Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

дах приспособления для их установки, и обучил с помощью англичан человек 50 кувейтцов обращаться с этими орудиями». Английские офицеры, информировал российское посольство в Константинополе А. Адамов, «деятельно обучают кувейтских арабов различным военным приемам и стрельбе из 6 орудий, доставленных в Кувейт на крейсере “Фокс”» (148).

Обсуждая данный инцидент с г-ном О’Коннором, английским послом в Константинополе, министр иностранных дел Турции высказывался в том плане, писал в донесении в МИД И. А. Зиновьев, ссылаясь на его беседу с министром, что Кувейт, дескать, «издревле составляет часть Османской империи; что шейх Мубарак Сабах в качестве каймакама состоит на турецкой службе», и потому действия английского капитана — неправомерны (149).

Несмотря на все заявления турок насчет подчиненности им Кувейта, докладывал И. А. Зиновьев (23.08.1901), «отношения между Кувейтом и Портой весьма неопределенны. Мубарак Сабах считается турецким каймакамом, но во всем, что касается внутренней администрации, он пользуется неограниченной самостоятельностью».

Анализируя события 1901 г., связанные с Кувейтом, И. А. Зиновьев отмечал, что после того, как «шейх Мубарак Сабах был наголову разбит шаммарами, коими предводительствовал Ибн Рашид, оттоманское правительство сочло обстоятельство это благоприятным для осуществления своего давнишнего замысла: закрепить зависимость Кувейта от Турции». В Константинополе решено было отправить отряд «для занятия Кувейта; и командующий турецким корпусом Ахмед Файзи-паша приступил даже к выполнению этого плана». Однако сведения, полученные Портой о том, что «кувейтский шейх готовит отпор туркам, и что в Кувейте появились английские военные суда, заставили султана отменить решенный, было уже, поход» (150). Генерал-губернатор Басры, Мохсин-паша, получил предписание «лично отправиться в Кувейт» и обстоятельно разобраться во всем, что там происходит. Шейх принял валия «весьма гостеприимно». Прощаясь с ним в Фао, «отправил на имя султана телеграмму, в коей заявил, что он по-прежнему остается “покорным слугой Повелителя правоверных”, что споры его с неджским эмиром не выходят за пределы обычных между арабами распрей, и могут быть улажены непосредственно им самим» (151).

Когда же турки после всех этих событий, желая подмять под себя Кувейт, посылают туда «военное судно и десант в 500 чело-

век, — говорится в донесении российского генерального консула в Бомбее фон Клемма (14.10.1901), — то дело принимает другой оборот. Англичане сбрасывают маску» и жестко предупреждают турок о том, что не допустят высадки десанта в Кувейте. Турецкий корвет «Зохаф», пришедший в Кувейт с десантом, увидел стоящий на рейде в бухте «английский крейсер “Персей”, капитан коего под угрозой военных действий воспретил высадку турецкого войска в этом порту,

ипринудил турецкое судно вернуться в Фао». При этом «английский капитан Эдмунд Пирс действовал так дерзко и решительно, — замечает фон Клемм, — что едва ли можно сомневаться в том, что он не имел на этот счет конкретных инструкций» (152).

«12 ноября 1901 г., — уведомлял российского посла в Константинополе А. Адамов, — в Бассору прибыл новый генерал-губернатор Мустафа Нури-паша. Через три дня после его приезда турецкому корвету “Зохаф” предписано было отвезти в Кувейт бассорского накиба, сейида Реджеба-эфенди, и молочного брата нового валия, полковника Неджиб-бея». Миссия их состояла в том, чтобы «передать Мубараку, по приказу султана, ультиматум». В соответствии с ним «шейху предлагалось на выбор: или отправиться в Константинополь для поступления [на службу] в Государственный совет, с жалованием в 150 турецких лир в месяц. Или получить в управление какую-ни- будь провинцию в Османской империи, подальше от Кувейта. Или же допустить к себе Порту: позволить турками ввести в Кувейт гарнизон, установить там таможню, карантин и другие турецкие правительственные учреждения. В случае отказа — пригрозить Мубараку изгнанием из страны силой».

