§ 2. Социальная обусловленность установления уголовной ответственности за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства

Эффективность уголовного закона во многом зависит от социальной обусловленности установленных в нем запретов на совершение определенных деяний. Одним из проявлений такой обусловленности является неотъемлемый признак каждого из преступлений - его общественная опасность.

В идеале криминализация того или иного деяния должна базироваться на основаниях и принципах, выработанных в теории уголовного права и криминологии. Г.А. Злобин утверждал, что "для нас возможность творить уголовный закон методом проб и ошибок безвозвратно ушла в прошлое"*(90). Этот же ученый отмечал важность научного обоснования криминализации и декриминализации деяний с тем, чтобы уголовный закон, охраняя общество от преступных посягательств, активно способствовал не только стабилизации существующих общественных отношений, но и целенаправленному их изменению*(91). Конечно же, это очень оптимистическая цель, но все же к ней стоит стремиться.

Еще в конце 90-х гг. ХХ в. ученые в области теории права констатировали, что по мере обострения социальных противоречий и конфликтов становится все более ясно, что качество законодательства определяется, прежде всего, его социальным содержанием, его соответствием общественным потребностям и интересам. При этом высокой потенцией к самореализации, способной в ряде случаев восполнить недостатки юридической техники и правоприменения, обладают только те законы, которые согласуют различные социальные интересы на основе правосозидающей общей воли*(92). Данные положения в полной мере можно отнести и к современным общественным отношениям.

Уголовное право, представляя собой наиболее острую форму юридического воздействия на социальные процессы, имеет своей основной задачей охрану наиболее важных и ценных общественных отношений, обеспечивающих интересы личности, общества и государства*(93). Именно для осуществления охранительной функции и решения соответствующей ей задачи уголовное законодательство определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений (ч. 2 ст. 2 УК РФ).

В общей теории права формирование права (правообразование) рассматривается как процесс, состоящий из двух стадий (этапов, фаз): 1) возникновение объективно обусловленной общественной потребности в соответствующем юридическом регулировании отношений и ее преломление в общественном сознании и 2) правотворчество как вид государственной деятельности, в результате которой определенные положения посредством закона либо иных источников приобретают статус юридических норм (норм писаного права)*(94). Эти положения нашли свое отражение в теории уголовного права применительно к основаниям криминализации как обстоятельствам и процессам материальной и духовной жизни общества, порождающим объективную необходимость уголовно-правовой охраны тех или иных ценностей, возникновения или изменения уголовно-правовых норм*(95).

Таким образом, основания криминализации представляют собой правообразующие факторы, обусловливающие допустимость, возможность и целесообразность признания общественно опасного деяния преступным и уголовно наказуемым*(96). При этом о социальной обусловленности установления уголовной ответственности за совершение определенного деяния можно говорить при наличии общественно важных факторов (предпосылок), придающих криминализации последнего допустимый, возможный, целесообразный и необходимый характер. Согласимся с Н.Ф. Кузнецовой, отмечавшей, что при внесении предложений по совершенствованию действующего уголовного законодательства прежде всего необходимо ответить на следующие принципиальные вопросы: 1) не расширяют ли они необоснованно сферу уголовной ответственности; 2) не ужесточают ли наказание; 3) не способствуют ли они увеличению квалификационных ошибок, в том числе в силу смешения преступлений и проступков*(97).

В теории уголовного права выделяются следующие принципы (критерии) криминализации деяний:

1) криминализируемое деяние должно быть общественно опасным;

2) оно должно иметь достаточную степень распространенности;

3) ожидаемые положительные последствия криминализации должны превышать ее отрицательные последствия;

4) криминализация не должна противоречить Конституции РФ, действующему праву и международным соглашениям России;

5) она не должна противоречить нормам нравственности;

6) криминализация должна быть осуществима в процессуальном и криминалистическом аспектах;

7) криминализация не должна производиться, если борьба с данным вредным для общества деянием возможна и эффективна при помощи иных, более мягких мер*(98).

Необходимость определения общественной опасности деяния при решении вопроса о его криминализации подчеркивал в своих трудах Ю.И. Ляпунов, отмечавший, что при этом объектом познания и оценки является материальное свойство, антисоциальная направленность и вредоносная сущность человеческого поведения определенного рода или вида, изначально заключающего в себе опасность причинения вреда (ущерба) правоохраняемым благам*(99).

Н.И. Ветров отмечал, что преступления экстремистской направленности представляют собой наиболее опасные формы нарушения конституционного запрета, подрывают основы нормального развития национальных, расовых и религиозных отношений в Российской Федерации, могут приводить к вооруженным конфликтам и столкновениям насильственного характера, длительной вражде, религиозной розни, подрывающим основы легальной власти, что затрудняет выполнение своих функций всеми ветвями государственного и общественного управления*(100).

А.Г. Хлебушкин также связывает общественную опасность экстремистских проявлений с посягательством на основы конституционного строя и конституционные основы межличностных отношений, полагая, что соответствующие противоправные действия ставят под угрозу и нормальный порядок формирования и функционирования органов государственной власти*(101).

Характер общественной опасности преступлений экстремистской направленности определяется на основе анализа нарушаемых ими общественных отношений, к которым принято относить целостность общества, социальную гармонию и согласие в Российской Федерации, единство многонационального народа страны*(102). В качестве неотъемлемого элемента непосредственного объекта преступлений экстремистской направленности нами выделяются общественные отношения, обеспечивающие толерантность, терпимость между различными социальными группами и их представителями независимо от социальной, расовой или национальной принадлежности, отношения к религии, приверженности определенной идеологии либо направлению в политике, а равно принадлежности к какой-либо из групп в структуре общества.

Степень общественной опасности таких преступлений в основном складывается из вредных для социума последствий, как правило, выходящих за рамки вреда, непосредственно указываемого в соответствующих уголовно-правовых нормах.

По нашему мнению, общественная опасность преступлений экстремистской направленности обусловлена, прежде всего, их способностью провоцировать и (либо) усиливать нетерпимость по отношению к тем или иным социальным группам в связи с явными отличительными признаками последних: раса, национальность, отношение к религии и т.д. Именно эта способность реализуется через направленность совершаемых действий на возбуждение ненависти либо вражды в обществе, а равно унижение человеческого достоинства.

Социальные последствия преступлений экстремистской направленности можно сравнить с цепной реакцией. По этому поводу весьма точным представляется высказывание писателя и философа Жана Поля Сартра: "Достаточно, чтобы один человек ненавидел другого, - и ненависть, переходя от соседа к соседу, заражает все человечество"*(103).

