчинен в книге тезису о типах альтруистической трансформации и трем постулатам, которыми завершается российский период жизни Сорокина. Как уже отмечалось, согласно положению концепции созидательного альтруизма Сорокин должен был бы отнести себя к альтруистам кризисного типа, поскольку революционный кризис окончательно сформировал его морально-этические принципы. Однако Сорокин показывает, что смысл альтруистической трансформации для него являлся возвращением и восстановлением тех нравственных императивов, которые были забыты в ходе поисков собственного предназначения в период революционного романтизма, и поэтому он отличался от типа личности, характерного для «кризисных» альтруистов.

Описание детских и юношеских лет, социокультурной среды Коми несет исключительную важную смысловую нагрузку в контексте теории созидательного альтруизма. Величественная природа, «не испорченная цивилизацией», образованность, сочетающаяся с религиозностью и веротерпимостью крестьянского населения Коми, община как образ идеального социального и политического устройства, лишенного социального и классового неравенства, — все это не просто общая характеристика народонаселения, обычаев, верований, традиций, это — составные части социокультурной среды, необходимой, с точки зрения Сорокина, для формирования альтруистического человека. «Воспитываясь в такой социальной среде, — отмечает Сорокин, — я естественным образом впитывал бытующие в ней верования, моральные нормы и нравственные принципы: дух независимости, справедливости, уверенности в себе и взаимопомощи» [8. C.15].

Аналогичную функциональную нагрузку имеет описание семьи Питирима Сорокина: отца, матери, братьев, тети Анисьи. В этом описании, как и в других работах, связанных с концепцией альтруистической любви, Сорокин в очередной раз вступает в полемику с фрейдистской интерпретацией личности. Ранняя потеря матери, пьянство отца, физические лишения, выпавшие на долю странствующих братьев, — это набор параметров, которые с позиции фрейдизма закладывают основы для асоциального поведения. По классификации самого Сорокина они также относятся к негативным в процессе формирования альтруистической личности. Однако Сорокин целенаправленно акцентирует внимание на этих фактах биографии. С одной стороны, на примере своей семьи он демонстрирует непродуктивность редуцирования поведения человека к упрощенной модели «тирана-отца» во фрейдистской традиции. С другой стороны, Сорокин показывает роль семьи как коллектива, внутри которого возможно перераспределение семейных ролей и формирование альтруистических ценностей. Так, материнская любовь — чувство, без которого невозможна альтруистическая трансформация, была привнесена в его жизнь тетей Анисьей. Отец, несмотря на вспышки гнева, тем не менее являлся для братьев примером христианских добродетелей. Физические лишения и скитальческий образ жизни компенсировались нравственной чистотой и взаимной поддержкой между братьями. Поэтому, определяя тип семьи, в которой проходило его формирование, Сорокин заключает, что «…наша семья была хорошим гармоничным коллективом, связанным воедино теплой взаимной любовью, общими радостями и печалями и богоугодным творческим трудом» [8. C.20].

Следует отметить, что чувства дружеской солидарности, взаимоподдержки, семейной любви и преданности проходят красной нитью через всю автобиографию. Теплые отношения с семьей Калистрата Жакова в Петербурге, поддержка американской профессуры в первые годы эмиграции, семьи Ростовцевых и Кусевицких как неотъемлемая часть жизни Сорокина в Кембридже, наконец, описание семейного счастья и благополучия вполне очевидно носят характер перенесения положений созидательного альтруизма на события собственной жизни.

Начальный период своей альтруистической трансформации Сорокин определяет в классификации созидательного альтруизма, как тип «удачливого альтруиста». Сорокин подчеркивает, что моральные заповеди христианства, особенно Нагорная проповедь, решающим образом обусловили нравственные ценности не только в молодости, но и на всю жизнь. Под этим углом зрения описываются события раннего периода в автобиографии. Однако в дальнейшем эти ценности подвергаются серьезным испытаниям и поэтому Сорокин более склоняется к тем, кто претерпевает альтруистическую трансформацию в поисках морального совершенства.

