gasprinskiy_1-1

читать, писать, они могут навредить себе (встать на дурной путь). А в народе слово, сказанное имамом, – это закон Аллаха, и люди, думая, что это правильно, поступали согласно сказанному. В итоге получилось следующее: мусульманки провинции Гансу стали образованными, а мусульманки провинции Синанко остались невеждами.

Шли годы, а результат этих двух жизненных ситуаций так и оставался неизвестным.

Однаждыпастух-китаецпроходилмимомечети, погоняясвиней, каквдруг одна из них, отбившись от стада, забежала во двор мечети. Увидев свинью, охранникмечетикинулкамень, чтобывыгнатьживотное. Камень, попавший в ухо свинье, заставил её сильно визжать. Услышав визг свиньи, пастух забежал во двор мечети и напал на охранника-мусульманина, вследствие чего завязалась драка. На крики и ругань сбежались китайцы и мусульмане. Без выясненияпричиниобстоятельствводворемечетиначаласьбольшаядрака. Позже к конфликту стали присоединяться люди с улиц и базаров. Накалившееся противостояние китайцев и мусульман привело к боевым действиям. Мусульмане из Гансу и Синанко восстали и вынудили бежать китайцев и губернатора, а затем создали своё государство и управление.

Когда о случившемся стало известно императору (правителю Китая), он, чтобы проучить и вернуть провинции под своё управление, приказал собратьогромноевойскоиистребитьвсехмусульманбезразбора, нежалея ни женщин, ни детей, ни стариков.

Китайскиевоенные, исполняяприказ, вновьзахватилипровинции, устроив на городской площади резню тысяч мусульман. После того, как в обеих провинциях не осталось мужчин, всех женщин и девочек взяли в плен.

Оставшиеся в живых девочки и мальчики, а также женщины, ставшие наложницами китайцев, со временем стали растить своих детей. Поколение, котороебыловоспитанообразованнымиматерями, жилопотрадициям ислама. Дети необразованных матерей последовали за традициями и верой своих отцов-китайцев. Благодаря образованным женщинам, со временем в провинции Гансу ислам вновь возродился, тогда как в провинции Синанко он угас и перестал существовать. И сегодня провинция Гансу исповедует ислам и живёт, возродив свои традиции и культуру, которую образованные женщины (девочки), оставшиеся в живых, передали своим детям. В провинции Синанко исповедующих ислам и чтящих свои традиции после произошедшей трагедии осталось очень мало, так как большинство жителей стали буддистами, потому что это были потомки малообразованных женщин (девочек). Кто из имамов был прав, сделав значительный вклад в истории, и которое из решений мудрое и верное – доказали события и время.

Кто же теперь скажет, что матерям не надо быть образованными и грамотными?

371

С ТОГО СВЕТА1

(записки хорошего человека)

1904. – 7 декабря, № 104.

Зовут меня Али Ага. Я не дурной человек, во всяком случае не хуже тех людей, которые меня окружают. Почему не быть мне хорошим человеком? Установленные молитвы совершаю, пост соблюдаю, милостыню даю, воровством не занимаюсь, правда, иногда приходится лгать, но... впрочем, не больше, чем мои друзья и знакомые. Увы, случалось и подличать, но эта неустойка очень распространённая, что делать? Такова наша сотворённая слабость! Поэтому я был не хуже других и считался, как и они, «хорошим, добрым человеком». Люди меня уважали и звали Али Ага. Говорили, что Али Ага добрый мусульманин, честный человек; верили моим словам и прислушивались к моим мнениям. Никогда моё лицо не краснело перед людьми, никогда моё имя не было очернено. Словом, я был форменный «хороший» человек. Хороший человек и не может быть иным... Все «хорошие» люди похожи на меня. Конечно, люди не без греха. Есть грешки и за мной, но про них никто не знает.

Хотя грешки мои были шиты-крыты, но всё же я раскаивался в них. Бывало, совершу омовение, молитвенно настроюсь и прошу Аллаха о прощении, перебирая на святых чётках Его святые имена2.

После такого раскаяния на душе становилось легче; я чувствовал, что грех снят, но это не всегда бывало. Случалось, сколько не каюсь, а на душе тяжело, ивнутри что-тоговорило: «Тыскверныйчеловек», «Тынехороший человек». Людиничегонезналипроэтои, конечно, звалименя«хорошим»,

ая, надев халат благочестия, жил да поживал.

