Титаренко М.Л., Кобзев А.И., Лукьянов А.Е. - Духовная культура Китая. Том 4 - 2009

Чжань-го (ГУ—III вв. до н.э.) син [4] были заменены на фа [1] (закон), а Шан Ян заменил фа [Л на люй [ /| — кодекс законов.

№1. Первым упоминающимся в источниках кодексом законов в древнем Китае был «Фу син» — «Кодекс наказаний, [составленный] Фу[-хоу]», появившийся в правление Му-вана (947—927 до н.э.). Состоял из 3 тысяч статей.

№2. Чжу син шу (Книга уголовных законов, отлитая на [бронзовых сосудах]). Составитель Цзы Чань, 535 г. до н.э. Не сохранилась.

№3. Чжу син (Книга уголовных законов, записанная на бамбуковых планках. Составитель Дэн Си (?—501 до н.э.). Не сохранилась.

№4. Фа цзин (Канон законов), составитель Ли Куй, дата составления около 407 г. до н.э. Традиционно считается одним из первых китайских кодексов. Современные китайские историки права считают «Фа цзин» первой полной и систематизированной книгой законов. Кодекс имел разделы о кражах и иных хищениях имущества, об аресте и содержании под стражей, раздел «разные законы», раздел о грабежах (ограблениях), содержал статьи о наказаниях за мятеж, убийство и причинение ранения; специальный раздел об увеличении или уменьшении мер наказания. До наших дней не сохранился.

№5. Цзю чжан люй [Кодекс в девяти главах (разделах)]; второе название «Хань люй цзю чжан» [Кодекс Хань, девять глав (разделов)]. Составитель Сяо Хэ. Составлен в правление ханьского императора Гао-цзу (206—194 до н.э.) на основе «Фа цзина» Ли Куя. К шести разделам кодекса Ли Куя были добавлены еще три, отсюда и название «девять глав» (девять разделов), которые включали: 1) законы о кражах; 2) законы о грабежах (разбое); 3) законы о содержании под стражей; 4) законы об аресте; 5) «разные законы»; 6) законы об утвари и оружии; 7) законы о семьях (дворах); 8) законы о мобилизации на военную службу и трудовые повинности; 9) законы об императорских конюшнях.

Историки китайского права полагают, что так или иначе все последующие китайские кодексы пошли от «Цзю чжан люй» династии Хань, который до наших дней не сохранился.

Разделы кодексов менялись от династии к династии, хотя в них было много общего, восходящего к древности. В качестве примера приведем основные разделы кодексов династий Тан и Мин:

Основные разделы кодекса династии Тан

Определение наказаний и нормы их применения Охрана и соблюдение запретов Служебные обязанности и порядок их исполнения Семья и брак Государственные конюшни и хранилища Самовластные действия Разбой и хищения Драки и тяжбы

Мошенничества и подлоги Смешанные уголовные установления Задержание беглых

Судопроизводство и тюремное содержание.

Основные разделы кодекса династии Мин

Глава 1. Меры наказания и принципы применения законов

Законы по Ведомству чинов

Глава 2. Должностные обязанности чиновников Глава 3. Формы казенных бумаг

Законы по Ведомству финансов

главу угла права личности, тогда как для традиционного китайского права интересы общества, коллектива, общественной группы, к которой принадлежал индивидуум, были выше прав личности. Это представление и по сей день сохраняется в массовом правосознании китайцев.

