Канке В.А. Энциклопедия философии науки

Глава 13. Аналитическая философия и наука

жет включать аргументацию, но это несущественно; здесь важно рассказать новую историю, предложить новую языковую игру в надежде на новую форму интеллектуальной жизни» [34, с. 443]. В этой связи ему симпатична новейшая европейская философия от герменевтики до постструктурализма. Однако в отличие от европейских философов он руководствуется прагматической установкой. Философский плюрализм не только не исключает, а наоборот, предполагает обеспече- ние коммуникации людей, их солидарности и свободы, торжества либерализма в обществе. Цели, к которым стремятся люди, не могут быть определены точно. Это вынуждает философа руководствоваться не строгим научным предсказанием, а либеральной утопией, меч- той об обществе равных возможностей. Занимаемая Рорти позиция довольно необычна, он называет ее ироничной. Речь идет не о злой насмешке, а об осознании того, что либеральные идеалы не осуществить ссылками ни на какие-либо сущности, ни на Бога. В качестве «иронизирующего» либерала философа движет вперед надежда на успех.

Анализ американской философии второй половины XX в. показывает, что по своей основной направленности она выступает как возрождение прагматизма в новых условиях [35]. Каким он видится в идеале, пожалуй, лучше других показал Х. Патнэм. Это реализм с человеческим лицом [36, 37], соединение аналитических методик с прагматической философией. О каком бы знании ни шла речь, всегда выясняются его прагматические основания. Новую американскую философию можно назвать аналитическим прагматизмом. Это прагматизм, который ставит в центр философии не синтактику или семантику, а философско-научную прагматику. Новое поколение американских прагматистов переводит прагматизм с метафизических на философско-научные рельсы. В этой связи позиция Патнэма представляется значительно более конструктивной, нежели позиция Рорти. Р. Бернстайн, утверждавший, что «прагматизм обогнал свое время и возрождается сейчас, когда его время пришло» [35, с. 119], возможно, прав. Трудно представить современную философию науки без тщательно прорефлектированной прагматики. Да и в самой философской прагматике явно ощущается острая потребность в новых продуктивных идеях.

221

Часть 1. Общая философия науки

13.5. Г. Кюнг: концепция «конкретных признаков»

Швейцарский философ и логик Г. Кюнг приложил немало усилий на выяснение тех онтологических и онтических обязательств, которые несут в себе логические языки [6]. Речь идет о том, что средневековая проблема универсалий получает в логическом анализе языка новое истолкование. В частности, она переформулируется. Рассмотрим выражение а есть Р, или (Р·а), где а – индивидный знак, а Р – предикатный. В этой связи проанализируем утверждение «Петр – шахматист». Оно может быть истолковано по-разному. Петр обладает свойством «быть шахматистом» или же он включается в класс всех шахматистов. Предикат (Р) «быть шахматистом» может обозначать как свойство, так и класс. Свойство принято считать абстрактной сущностью, ибо выделение его предполагает абстрагирование от индивидов (они признаются конкретными). Свойство часто именуют интенсионалом (от лат. intensio – напряжение, усиление), имеется в виду, что в предельно концентрированном виде оно представляет класс индивидов. Экстенсионал (от лат. extensivus – расширяющий, удлиняющий) – это класс индивидов, обозначаемых предикатным выражением. Например, экстенсионал предиката «быть шахматистом» – это все шахматисты. Возникает следующий проблемный вопрос: «Являются ли сущности, отображаемые предикатными знаками, конкретными или абстрактными, экстенсиональными или интенсиональными?» [6, с. 43]. Языки, в которых не признается существование классов как сущностей, отличных от индивидов, называются номиналистическими. Языки, в которых различают уровни классов и индивидов, называют платонистическими (подобно платоновской идее, каждое свойство, задающее класс индивидов, соотносится с последними как единое со многим).

Абсолютный платонизм не выделяет среди классов их различные уровни (считается, что класс, класс классов, класс класса классов и т. п. относятся к одному и тому же уровню). Как выяснил Рассел, применительно к наивной теории множеств абсолютный платонизм приводит к парадоксам и противоречиям. Умеренный платонизм руководствуется такой онтологической моделью, в которой классы упорядочены в некоторую иерархию, состоящую из классов различных уровней. Какой язык предпочтительнее в науке, номиналистический

222

Глава 13. Аналитическая философия и наука

или же умеренно платонистический? Кюнг полагает, что предпочтительнее всех других языков умеренно платонистический язык. К этому выводу его подводит интерпретация предикатных знаков [6, с. 193–211].

