Давид Юм Англия под Властью Дома Стюартов (1649-1685) Том 1

Pax Britannica

Давид Юм

АНГЛИЯ

ПОД ВЛАСТЬЮ ДОМА СТЮАРТОВ

Том I

Перевод с английского А. А. Васильева Под общей редакцией С. Е. Федорова

Издательство

«Алетейя» Санкт-Петербург 2001

Глава I

ЯКОВ I

сИспанией.

ВВЕДЕНИЕ

Английская корона никогда не переходила от отца к сыну так мирно и спокойно, как перешла она к дому Стюартов от дома Тюдоров(1)*. В про­ должение всего царствования Елизаветы взоры ее подданных были заня­ ты поиском преемника; когда же преклонный возраст приблизил перспек­ тиву ее смерти, выяснилось, что, кроме шотландского короля, уже никто не способен предъявить сколько-нибудь обоснованные права или притя­ зания на английский престол. Он был правнуком Маргариты, старшей до­ чери Генриха VII (2), и по пресечении мужской линии династии Тюдоров его наследственные права стали неоспоримыми. Если вероисповедание шотландской королевы Марии и прочие предрассудки на ее счет и созда­ вали какие-либо важные помехи для наследования ею английского трона, то эти препятствия, будучи всецело личного свойства, к ее сыну отноше­ ния не имели (3). К тому же люди принимали в расчет, что хотя права, ос­ нованные на кровном родстве, после нормандского завоевания нередко на­ рушались, подобные отклонения проистекали скорее из интриг или наси­ лия, нежели из каких-либо ясных и продуманных принципов правления.

Вконечном счете каждый раз торжествовал прямой наследник, между тем

*Сноски в скобках — примечания научного редактора. См. с. 520-562. (Прим Издателя).

как отстранение его от власти, так и последующее восстановление в пра­ вах сопровождались обыкновенно такими потрясениями, которые были вполне достаточными, чтобы предостеречь любого благоразумного чело­ века от подобного рода безрассудств. И хотя завещание Генриха VIII, утвержденное актом парламента, молчаливо подразумевало отстранение шотландской ветви от английского престолонаследия'4', тиранические наклонности и капризное непостоянство этого монарха были столь оче­ видными, что подобное решение, не опиравшееся на сколько-нибудь ра­ зумные и справедливые основания, не могло иметь для народа никакого авторитета.

К тому же сама королева Елизавета признала на смертном одре бес­ спорные права своего родственника Якова (5>, и, казалось, вся нация гото­ ва была встретить его с искренней радостью и весельем (6>. Он родился в чужой стране и вырос среди враждебного народа, но репутация человека сдержанного и рассудительного позволяла надеяться, что он сможет усво­ ить принципы английского монарха, и потому люди благоразумные рас­ считывали, что выгоды от союза с Шотландией окажутся значительнее, нежели возможные неудобства от подчинения государю-шотландцу. Ра­ достное нетерпение, с которым ожидали англичане наследника, показа­ лось Елизавете столь откровенным, что вместе с иными обстоятельства­ ми повергло королеву в глубочайшее уныние: эта мудрая государыня, чей опыт и острый ум позволяли ей прежде с необыкновенной тонкостью су­ дить о делах человеческих, так и не сумела в достаточной мере оценить неблагодарность придворных и легкомыслие народа.

ПЕРВЫЕ СОБЫТИЯ ЦАРСТВОВАНИЯ ЯКОВА

Правлению этой королевы сопутствовали победы за границей и мир внутри страны, а потому она оставила государство в столь цветущем со­ стоянии, что ее преемник, вступив на английский престол, получил все мыслимые преимущества, и лишь сравнение с прославленным именем Елизаветы было для него невыгодным. Путешествие короля из Эдинбурга в Лондон тотчас же представило пытливым умам повод для сопоставле­ ний, которые, даже при всей естественной симпатии подданных к новому монарху, никак нельзя было истолковать в его пользу. Он ехал в Лондон, и люди всех званий, влекомые личной выгодой или простым любопыт­ ством, стекались к нему отовсюду. Все вокруг веселились, искренние при­ ветствия гремели со всех сторон; при этом каждый мог припомнить, ка­ ким образом среди ликующей толпы подданных обнаруживала свой от­ крытый нрав и простые манеры покойная королева. Между тем Яков,

общительный и любезный с друзьями и придворными, терпеть не мог шум и суматоху разношерстной толпы и хотя отнюдь не был врагом лести, предпочитал все же покой и тишину. Он издал прокламацию (7), запрещав­ шую подобные стечения народа, ибо они, как утверждал король, неизбеж­ но влекут за собой недостаток съестных припасов и множество иных не­ удобств1.