Едва «Зохаф» бросил якорь на Кувейтском рейде, как «на борт его явился офицер с находившегося там английского крейсера “Помона”, и предупредил турецкого офицера, что выгрузка оружия и боеприпасов допущена англичанами не будет. И лишь после того, как турки обязались не иметь при себе оружия, им дозволено было съехать на берег». Остановились они «в доме родственника накиба», где провели 3 дня, «дожидаясь аудиенции у шейха». В это самое время, как стало известно А. Адамову, другое английское военное судно, «Сфинкс», сходило в Бушир «за инструкциями для шейха Мубарака относительно приема султанских посланцев» (153). Как только накиб и его спутники, пришедшие на встречу с шейхом Мубараком, «вступили в его приемную туда же, следом за ними, вошли командир

иофицеры английского крейсера, и оставались с шейхом в продолжение всей аудиенции».

Выслушав озвученное ему предложение султана, шейх Мубарак, со слов А. Адамова, дозволил «ответить за себя английскому капитану, который через переводчика своего, буширца Абдаллу, заявил накибу, что Кувейт — под протекторатом Великобритании. И как бы в подтверждение этих слов турецкий флаг, развивавшийся дотоле над домом Мубарака, был спущен, на глазах посланцев султана, и вместо него взвился красный флаг …», такой же, как у шейха Бахрейна, состоящего под протекторатом Англии. После спуска турецкого флага командир английского крейсера «посоветовал накибу и его спутникам как можно скоро покинуть Кувейт, где им решительно нечего делать, что те и поспешили исполнить, сопровождаемые “Сфинксом” до Фао» (154).

Накибы, поясняет А. Адамов, то есть «представители религиозной общины или дервишеского ордена, происходят из рода сеидов [сейидов] Ахмеда Рефаи [Ахмада Рифаи], потомка Пророка и основателя дервишеского ордена того же толка. Как сеиды [сейиды] они пользуются известным уважением в народе». Накиб является «непременным членом [консультативного] совета валия».

«25 лет тому назад, — рассказывает А. Адамов, — семейство накиба не играло никакой роли, а самым именитым родом в Бассоре считалось семейство Зухейр, владевшее громадной недвижимой собственностью и находившееся во вражде с накибами». Со смертью Касима-паши, главы рода Зухейр, род этот «утратил свое прежнее значение», тогда как накибы поднялись. Особенно после того, как отец нынешнего накиба, сейид Мамед Са’ид, «человек весьма небогатый, ловко воспользовался частью сокровищ мохаммерского шейха Джабира, находившихся у него на сохранении».

Почти одновременно с «возвышением семейства накибов в Бассоре алеппский шейх Абуль Худа, принадлежащий к тому же дервишескому ордену Рифаи, успел так прогреметь в Константинополе своей набожностью и чудесами, что султан вскоре приблизил его к себе, и даже, как говорят, был посвящен Абуль Худой в члены ордена Рифаи. Влияние Абуль Худы возросло настолько, что он сделался настоящим вершителем судеб для искателей султанских милостей».

Прознав об этом, «бассорский накиб поспешил переслать Абуль Худе 1000 турецких лир, прося его защиты и покровительства». Маневр удался — и вскоре накибу «пожалован был султаном духовный титул “биляди хасисэ”, соответствующий чину полковника; а затем — и титул, равнявшийся генеральскому чину» (155).

Шло время, продолжает А. Адамов, и «постепенно семейство накиба забрало власть в Бассоре в свои руки. Накиб стал посредником в кувейтском вопросе, тем более что жена его — родом из Кувейта, с многочисленными родственными связями». Для накиба такое посредничество, — это «лишний случай легкой поживы, так как под видом устройства того или иного дела шейха Мубарака и якобы на подарки турецким властям ему уже удалось выманить у кувейтского шейха до 30 000 турецких лир».

Именно так поступил он и в середине декабря, пишет А. Адамов, когда «неджский эмир подошел со своим войском к Зубайру, и все заговорили о близкой войне его с Мубараком, при поддержке со стороны Турции, деньгами и оружием». Позже стало известно, что на предложение Ибн Рашида, сделанное накибу о посредничестве в этом деле (о получении разрешения на набег), из Константинополя последовал отрицательный ответ. Но при участии Абуль Худы, дабы не скомпрометировать накиба в глазах шейхов, ему «в виде отступного пожаловали 3000 турецких лир» из тех денег, что он получил от Ибн Рашида и передал в Константинополь. «В то же время местной таможне предписано было: зерно и другие съестные припасы в Кувейт не пропускать», что, естественно, отвечало интересам Ибн Рашида (156).