Кюнг рассматривает пропозициональную функцию «Ра·Рв» (например, Альберт образованный и Бруно образованный, – здесь Р обозначает признак «быть образованным»). Затем он выясняет, каким образом эта функция интерпретируется выдающимися логиками. Он стремится понять их аргументацию и вместе с тем уточнить ее. Рассел и Карнап рассматривали предикатные знаки как подлинные имена определенных сущностей, абстрактных свойств. Иначе говоря, одна и та же сущность причастна различным индивидам. Применительно к нашему примеру это означает, что одна и та же сущность «быть образованным» принадлежит и Альберту, и Бруно. Но такое представление приводит к противоречию: под тем или иным воздействием образованность Альберта может изменяться независимо от образованности Бруно.

Âотличие от Рассела и Карнапа их американские коллеги Куайн

èГудмен рассматривают предикатные имена как неподлинные имена неких сущностей, т. е. в качестве так называемых «синкатегорематических» имен. Согласно анализу Кюнга, это означает, что сам по себе предикатный знак не обозначает какой-либо сущности. Что именно определяет предикатный знак Р выясняется только в контексте предложения (Ра·Рв). В этой связи он вводит представление о конкретных свойствах Р à è Ð â. Кюнг рассуждает весьма последовательно: в логике предикатов решающее значение имеют не индивидные, а предикатные знаки. В логически оправданной форме мы можем судить об устройстве мира не иначе как исходя из предикатных знаков, обозначающих конкретные свойства. Конкретные свойства могут быть либо равными, тождественными, либо сходными. Тождество симметрично и транзитивно, если а равно в и в равно с, то а равно с. Сходство не обязательно транзитивно: если а похоже на в, а в похоже на с, отсюда не следует, что а похоже на с.

При интерпретации тождества конкретных признаков предложение «Ра·Рв» гласит: «Сущность Р à принадлежит а и другая сущность Р â, тождественная Р à, принадлежит в». Применительно к нашему примеру образованность Альберта считается сущностью, отличной от

223

Часть 1. Общая философия науки

образованности Бруно. Однако две эти сущности тождественны друг другу. Указанная тождественность является основанием для абстракции: «...Все сущности, равные друг другу, являются элементами одного и того же класса» [6, с. 203]. Анализ Кюнга показывает, что вопреки широко распространенному мнению абстракция не предполагает отделение существенного от несущественного и, следовательно, известного искажения действительного положения вещей. Абстракция – это не более чем акцент на равном. Ортодоксальный платонист обособляет признаки (свойства и отношения), только и всего. Но конкретные признаки часто признаются не равными, а сходными. Это понимается так: «Сущность Р à принадлежит а и сходная сущность Р â принадлежит в». Постулирование сходства, но не равенства, признаков встречается со значительной трудностью, ибо нет строгого подхода к определению класса. Класс понимается как совокупность индивидов, обладающих равными признаками, но сходные признаки невозможно превратить в равные. Как видим, постулирование в одном случае реальности равных, а в другом сходных признаков является весьма важным как в логическом, так и в онтологическом отношении шагом. Философия науки должна проводить четкое различие между двумя рассматриваемыми концепциями.

Теория равенства признаков совместима как с умеренным платонизмом, так и с номинализмом. Согласно умеренному платонизму индивидам, составляющим класс, присущи равные признаки. Номиналисты могут согласиться с теорией равенства признаков постольку, поскольку не признается реальность главного объекта их критики – самостоятельно существующих абстрактных сущностей. Впрочем, так как ортодоксальный номиналист не склонен брать на себя обязательство равенства признаков индивидов, он вынужден отклониться в сторону теории сходства признаков индивидов. Органический недостаток номинализма состоит в его сложном отношении с предикацией. Напомним формулу Ра·Рв. Номиналист, не признающий одинаковости Р, вынужден ввести обозначение Р1à·Ð2в. В случае если число индивидов бесконечно номиналистическая логическая техника перестает работать, ибо бесконечное число предикатов не поддается обозрению. А между тем логика предикатов, надо полагать, не случайно называется логикой предикатов, а не логикой индивидов.