Так, на северо-западе Китая, в Синьцзян-Уйгурском районе, массовые беспорядки, продолжавшиеся несколько дней, начались вследствие, казалось бы, незначительного столкновения на национальной почве, произошедшего на одном из заводов в г. Шаогуань*(104). "Местные рабочие напали на общежитие уйгуров (иная национальность Китая), которые якобы приставали к китаянкам с сексуальными домогательствами. В завязавшейся драке погибли два уйгура.

Слухи об этом - проверенные или нет - дошли до Урумчи, где большинство населения - уйгуры. В городе начались волнения. Экстремисты из числа уйгуров начали избивать этнических китайцев, поджигали автомобили, громили магазины.

Кстати, усмирять полиции пришлось не только уйгуров, но и этнических китайцев, которые провели в Урумчи контрвыступления"*(105).

В ходе указанных беспорядков погибло около 160 человек, свыше 800 получили ранения.

Сходный конфликт произошел и в гор. Марганец Днепропетровской области (Украина), где поводом для беспорядков стала бытовая ссора, в ходе которой был убит 22-летний сотрудник патрульно-постовой службы Сергей Бондаренко, разнимавший ссорившихся молодых людей - украинцев и армян. Милиция задержала вероятного убийцу, судя по всему, армянина.

Вечером того же дня в городе начались беспорядки. Местные молодежные группы били стекла, переворачивали автомашины, якобы принадлежащие армянам, пытались поджечь их дома. Данная ситуация обусловила спешную эвакуацию пожилых армян из гор. Марганца.

Лидер всеукраинского объединения "Свобода" Олег Тягнибок, комментируя это событие, отметил, что "украинцы наконец-то возродили лучшие казачьи традиции Запорожской Сечи и дали решительный отпор приезжим на улицах родного города"*(106).

В небольшом городе Кондопога в Карелии массовые противоправные действия на почве национальной ненависти были вызваны убийством двух и причинением вреда здоровью четырем местным жителям в ходе драки, произошедшей между ними и лицами чеченской национальности в ночь с 30 августа 2006 г. в ресторане "Чайка". Данная драка и ее последствия явились той искрой, которая воспламенила давно сформировавшийся конфликт между коренным населением г. Кондопоги и приезжими из Чечни, "контролировавшими" практически всю сферу торговли в этом городе. В итоге скрытый конфликт перерос в конкретные действия в виде массовых погромов имущества представителей чеченской диаспоры и иных противоправных действий*(107).

В качестве примера социальных последствий преступлений экстремистской направленности можно привести и события декабря 2010 г., произошедшие в Москве на Манежной площади в связи с убийством одного из болельщиков футбольного клуба "Спартак".

Данные примеры демонстрируют как даже одно преступление экстремистской направленности, особенно в контексте межнациональной и прочей ненависти либо вражды, может привести к далеко идущим и весьма опасным для общества последствиям.

Всплески экстремистских настроений и действий могут быть обусловлены и проявлениями террористической деятельности. Например, после взрывов в московском метро 29 марта 2010 г. можно было наблюдать резкое увеличение газетных публикаций, форумов в сети "Интернет", в которых явно проявлялось негативное отношение к приверженцам ислама и представителям Кавказа.

В теории криминологии выделяют следующие объективные причины обострения межнациональной, межрелигиозной напряженности в России и в бывших республиках СССР:

1) последствия существенных деформаций национальной политики, накопившихся за долгие годы неудовлетворенности и вражды, проявившихся в условиях гласности и демократизации;

2) значительное ухудшение экономического положения, порождающее недовольство различных слоев населения;

3) следствие закоснелой структуры государственного устройства, ослабления тех основ, на которых ранее базировалось многонациональное советское государство;

4) отсутствие у отдельных наций умений и навыков жить в понимании и дружбе с другими народами*(108).

При разворачивании социального конфликта, имеющего этническую либо религиозную основу, происходят два взаимосвязанных явления: 1) актуализация "исторической памяти" народа, религиозной группы, которая хранит национальные, религиозные традиции и легенды, перечень исторических врагов и исторических обид. При этом происходит мифологизация как прошлого, так и настоящего. Актуализация "исторической памяти" приводит не только к возрождению патриотических чувств и настроений, но и к усилению нарциссизма и историческим демонстрациям, нередко унижающим другие народы, конфессии; 2) появление лидеров, которые всячески подогревают уровень актуализированной "исторической памяти" и стремятся к политизации толпы, способствуя массовому заражению. Они, как и толпа, должны быть истеричны, нарциссичны и иррациональны*(109). Полагаем, что эти положения применимы не только к национально-религиозной дифференциации населения, но и к группам людей, объединенных по другим социально значимым признакам.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что социальные конфликты в подавляющем большинстве случаев являются следствием экономической и политической дестабилизации, переходных процессов, когда появляется возможность перераспределения ресурсов и обостряется в изменяющихся условиях борьба за власть на государственном и местном уровнях.

Например, участниками съезда народов Дагестана в 2010 г. обсуждалась сложная ситуация в данной республике, связанная с увеличением разрыва между богатыми и бедными слоями населения, порождающим у определенной части молодежи чувство социальной несправедливости, чем пользуются руководители экстремистских организаций, занимающихся активной вербовкой в свои ряды*(110).

Кроме того, идеи расизма в крайней своей форме выражаются в фашизме, число приверженцев которого в последние годы, к сожалению, неуклонно растет, что вызывает обеспокоенность не только у политиков и ученых, но и обычных граждан. Так, в период с 15 по 17 декабря 2009 г. в Берлине прошла Международная конференция "Уроки Второй мировой войны и Холокоста", итогом которой стало принятие резолюций и обращений, в частности, осуждающих отрицание Холокоста, искажение причин, механизма и последствий этой трагедии, героизацию нацистских преступников и их пособников, а также предусматривающих создание новой международной организации "Международный антифашистский и антинацистский фронт", принятие мер к недопущению пропаганды нацизма в информационном пространстве, и т.д.*(111)

Действия, связанные с проявлением либо возбуждением ненависти или вражды между представителями различных национальных, расовых, религиозных групп в период государственных и социальных изменений, особенно в контексте экономического кризиса, выступают катализатором агрессивности, форсируют активные действия в начинающемся конфликте, делают их ожесточеннее. Такие действия наиболее опасны в состоянии гнетущего напряжения, жажды перемен в обществе, так как они стимулируют начало активного межгруппового противостояния и даже революционных проявлений*(112).