Турки, докладывал посол в Константинополе И. А. Зиновьев (12.01.1902), крайне обеспокоены ширящимся, день ото дня, английским присутствием в Кувейте. Англичане же «продолжают заявлять, что Ибн Рашид находится близ Кувейта, и принятые ими меры для охраны этой местности будут отменены, как только минует грозящая ей опасность». Турецкому послу в Лондоне поручено (телеграммой от 7 января), заявить британскому правительству, что Ибн Рашид вернулся в свои земли, и в связи с этим потребовать «удаления из Кувейта английской военной силы», в том числе и доставленных туда орудий (157).

В новых сложившихся реалиях, сообщал А. Адамов, мушир Ахмед Файзи-паша считает Кувейт «практически отошедшим от Турции». И полагает, что Турции «нужно поспешить занять все окружающие Кувейт территории», чтобы, таким образом, «урезать, сколько можно, границы владений Мубарака». Иными словами, горячо ратует за размещение турецких гарнизонов и военно-сторожевых постов «вдоль всей границы Кувейта с Бассорским вилайетом». Одновременно с этим «настаивает на необходимости расставить турецкие гарнизоны и в сторону Неджда». И сделать это, как можно быстрее, как

вцелях «закрепления за Турцией пути мусульманских пилигримов

вМекку, проходящих через Хаиль, так и для фактического занятия подвластной султану территории» (158).

Проектом, направленным в Константинополь командующим VI корпусом Ахмедом Файзи-пашой, извещал А. Адамов (20.03.1902), предусматривается «размещение турецких военных постов в сторону Кувейта» в следующих местах:

«— в Зубайре, в полутора часах верховой езды к югу от Бассоры, — 40 чел.;

—в Хамисие [Хамисийи], в 24 часах езды к северо-западу от Зубайра, — 320 чел.;

—в Сафване, в 6 часах к югу от Зубайра, — 250 чел.;

—в Умм-Касре, в 5 часах езды на восток от Сафвана, напротив острова Бубиян [Бубийан], на берегу бухты Хор Абдалла [Хор ‘Абд Аллах] — 400 чел.;

—на острове Бубиян [Бубийан] — 60 чел.;

—в Рафийэ [Рафийи], в 4 часах езды на запад от Зубайра, —

20 чел.

В Умм-Касре, на острове Бубиян [Бубийан] и в Сафване … строятся уже для солдат казармы, которые в случае надобности легко могут быть превращены в форты». Поддержание «сообщения между постами» возложено на «курдскую кавалерию, на мулах» (159).

Сохранилось в АВПРИ и донесение А. Адамова (от 15.09.1902),

вкотором дан политический портрет Ахмеда Файзи-паши, оставившего мрачный след в истории Кувейта и Аравии в целом. «Командир VI корпуса Ахмед Файзи-паша, — рассказывает дипломат, — с апреля 1901 г. пребывал в Бассоре в качестве главного руководителя турецкой политики в кувейтском вопросе. Он — старший по чину турецкий администратор в Южной Месопотамии. В Константинополе слывет, по-видимому, за знатока Аравии вследствие того, что несколько лет состоял губернатором Мекки, а в 1892–1893 гг. усмирял йеменское восстание, печально прославившись … необычной жестокостью». Выходец из России, «татарин, — отмечает А. Адамов, — Ахмед Файзи-паша представляет собой тип истого мусульманского ханжи и полуобразованного солдата… Отличается страшной нелюбовью к своему прежнему Отечеству и ко всему вообще русскому». Преклоняясь перед немцами, «вошедшими у турок в моду, он побаивается … англичан, и старательно избегает малейших поводов к жалобам с их стороны в Константинополь». Представляется, замечает А. Адамов, что «немцы могут найти в лице мушира деятельного помощника в их

борьбе с англичанами, а вот агенты русского Императорского правительства вряд ли могут рассчитывать на симпатии этого турецкого генерала, удерживаемого от проявлений своей неприязни [к россиянам] лишь страхом перед русским влиянием в Константинополе». Ему «присущи жадность и корыстолюбие». Так же как и Мохсин-па- ша, он «не устоял перед обаянием золота кувейтского шейха», и обратил «кувейтский вопрос в средство наживы», получая от шейха Мубарака щедрые бакшиши (взятки) «за нужное решение» тех или иных дел. Даже «при расстановке военных постов вокруг Кувейта не обошлось, как говорят, без подкупа со стороны шейха Мубарака, сумевшего деньгами убедить мушира не слишком близко приближать турецкие посты к Кувейту» (160).