Водин неудачный день я слегка занемог. Думал: бывает, пройдёт. Но вышло иначе: на следующий день я слёг. Озноб, жар и страшная головная боль свалили меня в постель. Напоили чаем – не помогает; потом отваром цвета бузины – нет толку. Болезнь совсем одолела. Я стал терять сознание.

1Рассказ с элементами мистики, опубликованный И. Гаспринским на страницах газеты «Терджиман» в 1904–1905 гг.

299 имён Аллаха – в исламе имена Бога, взятые из Корана и Сунны. Занимают важное место в мусульманском вероубеждении, так как наглядно описывают основные качества Аллаха. Для облегчения счёта во время безмолвной молитвы иногда используются чётки. Они состоят из 99 или 33 бусин, каждая из которых соответствует одному из 99 имён Аллаха.

372

Позвали доктора. Он осмотрел язык, глаза, ощупал желудок, измерил температуру и прописал какие-то лекарства. Когда принесли лекарства и давали ли их мне – не знаю. Я лежал в беспамятстве. Долго ли это продолжалось, тоже не знаю, но однажды слабое сознание вернулось; я, сколько мог, навострил уши; открыть глаза ещё не мог. Слышу, около меня люди. Хочется шевельнуться, чтобы показать, что я жив, не могу; сил нет, лежу как пень. Слышу, шёпот моего свояка Мустафы Аги; он кому-то говорит: «Правда, ему очень плохо, но, может быть, как-нибудь выживет». А другой голос в ответ шепчет: «Конечно, Аллах милостив, но всё же не мешает, чтобы мулла читал отходную. Если пришёл конец

– душе будет напутствие, если же нет – будет облегчение...» У изголовья кто-то тихо плачет; это, вероятно, жена... Понял я, что умираю, и потерял сознание. Но вот опять что-то слышится... Напрягаю слух изо всей силы...

Слышу ритмические фысссс... фысссс... Это читают отходной «Ясин» (*)3, кто-то тихо сокрушается: «Бедный человек, отходит», и чьи-то пальцы опускаютсянамоивеки, чтобыглазанезастылиоткрытыми. Наконец, лицо моё прикрывают лёгким платком, и я окончательно теряю всякое сознание, умираю.

1905. – 7 января, № 2.

Итакчувствуя, сознавая, ятихоотошёлвлучшиймир. Дом, жена, друзья остались где-то по ту сторону чего-то, куда я перешёл. Я пребывал теперь в таком спокойствии душевном и телеcном, которое граничило с небытием

ибезграничной пустотой. Ни звука, ни движения. Какое-то особое бытие, смешанное с небытием. «Всё кончено» – пронеслось молнией в моей голове, и эта мысль обожгла меня с ног до головы, но другая мысль: «Ничего не поделаешь» так же быстро осветившая мои застывающие мозги, дала мне успокоение... Итак, я в новом мире. Что же, однако, будет со мною дальше? Эта неизвестность наполнила всё моё существо страхом,

иужасный, невидимый огонь стал жечь всего меня, охватив сразу все атомы моего тела. Вдруг где-то вдали блеснула яркая зарница, и кругом меня всё осветилось красным заревом; огненные языки, как пламенеющие горы, потянулиськуда-товвысоту. Уэтогострашногоогняясталразличать человекоподобные существа, раскалённые, как железо, и ростом с добрый крымский тополь... Они что-то делали. Благодарение Аллаху, что всё это было вдали, и я, смертельно испуганный и удивлённый, смотрел на это грозное, величественное явление... Но вот около меня совсем близко появляется нечто вроде утреннего тумана и отгораживает меня от ужасного огня. Туман этот, застилая всё кругом меня, отражает в себе заслонённый огонь самыми причудливыми формами и фигурами... Но это не простые

3 Йа Син – тридцать шестая сура Корана. Часть похоронного обряда у мусульман.