Ю.М. Антонян и М.Д. Давитадзе обращают внимание на то, что этнорелигиозные конфликты всегда раскрываются как действия лиц, являющихся представителями одного или нескольких народов (этносов) или религиозной группы, направленные на возбуждение национальной или религиозной вражды, унижения национального достоинства, а также пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности лиц, народов по признаку их национальной или религиозной принадлежности, повлекшие причинение участникам конфликта физического, морального или (и) материального ущерба, в том числе массовые убийства, уничтожение имущества, религиозных святынь и т.д. Примером такого конфликта является ситуация в Косово в 2004 г.*(113)

Полагаем, что установление уголовной ответственности за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды в обществе, а равно унижение человеческого достоинства, призвано предупредить разрастание социальных конфликтов уже на стадии их возникновения, прервать указанную "цепную реакцию", не допустить перерастание отдельного конфликтного отношения в межконфессиональную, межнациональную и другие виды социальной вражды, особенно в виде таких их проявлений, как массовые беспорядки, убийство и иные насильственные деяния. Кроме того, уголовно-правовые нормы должны предусматривать повышенную, более строгую ответственность за организацию массовых, публичных проявлений ненависти и вражды, а равно за руководство соответствующими "акциями" и участие в них, т.е. содержать меры противодействия уже разросшимся межконфессиональным, межнациональным и другим социальным конфликтам.

Таким образом, общественная опасность преступлений экстремистской направленности обусловлена их объективной способностью существенно нарушать общественные отношения, обеспечивающие основы конституционного строя Российской Федерации. Вместе с тем в современных условиях следует взвешенно подходить к установлению уголовной ответственности за различные проявления ненависти либо вражды, не допуская смешения общественно опасных и общественно вредных деяний. Например, необоснованным следует признать уравнивание таких признаков (оснований) возбуждения и проявления ненависти и вражды, как раса, национальность, отношение к религии, с одной стороны, и пол, происхождение, язык, принадлежность к какой-либо социальной группе - с другой. Более подробно на этом мы остановимся в последующих материалах исследования, касающихся рассмотрения признаков состава возбуждения ненависти либо вражды, а равно унижения человеческого достоинства.

Общественная опасность преступлений экстремистской направленности, по нашему мнению, характеризуется наличием угрозы внутренней целостности России и социальному согласию, а также тем, что такие деяния как достаточно массовое антисоциальное явление оказывают негативное влияние на внешний статус (международное положение) нашей страны в мировом сообществе, ослабляют внутренние и внешние позиции Российской Федерации.

Изложенные обстоятельства подчеркивают высокую общественную опасность деяний, основанных на ненависти и вражде и (или) направленных на возбуждение таковых в социуме, и обусловливают необходимость противодействия им уголовно-правовыми средствами. Данный вывод поддержало более 80% опрошенных нами респондентов. Полагаем, что установление уголовной ответственности за рассматриваемые виды преступлений соответствует современным потребностям российского общества и государства. Однако, как уже указывалось ранее, отнесение того или иного проявления ненависти либо вражды к числу рассматриваемых преступлений должно быть взвешенным, основанным на тщательном научном исследовании социальных и правовых предпосылок для такого решения. Согласимся с Н.Ф. Кузнецовой, весьма точно заметившей, что репрессии сталинского режима власти являются убедительным свидетельством того, что борьба с идеологической, политической враждебностью, не нашедшей объективного выражения в конкретных преступлениях, не должна осуществляться уголовно-правовыми средствами*(114).

Как было отмечено ранее, важным условием криминализации какого-либо общественно-опасного деяния является его достаточная степень распространенности*(115).

Между тем статистические сведения ГИАЦ МВД России свидетельствуют о том, что уголовно-правовые нормы о преступлениях экстремистской направленности применяются на практике относительно редко, однако все же имеется тенденция увеличения числа зарегистрированных деяний данной направленности. Так, в 2013 г. в России было зарегистрировано 896 преступлений экстремистской направленности (+28,7%), тогда как в 2012 г. - 696 (+11,9%); в 2011 г. - 622 (-5,2%); в 2010 г. - 656 (+19,7%), в 2009 г. - 548 (+19,1%); в 2008 г. - 460 данных уголовно наказуемых деяний, что в свою очередь на 29,2% больше, чем в 2007 г. То есть за последние годы снижение числа зарегистрированных преступлений экстремистской направленности произошло только в 2011 г. В январе - сентябре 2014 г. зарегистрировано уже 789 преступлений экстремистской направленности, что на 14,7% превышает показатель за аналогичный период 2013 г.*(116)

Наибольшую часть лиц, совершивших преступления экстремистской направленности, составляют осужденные за деяния, предусмотренные ст. 280, 282, 282.1 и 282.2 УК РФ. При этом анализ статистических данных за 2010-2013 гг. свидетельствует о тенденции к увеличению числа осужденных за преступления данной категории.

В контексте темы нашей монографии приведем статистические данные, касающиеся осужденных за возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ)*(117). Отметим, что тенденция к увеличению числа таких преступлений сохраняется только применительно к ч. 1 ст. 282 УК РФ, тогда как количество квалифицированных видов возбуждения ненависти либо вражды, а равно унижения человеческого достоинства (ч. 2 ст. 282 УК РФ) постепенно сокращается. С нашей точки зрения, это объясняется все большим распространением такого способа совершения данного преступления, как его осуществление с использованием сети "Интернет", что предполагает единоличное выполнение объективной стороны данного посягательства в условиях удаленности от потенциальных потерпевших и вообще других людей.

По ст. 282 УК РФ в 2010 г. было осуждено 105 лиц по основной квалификации и 55 лиц - по дополнительной; в 2011 г.- 117 по основной квалификации и 32 лица - по дополнительной; в 2012 г. - 130 лиц по основной квалификации и 18 лиц - по дополнительной, в 2013 г. - по основной квалификации 184 лица и 33 лица - по дополнительной.