Впрочем, король Яков не остался совершенно равнодушен к столь бур­ ным проявлениям любви со стороны своих новых подданных и, будучи по натуре человеком доброжелательным и мягким, поспешил, насколько мы можем судить, ответить на них знаками любезности и внимания. Кажет­ ся, именно этим побуждением и следует объяснять необыкновенную щед­ рость короля в раздаче титулов, которой отмечено начало его царствова­ ния, когда за полтора месяца после своего приезда в Англию он успел воз­ вести в рыцарское достоинство не менее двухсот тридцати семи лиц (8). Свойственная Елизавете крайняя сдержанность в жаловании почестей и денег прежде вызывала ропот, однако теперь ее оценили по достоинству, ибо каждый чувствовал, что своими поспешными и чрезмерными милос­ тями король так и не сумел привязать к себе тех самых особ, на которых они изливались. Всевозможные титулы, превратившись в нечто общедос­ тупное, почти перестали служить знаками истинного отличия, а посколь­ ку раздавались они весьма необдуманно и неразборчиво, лицам, совер­ шенно государю неизвестным, то видели в них скорее доказательство добродушия и снисходительности самого Якова, нежели свидетельство под­ линного уважения и дружеских чувств к определенным людям <9>.

Тогда же на стене храма Св. Павла появился пасквиль, обещавший научить всех лиц со слабой памятью чрезвычайно важному искусству за­ поминать имена новой знати2.

Можно предположить, что англичане не стали бы так сурово пори­ цать щедрость короля в расточении всевозможных милостей, если бы по­ следние изливались только на их нацию, а не распределялись в слишком неравных пропорциях в пользу его прежних подданных. Яков, в продол­ жение своего царствования следовавший скорее склонностям и настрое­ нию, нежели законам политического благоразумия, привез с собой в Анг­ лию великое множество придворных-шотландцев (|0), чьи нетерпение и назойливость во многих случаях действительно могли взять верх над по­ датливым нравом их владыки и добиться от него желанных милостей, а это, разумеется, должно было вызывать громкий ропот английских под­ данных Якова. Герцог Леннокс, граф Марр, лорд Юм, лорд Кинлос, сэр Джордж Юм, государственный секретарь Элфистоун3 были тотчас же вве­ дены в состав английского Тайного совета (11>. Сэр Джордж Юм, коему Яков присвоил титул графа Данбара, до конца своих дней оставался при­ знанным фаворитом короля; он был одним из самых мудрых и честных, хотя и наименее влиятельным из всех, кого монарх когда-либо почтил этим отличием. Некоторое время спустя Хэй был удостоен титула викон-

та Донкастера, затем графа Карлайла и получил от короны громадные бо­ гатства, которые расточал с истинным блеском и великолепием, Рамси добился титула графа Голдернесса (|2); многие другие лица, внезапно воз­ несенные на вершину знатности, высокомерием своим лишь усиливали ту естественную зависть, которую возбуждали они как чужеземцы и ста­ ринные враги.

Следует, однако, признать, отдавая должное Якову, что почти все важ­ нейшие посты он оставил в руках елизаветинских министров |П), а веде­ ние государственных дел, как иностранных, так и внутренних, доверил своим английским подданным. Среди последних его первым министром и главным советником всегда считался государственный секретарь Сесил, получивший один за другим титулы лорда Эссендена, виконта Кранберна и графа Солсбери"41. Способности и острый ум этого министра были дос­ таточно известны, и однако милость, оказанная ему королем по восше­ ствии на престол, вызвала удивление. Тайная переписка, в которую всту­ пил он когда-то с Яковом и которая в немалой степени способствовала благосклонному приему короля в Англии, положила начало влиянию Сесиля, и в то время как все его прежние соратники — сэр Уолтер Рэли, лорд Грей, лорд Кобем, вследствие своей вражды с Эссексом и по иным причинам утратили расположение монарха(1Ь), Сесил продолжал занимать свой пост, пользуясь величайшим доверием и уважением.