Антитезой гармоничному миру северной деревни Сорокин представляет городскую культуру, урбанизацию, которая с позиции созидательного альтруизма является разрушительным началом. Противопоставление городского мещанства и духовных ценностей крестьян, ежедневной рутины заводского рабочего и разнообразия жизни мирянина в сельской общине, городского декаданса и эстетической гармонии народной культуры постоянно сопровождает автобиографическое повествование. Именно в этом контексте Сорокин рассматривает очередной этап своей альтруистической трансформации. Переезд в город и вхождение в урбанистический мир он определяет, как первый мировоззренческий кризис: «…бесконфликтная и упорядоченная реальность …грубо разбита при соприкосновении с урбанистической цивилизацией» [8. C.41]. В то же время даже новое мировоззрение, которое Сорокин называет «научным, позитивистским и прогрессивно оптимистическим», не уничтожило заложенных ранее нравственных основ. Наоборот, с точки зрения Сорокина, эти основы помогают ему сохраниться как формирующейся альтруистической личности в разрушительном мире города и отделить псевдоценности от истинных ценностей, хранителем которых также выступает городская культура. Интересно, однако, что петербургский период юношеской активности, интенсивного образования, научных исследований и бурной политической деятельности Сорокин на склоне лет оценит весьма скептически и сравнит себя молодого с «теленком, смотрящим на мир сквозь розовые очки» [8. C.76].

Период революции и гражданской войны является завершающим в альтруистической трансформации Сорокина. Характеристика этого периода в автобиографии складывается из двух идейных течений. С одной стороны, Сорокин рассматривает это время как второй мировоззренческий кризис, разрушение революционно-романтических иллюзий. С другой стороны, в период кризиса происходит дальнейшее укрепление альтруистических начал его личности, которые не только помогают выжить в маргинальных ситуациях, но и способствуют мировоззренческому переосмыслению.

С позиций созидательного альтруизма часть автобиографии, связанная с участием Сорокина в революции и гражданской войне, иллюстрирует другое положение теории созидательного альтруизма — закон моральной и религиозной поляризации в период катастроф. В противоположность утверждению Фрейда, что бедствия и разочарования порождают только агрессию, и в противоположность расхожему утверждению о том, что мы учимся, страдая, что страдания и катастрофы ведут к моральному и духовному облагораживанию, закон поляризации признает возможность и того, и другого морально-этического следствия, обуславливая ее типом личности. Однако, что особенно важно, Сорокин подчеркивает момент поляризации, то есть жесткого разделения в обществе в период социальных потрясений не только по классовым, религиозным, этническим различиям, но и на более глубоком уровне индивидуального и общественного сознания. Общественные катаклизмы высвобождают в человеке и в обществе агрессивные начала и в то же время раскрывают возможности проявления истинного альтруизма. Эти теоретические положения Сорокин экстраполирует на себя, оказавшись в эпицентре революционных событий, и отражает их в автобиографии.

Прежде всего, саму революцию он рассматривает как некую обезличенную стихию, чудовище, пожирающее людей, где большевики не столько управляют стихией, сколько становятся заложниками, служителями чудовища, до конца не осознавая страшных последствий социального эксперимента, который они начали. Не случайно названия глав, относящихся к этому периоду, носят апокалиптический обезличенный характер: «катастрофа», «свет и тень», «агония», «трагедия», «хаос», «жизнь в царстве смерти», «в логове у чудовища» и т.д.

Что же разбудила катастрофа в самом Сорокине? Прежде всего, неприемлемость для себя политической власти и оценка ее как аморальной. Политика как сфера, в которой разрушаются нравственные принципы и духовные ценности, власть, порождающая двойную мораль; властные элиты, ведущие мир к катастрофе, — эти выводы делает Сорокин в работах позднего периода. В автобиографии же эти выводы вплетены в ткань исторического повествования и вытекают из личного опыта участия в политической деятельности. Оглядываясь в прошлое, Сорокин в сердцах восклицает: «Если бы в 1915 — 1917 годах я придерживался мнения, что западные правительства так же циничны, хищны, по-макиавеллиевски лживы, недальновидны и эгоистичны, как и все остальные, включая и советское, я, вероятно, присоединился бы к интернационалистам» [8. C.101]. Сорокинский тезис о разрушающем воздействии власти на личность прослеживается и в том, как он характеризует своих бывших коллег по студенческим политическим дискуссиям, оказавшихся среди большевистского руководства.

Отказ от политической деятельности стал жизненно важным шагом для Сорокина. Этот шаг, в смысле нравственной поляризации, дал ему возможность перейти на положительный полюс шкалы нравственной поляризации.¹¹ Смена системы ценностей, безусловно, не единомоментный акт, тем не менее, как отмечал сам Сорокин, именно «интуитивная вспышка выявляет центральную, или наиболее существенную созидательную ценность»[2. C.38].