По ч. 1 ст. 282 УК РФ в 2010 г. было осуждено 62 лица (2 лица к реальному лишению свободы: соответственно по одному до 1 года и 2 лет, 30 лиц к лишению свободы условно, 5 лиц к исправительным работам, 19 лиц к обязательным работам, 4 лица к штрафу); в 2011 г. - 82 лица (10 лиц к реальному лишению свободы: соответственно 8 лиц до 1 года и 2 лица до 2 лет, 29 лиц к лишению свободы условно, 4 лица к исправительным работам, 23 лица к обязательным работам, 16 лиц к штрафу); в 2012 г. - 118 лиц (5 лиц к реальному лишению свободы: 4 лица - до 1 года, одно лицо - до 2 лет; 8 лиц к лишению свободы условно, 23 лица к исправительным работам, 46 лиц к обязательным работам, 23 лица к штрафу, 7 лиц к иным мерам условно, 6 лиц освобождено от наказания); в 2013 г. - 173 лица (4 лица к реальному лишению свободы: 3 лица - до 1 года, одно лицо - до 2 лет; 7 лиц к лишению свободы условно, 42 лица к исправительным работам, 68 лиц к обязательным работам, 30 лиц к штрафу, 18 лиц к иным мерам условно, 4 лица освобождено от наказания).

По ч. 2 ст. 282 УК РФ в 2010 г. было осуждено 43 лица (10 лиц к реальному лишению свободы до 3 лет, 20 лиц к лишению свободы условно, 3 лица к обязательным работам, одно лицо к лишению права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, 4 лица к штрафу); в 2011 г. - 35 лиц (7 лиц к реальному лишению свободы: соответственно 4 лица до 1 года, 2 лица до 3 лет и 1 лицо до 5 лет, 23 лица к лишению свободы условно); в 2012 г. - 12 лиц (4 лица к реальному лишению свободы: 2 лица до 1 года, 2 лица до 3 лет, 6 лиц к лишению свободы условно, 2 лица к обязательным работам); в 2013 г. - 11 лиц (2 лица к реальному лишению свободы: одно лицо до 1 года, одно лицо до 2 лет, 4 лица к лишению свободы условно, 2 лица к обязательным работам, одно лицо к лишению права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, 2 лица к штрафу).

Вместе с тем считаем, что при оценке статистических данных о преступлениях экстремистской направленности в целом и действий, направленных на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства, в частности, необходимо учитывать их высокую латентность, причем не только скрытую, но еще и скрываемую, когда мотивы таких деяний смешивают с хулиганскими либо иными побуждениями, что существенно изменяет юридическую оценку содеянного. Представляется, что таким образом правоохранительные органы могут принижать общественную опасность тех или иных социальных конфликтов, нередко имеющих массовый и развивающийся характер. Кроме того, нельзя забывать и об ошибках, допускаемых при квалификации проявлений ненависти или вражды, а также о трудностях при доказывании соответствующих мотивов и целей деяния.

В связи выделенными обстоятельствами и приведенными данными о применяемых к осужденным по ст. 282 УК РФ наказаниях не менее важным представляется вопрос о социальной обусловленности повышения строгости наказания за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства и иные преступления экстремистской направленности.

Отметим, что в среде специалистов в области уголовного права и криминологии нередки доводы о бессмысленности ужесточения санкций уголовно-правовых норм, в том числе об ответственности за преступления экстремистской направленности. Так, С.Е. Вицин считает, что "сколько бы ни усиливали уголовную ответственность за насильственные преступления и, в частности, за убийства на почве национальной вражды, эффект будет минимален. Этот карательный ресурс по существу исчерпан"*(118). Однако ни одна из таких санкций не является абсолютно определенной и, как правило, предлагает суду несколько альтернативных видов наказания, а также минимальную и (или) максимальную границы (низший и высший пределы) при их назначении. При этом общие начала назначения наказания обязывают судей учитывать характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, в том числе смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи (ч. 3 ст. 60 УК РФ).

Кроме того, при наличии некоторых смягчающих обстоятельств наказание может быть снижено (ст. 62 УК РФ) и даже быть более мягким, чем предусмотрено в санкции (ст. 64 УК РФ). Отмеченные моменты свидетельствуют о том, что усиление санкций само по себе еще не означает с необходимостью ужесточение уголовной репрессии. Полагаем, что такое усиление в основном "вкладывается" в содержание одного из неотъемлемых признаков преступления - "наказуемость" и способно внести вклад в рост так называемой потенциальной ответственности граждан и повышение эффективности общепревентивного воздействия уголовного закона.

Так, в 2007 г. в г. Иваново двое скинхедов напали на председателя ивановской еврейской общины Эрвина Кирштейна и молодого раввина из Канады Цви Хершковича, избили их, угрожали убийством.

Нападение было совершено в центре г. Иваново, когда Кирштейн знакомил с городом раввина Хершковича, выбиравшего в России место для постоянного служения. Вместе с ними был еще один молодой член общины, жена раввина с восьмилетней дочерью. Начав с антисемитских выкриков (Кирштейн и Хершкович были в национальных головных уборах), виновные, находясь в состоянии алкогольного опьянения, затем ударили по голове 70-летнего Кирштейна пивной бутылкой так, что та разбилась, стали избивать его и второго члена общины. Размахивая ножом, угрожали им убийством, несколько раз выстрелили из устройства самозащиты в сторону Хершковича. Один из посторонних граждан пытался помешать нападению и отобрать нож у нападавших, но ему был нанесен глубокий порез. Нападавшие не успели скрыться и были задержаны милицией.

Задержанные, Новиков Иван и Новиков Сергей, оба 1986 года рождения, первый из них - студент исторического факультета ИвГУ, второй - безработный.

Во время следствия Новиков Иван глубоко раскаялся в содеянном и по ходатайству еврейской общины был освобожден из СИЗО. Позже он побывал в еврейском общинном доме, ознакомился с имевшейся там литературой, подготовил доклад о сущности сионизма и выступил с ним на круглом столе, посвященном 60-летию решения ООН о создании государства Израиль.

Второй же обвиняемый, Новиков Сергей, особого сожаления относительно своего противоправного поведения не выразил. Учитывая более активную роль Сергея Новикова в совершенном преступлении (именно он угрожал ножом, ударил Кирштейна бутылкой по голове), последствия содеянного и личность виновного, суд, признав его виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 282, 213 и 112 УК РФ, приговорил к четырем годам лишения свободы в колонии общего режима, обязав выплатить потерпевшим 120 тысяч рублей*(119).

Данный пример свидетельствует о том, что строгость наказания во многом зависит от самого виновного, в том числе от его послепреступного поведения.

