19. Направленность умысла и ее влияние на квалификацию преступлений.

При квалификации преступлений важное значение имеет установление субъективного отношения лица к совершаемому им деянию и тем последствиям, которые должны в результате этого наступить. Направленность умысла лица всегда оказывает непосредственное влияние на мотивацию его действий, традиционно являлась "гарантом" соответствия действующего уголовного законодательства принципу субъективного вменения.

Проблема квалификации убийства в зависимости от направленности умысла наиболее остро стоит применительно к совершению данного преступления в отношении двух и более лиц (п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ), а также женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (п. "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ). Заблуждение виновного в одном случае о наличии у него реальной возможности причинения смерти нескольким лицам, а в другом его неверное представление относительно качественных характеристик личности потерпевшей, как правило, приводят к возникновению серьезных противоречий в юридической оценке содеянного. Как представляется, наличие подобных противоречий вносит существенные коррективы в правоприменительную деятельность судов и влечет за собой нестабильность судебной практики в части квалификации указанных видов убийств.

Необходимо отметить, что в теории уголовного права существует несколько принципиально различных подходов к решению данной проблемы. Так, например, по мнению ряда авторов, частичная реализация виновным своего умысла при совершении одного из указанных видов квалифицированных убийств юридического значения не имеет. При этом умышленное причинение смерти женщине, находящейся в состоянии беременности не в реальной действительности, а лишь согласно существующему у виновного убеждению об особом физиологическом состоянии потерпевшей, предлагается квалифицировать как оконченное преступление, предусмотренное п. "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ. Аналогичный подход демонстрируется и применительно к квалификации действий лица, направленных на причинение смерти одному лицу и покушение на жизнь другого, в случае наличия у него единого умысла на убийство двух и более лиц. Примечательно, что такой подход поддерживался судебной практикой 60-х годов прошлого века. Так, в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. разъяснялось: "При установлении того, что умысел виновного был направлен на лишение жизни двух или более лиц, убийство одного человека и покушение на жизнь другого следует квалифицировать как оконченное преступление по п. "з" ст. 102 УК РСФСР и по соответствующим статьям других союзных республик". Однако все последующие постановления Пленума Верховного Суда СССР и РФ указывали на невозможность рассмотрения данной ситуации как оконченного преступления - убийства двух и более лиц, - что свидетельствует о принципиальном изменении позиции Пленума Верховного Суда по данному вопросу.

Другие ученые полагают, что в указанных случаях в соответствии с направленностью умысла виновного имеет место только покушение на преступление. Данная позиция наиболее распространена в теории уголовного права, однако она не нашла своего подтверждения в судебной практике по делам об убийствах.

Согласно третьей позиции необходимо в комплексе учитывать и оценивать направленность умысла виновного лица в момент совершения преступления и фактически наступившие при этом последствия, которые так или иначе частично этим умыслом охватывались. Например, преступный результат, то есть смерть потерпевшей, наступил, однако впоследствии было установлено, что беременной она не являлась. С одной стороны, причинение потерпевшей смерти являлось конечной целью действий виновного, а с другой стороны, его умысел был реализован лишь отчасти, так как волевое отношение к итоговому результату рассматривалось им через призму беременности жертвы. В связи с этим в литературе предлагается квалификация рассматриваемых деяний по совокупности преступлений: покушения на преступление с соответствующим отягчающим обстоятельством и оконченного преступления в зависимости от фактически наступивших последствий. Между тем такой вариант решения проблемы на сегодняшний день лишь частично реализован в современной судебной практике по делам об убийствах.

В частности, это касается оценки действий виновного, направленных на совершение убийства двух и более лиц. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" указывается, что причинение смерти одному человеку и покушение на убийство другого не могут рассматриваться как оконченное преступление - убийство двух лиц. В таких случаях независимо от последовательности преступных действий содеянное следует квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 и по ч. 3 ст. 30 и п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ. В то же время соответствующих разъяснений по вопросу о правилах квалификации убийства, предусмотренного п. "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ, то есть женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, в данном документе не имеется. Парадоксальность ситуации обусловливается, в первую очередь, тем, что правовая природа различных обстоятельств совершения одного и того же преступления по своей сути является одинаковой. Однако одно из них получило соответствующую оценку со стороны разъясняющего органа, в то время как другое отдается на усмотрение правоприменителя. В такой ситуации юридическая оценка действий виновного осуществляется по аналогии с существующими рекомендациями применительно к убийству двух и более лиц.