Такой вспышкой, или биографическим эпизодом в жизни Сорокина можно считать его арест в Великом Устюге и дни, проведенные в ожидании исполнения смертного приговора. Хроникально воспроизводя эти события, Сорокин анализирует свое поведение и как бы сталкивает два мировоззрения: одно научно-позитивистское, способное разложить на части ощущения смертника и объяснить свое состояние инстинктом самосохранения и физиологическими процессами организма, и другое, еще только формирующееся, говорящее о том, что есть в человеке то, что не поддается обычному рациональному научному анализу. Один Сорокин анализирует собственные психофизиологические процессы и делает хронометраж движений по камере; другой Сорокин прорывается совсем не научным откровением «Я просто хочу жить!» [8. С.165]. Жизнь как самое драгоценное сокровище, любовь — энергия этой жизни и ненависть — основная угроза главной человеческой ценности — вошли в Сорокина в этой экзистенциональной ситуации и стали его путеводной звездой навсегда.

Описания последних лет в России, хотя и основываются на дневниковых записях, полны размышлений «позднего» Сорокина о действии закона нравственной поляризации в период катастроф. Рост суицида, так же как насильственного истреблении людей, — неизменные спутники общественных катаклизмов и индикаторы «негативной поляризации», для Сорокина ассоциируются со смертью близких: повесился профессор Хвостов, профессор Иностранцев принял цианистый калий, профессор Розенблат покончил жизнь самоубийством, покончил с собой учитель и наставник Сорокина профессор Петражицкий. Трагедия ближних, бессмысленная нелепая смерть окружающих его людей, тысячи умерших от голода, увиденных Сорокиным во время поволжской экспедиции, и в то же время проявления героизма и высшего духа, — такова среда, в которой совершается альтруистическая трансформация самого Сорокина.

Но среди хаоса и разрушения Сорокин находит в окружающем мире то, что, сохраняя гармонию и совершенство, напоминает об истинных ценностях. Удивительно нежное и лирическое отношение Сорокина к природе, постоянно проявляющееся на страницах автобиографии, безусловно, говорит о значении, которое придавал ей Сорокин в формировании альтруистического эго и мировоззрения интегрализма. Сорокин как бы вбирает из природного мира гармонию, утерянную в мире социальном. Среди описаний жестокости и крови гражданской войны, описание скитаний в лесах, в поисках спасения от преследований большевиков, звучат настоящим лирическим диссонансом. Хотя вряд ли эту лиричность можно отнести к Сорокину-литератору. Как ученый, Сорокин отмечает функциональность этой природной гармонии в переосмыслении истинных и мнимых ценностей. «Во время моих лесных размышлений, — отмечает он, — я избавился от многих иллюзий и красивых мечтаний, в реальность которых когда-то верил» [8. C.156].

Таким образом, пережив два мировоззренческих кризиса, Сорокин укрепляется в осознании правильности нравственной системы, в которой начинался его долгий путь. Этот процесс он и определяет как альтруистическую трансформацию.

Покидая раздираемую кризисом Россию, Сорокин прошел через испытания, которые взрастили в нем ученого, научное творчество которого неотъемлемо от нравственных императивов, заложенных и сформировавшихся в российской культуре. Эмиграция принесла Сорокину восстановление утерянной гармонии природы, любимого дела, семейного счастья, но не избавила от видения нравственного несовершенства окружающего его мира.

Автобиография Сорокина — глубоко полифоническое произведение, где нашли отражение практически все его научные гипотезы и открытия. Концепция созидательного альтруизма в этом смысле одна из многих, однако именно она объясняет формирование его как личности, приоткрывает завесу над тайной феномена Сорокина, которую еще только предстоит разгадать.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Сорокин П.А. Долгий путь. Сыктывкар, 1991.

2. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. Наука, Москва, 1997.

3. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Altruistic love; a study of American «good neighbors» and Christian saints. — Boston, Beacon Press, 1950.

4. 4.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic love and behavior a symposium/ edited by Pitirim A. Sorokin. — New York : Kraus Reprint, 1970, c1950.

5. 5.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic love and behavior : a symposium / edited by Pitirim A. Sorokin. — Boston, Beacon Press, 1950.

6. 6.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Forms and techniques of altruistic and spiritual growth : a symposium / editied by Pitirim A.Sorokin. — Boston : Beacon Press, c1954.

7. 7. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Leaves from a Russian diary, and thirty years after. — Enl. ed. — Boston, Beacon Press, 1950.

8. 8. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, A long journey; the autobiography of Pitirim A. Sorokin. — New Haven, Conn., College and University Press [1963].