224

Глава 13. Аналитическая философия и наука

Крайней формой номинализма является реизм [38], согласно которому признается реальность вещей, но не их свойств и отношений. В таком случае невозможно найти основание, в соответствии с которым несколько индивидов подводятся под одно и то же имя (скажем, «стол», «овощи» и т. п.). Реизм не в почете у современных логиков. Большинство современных философов, пользуясь логикой предикатов, которая считается платоническим языком, тем не менее демонстрирует свою приверженность номинализму. Происходит это из-за недостаточной философской проясненности оснований логики. Как видим, и логике, и логическому анализу языка философия также необходима. Теории равенства и сходства признаков индивидов – это философские теории. Было бы, однако, глубоко ошибочно отдавать их на откуп метафизике, которая по определению дистанцируется от науки, в том числе логики.

Итак, анализ Кюнга выявил, что основанием логики предикатов является концепция «конкретных свойств», или равенства признаков индивидов. Этот анализ – яркий пример аналитического исследования. Знаменательно, что Кюнгу пришлось тщательнейшим образом проанализировать концепции Фреге, Рассела, Витгенштейна, Карнапа, Куайна, Гудмена, Лесьневского, сопоставив их сильные и слабые стороны. Итогом этой работы явилась его собственная концепция. На наш взгляд, теория равенства признаков индивидов позволяет внести ясность в одну из сложнейших проблем философии – проблему идеализаций. Господствует мнение, что идеализации являются результатом «огрубления» действительности за счет «отбрасывания» несущественных свойств. Это отбрасывание считается абстрагированием. В этой связи превозносится метод абстракций. На наш взгляд, идеализации – это не что иное, как равные друг другу признаки. Если, например, два тела признаются за точки, тем самым демонстрируется равность некоторых их признаков. Как выясняется, путь к идеализациям весьма непрост.

13.6. Теория речевых актов

До сих пор основное внимание в нашей работе уделялось семантике логического анализа языка. Однако существует и другое направление развития аналитической философии, начало которому поло-

225

Часть 1. Общая философия науки

жил поздний Витгенштейн своим анализом прагматики обыденного языка. Наряду с ним над философской теорией обыденного языка продуктивно работали оксфордец Джон Остин (1911–1960) и его уче- ник Джон Серл (р. 1932). Речь идет о теории речевых актов, развитой в лекциях Остина (1955) и опубликованных посмертно (1962) под заголовком «Как совершать действия посредством слов?». Остин отлично сознавал, что в языке фигурируют высказывания с самыми различными функциями. Строго говоря, первейшим предметом изу- чения являются не предложения, а поведение человека в речевых ситуациях. Следовательно, мы не можем не понимать, что утверждения – это совершение действий [39, с. 116], т. е. акты. Остин выделял три типа речевых актов [39, с. 89–122].

Локутивный (от лат. locus – место) речевой акт есть как бы размещение высказывания. Локутивное действие строится по схеме: «Он сказал, что...». Так, предложение: «Стреляй в нее» – является локуцией. Как правило, локутивный речевой акт выступает в качестве некоторого утверждения, которое обладает значением, т. е. двумя измерениями «истинно» и «ложно». Обычно в локутивном акте констатируется нечто. Иллокутивный (il – не) акт строится по схеме: «Он настаивал на том, что...» Пример: «Он убеждал меня застрелить ее». Иллокуция чаще всего выступает как совет, приказ, настояние. Она условна, конвенциональна (т. е. зависит от ситуации и может быть по-разному воспринята собеседником) и целенаправленна. Иллокуция в отличие от локуции обладает не значением, а иллокутивной силой. Ее измерениями являются не «истинно» и «ложно», а «успешно» и «неуспешно». Перлокутивный акт всегда связан с достижением определенного результата посредством иллокутивной силы. Обычно перлокутивный акт строится по схеме «Он убедил меня, что...». Пример: «Он уговорил меня застрелить ее».