По мнению российских дипломатов, турки, «проводя политику бряцания оружием оказали величайшую услугу только того и ждавшим от них англичанам, окончательно оттолкнув от себя Мубарака Сабаха. … Шейх Кувейта видя, что одно только присутствие в Кувейтской бухте английских военных судов остановило как поход на него турок, так и набег их союзника Ибн Рашида, начал … смотреть на англичан, как на своих спасителей. И уже ни угрозы Константинополя, ни неудавшаяся высадка турецкого десанта с турецкого военного судна, ни мирная миссия к шейху друга его, бассорского накиба, не могли изменить решения шейха» относительно сближения с Британской империей (161).

В настоящее время, информировал из Константинополя внешнеполитическое ведомство России И. А. Зиновьев (28.01.1904), «связи Кувейта с Турцией порваны; шейх Кувейта подчиняется исключительно влиянию Англии. О том насколько шейх Мубарак дорожит покровительством англичан, наглядно свидетельствует прием, оказанный им лорду Керзону, вице-королю Индии» (162).

Влияние Англии в Кувейте теперь настолько сильно, писал И. А. Зиновьев, что даже «германский император, задумав учредить в Кувейте консульство, счел нужным предписать послу своему в Лондоне выведать взгляд английского правительства на этот вопрос» (163).

Англичане, как указывали в своих донесениях российские дипломаты, конечно же, не преминули воспользоваться «столь благоприятным для них оборотом вещей. Уже давно искавшие в Кувейте более твердой почвы для дальнейших действий, нацеленных на продвижение вглубь Аравии, они не замедлили приступить к приисканию для себя у шейха разного рода прав в награду за последовав-

шие уже и могущие последовать в будущем услуги». Им удалось, в частности, получить согласие шейха Мубарака на возобновление почтово-торговых рейсов пароходов компании «Бритиш Индия», субсидируемой английским правительством, и на назначение в Кувейт представителя этой компании «в лице преданного ей бассорского жителя Сальмана, пожалованного правом сигнализировать флагами с английскими судами непосредственно из своего дома. Для этой цели там поставили даже особый флагшток».

Затем англичане выхлопотали «разрешение на строительство

вгороде нескольких хлебопекарен для обеспечения потребностей экипажей их военных судов, вынужденных, дескать, оставаться в Кувейтской бухте, для защиты шейха». Заведовать этим делом поставили «привезенного ими из Бушира хлебопека, персидскоподданного Неджера Хасана».

«Наконец, под предлогом незнания арабского языка и для получения возможности общаться с шейхом в любой момент, капитаны английских судов добились у шейха права держать в городе постоянного переводчика». В качестве такового доставили в удел Сабахов перса Абдаллу, «негласного, по сути, английского агента в Кувейте». Проживая в доме шейха, он незамедлительно доносил английскому политическому резиденту в Бушире о «всех происшествиях в Кувейте».

Пытались англичане убедить шейха Мубарака, как следует из донесения А. Круглова, (17.04.1900), «дать согласие на устройство в Кувейте английской пристани» для торговых пароходов английских компаний «Грей Маккензи» и «Бритиш Индия». Хотели заполучить

всвое распоряжение мыс Арза, «занять и укрепить его», что «позволило бы им не только контролировать Кувейтскую бухту, но и, встав твердой ногой на побережье Кувейта, оказывать влияние на турецкую провинцию Эль-Хаса» (164).

Врамках мероприятий по дальнейшему упрочению своих позиций в Кувейте, сообщал русский консул в Басре А. Адамов (08.01.1903), англичане решили «связать Кувейт с главным центром своей деятельности в Персидском заливе, с Бендер-Буширом, телеграфным кабелем и правильными почтовыми рейсами»; открыли в Кувейте почтовое отделение (165).