Лукинов И.И.,

академик РАН и НАНУ,

директор Института экономики НАНУ

ПИТИРИМ СОРОКИН И УКРАИНСКАЯ ДИАСПОРА

Я вышел на эту трибуну отнюдь не потому, что считаю себя профессионалом в области исследования творчества Питирима Сорокина. Однако в связи с тем, что намечалась программа всестороннего обсуждения наследия Питирима Сорокина, я дал согласие на то, чтобы осветить узкую его часть, то есть его творческие связи и я бы сказал довольно плодотворные творческие связи, которые он вел в своей деятельности, будучи в Соединенных Штатах, с украинской диаспорой. Естественно, эта часть, с моей точки зрения, представляет определенный интерес, и я взялся за это дело. При этом я просмотрел его переписку дружескую со своим коллегой, в какой-то мере коллегой, потому что он был издателем, с Фондом Шаповала. Этот Фонд был создан в свое время в Праге и создал его Никита Ефимович Шаповал. Этот Фонд представлял культурные связи и содействовал расширению культурных возможностей европейской и украинской культуры на тот период времени, потому что он занимался изданием социологических трудов на украинском языке, которые издавались на Западе и в Соединенных Штатах Америки. И нужно сказать, что эта творческая связь довольно тесная, через этот Фонд Питирим Сорокин стремился издать и свои труды на украинском языке. Вряд ли можно сказать, что ему это успешно удалось сделать, но тем не менее он многое в этом направлении сделал, и в частности, его некоторые работы были изданы и подготовлены к изданию на украинском языке.

У меня есть еще одна мысль, которую я хотел высказать в своем коротком сообщении. Это проблема интеграции и дезинтеграции, которую в своем творчестве Питирим Сорокин охватил на тот период времени. Это проблема чрезвычайно важная и чрезвычайно сложная. Приписывать ее только творчеству Питирима Сорокина было бы неверно, потому что в тот период проблема интеграции и дезинтеграции в мировом масштабе не стояла так остро и сложно, как она стоит сейчас. Она обострилась не только потому, что одна шестая часть земной суши попала в острое кризисное состояние (я имею в виду страны бывшего Советского Союза), что повлекло за собой усиление негативных тенденций в развитии всей мировой экономики. Темпы экономического спада в этих странах оказались катастрофическими. И, естественно, это не могло не оказать влияния на весь мировой прогресс. Это вполне понятно, по-моему, и не требует особых доказательств. Хотя, если говорить всерьез и более фундаментально исследовать процессы, которые произошли в этих странах, то разговоры о том, что многие из этих стран бывшего социалистического лагеря уже вышли из кризисного состояния и развиваются нормальными темпами, не отвечают действительности. На самом деле произошло огромное падение и валового внутреннего продукта, и национального дохода, и показатели уровня и качества жизни населения в этих странах катастрофическими темпами упали. И пока что нет особых признаков того, что дальнейшее развитие произойдет в прямо противоположном направлении. Хотя некоторым политикам очень хочется. И каждый раз, кто объявляет какую-то очередную программу, то обязательно говорит: вот, мы уже находимся на дне этого падения, и теперь начнем семимильными шагами идти вперед. Пока это не просматривается.

Поэтому я хотел бы поддержать предыдущего докладчика, который говорил о цикличности этих процессов. Действительно, такая цикличность существует, но тем не менее изучение процессов более фундаментальное показывает, что пока что цикличность складывается не в нашу пользу.

Я затронул этот вопрос потому, что многие касаются этой проблемы, она чрезвычайно важная и чрезвычайно сложная на современном этапе мирового развития. И противоборство тенденций интеграции и дезинтеграции очевидно, и пока что, к сожалению, противоборствующая тенденция экономического падения побеждает, к сожалению. Ну, что будет дальше, не будем загадывать, но будем надеяться, что должно быть лучше. Но процессы эти оказывают очень могучее влияние на все мировое социальное развитие и на мировое экономическое развитие.

Что касается конкретных оценок самого творчества Питирима Сорокина, то я хотел бы несколько слов сказать его же словами, как он сам оценивал, и это очень хорошо видно из той переписки, которую он вел с Шаповалом — с нашим культурным деятелем, который действительно глубоко занимался этими процессами того периода. Он, как говорят, излагал свою душу человеку, родственному в этом отношении по взглядам на происходящие процессы. Он действительно критически оценивал свой период, я бы сказал, что, наверное, не было ни у кого из деятелей высокой культуры того периода такой изменчивости взглядов, как у Питирима Сорокина. Это очевидный факт. И если кто-то проследил процессы, как меняются эти взгляды, то тот однозначно придет к этому выводу, у меня в этом нет никакого сомнения.