Как представляется, такой подход к решению проблемы если и не является единственно верным, то по меньшей мере соответствует официально выраженной позиции Пленума Верховного Суда РФ о том, каким образом должна осуществляться квалификация действий виновного при частичной реализации его умысла.

Между тем в последнее время при рассмотрении конкретных уголовных дел на практике демонстрируется принципиально иной подход к решению анализируемой проблемы. Интерес в этом отношении представляет решение Президиума Верховного Суда РФ по делу Кайсина. Действия последнего, совершившего убийство женщины, находящейся по его ошибочному представлению в состоянии беременности, судом данной инстанции были квалифицированы как простое убийство, предусмотренное ч. 1 ст. 105 УК РФ. Характерно, что именно такая квалификация является единственно верной, по мнению отдельных специалистов, в современной уголовно-правовой доктрине. Однако следует отметить, что обстоятельства совершения данного преступления судом первой инстанции были оценены принципиально иным образом, а именно как покушение на убийство женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности, и как оконченное убийство, требующее квалификации по ч. 1 ст. 105 УК РФ, т.е. по направленности умысла и в зависимости от фактически наступивших последствий. Налицо столкновение абсолютно противоположных подходов к решению одной и той же ситуации в рамках конкретного уголовного дела. В соответствии с одним из них направленность умысла не оказывает влияния на квалификацию содеянного. Исходя из другого именно субъективное представление виновного относительно качественных свойств личности потерпевшей выступает в роли решающего фактора при выборе конкретной уголовно-правовой нормы и определении пределов ответственности.

Представляется, что уже сам факт существования подобных разночтений в толковании и применении отдельных положений уголовного закона недопустим. Речь в данном случае идет даже не о правильности того или иного подхода к решению проблемы, а, прежде всего, о принципиальности позиции применительно к решению одинаковых ситуаций. Давая соответствующее разъяснение в своем постановлении, Верховный Суд РФ оказывает непосредственное влияние на итоговую квалификацию содеянного виновным. При этом распространение разъяснения Пленума ВС РФ, данного применительно к одному квалифицирующему признаку (убийству двух или более лиц), на другое, относительно схожее, обстоятельство (убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности) правоприменителем воспринимается как единственно возможное и верное решение, которое вытекает из содержания соответствующего положения Постановления ПВС РФ. В этой связи решение Президиума ВС РФ, принимаемое в рамках конкретного уголовного дела, прямо противоположно позиции Пленума ВС РФ и не может не вызывать вопросов у правоприменителя. Прежде всего это касается выбора его собственной позиции, которая должна затем найти свое подтверждение у суда вышестоящей инстанции.

Отсутствие единообразного подхода к решению рассматриваемого в настоящей статье вопроса не только находит свое проявление в теории уголовного права, но и вызывает разногласия в правоприменительной практике. Данная проблема в меньшей степени характерна для соответствующих пунктов ч. 2 ст. 105 УК РФ и в большей степени вытекает из содержания отдельных положений Общей части, неоднозначное толкование которых приводит к возникновению подобного рода коллизий.

Так, например, в приведенном выше примере, по мнению суда высшей инстанции, юридической оценки заслуживают действия Кайсина, которые непосредственно привели к наступлению преступного результата в виде смерти потерпевшей. При этом направленность умысла его действий учитываться никоим образом не должна. Более того, в Постановлении Президиума отмечается, что умысел Кайсина был "полностью реализован", в результате чего наступила смерть потерпевшей. Между тем умысел виновного был направлен на причинение смерти женщины, находившейся, по его мнению, в состоянии беременности. В данном случае реализовать свое намерение преступник не мог ни при каких обстоятельствах в связи с ошибочным представлением о беременности жертвы. Таким образом, он начал выполнять действия, непосредственно направленные на совершение преступления, предусмотренного п. "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ, но не довел их до конца по обстоятельствам, от него не зависящим, что подпадает под действие ч. 3 ст. 30 УК РФ, то есть покушение на преступление.