Применительно к рассматриваемым преступлениям особенно настораживает активная практика применения условного осуждения (более чем по 45% уголовных дел). Полагаем, что характер нарушаемых общественных отношений и преимущественно отягчающее значение мотива преступления экстремистской направленности должны служить поводом для повышения уголовной ответственности и наказания, а не для либерализации уголовной политики в области противодействия таким деяниям.

Анализ уголовных дел убедительно показал, что для осужденных за преступления экстремистской направленности свойственно отрицание своей вины, а также отсутствие оценки своего поведения как общественно опасного и заслуживающего реального наказания. Как правило, данные лица, особенно несовершеннолетние, не проявляют ни малейшего раскаяния в содеянном, вызывающе ведут себя в ходе судебного разбирательства и даже используют факт осуждения в виде элемента повышения своего "криминального авторитета", позиционируя себя в качестве "жертвы режима" и "произвола властей".

Полагаем, что мягкость наказания в таких случаях еще больше уверяет таких лиц в своей "правоте", создает предпосылки для дальнейшего распространения идей экстремизма в социальных сетях и средствах массовой информации, вовлечения в экстремистские объединения все новых членов, преимущественно из молодежной среды.

Считаем, что государство в своей уголовной политике должно выразить резко негативное отношение к проявлениям ненависти и вражды в обществе, закрепить данное отношение в уголовном законодательстве. По нашему мнению, такими мерами могут быть: 1) запрет на условное осуждение лиц, признанных виновными в совершении тяжких или особо тяжких преступлений экстремистской направленности; 2) усложнение порядка условно-досрочного освобождения от наказания и замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания, а именно увеличение периода фактически отбываемого наказания до трех четвертей назначенного срока; 3) запрет на применение амнистии к лицам, осужденным за преступления экстремистской направленности; 4) исключение возможности освобождения несовершеннолетних, совершивших данные преступления, от уголовной ответственности или наказания в связи с применением принудительных мер воспитательного воздействия; 5) применение наказания виде лишения свободы, а также сроков давности, условного осуждения и условно-досрочного освобождения к несовершеннолетним, осужденным за преступления экстремистской направленности, на тех же условиях, что и в отношении совершеннолетних осужденных, т.е. без учета особенностей, предусмотренных нормами главы 14 УК РФ.

Полагаем, что те же меры следует признать обоснованными и применительно к противодействию преступлениям, относящимся к террористической и к экстремистской деятельности в целом.

Ранее мы уже указывали на недостаточно продуманную дифференциацию ответственности за рассматриваемое преступление, поскольку низший предел в виде лишения свободы в санкциях ч. 1 и ч. 2 ст. 282 УК РФ равен минимальному сроку этого вида наказания - двум месяцам, а высший предел в ч. 2 этой статьи всего лишь на 1 год превышает данный предел, установленный применительно к основному составу данного преступления. Это создает предпосылки для нарушения принципа справедливости, поскольку совершение деяния с применением насилия или угрозой его применения, лицом с использованием своего служебного положения или организованной группой потенциально может никак не сказаться на увеличении строгости наказания и даже привести к тому, что фактически назначенное наказание будет мягче, чем при осуждении за деяние без таких квалифицирующих признаков.

Кроме того, считаем, что законодателю следовало отнести совершение рассматриваемого преступления с использованием средств массовой информации и информационно-телекоммуникационных сетей к числу квалифицирующих признаков, как это предусмотрено в ч. 2 ст. 280 и ч. 2 ст. 280.1 УК РФ. В настоящее же время использование средств массовой информации или Интернета при разжигании ненависти либо вражды, а равно унижении человеческого достоинства охватывается ч. 1 ст. 282 УК РФ, что не отражает повышенную степень общественной опасности данных способов по сравнению с обычным публичным осуществлением соответствующих действий.

Одним из условий криминализации каких-либо деяний является то, что ее ожидаемые положительные последствия должны превышать отрицательные последствия. Данное условие связано прогностической функцией научного знания. При этом важными представляются изучение исторического и сравнительно-правового аспектов темы.

Подробный сравнительный анализ российского и зарубежного уголовного законодательства производится нами в четвертом параграфе настоящей главы монографии. Исторические же аспекты противодействия преступлениям экстремистской направленности и экстремизму были затронуты нами ранее и в целом являлись предметом многих научных исследований*(120), поэтому в рамках настоящего параграфа выделим лишь некоторые моменты, связанные с социальной обусловленностью уголовной ответственности за соответствующие деяния.

Отметим, что межличностные и межгрупповые конфликты на основе ненависти либо вражды по признакам расы, национальности и отношения к религии присущи человеческому обществу на протяжении всей его истории. В истории России проявления ненависти либо вражды по национальным и религиозным признакам нередко носили массовый характер и, как правило, сопровождали кризисные периоды в экономике и политике нашей страны.

В наибольшей степени конфликты на национальной и религиозной почве стали проявляться в начале ХХ в., сопровождая революцию 1905 г., а в последующие годы - Столыпинскую реформу, политику мобилизации в Закавказье и Туркестане (1914-1915 гг.), появление польских, литовских, чешских, украинских и других национальных вооруженных объединений после развала германского фронта во время Первой мировой войны, революцию 1917 г., Гражданскую войну*(121). Прекращение существования СССР, коренные изменения в политической, экономической и иных сферах жизни общества в Российской Федерации и иных бывших советских республиках также создали почву для различных социальных конфликтов, прежде всего, межнационального и межконфессионального характера.

В советский период государство попыталось претворить в жизнь идею о многонациональном государстве, в котором одновременно должна отсутствовать многопартийность и критика существующей партии и власти в целом. Показательным является то, что, несмотря на все гонения религиозных организаций и попытки искоренить соответствующие убеждения, значительная часть населения страны продолжала открыто либо тайно придерживаться последних. Тяжелые события Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. ослабили, но не устранили государственные ограничения относительно религии в обществе. Вместе с тем последующая история нашей страны убедительно показала, что приверженность определенной религии является неотъемлемой составляющей любой нации, наличие же в государстве групп населения, разделяющих различные религиозные убеждения либо вовсе отрицающих таковые, может приводить и к негативным последствиям в виде проявления взаимной ненависти или вражды. Межрасовые отношения в советское время с учетом "железного занавеса" не рассматривались как остропроблемные и требующие уголовно-правовой охраны, чего не скажешь о политических и идеологических взглядах, не соответствующих официально разрешенным.