Питирим Сорокин очень высоко ценил украинскую науку и культуру. Длительная дружеская и профессиональная переписка, о которой я говорил, об издательских делах, об этом свидетельствует. Довольно часто Сорокин рекомендует Шаповалу статью того или другого коллеги-социолога, американских социологов особенно, то он ему подбрасывал каждый раз все новые и новые статьи, которые бы давали возможность раскрыть достижения в социологической сфере того периода. Это ему удавалось сделать, потому что он действительно имел широкие взаимосвязи с социологами всего мира, в частности, с американскими социологами и, естественно, отбирал наиболее достойные к изданиям для того периода вещи и передавал Фонду Шаповала для того, чтобы он публиковал. Но сам этот фонд держался в финансовом отношении на песке в значительной мере, и ему приходилось обращаться каждый раз к Питириму Сорокину, чтобы он помог Шаповалу каким-то образом пополнить свой фонд и обеспечить издание соответствующих работ, которые он рекомендовал. Он рекомендовал ему, например, издать“Социологию революции” на украинском языке. Она была даже переведена, но не издана. Мы нашли в архивах выдержки из этих работ и в ближайшее время издадим ее на украинском языке с соответствующим предисловием у нас на Украине. Она, кстати сказать, подготовлена к изданию и в ближайшее время выйдет.

Я хотел бы сказать, что период жизни в Соединенных Штатах Сорокин оценивал оптимистично, говорил, что он очень любит Соединенные Штаты, что они стали для него второй родиной, но что Россию он любит больше. И поэтому свое раннее творчество, российское творчество он ценил очень высоко. И даже не мог понять, почему вдруг его творчество в России стало популярным. И говорил, что, наверное, это потому, что его ранняя преподавательская деятельность давала к этому хорошие основания, поэтому он и стал достаточно популярным в свой ранний период своего творчества в России.

Уже будучи в пожилом возрасте, в 70-летний период своей жизни, он писал своему другу: “Теперь я хотел бы знать причину этой популярности моих лекций, моих ранних лекций. Слава Богу, не знаю. Возможно, это был ранний синдром моей преподавательской, исследовательской доли. Одно ясно, что опыт открыл мне тайны бытия, которые нельзя свести просто к чувственному и материальному, и повлиял не только на мою юность, но и на всю остальную жизнь. Религиозный климат моего раннего детства сыграл важную роль в формировании моей личности и кристаллизации моей ранней философии”.

Вот так он оценивал среди друзей свою деятельность.

Питирим Сорокин написал около 40 книг, издавал и переиздавал их в Европе, Азии и Америке. Много очерков подготовил и более 200 статей. Это его довольно большое наследие представляет собой действительно фундамент его творчества. И этот фундамент творчества надо изучать. Я хотел бы выразить самую сердечную благодарность и признательность Фонду Н.Д. Кондратьева, который взялся за издание этих работ. Спасибо, что он это делает, и он делает это очень правильно и очень хорошо. Я считаю, что нужно всячески поддержать инициативу Фонда.

Президиум Национальной академии наук Украины высоко ценит творчество Питирима Сорокина и его труды, которые известны во всем мире. И мы считаем, что переиздание этих трудов даст большой толчок в развитии социологической, экономической и исторической мысли на современном этапе нашего развития, восстановит достоверный ход развития общественных наук.

Кривоносов Ю.И.,

к.т.н., Институт истории

естествознания и техники РАН

НЕСБЫВШАЯСЯ НАДЕЖДА ПИТИРИМА СОРОКИНА

Среди выдающихся деятелей русской эмиграции, внесших большой вклад в сокровищницу мировой культуры и науки, достойное место принадлежит Питириму Сорокину, одному из первых организаторов социологической науки и в России, и в Соединенных Штатах Америки.

Тридцать лет тому назад произошел небольшой, но очень показательный эпизод, связанный с жизнью и работой ученого и в то же время характеризующий положение советской науки, ее ограниченные и жестко регулируемые возможности осуществления международных научных связей, полную зависимость от партийных структур, руководящих наукой в стране.

В 60-х годах, когда постепенно начали восстанавливаться прерванные в годы репрессий, войны, борьбы с космополитизмом связи с зарубежными учеными, стала возможной и переписка советских философов и социологов с П.Сорокиным. Несколько энтузиастов развития научных контактов в области социологии предприняли попытку перевести и издать одну из его работ и даже пригласить в СССР. Среди них был доктор философских наук, профессор В.А. Карпушин, в то время заведовавший кафедрой философии одного из московских вузов, переписывавшийся с П.А. Сорокиным. Являясь членом научного совета по истории мировой культуры АН СССР, он, видимо, и был главным инициатором переводов работ и приглашения Сорокина. К реализации этого замысла был привлечен академик П.Ф. Юдин, известный в ту пору деятель философской элиты, близкий к высшим партийным кругам. Будучи председателем упомянутого научного совета, он в феврале 1967 г. обратился в ЦК КПСС со следующим письмом:

“В связи с разработкой проблем критики современных буржуазных теорий культуры и культурно-исторического процесса между сектором философских проблем культуры Института философии АН СССР и президентом американского социологического общества Питиримом Сорокиным возникла переписка по научным проблемам и происходил обмен книгами.