* Тайцин Гурунь и Ухери Коли, то есть Все законы и установления китайского (а ныне маньчжурского) правительства: В 3 т. / Пер. с маньчж. ... А. Леонтьев (Леонтиев). СПб., 1781—1783; Измененный и заново утвержденный кодекс девиза царствования Небесное процветание (1149—1169): В 4 кн. / Изд. текста, пер. с тангут., исслед. и примеч. Е.И. Кычанова. М., 1987—1989; Ikedo On, Окапо Makoto. Tun-huang and Turfan Documents Concerning Social and Economic History. Vol. 1. Legal Textes (A): Introductions and Textes. Tokyo, 1980; Boulais G. Manuel du code chinios. Shanghai, 1924. ** Алабас- mep E. Заметки и комментарии на китайское уголовное право / / Изв. Вост. ин-та. 1903, т. 6; Попов П. С. Краткий исторический очерк уголовного законодательства Китая с древнейших времен до второй половины X в. по Р.Х. СПб., 1880; Синь бянь фасюэ цыдянь (Юридический словарь в новой редакции). Цзинань, 1985; Ши Цзинь-бо, Не Хун-инь, Бай Бинь. Тянь-шэн гай цзю синь дин люй лин (Измененные законы девиза царствования Тянь-шэн). Пекин, 1999; Рокога Т. The Canon of Laws by Li K'uei — a Double Falsification? //AO. 1957, vol. 27, № 1, p. 96-121.

См. также лит-ру к ст. «Традиционное право»

Е.И. Кычанов

в деле реформирования Китая в условиях дефицита в стране современных законов). С одной стороны, «традиционность» общества в силу своей консервативной природы не позволяет проводить социальные преобразования «методом шока»; с другой — традиционализм предполагает именно поэтапное, а значит, продуманное, решение задач реформ. Поэтому духовное господство традиционализма в современной китайской

системе нормативного регулирования способствовало преобладанию двух важнейших факторов в стратегии реформ — ключевой роли государства и постепенности в проведении экономических преобразований. Последнее обстоятельство имеет особое значение для сферы права, так как обеспечивает социальную адаптацию законов, усиливает их всеобщий и обязательный характер, способствует их реальному внедрению в массовое правосознание. Таким образом, традиционное общество отвергает — как иллюзорный — путь быстрого формирования стройной и непротиворечивой системы национального законодательства в условиях реформ. Правовой негативизм и общий консерватизм, присущие китайскому традиционализму, сыграли стабилизирующую роль в критический период движения страны от плана к рынку, удержав Китай от соблазна легкого скачка в развитой капитализм посредством публикации «правильных» законов и кодификаций.

Тормозя, в известном смысле, социальные процессы, традиционализм одновременно выполнял в современном Китае функции некоего подменяющего нормативного регулятора, столь необходимого стране в переходный период, когда отсутствует новое законодательство или наблюдается его пробельность. Именно традиционализм снял многие противоречия в юридической практике Китая, продемонстрировав свою эффективность как в условиях плановой, так и нарождающейся рыночной экономики. Классический пример тому — решение вопроса об объемах частной собственности путем установления жесткой очередности в маркетизации экономики и, соответственно, предварительного обогащения в условиях рынка части населения. При этом большей части населения по-прежнему адресовались императивные поведенческие нормы (суть традиционализма), а меньшинству — диспозитивные нормы, предоставляющие правомочие сторонам в конкретных условиях действовать по своему усмотрению (суть рыночной координации). Связь между установлением очередности обогащения и характером норм, регулирующих поведение различных слоев населения из «очереди», отражает не только политику сохранения объемов «правления людей», но и тактику возобладания последнего над частной собственностью.

Очевидно, что такая схема перехода к рынку требует существования мощной подсистемы страха для удержания основной части населения в долгосрочной «очереди» за материальными благами. При этом строжайшему контролю прежде всего подлежат «первоочередники», т.е. те слои населения, которые уже получили адекватные источники дохода. Извлечение доходов и обращение их в собственность также регламентируются; нарушение этой регламентации, т.е. превышение уровня доходов, оценивается в современной китайской системе социального контроля как экономическое преступление. Даже в том случае, если происходящее объективно способствует углублению реформ, чрезмерная активность в частнопредпринимательской деятельности будет квалифицирована как «контрреволюционное» экономическое преступление, подрывающее устои социализма.