Массовые, а затем менее масштабные репрессии за критику советской власти и иные подобные действия сопровождали практически весь период существования такой власти, затронув многие тысячи людей и оставив неизгладимый след в истории нашей страны. Данное обстоятельство не следует забывать при разработке и реализации современного уголовного и иного законодательства, не допуская создания ситуации, при которой вновь станет возможным преследование за политические либо иные идеологические предпочтения.

В настоящее время такая возможность потенциально существует и даже реализуется на практике в ходе применения ст. 282 УК РФ в действующей редакции, предусматривающей ответственность, в частности, за возбуждение ненависти или вражды, а также унижение достоинства человека или группы лиц по признаку принадлежности к какой-либо социальной группе, к которой можно, например, отнести политическую партию либо общественную организацию, сторонников определенной идеологии или точки зрения и т.д.

Проведенные нами анализ уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности и опрос сотрудников правоохранительных органов показал, что мотивы политической либо идеологической ненависти или вражды встречаются на практике лишь применительно к действиям, предусмотренным ст. 282 УК РФ. При этом подавляющее большинство опрошенных сотрудников органов предварительного расследования (76%) высказались в пользу нашего предложения об исключении указаний на политику, идеологию и принадлежность к какой-либо социальной группе из числа характеристик признаков, обусловливающих ненависть или вражду в преступлениях экстремистской направленности.

Отметим, что криминализация действий, связанных с проявлением либо возбуждением ненависти или вражды в целом не противоречит Конституции Российской Федерации, федеральному законодательству и нормам международного права, имеющим обязательную силу для России. В следующем параграфе монографии нами рассматриваются международные нормативные правовые акты, имеющие значение для противодействия экстремизму. Применительно к исследуемому вопросу важным представляется следующий вывод, сделанный нами на основе изучения международных нормативных правовых актов: ни один из таких актов не устанавливает четких и однозначных границ для определения круга деяний, проявляющих либо возбуждающих ненависть или вражду, за совершение которых должна быть установлена именно уголовная ответственность. Международные нормативные правовые акты в этой сфере носят декларативный характер, провозглашают недопустимость тех или иных действий, указывают на необходимость борьбы с ними, но не конкретизируют средства последней, т.е. они могут быть не только уголовно-правовыми, но и иными, например, административно-правовыми. То есть национальный законодатель должен определять перечень уголовно наказуемых деяний экстремистской направленности исходя из выделяемых в настоящем параграфе критериев (принципов) криминализации, не нарушая при этом положения международных нормативных правовых актов, в том числе не допускающие ограничивать свободу слова и дискуссии.

В соответствии с ч. 2 ст. 19 Конституции Российской Федерации, государством гарантируется равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. При этом в ч. 2 ст. 29 Конституции Российской Федерации установлен запрет на пропаганду или агитацию, возбуждающие социальную, расовую национальную или религиозную ненависть и вражду, запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства. Установленный запрет на действия, возбуждающие ненависть и вражду по различным признакам, является логическим следствием конституционно закрепленных гарантий равенства прав и свобод человека и гражданина по соответствующим основаниям.

Между тем в Конституции Российской Федерации также не содержится непосредственного указания на необходимость использования именно уголовно-правовых средств обеспечения запрета возбуждения ненависти или вражды, а равно унижения человеческого достоинства. Полагаем, что приведенные общие конституционные положения должны найти свою конкретизацию на уровне федерального законодательства.

Еще одним обязательным условием криминализации деяний является то, что она не должна противоречить нормам нравственности. Полагаем, что противоречие того или иного деяния нормам нравственности неотрывно взаимосвязано с таким его свойством, как общественная опасность*(122). Если деяние объективно опасно для общества, для существующих в нем отношений, то оно с неизбежностью входит в противоречие с нормами нравственности, свойственными социуму, т.е. является безнравственным*(123). При этом речь идет не о нормах, присущих лишь отдельно взятым социальным группам или индивидам, а о тех нравственных основах, которые характеризуют общество и существующие в нем отношения в целом.

Представляется, что общество, существующее в границах определенного государства, изначально выстраивает систему отношений входящих в него индивидов таким образом, чтобы по возможности предупреждать социальные конфликты, способные разрушить такую систему и общество в целом. При этом создаются различные институты, регулирующие и охраняющие общественные отношения, причем одним из первых и основных из них является совокупность нравственных норм, влияющих на моральные устои каждого человека и создающих основу для формирования системы права*(124).

Конечно же, ни одна из норм нравственности не одобряет проявление либо возбуждение ненависти или вражды в обществе. Вместе с тем уголовно-правовой запрет как крайняя форма реагирования государства на опасное поведение людей должен быть, во-первых, понятен для общества и, во-вторых, касаться только тех посягательств, которые обладают характером и степенью общественной опасности, присущими преступлению. Представляется, что в контексте преступлений экстремистской направленности данный запрет должен иметь четко и однозначно определенные границы в виде исчерпывающего отражения в законе содержания и объема понятия таких уголовно наказуемых деяний, не допускающего расширительного толкования соответствующих нормативных положений.

По нашему мнению, нельзя отдавать на усмотрение правоприменителя решение об отнесении к преступлениям экстремистской направленности любого умышленного деяния, в котором проявились ненависть либо вражда. Объясним свою позицию.

При анализе объективных признаков составов данных преступлений нами обосновывается, что последним должна быть присуща способность существенно нарушать основы конституционного строя государства, обеспечивающие толерантность, терпимость в обществе, а точнее, между составляющими его группами. Такая способность находит свое проявление в признаках, характеризующих потерпевших, предметы, место, время, способ, обстановку, орудия и средства преступления. Поэтому установление одного лишь мотива, а равно цели деяния, предполагающих его экстремистскую направленность, само по себе еще не подтверждает нарушение основ конституционного строя на уровне первого либо второго обязательного непосредственного объекта.

Нельзя забывать, что каждое преступление с позиции его юридической структуры характеризуется элементами и признаками состава, причем последние должны быть существенными и типичными для соответствующего уголовно наказуемого деяния, а также отражать его общественную опасность. Считаем, что ненависть либо вражда должны быть именно существенными и типичными признаками состава преступления экстремистской направленности, а не привноситься в него за счет решения правоприменителя по конкретному уголовному делу. Обратная ситуация лишает практику четких ориентиров, обеспечивающих ее единообразие и исключающих возможность произвольного толкования закона.