373

фигуры. Присматриваюсь со всей силой моего зрения и, велик Аллах, ясно вижу очертания людей, но каких-то бескровных, бледных... О, Боже, да это не только люди; это – моя Фатима, бакалейщик Ахмед, Сеит Чауш, ГульДжемаль, мальчик Махмуд... и масса знакомых нищих и увечных! Видения эти обступили меня со всех сторон и бесстрастно, молча смотрели на меня. Мне стало жутко, очень жутко... Фатима – это моя первая жена. Что ей нужно, почему она тут? Да, то было давно, но не забыто: я хотел дать ей развод и взять другую жену, но мне не хотелось платить значительную сумму, следующую ей по брачному контракту, и прочие расходы, вытекающие из акта развода. Послушный голосу своекорыстия, я, ничего ей не говоря, начал к ней придираться за каждую мелочь, обижал, поносил, чтобы заставить её просить о разводе; в этом случае она теряла право на следуемое ей вознаграждение4. Фатима долго терпела мои неистовства, но наконец не выдержала и начала умолять дать ей развод, освободить её без всякого вознаграждения. Я призвал муллу; она заявила ему о своём желании, и я подписал разводную. Она немедленно прикрылась чадрой и, как-то странно посмотрев на меня, со слезами оставила мой дом... Вот сейчас она точно так же на меня смотрит и так же плачет. Я вспомнил прошлое, вспомнил, что подло поступил с ней, и мне стало невыразимо больно, такбольно, какнебываетнатомобманчивомсвете, откудаятолько что ушёл. О, если бы Фатима хоть теперь как-нибудь обидела меня, даже избилабыменя; мнебылобылегче, ноонаничегонеговорит, атолькотихо плачет, но зато вместо неё кто-то другой прямо в душу, в самую глубину души посылает тяжкий, жгущий вопрос – за что ты обидел её?

Рядом с ней стоит Сеит Чауш. Этот человек имел тяжбу с моим другом Сулейман Агой. Пользуясь особыми отношениями с кадием5, я повлиял на решение дела, и Сеит Чауш был разорён.

Тут же девушка Гуль-Джемаль... Эта сирота долго служила у меня и служила очень хорошо. Я был обязан дать ей приличное приданное и прилично пристроить, но... О, проклятое любостяжание! Я одарил её кое-каким старьём с толкучки и выдал за первого попавшегося негодяя, оправдываясь тем, что «Аллах позаботится о своих тварях». Вскоре она былаоставленамужем! Яеёобратновдомнепринял, ионапаладоголода, нищенства и болезней...

Мальчишка Махмуд! В недобрый час я отпустил ему из лавки залежавшийся, негодныйпродукт. Матьсильноизбилаеготогда, думая, что часть денег он потратил на конфеты. Мальчик вопил, что я отпустил ему такой продукт, но мать ещё больше на него напустилась, что он клевещет

4Хул – вид развода в исламе, инициатором которого является жена. В этом случае она обязана уплатить мужу компенсацию, то есть вернуть махр – имущество, которое муж выделяет жене при заключении брака.

5Особа высшего духовенства мусульман, судья, имеющий право рассматривать гражданские дела и выносить решения на основе норм шариата.

374

на такого «хорошего» человека, как Али Ага. Этот мальчуган теперь тоже почему-то тут около меня и горько плачет, почёсывая битое тело.

Бакалейщик Ахмед... Этот не плачет, но горько-горько усмехается, глядя на меня. Он держит пригоршню медных копеек и как будто предлагает их мне... Да, по пятницам, идя в мечеть, я аккуратно разменивал у него серебряный четвертак на гроши и, выходя с молитвы, одаривал нищих и калек, толпившихся у дверей мечети. Эта толпа и тут стоит около меня.

Все эти люди, молча обступившие меня, нагоняли на меня такой жар, что я чувствовал себя в аду и не знал куда деваться, куда скрыться... Вдруг блеснул какой-то белый свет. Окружавшие меня ужасные призраки стали расплываться в тумане и до слуха чуть слышно проник участливый вопрос:

– Как Вы себя чувствуете?

Я сделал усилие и открыл глаза. У изголовья сидела жена. Я понял, что каким-то чудом вновь вернулся на свет.

Через две недели я мог уже встать с постели, но встал другим, новым человеком. Тело моё ослабло, надорвалось, но зато дух окреп, возмужал среди двух миров. Теперь я честен, правдив, люблю людей, как братьев, и стараюсь быть хорошим человеком на самом деле.

375

БЕДНАЯ ФАТЬМА1

Рассказ

1905. – 26 июля, № 58.

Фатьма была бедной работящей девушкой. Рано потеряв отца, она выросла с матерью и была приучена зарабатывать хлеб своим трудом. Фатьма искусно шила и вышивала; мать её каждый день уходила на поденную работу в дома богатых горожан и принимала для дочери заказы на рукоделие и шитье. Девушка, оставаясь дома, смотрела за хозяйством и к вечеру, приготовив скромный обед, поджидала мать. К возвращению старушки комнаты и дворик маленького дома были всегда прибраны и представляли тихий, уютный уголок. Таким образом, работая изо дня в день, мать и дочь жили без нужды, ни от кого не завися.