Пример жесткого удержания необходимого соотношения бюрократической и рыночной координации был продемонстрирован после известных событий в Пекине летом 1989 г. Эти события отражали реальную угрозу возобладания в китайском обществе рыночной координации над бюрократической. В рамках ограничительно-репрессивных «кампаний по упорядочению» было закрыто множество фирм, резко ограничили выход на внешние рынки новых экономических структур, ужесточили налоговый пресс, повсеместно наблюдалось немотивированное вмешательство властей в дела частного бизнеса.

В ходе этой кампании бьио выявлено много преступников, «подрывающих устои социализма», что подавалось как выполнение требований демонстрантов о борьбе с коррупцией. Однако глубинной причиной происходящего было стремление властей оптимизировать свои отношения с рынком путем распространения бюрократической координации на частный сектор экономики. В результате рыночная координация была в прямом и переносном смысле урезана, а тради-

применения. Она укрепляет позицию «правления людей», так как широкое распространение действия моральных норм в сфере, где должна преобладать компетенция закона, объективно усиливает значение личности, наделенной властью, во всей системе социального нормативного регулирования. Такой личности чужды правовые методы упорядочивания социальных отношений, ей удобны и понятны только оценочные регламенты социального контроля. В своей эволюции управляющая личность неизбежно приходит к необходимости иметь «врага» и бороться с ним посредством частых и бесконтрольных обращений к уголовно-правовым средствам. При этом последние должны быть всеохватывающими, так чтобы любое отклоняющееся поведение потенциально подпадало под действие наказательных норм. В возможности реализовать эту потенцию как раз и состоит сила и эффективность управляющей личности, действующей в системе «правления людей».

В условиях социального контроля, отличающегося выраженными репрессивными тенденциями, происходит интенсивная социализация правосознания адресатов права. Их повышенная склонность к конформизму углубляется, уважение и подчинение властям усиливается, что дает последним свободу в управленческих шагах, включая суровые превентивные меры («казнить одного в назидание ста», «убить цыпленка, чтобы запугать обезьяну», «истребить всех тигров, чтобы крупные тигры не убежали в горы»). Для того чтобы подобные меры могли быть реализованы, границы девиантного и преступного поведения в правосознании масс должны стать условными, размытыми и основываться не на всеобщем позитивном законе, а на конкретных оценках поведения конкретных лиц в той или иной ситуации. Обязательным условием при этом является возможность признания всякого отклоняющегося поведения (в том числе и аморального) в качестве преступления, что допускало бы применение мер уголовно-правового воздействия. «Гнев народа» (крайне оценочная категория, которая используется в правоприменении Китая для определения степени общественной опасности любого правонарушения) как реакция на аморальный поступок может оказаться настолько сильным, что сам поступок превращается в преступное деяние, а моральный упрек — в уголовное наказание.

Подобная управленческая и регулирующая деятельность неизбежно ведет к идее солидарной ответственности, которая получила в Китае широкое распространение. Коротко она выражается формулой мэй ши (нет историй), предполагающей отсутствие тяжб и каких-либо претензий как идеал социального порядка в Поднебесной. В результате преступления скрываются, так как их рост означает неумение руководить; споры и тяжбы улаживаются всеми средствами, включая наказательные, но исключительно с целью демонстрации служебного рвения.

Определенными особенностями обладают также уголовный закон и практика правоприменения

всфере борьбы с преступностью в современном китайском обществе. К ним следует отнести активное использование института явки с повинной; всемерное стимулирование (в том числе на законодательном уровне) массового доносительства; частое применение института лигун; введение в закон новелл об уголовной ответственности юридических лиц (нормативное выражение

всовременном законе идеи солидарной ответственности) и признание — в качестве состава преступления — факта невозможности доказать законность источника доходов; практика смертной казни на стадионах при стечении большого количества людей; применение смертной казни с отсрочкой исполнения приговора на два года.