Конечно же, осознание, а тем более понимание противоправности деяния не включаются в законодательное определение умышленной формы вины, но тот или иной уголовно-правовой запрет, особенно касающийся группы преступлений, не должен изначально порождать ощущение борьбы государства со свободой слова*(125), а также произвольного усиления ответственности как на уровне конкретного состава преступления, так и за счет отягчающего обстоятельства, имеющего "способность" применения чуть ли не по каждому уголовному делу об умышленном преступлении.

Учитывая достаточно напряженную ситуацию в российском обществе в сфере национальной и религиозной политики, именно законодатель должен определить рамки уголовно-правовой борьбы с проявлениями экстремизма в целом и преступлениями экстремистской направленности в частности. При этом в содержание понятия преступлений экстремистской направленности следует включать такие признаки, характеризующие ненависть либо вражду, которые могут придать последним способность во внешнем своем выражении существенно нарушать толерантность, терпимость в обществе. В дальнейшем изложении материала нами обосновывается, что такие признаки должны быть связаны с расовой либо национальной (этнической) принадлежностью, отношением к религии.

Например, считаем недопустимым использовать в уголовном законе такой оценочный признак как "принадлежность к какой-либо социальной группе". Наличие данного признака приводит на практике к тому, что к "каким-либо социальным группам" начинают относить действительно чуть ли не любую группу людей, обладающих хоть каким-нибудь общим для них признаком, в том числе даже с отрицательным значением, имеющим асоциальный характер. Например, встречаются приговоры, в которых социальной группой в контексте преступления экстремистской направленности признаются "люди, не адаптированные к жизни в обществе", иначе говоря, лица без определенного места жительства, занимающиеся попрошайничеством, проституцией и т.д.

Отметим, что повышение строгости правовой охраны тех или иных отношений должно быть связано с изменением характера и (или) увеличением степени общественной опасности определенного деяния, поэтому группа людей, с которыми связаны ненависть либо вражда, может характеризоваться именно социально значимым признаком, не имеющим негативного, асоциального значения. Нормы нравственности, господствующие в обществе, не одобряют асоциальное поведение, поэтому многие люди негативно относятся к проявлениям последнего, в том числе и к лицам его практикующим. Безусловно, любой человек должен находиться под охраной закона, но при этом повышение строгости такой охраны не следует связывать с принадлежностью лица к асоциальным группам.

Таким образом, согласованность уголовно-правовых и нравственных норм в сфере противодействия преступлениям экстремистской направленности может быть достигнута при условии, что в уголовном законе будут содержаться запреты на такое поведение, которое обладает объективной общественной опасностью, а при усилении строгости ответственности - повышенными характером и (или) степенью такой опасности; во-вторых, понятно, точно и исчерпывающе отражено в законе.

Еще одним условием криминализации каких-либо деяний является то, что она должна быть осуществима в процессуальном и криминалистическом аспектах.

Анализ уголовных дел и опрос практических работников правоохранительных органов показал, что проблемы применения уголовно-правовых норм с точки зрения доказывания признаков, предусмотренных в них составов преступлений экстремистской направленности, сводятся к следующим основным четырем моментам.

1. Отсутствие официального толкования терминов "ненависть", "вражда", "социальная группа".

2. Излишне широкий, причем открытый перечень признаков, в связи с которыми проявляются либо возбуждаются ненависть или вражда, а также видов преступлений экстремистской направленности.

3. Отсутствие единого подхода к необходимости, видам, содержанию и результатам экспертиз, при помощи которых определяется экстремистская направленность деяния*(126).

4. Трудности в установлении мотивов и целей деяний, отграничении последних от смежных составов преступлений и административных правонарушений.

К сожалению, Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении "О судебной практике по делам о преступлениях экстремистской направленности" не определил ни ненависть, ни вражду, ни социальную группу, оставил без однозначного ответа вопрос о том, является ли обязательным производство экспертизы по делам о преступлениях экстремистской направленности, либо вывод о направленности преступления можно сделать на основе заключения либо показаний специалиста, а может быть, и вовсе на основе иных источников доказательств. Также остался без ответа и вопрос о различиях между хулиганскими и "экстремистскими" побуждениями, не уделено должного внимания и проблемам отграничения преступлений экстремистской направленности от смежных составов преступлений и административных правонарушений. Поэтому в настоящей работе авторы уделили повышенное внимание именно данным проблемным вопросам темы исследования.

Полагаем, что эффективность расследования и рассмотрения уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности во многом предопределяется законодательным отражением признаков последних, позволяющих либо не позволяющих точно определить предмет, пределы и средства доказывания, исключить неустранимые сомнения и предположения по таким уголовным делам.

В качестве последнего критерия криминализации подчеркивается, что она не должна производиться, если борьба с данными вредными для общества деяниями возможна и эффективна при помощи иных, более мягких мер.

Отметим, что к проявлениям экстремизма de jure относятся такие административные деликты, как пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения (ст. 20.3 КоАП РФ) либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения (ст. 20.29 КоАП РФ). Кроме того, при квалификации преступлений экстремистской направленности нередко возникает необходимость их отграничения от мелкого хулиганства (ст. 20.1 КоАП РФ) и организации деятельности общественного или религиозного объединения, в отношении которого принято решение о приостановлении его деятельности (20.28 КоАП РФ).

Считаем, что данные деяния не нарушают основ конституционного строя, поскольку направлены на общественные отношения, обеспечивающие общественный порядок. По нашему мнению, то или иное деяние, запрещенное административным законодательством, не приобретает характер и степень общественной опасности, присущие преступлению, только за счет его совершения по "экстремистским" мотивам.

Массовое распространение заведомо экстремистских материалов в практической деятельности достаточно сложно, а по мнению 32% опрошенных сотрудников органов дознания и предварительного следствия, вовсе невозможно однозначно отграничить от публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности и возбуждения ненависти либо вражды. По нашему мнению, это, а также иные обстоятельства, рассматриваемые в дальнейшем изложении материала работы, свидетельствуют в пользу нашего предложения о том, что "экстремистскими" мотивом и целью следует дополнять уже существующие составы преступлений, имеющие определенное объективное выражение, т.е. существенно нарушающие определенные общественные отношения за счет конкретных общественно опасных действий. Например, указание в уголовном законе на действия, направленные на возбуждение ненависти или вражды, а равно на унижение человеческого достоинства, без определения видов таких действий, сопутствующих им иных объективных признаков, способно привести к смешиванию общественно вредных и общественно опасных деяний, произвольному отнесению к числу преступлений административно наказуемых либо гражданско-правовых деликтов. Неопределенности добавляет и упоминавшийся ранее признак "какая-либо социальная группа".