Питирим Сорокин является самым крупным буржуазным социологом, работающим в области проблем культуры. Он влиятельная фигура в сфере деятелей современной буржуазной философии и социологии, хотя и подвергается критике со стороны своих учеников — Т.Парсонса, Р.Мертона и др. — недовольных политическими выступлениями своего старшего коллеги, осуждающего холодную войну, критикующего американский образ жизни, протестующего против американских колониальных войн в Сандоминго, Вьетнаме и др. На протяжении последнего десятилетия П.Сорокин воздерживался от каких-либо выпадов против СССР и мировой системы социализма, проявлял интерес к успехам своей родины и следил за советской социологической литературой. Он пытался посетить Советский Союз в качестве туриста, но получил отказ от Госдепартамента США. Учитывая популярность имени П.Сорокина в странах Запада, принимая во внимание его антиамериканские настроения и особенно резкое осуждение им американской интервенции во Вьетнаме, было бы целесообразно положительно среагировать на желание П.Сорокина “до своей кончины посетить родину”.

Считаем целесообразно поручить Институту философии АН СССР или Научному совету АН СССР по истории мировой культуры пригласить П.А. Сорокина с двухнедельным визитом в СССР, в ходе которого можно было бы провести пресс-конференцию П.А. Сорокина в Доме ученых с освещением ее результатов в журнале “Вопросы философии”, что служило бы целям разоблачения и осуждения американской интервенции во Вьетнаме и содействовало бы упрочению той прогрессивной политической роли, которую играет П.Сорокин в научной сфере западных стран.

Просьба рассмотреть и решить.

Приложение: 1. Справка на П.А. Сорокина.

2. Письмо П.А. Сорокина на имя моего заместителя В.А. Карпушина, в котором выражается желание посетить родину до своей кончины “ и сослужить службу русским ученым” [1].

Вероятно, надеясь на возможность получения положительного решения, П.Ф. Юдин в своем письме подчеркивает не только значимость П.Сорокина как ученого, но и его якобы просоветские или, вернее, антиамериканские настроения. В приложенной к письму “Справке на П.А. Сорокина” указывались следующие данные:

Питирим Александрович Сорокин родился 21 января 1889 г. в дер. Турья Костромской губернии. В 1914 г. окончил Психоневрологический институт в Петербурге и в 1915 г. получил степень магистра правовых наук. Доктор социологии с 1922 г. Был профессором социологии в Петербургском университете с 1916 по 1922 г. В 1917 г. П.Сорокин являлся членом Исполкома Всероссийского совета народного хозяйства от партии эсеров, членом Совета Республики и секретарем премьер-министра Керенского; в 1918 г. он — участник Законодательного собрания, разрабатывавшего Конституцию РСФСР. В 1922 г. за участие в мятеже левых эсеров осужден на смерть, помилован и выслан за пределы Советской России. В.И. Ленин посвятил политической полемике с П.Сорокиным четыре статьи, одна из которых называется “Ценные признания Питирима Сорокина”. С 1928 г. Сорокин проживает в США, где натурализовался в 1930 г., выступает как американский социолог, является членом Американской академии искусств и наук и ряда других академий разных стран. Президент Американского социологического общества.

По всей видимости, составитель справки не располагал точной информацией и допустил в ней ряд ошибок. Это могло быть вызвано не его небрежностью, а тем, что достаточно полные сведения о таких деятелях науки, как Питирим Сорокин, были закрыты в спецхранах и не публиковались ни в специальных, ни в справочных изданиях. Например, в “Энциклопедическом словаре” 1955 года о П.А. Сорокине указано: “ ... буржуазный социолог. До 1922 г. был приват-доцентом Петроградского университета. Ныне профессор социологии в Гарвардском ун-те в США. С.- идеолог империализма, в прошлом — активный деятель партии эсеров. Крах политики партии эсеров показан В.И. Лениным в статье “Ценные признания Питирима Сорокина” (1918 ). [2]. В справке, направленной в ЦК КПСС, неточно указаны дата рождения и название губернии, где он родился. Сорокин действительно учился в Психоневрологическом институте, где имелась единственная в то время в России кафедра социологии, но оканчивал он в 1914 г. юридический факультет Петербургского университета, куда был вынужден перейти для того, чтобы избежать воинской повинности и получать стипендию. В 1918 г. он был избран не в Законодательное, а в Учредительное собрание, однако еще до его открытия был арестован и участия в его работе принимать не мог. Приговорен к смертной казни П.Сорокин был в 1918 г., а не в 1922 г., как указано в справке. Покинуть родину он действительно был вынужден в 1922 г., в числе большой группы выдающихся деятелей российской науки и культуры, не поддержавших установившийся режим.