Сев за самовар, мать сообщала Фатьме городские новости. Маленькая семейка жила в любви, и только порою, глядя на дочь, лицо старушки омрачалосьгорькойдумой… Фатьмешёлужедевятнадцатыйгод; онанебыла красавицей, но и не была хуже своих сверстниц, из коих многие уже повыходили замуж. Мать в глубине души жаловалась на судьбу; она желала бы видеть свою любимую Фатьму устроенной и более обеспеченной и счастливой, чем теперь. «Что с ней будет, если, не дай Бог, я умру», – думала женщина и внутренне молила Аллаха продлить её дни ради Фатьмы. Сирота-работница простого, не купеческого происхождения не могла рассчитывать на хорошую партию, а за первого попавшего мать её не согласилась бы выдать, так как вольный труд и достаток матери и дочери [имели] достаточнуюсолидностьивыдержку. Фатьмабыланетолькохорошенькой, ноиграмотнойдевушкой. Онаперечитывалапочтивсеновыетатарскиеиздания, которые приносила ей мать, да и сама покупала книжки, посылая за ними на базар мальчика-соседа.

Как-то раз, когда Фатьма вытирала окна, выходящие на улицу, её заметил Осман Эфендий, известный в городе молодой цирюльник. Девушка произвела на него сильное впечатление, и он не раз нарочно проходил под окнами Фатьмы, чтобы ещё и ещё раз увидеть заинтересовавшую его девушку. Но это редко ему удавалось. Фатьма ничего не знала об этом и во-

1 Незаконченный рассказ И. Гаспринского, опубликованный на страницах газеты «Терджиман» в 1905 г.

376

обще мало обращала внимания на проходящих по улице. На то она и улица, чтобы по ней ходили.

Несколько раз украдкой увидев Фатьму, Осман Эфенди увлёкся ею и сообщил своей сестре Зелихе о своих видах. Последняя не одобрила выбор брата, потому что надеялась женить его на более богатой и знатной девушке. По её соображению, цирюльник с большой клиентурой, имеющий в городе собственный дом, может искать жену в купеческой среде и не должен связываться с бедной сиротой. Сам Осман Эфенди, руководимый влечением, думал иначе, но по слабости характера не мог осилить упорной оппозициисестры. Онкаждыйдень, идявлавкуиобратно, как-тоневольно шёлпотойулице, гдежилаФатьма, хотяемубылоближеидтидругойдорогой. Стены, заборы и улицы, где жила Фатьма, ему казались милее других.

377

БЕСПРИЮТНЫЙ1

(Из приключений г. Здравого Смысла)

Этобылмолодойчеловек, комильфотный2 вовсехотношениях. Некутила, не мот и не пьяница, а потому и самый желанный «жилец» для всякого квартирохозяина.

Тем не менее Здравому Смыслу пришлось после праздников подыскать себе новую комнату.

Между тем пришло ласковое письмо с приглашением занять там помещение.

Он не мог отказать и пошёл. Впоследствии оказалось, не стоило. Городская Дума приняла его сначала приветливо, даже облобызала ра-

зок, но после первой же чашки чая заспорила, заегозила и в конце-концов прогнала в три шеи.

Делать было нечего, и Здравый Смысл, вздохнув, пошёл скитаться по городу в поисках каморки.

Прежде всего он зашёл к одному писателю. Это был писатель «из молодых» и настолько модный, что его рассказы раскупались в типографии ещё сырыми.

Здравый Смысл нашёл его в рабочем кабинете. На столе лежал человеческий череп со страшными дырами вместо глаз. Череп служил писателю пепельницей. Вместо же чернильницы он макал прямо в кровь вырезанного сердца, а пресс папье заменяла ему кладбищенская земля.

–Что вам угодно? – спросил гостя хозяин.

–Япришёл, – сказалЗдравыйСмысл, – справиться, нетлиувасвголове «каморки» для жильца? Я одинок, не пью, в карты не играю... Меня зовут Здравым Смыслом... Может, слышали?

Писатель в недоумении пожал плечами.

–Извините-с, сударь, – сухопроговорилон, – никогданеслыхал… Ачто касается моей головы, так там всё занято. Там туман стеною стоит, и мысль

сбездной в чехарду играют! Понимаете вы, чёрт возьми?!

Здравый Смысл, разумеется, ничего не понял и поспешил уйти.