Согласно законодательному определению прямого умысла (ч. 2 ст. 25 УК РФ) лицо, совершая преступление, "осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления". Таким образом, интеллектуальное содержание его субъективного отношения к своему поведению выражается в осознании общественной опасности, степень которой в рассматриваемом нами случае как раз и обусловливается беременностью потерпевшей либо количеством лиц, которым причиняется смерть. В этой связи мы не можем искусственно занижать ответственность виновного, квалифицируя его действия лишь по признакам простого убийства, то есть по ч. 1 ст. 105 УК РФ. Как бы то ни было, а влияние субъективного фактора на юридическую оценку поведения преступника, а также установление пределов ответственности в ситуациях подобного плана бесспорно. Прежде всего это связано с тем, что именно внутреннее, психическое отношение виновного к содеянному им является определяющим как при совершении убийства двух или более лиц, так и при убийстве женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности. Оба обстоятельства, которые указаны в п. п. "а", "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ, указывают на особую мотивацию виновного, при отсутствии которой преступление не совершалось бы вообще.

Для виновного в такой ситуации важен не сам по себе преступный результат в виде наступления смерти, которого он добивается. Важным как для него самого, так и для последующей оценки его действий является то, в связи с чем совершается убийство. На основе этого должны происходить четкая дифференциация уголовной ответственности и индивидуализация наказания. Следовательно, при непринятии во внимание направленности умысла виновного при квалификации его поведения действия правоприменителя будут противоречить специальным принципам уголовного права, институту квалифицирующих признаков и их истинному предназначению в уголовном законодательстве. Известно, что каждый из таких признаков обеспечивает увеличение минимального и максимального порогов ответственности лица, совершившего преступление. В этой связи правоприменитель не может самостоятельно решать вопрос об изменении квалификации, меняя при этом и пределы ответственности в сторону смягчения положения виновного, если его действия изначально были обусловлены указанными в уголовном законе обстоятельствами. В такой ситуации наиболее предпочтительными видятся варианты юридической оценки рассматриваемых видов убийств через призму направленности умысла.

В свою очередь, отрицание влияния субъективного фактора на квалификацию убийства с отягчающими обстоятельствами с неизбежностью влечет за собой и вывод об отсутствии необходимости учета мотивации лица при совершении им преступления, его целеполагающей деятельности, то есть всего, что сопряжено с внутренним, психическим отношением виновного к своему поведению. Подобное, безусловно, невозможно. Побудительные мотивы лица, его истинные намерения всегда оказывали самое непосредственное влияние на процесс квалификации преступлений. На это обращается внимание и в ранее указанном Постановлении Пленума ВС РФ "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)". В п. 3 данного документа отмечается, что "при решении вопроса о направленности умысла виновного следует исходить из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать, в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений (например, ранения жизненно важных органов человека)".

Именно поэтому действия виновного оцениваются, например, как покушение на убийство, а не оконченное причинение тяжкого вреда здоровью в ситуации, когда его поведение свидетельствует о наличии умысла на достижение более тяжких последствий, нежели наступили в действительности. Аксиоматичным является положение, согласно которому действия лица во время совершения преступления отображают его внутренние, психические процессы. На данном положении строится и часть законодательных предписаний, в том числе и п. "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ, где выражение "заведомо для виновного..." означает наличие у него точных знаний о беременности потерпевшей. Соответственно при отсутствии таких знаний квалификация его действий по указанному пункту становится невозможной в связи с тем, что умысел был направлен на причинение смерти женщине, не находившейся в состоянии беременности.

Таким образом, направленность умысла с учетом фактически наступивших последствий следует признать основой уголовно-правовой оценки сходных по своей сути деяний - убийств, предусмотренных п. п. "а" и "г" ч. 2 ст. 105 УК РФ, при частичной реализации умысла виновного. Признание этого Верховным Судом РФ на уровне соответствующего постановления обеспечивало бы единство и стабильность правоприменительной практики.

Влияние вида умысла на квалификацию неоконченного преступления

 На определение стадий и квалификацию преступлений как оконченных существенное влияние оказывают формы и виды вины, с которыми осуществляются преступления.

При прямом умысле неполное осуществление состава задуманного преступления означает, что преступление не окончено, даже если фактически содеянное формально содержит признаки какого-либо иного оконченного преступления.

Как при косвенном умысле, так и при неосторожной форме вины ответственность за покушение на преступление исключается.