Наибольший интерес представляет письмо П.Сорокина В.А. Карпушину, которое Юдин использовал в качестве обоснования целесообразности приглашения и доказательства лояльного отношения Сорокина к советской науке. Письмо напечатано на личном бланке: “Pitirim A.Sorokin” с указанием даты — 4 января 1967 г. Вот его текст.

Глубокоуважаемый Владимир Алексеевич!

Сердечное спасибо за Ваше дружеское письмо и поздравления с Новым годом. Я и моя семья желаем Вам и Вашей семье счастливого, творчески плодотворного и успешного Нового года, здоровья и благополучия.

Вы особенно обрадовали меня сообщением о переводе моего тома о социологических теориях на русский язык. Хотя эта книга уже переводится на испанский, португальский, немецкий, китайский, хотя теперь уже опубликован 51 перевод моих томов, русское издание моего тома радует меня больше чем перевод на любой другой язык. Сердечное спасибо Вам и всем ученым, кои помогли и помогут русскому изданию этой работы. Я очень жалею, что не смог лично быть на Социол. конгрессе и встретиться там с советскими учеными, но состояние моего здоровья лишило меня этой радости. Я все же надеюсь до моей кончины посетить мою родину и встретиться там с Вами и другими советскими учеными (мне ведь уже 78 лет и организм начинает сдавать). Пока что сократил лекции, но продолжаю “марать бумагу” в форме статей и очерков. Если я могу быть полезным Вам и русским ученым, дайте знать, и если я смогу, буду рад сослужить службу.

Еще раз большое спасибо

искренне Ваш Р.А. Sorokin

В конце письма имеется приписка от руки:

Я только что приобрел русскую пишущую машинку и написал на ней это письмо. Недавно нас посетила группа русских ученых (21 человек), которые “в культурном обмене” знакомились с Америкой. Мы жалеем, что они смогли побыть с нами только два или три часа. Мы, конечно, были рады их посещению и ознаменовали эту встречу шампанским и тостами. [3].

В Отделе науки ЦК КПСС на копии письма П.Сорокина были сделаны пометки — горизонтальными и вертикальными линиями дважды отмечены фразы: “Русское издание моего тома радует меня больше чем перевод на любой другой язык”, “Я все же надеюсь до моей кончины посетить мою родину” и “Если я могу быть полезным Вам и русским ученым, дайте знать, и если я смогу, буду рад сослужить службу”. Эти слова, как и выраженное в постскриптуме сожаление о краткости встречи с нашими учеными, людьми из давно покинутой страны, несомненно, отражают внутреннее состояние П.Сорокина на склоне лет, тоску по родине, еще теплящуюся надежду на встречу с ней, несмотря на возраст и болезни. Но надежде не суждено было осуществиться. У партийных чиновников, читавших письмо, оно не вызвало никаких ответных чувств. В их представлении Питирим Сорокин оставался безусловным врагом советской системы. В секретариат ЦК была подготовлена следующая справка [4] :

Научный совет АН СССР по истории мировой культуры (акад. Юдин П.Ф.) вносит предложение о приглашении в Советский Союз президента американского социологического общества П.Сорокина. Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС считает нецелесообразным данное приглашение, о чем т. Юдину сообщено лично.

Зам. зав. отделом науки и учебных

заведений ЦК КПСС В.Чехарин

20 марта 1967 г. 320 А/г

По принятой в аппарате ЦК КПСС практике, отделы, готовящие заключения на письма в ЦК, выражали свое к ним отношение, но, как правило, запрашивали согласие секретарей ЦК на высказанные предложения. В данном случае отдел науки был настолько уверен в нецелесообразности посещения Сорокиным Советского Союза, что счел возможным не беспокоить секретарей ЦК и принял решение самостоятельно, формально закрыв вопрос этой справкой. Вероятно, даже если бы разрешение на приезд было дано, Сорокин вряд ли уже смог бы им воспользоваться. Он скончался менее чем через год, 10 февраля 1968 г. в возрасте 79 лет в Винчестере, штата Массачусетс, не ведая о попытке, предпринятой Научным советом Академии наук, и не дождавшись публикации своих трудов. Но нельзя исключить и другого — приглашение могло стимулировать жизненные силы этой незаурядной личности и встреча с родиной продлила бы его годы жизни. Разумеется, никто и не думал давать согласие на издание сделанного под руководством В.А. Карпушина перевода “тома о социологических теориях”. Он так и остался в рукописи для частного пользования, а возможно, и был изъят.