Обратил внимание А. Адамов и на «стремление англичан приобрести расположение и симпатии укрывавшегося в Кувейте исконного эмира Неджда Абдуррахмана бен Сауда [‘Абд ал-Рахмана ибн Са’уда]», который хотел, как сам признался в том А. Адамову, «во что бы то ни стало, вернуть себе отнятую у него Ибн Рашидом провин-

цию Неджд». В беседах с русским консулом несколько раз повторял, что тот, кто поможет ему «вернуть утерянную Отчизну, приобретет его дружбу…», и будет иметь в нем «покорного слугу» (166).

Искусно используя для укрепления своих позиций в Кувейте ситуацию, складывавшуюся вокруг удела Сабахов, докладывали российские дипломаты, «умело играя в этих целях на страхе шейха Мубарака перед нашествием на Кувейт турок и Ибн Рашида», англичане в то же самое время делали все возможное, чтобы не допустить расширения в Кувейте деятельности русской дипломатии и русского купечества.

Есть все основания полагать, отмечал А. Адамов (03.11.1901), что после Кувейта в повестке дня деятельности Англии в Персидском заливе «встанет вскоре вопрос о Катаре и Эль-Хасе, не признаваемых Великобританией за бесспорные владения Турции, но все еще остающиеся в ее руках. Это не позволяет Англии закруглить свои владения, уже охватившие, как бы кольцом, весь Аравийский полуостров» (167).

Российская империя и Кувейт

Документы АВПРИ рассказывают, что, будучи разбитым Ибн Рашидом и ожидая, что тот предпримет набег на Кувейт, и что турки его поддержат, шейх Мубарак «активно искал помощи извне». Обращался за ней и к Российской империи.

«Алиев, посланец титулярного советника Овсеенко, — говорится в депеше консула в Багдаде А. Ф. Круглова, — вернувшийся из Кувейта, сообщает о пребывании в Кувейтской бухте 2 английских военных судов». Уведомляет также, что шейх Мубарак, обратился к нам насчет того, чтобы «принять его под русское покровительство. Трудно судить, насколько обращение это было искренним. Но при нынешнем тяжелом положении шейха Мубарака, — замечает А. Круглов, — оно представляется вполне понятным» (168).

Особого внимания заслуживают донесения по данному вопросу (от 13 и 20 апреля, и от 6 июня 1901 г.) титулярного советника Г. В. Овсеенко. «Касательно желания шейха кувейтского Мубарака Сабаха стать под русское покровительство, — писал он, — имею честь сообщить следующее. Прибыв в Бассору 20 февраля текущего года для сбора сведений о борьбе Кувейта с джабаль шаммарами, я воспользовался ежегодно совершаемой поездкой туда [в Кувейт], по торговым делам, известного консульству коммерсанта Аббаса Алиева, и поручил ему собрать на месте все данные касательно упомяну-

той борьбы» (169). Вернувшись из Кувейта, 10 марта, Аббас Алиев, доложил о том, что ему удалось узнать о походе шейха Мубарака в Неджд. На основании информации, полученной к настоящему времени, вырисовывается следующая картина. «Возвратившись в Кувейт из похода, окончившегося для него неудачно, — сообщал Г. Овсеенко (06.06.1901), — шейх Мубарак, прослышав о нашем пребывании

вБассоре, прислал (23 марта) к Аббасу Алиеву нарочного гонца с письмом, прося его сразу же по получении этого письма явиться к нему в Кувейт “для некоторых переговоров”» (170). «Сам же ты, — писал шейх Мубарак, — по получении нашего письма приезжай ко мне на один день для некоторых совещаний между нами. …Это очень необходимо». Текст письма был скреплен подписью правителя Кувейта (Мубарак Сабах), его именной печатью и проставленной датой (14 зиль-хиджра 1318 г.) (171).