По нашему мнению, установление и реализация административной ответственности является более эффективным средством предупреждения возбуждения ненависти либо вражды, осуществляемого путем действий, не связанных с какими-либо общественно опасными деяниями, например, с применением насилия. Если же такие действия, не проявляясь в общественно опасном деянии, касаются конкретного человека или группы людей, то защита их прав возможна и за счет гражданско-правовых средств. В противном случае в практике все чаще будут встречаться заявления и сообщения с просьбами о привлечении к уголовной ответственности за действия, не обладающие объективной общественной опасностью.

Например, музыкальный критик А. Троицкий на концерте группы "ДДТ" в Москве 10 ноября 2010 г. назвал майора милиции Н. Хованского одним из победителей антипремии "Дорогу колеснице" за его участие в расследовании громкого дорожно-транспортного происшествия на Ленинском проспекте Москвы с участием автомобиля вице-президента "ЛУКойла" Анатолия Баркова. Тогда приз - копилку в виде милиционера с оттопыренными карманами - помимо Хованского получили еще четыре сотрудника органов внутренних дел.

В мировом суде, который рассматривал заявление Н. Хованского о привлечении к уголовной и гражданско-правовой ответственности А. Троицкого, адвокат истца потребовал квалифицировать деяние по ч. 2 ст. 282 УК РФ. Выступая в суде, адвокат стал объяснять, что во время вручения премии "Дорогу колеснице" Троицкий оскорбил не одного сотрудника Хованского, а возбуждал ненависть к сотрудникам МВД России как к социальной группе.

Приглашенный на данное судебное заседание в качестве свидетеля со стороны защиты музыкант Ю. Шевчук заявил, что это он придумал наградить инспектора ГИБДД антипремией, поскольку считает, что вручение журналистом А. Троицким антипремии Н. Хованскому было "цивилизованным способом критики" всей российской милиции. Ю. Шевчук также пояснил, что антипремии являются мировой практикой и не могут быть оскорбительными для номинантов, так как служат орудием общественного контроля и критики, порицают негативные общественные явления*(127). В конечном итоге уголовное дело по факту возбуждения ненависти или вражды возбуждено не было.

В другом случае в октябре 2011 г. в прокуратуру Нижнего Новгорода поступило заявление от осужденного, отбывающего пожизненное лишение свободы, усмотревшего признаки преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ, в суждении одного из персонажей романа Б. Акунина "Весь мир театр" о том, что "русские не различают виды японской лапши". По данному факту было принято постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Писатель Б. Акунин, комментируя скандал вокруг своей книги, назвал "немножко смешным" тот факт, что, хотя в России "хватает реальных проблем, связанных с экстремизмом, серьезные люди занимаются такой ерундой"*(128).

Представляется, что подобные примеры, перечень которых можно продолжить, показывают, как за счет несовершенства законодательства стираются грани между преступным и иным противоправным либо аморальным и даже социально нейтральным поведением, умаляются характер и степень общественной опасности экстремистских проявлений. Поэтому нами поддерживается и обосновывается мнение о необходимости четкого разграничения преступлений экстремистской направленности и других правонарушений уже на уровне законодательства.

Завершая рассмотрение материала настоящего параграфа, отметим следующие выводы.

1. Установление уголовной ответственности за преступления экстремистской направленности в целом и действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства, в частности в сегодняшнем их понимании социально обусловлено неуклонным ростом межнациональных, межрасовых и межконфессиональных конфликтов, подпитываемых проявлениями ненависти и вражды между различными социальными группами; общественной опасностью таких проявлений, состоящей в существенном нарушении основ толерантности в обществе, необходимой для безопасности, стабильности и развития последнего.

2. Характер общественной опасности деяний экстремистской направленности состоит в существенном нарушении основ конституционного строя Российской Федерации, обеспечивающих толерантность, терпимость в обществе, состоящем из социальных групп, отличающихся друг от друга в первую очередь признаками расы, национальности, отношения к религии. При этом нарушение данных общественных отношений преимущественно происходит посредством совершения так называемых "традиционных", прежде всего, насильственных преступлений. Несмотря на то что рассматриваемые преступления, как правило, непосредственно затрагивают интересы личности (жизнь, здоровье, достоинство и т.д.), характер их общественной опасности предопределяет в первую очередь нарушение социальных отношений "надличностного" уровня, обеспечивающих межгрупповые терпимость и взаимодействие в социуме.

3. Степень общественной опасности преступлений экстремистской направленности, особенно взятых в их совокупности, проявляется не только и даже не столько в последствиях, предусмотренных непосредственно в уголовном законе, сколько в иных негативных социальных изменениях, образно сравниваемых нами с цепной реакцией. С учетом данных обстоятельств более правильным следует считать вопрос не об установлении, а о повышении строгости уголовной ответственности за деяния, направленные на проявление либо возбуждение ненависти или вражды.

4. В содержание понятия преступлений экстремистской направленности следует включать такие признаки, характеризующие ненависть либо вражду, которые могут придать последним способность во внешнем своем выражении существенно нарушать толерантность, терпимость в обществе. Полагаем, что такие признаки должны быть связаны с расовой либо национальной (этнической) принадлежностью, отношением к религии.

5. Считаем, что в объем понятия преступлений экстремистской направленности необходимо включать только те деяния, которые на уровне своего квалифицированного состава предполагают их совершение по мотиву и (или) с целью, присущими таким преступлениям. То есть "экстремистскими" мотивом и целью следует, на наш взгляд, дополнять уже существующие составы преступлений, имеющие определенное объективное выражение, т.е. существенно нарушающие определенные общественные отношения за счет конкретных общественно опасных действий.

6. Согласованность уголовно-правовых и нравственных норм в сфере противодействия преступлениям экстремистской направленности может быть достигнута при условии, что в уголовном законе будут содержаться запреты на такое поведение, которое обладает объективной общественной опасностью, а при усилении строгости ответственности - повышенными характером и (или) степенью такой опасности. При этом соответствующие запреты должны быть изложены в уголовном законе посредством использования исчерпывающих, точных и понятных формулировок.

7. Установление и реализация административной ответственности является более эффективным средством предупреждения возбуждения ненависти либо вражды, осуществляемого путем действий, не связанных с какими-либо общественно опасными деяниями, например, с применением насилия. Если же такие действия, не проявляясь в общественно опасном деянии, касаются конкретного человека или группы людей, то защита их прав возможна и за счет гражданско-правовых средств.