Однако “дело” Питирима Сорокина получило неожиданное продолжение через несколько месяцев. 15 мая 1967 года в ЦК КПСС поступило секретное письмо [5]:

При контроле литературы, поступающей в Советский Союз из-за границы, Главным управлением по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР задержана книга проживающего в США социолога-эмигранта Питирима Сорокина “Пути проявления любви и сила ее воздействия”, выпущенная на английском языке американским издательством “Генри Регнери Компани”. Книга посылается автором с дарственной надписью профессору И.С. Кону на домашний адрес (...)

В предпосланном книге предисловии П.Сорокин пишет: “В 1918 году я периодически подвергался преследованиям со стороны русского коммунистического правительства. Наконец, меня арестовали и приговорили к смерти. Ежедневно в течение шести недель я ожидал расстрела и видел, как расстреливали моих друзей и заключенных. В течение следующих четырех лет моего пребывания в коммунистической России я подвергался другим мучительным переживаниям и наблюдал с разрывающей сердце болью бесчисленные ужасы человеческого скотства, смерть и разрушения”.

В данной книге в историческом, философском и социальном плане ставится тема любви человека к человеку, рассматриваются пути ее проявления и воздействия на мораль человеческого общества.

На всем протяжении книги, особенно в тех случаях, когда автор касается Советского Союза, он допускает различные враждебные высказывания, искажает природу нашего общественного и государственного строя.

В главе “Любовь как созидательная сила в социальном движении” П.Сорокин выступает против войн и насильственных революций. Они устанавливают, как утверждает он, безграничную тиранию, автократию, тоталитаризм и всеобщее насилие, приносят болезни, страдания и нищету, будят в человеке зверя, создают беспрецедентный хаос и анархию, разрушают ценности, демократию, свободы. Характеризуя при этом Великую Октябрьскую социалистическую революцию, он пишет:

“Несмотря на то, что революция принесла в жертву по крайней мере 20 миллионов человеческих жизней и вопреки всем хвастливым пятилетним планам и всем пропагандируемым Советским Союзом “успехам” революции, русская нация в настоящее время имеет более тиранический режим, чем царский режим в его худшем проявлении; экономическое благосостояние все еще не достигло уровня 1914 года, созидательная деятельность нации менее плодотворна во многих областях культуры, чем это было до революции, а уровень морального и умственного развития русского народа едва ли выше в настоящее время дореволюционного. Конечно, безжалостно эксплуатируя великую нацию, советский режим не мог не допустить и некоторых положительных результатов. Однако, эти результаты выглядят скромно в сравнении с теми, которые были достигнуты мирным путем до революции, и теми, которые можно было бы достигнуть, если бы революция не произошла” (стр.70-71). Антисоветская настроенность автора проявляется и в ряде других утверждений. Так, на страницах 49-54 в главе “Любовь останавливает агрессию и вражду” говорится о грабежах и насилиях, которые, якобы, совершала советская армия во время второй мировой войны. На странице 224 советский строй характеризуется как “диктаторский”, “тиранический”, “невыносимый”, ставится на одну доску с фашизмом, жизнь советского народа представлена как “апатичная покорность безжалостному подавлению” и т.д.

Учитывая враждебный характер помещенных в ней материалов, данная книга нами конфискована и адресату не пропущена. Приложение: Упомянутая по тексту книга.

Начальник Главного управления по охране

государственных тайн в печати при Совете

Министров СССР П.Романов

В интерпретации Романова содержание книги П.Сорокина явилось для работников Отдела науки ЦК бесспорным подтверждением правильности принятого ими решения о нецелесообразности его приглашения. И никакие “исторические, философские и социальные проблемы любви человека к человеку”, пути ее проявления и воздействия на мораль человеческого общества не могли сделать книгу доступной для советского читателя даже в единичном экземпляре. Тем более не приемлемой для системы была оценка П.А. Сорокиным войн и насильственных революций, в том числе его характеристика советского строя. Однако читатели у книги все же были.

Дальнейшая судьба книги, присланной Романовым в ЦК КПСС, несомненно интересна. В отличие от обычной практики работы отдела науки, она не была направлена в архив сразу, а более двух лет оставалась в отделе, где кто-то, вероятно, долго ее изучал. Только 29 июля 1969 г. на письме была сделана отметка: “тов. Трапезников ознакомился. Зав. секретариатом” и “В архив”¹². И только в 1987 году впервые после 1920 года в России начали издаваться книги Питирима Сорокина [6]. А в специальном издании об эмиграции и русском зарубежье П.А. Сорокину вместе с другими выдающимися деятелями русской науки и культуры родина отдала дань признательности и уважения [7].