Дипломатические таланты Якова и его министров тотчас же подверг­ лись важному испытанию: в Лондон явились послы почти от всех евро­ пейских держав и государей, желавшие поздравить английского короля со вступлением на престол и заключить с ним новые договоры и союзы. Кроме представителей Венеции, Дании и Пфальца прибыл посол Соеди­ ненных Провинций Генрих Фридрих Нассаусский в сопровождении Барневелта, великого пенсионария Голландии ('6'. Эрцгерцог Альберт напра­ вил в Лондон Аремберга, в скором времени ожидалось прибытие из Испа­ нии Таксиса, но тем человеком, который как собственными заслугами, так и достоинствами своего владыки возбуждал наибольший интерес, был маркиз де Рони, впоследствии герцог де Сюлли"7', первый министр и фа­ ворит короля Франции Генриха IV.

ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ В ЕВРОПЕ. ПЕРЕГОВОРЫ С МАРКИЗОМ ДЕ РОНИ

После того как владения дома Габсбургов перешли к Филиппу II (|8\ всю Европу поразил ужас при мысли о том, что мощь династии, вознесен­ ной некогда благодаря счастливой судьбе, может теперь достигнуть небы­ валой высоты стараниями и мудрым правлением этого государя. Но ни­ когда еще человеческие опасения не оказывались столь безосновательны-

ми. Медлительный без благоразумия, честолюбивый без предприимчиво­ сти, лживый и вероломный, но неспособный кого-либо обмануть, хитрый и утонченный, но не обладавший подлинной рассудительностью, — таким был характер Филиппа, и подобный отпечаток при его жизни и после его смерти получила вся испанская политика. Восставшие или обезлюдевшие провинции, недовольные или праздные жители — такое зрелище явили эти владения, разбросанные по всему свету, новому королю Испании Филиппу III, государю слабому и неспособному, и герцогу Лерма, министру слабому и отвратительному (19) Но хотя выучка и дисциплина, по-прежне­ му сохранявшиеся в испанской армии, оставались тем единственным, что сообщало какую-то видимость жизни и энергии этому дряхлеющему телу, страх, порожденный прежней мощью и амбициями Габсбургов, был столь велик, что ослабление этого дома превратилось в главный предмет жела­ ний всех христианских государств Люди тогда еще не поняли, что фран­ цузская держава, объединенная внутренним миром и управляемая самым храбрым и очаровательным из государей, украшающих современную ис­ торию, сама по себе стала достаточным противовесом испанской силе. Вероятно, и сам французский король этого не видел, когда через своего посла предлагал Якову заключить союз и вместе с Венецией, Соединен­ ными Провинциями и северными королевствами напасть со всех сторон на владения Габсбургов, чтобы ослабить непомерное могущество этой честолюбивой династии4. Но характер английского монарха совершенно не соответствовал столь обширным предприятиям. Главной его страстью была любовь к миру, и, благодаря счастливому для Якова стечению обсто­ ятельств, предмет желаний короля оказался чрезвычайно выгодным и по­ лезным для его народа.

Таким образом, послу Франции пришлось оставить эти далеко идущие планы и вести с Яковом переговоры о средствах обеспечения безопаснос­ ти Соединенных провинций; впрочем, и этот предмет не был вполне сво­ боден от трудностей. До своего восшествия на английский престол Яков питал известные сомнения по поводу восстания в Нидерландах'20' и, буду­ чи обыкновенно человеком открытым и искренним5, нередко даже имено­ вал голландцев «бунтовщиками»6, однако при более близком знакомстве с английскими министрами и придворными обнаружил, что их привязан­ ность к этой республике столь велика, а убеждение в общности интересов столь прочно, что вынужден был пожертвовать политике собственным чувством справедливости — чувством для монарха редким и достойным уважения даже тогда, когда оно ошибочно. Итак, Яков договорился с мар­ кизом де Рони о том, что, действуя заодно с королем Франции, он будет оказывать тайную поддержку Генеральным штатам <2П, дабы слабость и отчаяние не заставили их покориться прежнему владыке. В статьях дого­ вора, ясных и немногочисленных, было предусмотрено, что оба монарха предоставят голландцам право набирать в своих королевствах войска, а на их оплату секретно ассигнуют республике один миллион четыреста тысяч ливров ежегодно, причем полную сумму внесет французский ко-