26 марта Аббас Алиев повторно выехал в Кувейт (с письмом Г. Овсеенко к шейху Мубараку). «В Бассоре, — указывал Г. Овсеенко, — стали распространяться недобрые слухи на Ваш счет. Но я узнал, что Вы вернулись в Кувейт в полном здравии; и это меня обрадовало» (172). «Предвидя возможность ходатайств со стороны кувейтского шейха, — доводил до сведения русского посла в Константинополе А. Адамов, — он приказал Алиеву, что буде таковые последуют, посоветовать шейху, изложить таинства свои, подробно и письменно, в адрес русского генерального консула в Багдаде» (173).

Кувейтские торговцы, прибывшие в Басру в конце марта, обстоятельно, по словам Г. Овсеенко, поведали ему о «печальном для шейха Мубарака исходе битвы, потерях людьми и имуществом, и его поспешном возвращении в Кувейт». То же самое донес ему и «вернувшийся из Кувейта, 31 марта, Аббас Алиев». Привез он с собой из поездки в Кувейт «два письма», оповещал посла в Константинополе Г. Овсеенко. Одно из них было адресовано лично ему, а другое — русскому генеральному консулу в Багдаде. Устно же и сугубо конфиденциально Алиев довел до его сведения следующее. «Шейх кувейтский, Мубарак Сабах, желает выйти, наконец, из его нынешнего тревожного и беспокойного положения». Создают его ему, с одной стороны, «вероломные турки», которые «сговорились в последнее время, при посредстве Казима-паши, с врагом его, Ибн Рашидом, шейхом джабаль шаммаров». А с другой стороны — «навязчивые предложения» о покровительстве англичан, которые, как он сказал, «еще так недавно действовали заодно Юсуфом [Йусуфом] Ибрагимом». Имея

ввиду, оградить Кувейт от угроз извне, «он поручил ему, Алиеву, пе-

редать его, шейха, просьбу о русском покровительстве, а также о его готовности разрешить русским принять меры, необходимые для безопасности Кувейта. И, если нужно, водрузить даже русский флаг на территории Кувейта, искони принадлежащей роду Мубарака Сабаха, независимой и не связанной никакими договорами» (174).

Со слов Аббаса Алиева, резюмировал Г. Овсеенко, «шейх Кувейта будет ждать … ответа на его просьбу. …По общему настроению шейха, как считает Алиев, видно, что в случае нашего отказа, он обратиться … к англичанам» (175).

В кратком письме шейха от 21 зиль-худжра 1318 г., доставленном мне Аббасом Алиевым, сообщал Г. Овсеенко, правитель Кувейта писал: «Я Вам — друг, искренний, в большей степени даже, чем Вы предполагаете». Содержалась в нем и фраза о том, что Алиев «уполномочен им, шейхом Мубараком, информировать меня о его намерении устно» (176).

Вместе с тем, в полученном им письме, докладывал Г. Овсеенко, он не нашел ничего из того, что Алиев, по поручению шейха Мубарака, передал ему устно. Поэтому, воспользовавшись очередной поездкой Алиева в Кувейт, «рекомендовал ему посоветовать шейху Мубараку, если он сам заговорит об этом», поведать о своих нуждах «в новом письме более ясным и категорическим образом». И объяснить шейху, что просьба, изложенная им письменно, «может удостоиться большего внимания со стороны русского генерального консула [в Багдаде]», чем те поручения, что он передает устно через Алиева, «существенная часть коих может быть нечаянно изменена, или, по ошибке, опущена рассказчиком» (177).

«Вернувшись 10 апреля от шейха Мубарака, — информировал Г. Овсеенко, — Аббас Алиев подробно рассказал, как шейх Мубарак после долгого раздумья и колебаний согласился, наконец, принять его совет». Вместе с тем, в «полном успехе ходатайства уверен не был». И, «боясь, в случае отказа скомпрометировать своего друга, Мохси- на-пашу, бассорского валия, … опять не решился изложить свою просьбу, открыто и подробно». Был убежден, впрочем, как говорил Алиеву, что она и так достаточно понятна — «из общего содержания и духа его нового письма» (на сей раз на имя русского генерального консула в Багдаде А. Круглова). В этом письме шейх Мубарак писал: «Мы поручили Аббасу передать устно, что у нас есть на уме» (178).

Спустя какое-то время А. Круглов получил еще одно письмо от шейха Мубарака. В нем он называл себя «самостоятельным и ни от кого не зависящим наследственным правителем Кувейта» (179). «Я