Согласно Остину любой речевой акт выступает как единство трех его аспектов: локутивного, иллокутивного и перлокутивного. Лишь в абстракции можно отличить эти аспекты друг от друга. Тот, кто стремится свести все высказывания к описанию фактов, совершает дескриптивную ошибку, ибо богатство речевых актов не сводится к локуциям. Итак, мы констатируем, что Остин значительно более четко, нежели Витгенштейн различал семантические и прагматические аспекты языка, для которых он вводил неодинаковые измерения

226

Глава 13. Аналитическая философия и наука

(истинно/ложно для локуций и успешно/неуспешно для иллокуций). К сожалению, вопрос об измерениях перлокутивных актов не полу- чил у Остина четкого осмысления. На наш взгляд, перлокутивные акты могут быть эффективными и неэффективными. Как бы то ни было, теория речевых актов открыла перед философией прагматическую перспективу, которая, как отмечалось ранее, энергично использовалась вслед за Остином представителями школы критической теории, а также постструктуралистами. Вклад Серла в теорию речевых актов состоит в первую очередь в вычленении их правил и сближении этих актов с понятием интенциональности. Правила речевых актов – это правила коммуникации. Существует параллелизм между интенциональными ментальными состояниями субъектов и речевыми актами: их объединяет интенциональность, направленность на внешний мир и выполнимость [40, с. 96–112].

13.7. Прагматический аспект анализа языка

Более чем вековая история аналитической философии предстает как вектор проблемного поиска, началом которого является синтактика и семантика языка, а концом – прагматика языка. Чтобы выявить направление движения аналитической философии науки, следует непременно обратить внимание на прагматические аспекты анализа языка. Первоначально философы-аналитики относились к прагматике с плохо скрываемым недоверием, что особенно четко проявлялось в оспаривании научного статуса гуманитарных дисциплин. К области науки причислялись логика, математика, физика, но не экономика, политика, эстетика или этика. Содержание логики и математики сводилось к природе аналитических предложений. Статус естествознания редуцировался к определенности синтетических предложений. Синтетические предложения приравнивались к семантическим, их прагматический аспект игнорировался. Это привело к ситуации, насыщенной множеством проблемных аспектов. Аналитики, отождествляя логический анализ и философию науки, испытывали явные трудности при анализе гуманитарных дисциплин. Создавалось впечатление, что аналитическая философия безжизненна, в чем ее и обвиняли влиятельные оппоненты из числа герменевтиков

227

Часть 1. Общая философия науки

и постструктуралистов. Вопреки своему желанию аналитики инициировали антинаучный синдром в философии.

Наша ближайшая задача состоит в том, чтобы показать основные маркеры прагматического поворота в аналитической философии в связи с анализом статуса этики. Интерес к этике был, разумеется, не случайным. В философии именно этика всегда считалась оплотом прагматики. Как известно, основатели аналитической философии выступили с требованием совершенствования наук. Этика сразу же попала в область их внимания. В этой связи укажем на книгу Дж. Мура «Принципы этики» (1903). Он был недоволен состоянием этики и стремился придать ей научный характер. Вывод, к которому пришел Мур, оказался весьма неожиданным: понятие «добро» неопределимо, но любая вещь может быть «добром» [41, с. 55]. Ясно, что такой вывод оставлял открытым вопрос о научности этики. Попытка Мура перевести этику в разряд научных дисциплин закончилась несомненным провалом, причем далеко не случайно. Ему просто-напросто не удался плодотворный анализ этических предложений: одно дело провозгласить необходимость такого анализа и совсем другое действительно его осуществить.

Витгенштейн стремился внести в вопрос о научности этики окончательную ясность. Его вывод – этика не является наукой. Эти- ческие предложения невозможны, ибо они непроверяемы фактами. О морали лучше помолчать, а кто нарушает этот завет, тот неминуемо говорит бессмыслицы. Даже во второй период своего творчества, перейдя к философской прагматике (для которой всегда была характерна моральная направленность), Витгенштейн не изменил свою позицию относительно этики. Как он выражался, человека нельзя вести куда-то. Но этот вывод противоречил главному основанию его же собственной философии, согласно которому значение слова есть его употребление. Употребляя слова, мы как раз и движемся в избранном нами направлении. Каково же оно – вот в чем вопрос этики, науки о морали.

Неопозитивисты с редким единодушием восприняли позицию Витгенштейна о том, что этика нефактуальна и ненаучна. Не лишенной изящества была признана и этическая концепция видного английского неопозитивиста Альфреда Айера (1910–1989). Неопозитивистам казалось, что ему удалось в книге «Язык, истина и логика»

228

Глава 13. Аналитическая философия и наука

(1936) в сложном вопросе о природе этики все расставить на нужные места. Айер – изобретатель эмотивизма (от лат. emoveo – потрясаю, волную). Он считал, что этические термины являются псевдопонятиями. Что касается этических утверждений, то они являются выражениями эмоций [42, с. 57]. Существенные этические новации могла привнести теория речевых актов Остина. Центральный концепт этой теории – иллокутивная сила речевого акта – относится, по сути, к области этики. Тем не менее Остин не интерпретировал этот концепт в этическом ключе, а потому вся его теория речевых актов осталась недостаточно проясненной этически.