1Сатирический рассказ, опубликованный И. Гаспринским на страницах газеты «Терджиман» в 1905 г. Стиль написания отличается от произведений просветителя, однако рассказ не подписан, что даёт право предполагать авторство редактора, т. е. И. Гаспринского.

2Соответствующий правилам светского приличия.

378

Рядом жил один художник, и Здравый Смысл зашёл попытать счастья у него.

Художник находился в мастерской и заканчивал пейзаж. Пейзаж представлял большой луг с багрово-красной травой, на котором паслось стадо синих коров. Тут же был пастух, – какой-то микроцефаль с ногами страуса. Сверху нависало голубое небо. Картину можно было перевёртывать, и тогда пейзаж обращался в марину. Здравый Смысл смело сказал, что ему нужно.

–К сожалению, – ответил художник, – сейчас не могу, в моей голове яблоку негде упасть: всё занято статьями художественного журнала «Мир чепухи». От души бы рад Вас принять, но – некуда…

Он пожал Здравому Смыслу руку и проводил до дверей.

Огорчённый неудачей, Здравый Смысл решил зайти к одному крупному акционеру. Акционер сидел и сортировал всевозможные акции. Со свойственной Здравому Смыслу дальнозоркостью он увидел, что большинство акций пойдёт очень скоро на... обои. Здравый Смысл попросился к акционеру в жильцы, но акционер ответил решительным отказом. Вся его голова быласплошьнабитанадеждаминапредстоящиедивиденды, икому-нибудь другому там негде было и приткнуться.

Вне себя и уже почти без всякой надежды на успех, Здравый Смысл позвонил к одному солидному спортсмену. Он занимался в это время подсчётом.

Скаковая конюшня дала ему за сезон 57200 руб. На американца-тренера ушло 25000, на американца-жокея – 10000, на всё прочее – 22180. Итого на поощрение его чистокровного завода осталось 20 рублей.

–У Вас в голове большущая «комната» свободна, – с восторгом вскричал Здравый Смысл, увидев такой «баланс», – ведь Вы всё, что предназначается для русского коннозаводства, отдаёте тренеру и жокею!

–Сознаюсь, – согласился спортсмен, – у меня в голове только «американомания», но поэтому-то для Вас там уголка и не будет!

Последних слов Здравый Смысл не слыхал: он бросился вон. Бедняга и до сих пор не отыскал для себя подходящей «каморки»!

379

ДЕРВИШ1

I.

В Калькутте жил дервиш2Далай Ганг. Он был благочестив и скорбел обо всём дурном. Однажды, после долгой молитвы, он лёг отдохнуть, и великий Брама3 сотворил над ним чудо. Переместил у спящего мозги: правое полушарие стало левым и наоборот. Когда Далай Ганг проснулся, на дворе свистел ветер, гремели отдалённые раскаты грома, надвигалась гроза.

Взглянув в окно, он сказал:

– Какой сегодня чудный день!

И с тех пор всё дурное Далай Ганг стал считать хорошим. Скоро у него нашёлся ученик – молодой индус Брахма Инд. Они стали неразлучны.

II.

Как-то раз они с утра блуждали по городу. Захотелось есть. Они зашли в пекарню и купили хлеба.

–Какой вкусный хлеб,– отломил себе Далай Ганг.

–Творец! В нём тараканы! – вскричал Брахма Инд.

–Что же из этого? Ведь за них деньги не взяли?! – начал уплетать хлеб дервиш. И щёки его надулись, как подушки.

III.

На тротуаре разъехались две платы4. Далай Ганг, не заметив этого, споткнулся и упал.

–Как приятно ходить по нашим тротуарам! – с трудом поднялся он. – Только что ты на ногах, а через минуту протянул их. Не служит ли нам это символом бренности?!

–Ну, а это, – указал Брахма Инд на проезжавшие мимо бочки, – также нечто символическое?

–Несомненно! – остановился дервиш. – Надо только глубже вникнуть в дело. Видишь ли, канализация…

1Рассказ, опубликованный И. Гаспринским на страницах газеты «Терджиман» в 1905 г. Стиль написания отличается от произведений просветителя, однако рассказ не подписан, что даёт право предполагать авторство редактора, т. е. И. Гаспринского.

2Мусульманский аналог монаха, аскета, приверженец суфизма.

3Брахма – в индуистской мифологии «творец и правитель мира».

4Вероятно, имеется в виду «плита».

380