Кроме того, уголовно-правовые нормы включены во многие другие государственные законы (в том числе и цивилистического профиля), что позволяет приблизить уголовное право к реальной жизни, внедрить в общественное сознание и в практику социальной жизни запретительные нормы и строгие санкции.

Перечисленные особенности нормативной базы и правоприменения в современном Китае значительно упрощают процедуру привлечения лиц к уголовной ответственности; в такой ситуации

реакция социального контроля на однотипные общественно опасные действия становится многовариантной. Разветвленный механизм получения тотальной информации о населении также значительно укрепляет позиции органов контроля: власти получают неограниченные возможности манипулирования информацией, достоверность которой, равно как и добросовестность ее источников, проверить нельзя.

Социальный контроль, пронизанный уголовным правом, должен обладать возможностью, без каких-либо правовых условностей и ограничительных процедур, жертвовать отдельными личностями ради поддержания хрупкого равновесия в китайском социуме. Очевидно, что в такой атмосфере не может идти речь о высших — охранительно-гарантийных — функциях уголовного права, они могут быть только принудительно-регулятивными. Традиционализм также не может полностью выполнять в современном китайском обществе функции классического права, в частности, потому, что природа этих явлений во многом противоположна. Содержание норм права рационально, традиционализма — иррационально; практика возникновения и применения права есть развитие и созидание нового, т.е. отображение динамики реальной жизни; практика традиционализма есть консервация существующего и наличного, и потому она в высшей степени мистифицирована. Конкретные решения традиционализма предсказуемы, и в глазах адресатов его норм бесспорны, его общий авторитет в китайском обществе сопоставим с авторитетом истины в последней инстанции; между тем правовые решения всегда есть результат состязательного процесса, выводы которого могут быть оспорены в рамках соответствующих процедур.

Как социальный регулятор, традиционализм не нуждается в совокупности стройных и непротиворечивых законов, содержащих качественные нормы. Если же появление последних, обусловленное историческим и экономическим процессом, становится неизбежным, традиционализм искажает сущность закона, подстраивает его «под себя», делает его «инструментом» и сужает сферу его действия.

Анализ традиционализма — важнейшего компонента системы нормативного регулирования в Китае — в соотношении с современными правовыми институтами, вызванными к жизни со- циально-экономическими реформами, показывает, что взаимодействие этих факторов социальной регуляции приводит к существенному искажению юридических подходов упорядочения социальных связей в китайском обществе. Декларируемые правовые определения не вполне соответствуют реальным отношениям между властью и гражданином, а также между различными категориями граждан и собственников, поскольку эти отношения преимущественно опосредованы традиционализмом. Это несоответствие превращает сущность современных писаных законов в правовой паллиатив.

Вместе с тем китайский традиционализм по-прежнему выступает в качестве социального института, выполняющего функции эффективного нормативного регулятора, что позволяет говорить о правовых функциях традиционализма.

Современный китайский традиционализм, взаимодействующий с нарождающимся позитивным правом, следует отнести к категории специфического правового образования, являющегося, в свою очередь, системообразующим и всепроникающим элементом социального контроля в современном китайском обществе. Это тип социального контроля, который делает невозможной четкую дифференциацию различных групп нормативных регуляторов, обособление сфер их влияния, выделение особенностей механизма действия, имманентно присущих тем или иным нормам. Важнейшим свойством центрального элемента китайской системы традиционализма — как специфического правового образования — является присутствие социобиологических характеристик китайского этноса, основу которых составляет психологический тип классического конфуцианца. В этом кроется причина сверхустойчивости позиций традиционализма в современном китайском обществе, социальная значимость которого до сих пор несопоставима ни с какими иными нормативными регуляторами, включая современное писаное право КНР.

Именно по этой причине реализация как традиционализма, так и позитивного права в Китае, а также их непротиворечивое взаимодействие (в качестве ведущего и производного явлений) невозможны вне всеохватывающего участия уголовного права. В связи с этим современное право КНР предстает как сложное образование, включающее в себя: а) систему глубоко укоренивших-