Лишь в 1952 г., спустя полвека после основания аналитической философии, появилась книга Ричарда Хэара (р.1919) «Язык морали», реабилитировавшая этику. Хэар доказывал, что язык морали возможен и научно состоятелен. Речь в его книге шла о концепции универсального прескриптивизма. Прескрипции – это предписания о том, как следует себя вести. Подчеркивая это обстоятельство, прескрипции обычно называют должен-предложениями. Простой пример прескрипции: «Никто не должен курить в данном помещении, ибо здесь находится больной, здоровью которого вредит табачный дым». Прескрипция всегда соотносится с конкретной ситуацией (в данной ситуации курить нельзя, а в другой можно). Прескрипция универсальна (никто не должен курить в данный комнате). Она обосновывается аргументами, т. е. имеет рациональный характер (не курите здесь, ибо это вредит здоровью данного больного). Прескрипция задает цель поступка. Совершенный поступок обладает оценоч- ными измерениями. В нашем случае поступок является добрым (эффективным) только в том случае, если находящийся в комнате не курит. Чтобы «поступать наилучшим для всех образом», требуется работа разума [43, с. 20].

Итак, по Хэару, язык этики вполне рационален и аргументативен, а потому нет никакой необходимости сводить его к спонтанности эмоций. Подобно естественнонаучным понятиям универсальные прескрипции выражают общее (они ведь универсальны). И, наконец, самое главное: универсальные прескрипции отнюдь не лишены фактуальной базы. Она – другая, чем в случае с физикой, но всегда существует. Фактуальной базой этики, равно как и всех гуманитарных наук, являются не объекты (частицы и поля), а поступки людей.

229

Часть 1. Общая философия науки

В свете изложенного становятся очевидными промахи неопозитивистов: они совершали дескриптивистскую ошибку (научно состоятельны только дескрипции, т. е. описания, но не прескрипции) и придерживались догматических представлений о фактуальной базе наук, сводя ее к объектам (вещам) и исключив из нее поступки людей. Как выяснилось, вопреки установкам неопозитивистов логика соотносится не только с естествознанием, но и с гуманитаристикой. Начиная с 1960-х годов стала энергично развиваться так называемая деонтическая (от греч. deon – долг) логика (Г. фон Вригт, Р. Монтегю), или логика норм, изучающая нормативные высказывания, т. е. прескрипции [44, 45]. Итак, обоснование этических высказываний не является алогичным.

При всех достоинствах этика Хэара, на наш взгляд, не лишена слабых мест. Прежде всего в ней недостаточно четко определяется теоретический статус универсальных прескрипций и всего того, что с ними связано. Дело ведь не обстоит таким образом, что, приступая к анализу конкретной ситуации, этик всякий раз начинает в концептуальном отношении с нуля. Он всегда распоряжается определенной этической теорией, на основе которой как раз и вырабатываются прескрипции применительно к конкретным ситуациям. Основным концептуальным элементом этической теории являются ценности, посредством которых дается оценка поступков людей, а также намеча- ются цели их поведения. Хорошо известны такие ценности, как справедливость, ответственность, свобода, мир между народами. В нашем примере (по поводу курящих и больного) прескрипция вырабатывалась на основе ценности «здоровье человека». Ценности выражают общее в поступках людей, а формулируются они посредством этических предложений. Будучи интерпретационными конструктами, ценности не сводимы ни к объектам, ни к добродетелям, ни к моральному долгу. В своей жизнедеятельности люди вырабатывают определенные ценности, от которых они отказываются в случае, если эти ценности неплодотворны. Разумеется, при необходимости эти- ческая теория обновляется, что невозможно без изобретения новых ценностей, а значит, новых жизненных ориентиров и целей.

Как видим, прагматический поворот в аналитической философии состоялся. Вопреки мнению Витгенштейна этические предложения вполне возможны. Более того, в рамках деонтической логики

230