Уголовная ответственность за деяние, совершаемое с косвенным умыслом по отношению к последствиям, наступает исключительно при реальном причинении общественно опасных последствий, если только само деяние, создающее опасность наступления вреда, не является уголовно наказуемым. В качестве примера можно привести действия лица, открывшего стрельбу из охотничьего оружия в направлении людей в процессе осуществления хулиганства. Если смерть никому не причинена, то виновный не может быть привлечён к ответственности за покушение на убийство, поскольку в отношении смерти действовал с косвенным умыслом (сознательно допускал её наступление или относился к её наступлению безразлично). Однако применение оружия, создавшее опасность для жизни людей, является признаком особо злостного хулиганства, в вязи с чем ответственность за подобные действия должна наступать по ч. 3 ст. 339 УК.

Весьма проблемной является квалификация преступлений, которые совершаются с неконкретизированным или альтернативным видами умысла.

При неконкретизированном умысле ответственность наступает по фактически причинённым последствиям из числа охватывавшихся умыслом виновного.

При прямом неконкретизированном умысле, если последствия не наступили по обстоятельствам, не зависящим от воли виновного, ответственность должна наступать за покушение на умышленное причинение минимальных по тяжести последствий из числа, предвидимых виновным. Так, если виновный предвидит причинение менее тяжких либо тяжких телесных повреждений, то ответственность при недостижении результата Должна наступать за покушение на причинение менее тяжких телесных повреждений.

Следует оговориться, что данная рекомендация о квалификации покушения является оспариваемой в научной литературе, где высказывается мнение о необходимости квалификации таких действий, как покушения на максимально желаемые последствия. Что же касается судебной практики, то в ней применяется правило, согласно которому при не конкретизированном умысле всё содеянное квалифицируется по фактически наступившим последствиям.

Рекомендацию о квалификации «по фактически наступившим последствиям» в буквальном смысле принимать нельзя, поскольку это в равной мере может привести как к объективному вменению, так и к игнорированию более опасных субъективных устремлений виновного. У неконкретизированного умысла существуют определённые пределы неконкретизированности, то есть ему также присуща некоторая конкретность. Поэтому по фактически наступившим последствиям можно квалифицировать только случаи, когда эти последствия укладываются в рамки неконкретизированности. Это принципиальное положение, которое должно применяться к любым преступлениям, например, к установлению вида хищения или тяжести причиняемого телесного повреждения.

Однако фактически наступившие последствия могут быть более тяжкими или менее тяжкими, чем сознавал виновный, и могут вовсе не наступить. Поэтому свою самостоятельную правовую оценку должен получить каждый из перечисленных вариантов.

Если фактически наступает последствие из числа охватывавшихся желанием виновного, то ответственность наступает за это наступившее последствие. Вид умысла — прямой или косвенный — в этом случае значения не имеет.

Если при прямом неконкретизированном умысле фактически наступило более тяжкое последствие, чем предвиделось, то ответственность должна наступать по совокупности преступле ний за покушение на причинение охватывавшихся умысло последствий и за причинение фактически наступившего вреда по неосторожности. Если же фактически наступило менее тяжкое последствие, то ответственность должна наступать только за покушение на причинение охватывавшихся умыслом последствий, а менее тяжкое последствие поглощается такой квалификацией.

Как видим, общей для изложенных ситуаций является квалификация не наступивших, но желаемых последствий как покушения на их причинение. Именно в этом вопросе и заключена вышеуказанная спорность или оспариваемость изложенного ранее подхода. Суть проблемы состоит в необходимости выбора: квалифицировать содеянное как покушение на причинение более тяжких или как покушение на причинение менее тяжких последствий из числа желаемых.

Аргументация сторонников квалификации подобных случаев как покушения на более тяжкий из желаемых вред сводится к следующему. Поскольку виновный желает в том числе и причинения наиболее тяжких из числа предвидимых последствий, постольку недостижение именно такого желаемого результата образует покушение на его причинение. Однако принятие этого положения будет означать полное отрицание правового значения прямого неконкретизированного умысла, бо желание менее тяжкого последствия игнорируется вовсе и реальное причинение менее тяжких последствий будет охватываться квалификацией таких действий, как покушения на причинение более тяжких последствий.

Квалификация подобных случаев как покушения на наименее тяжкое из желаемых последствий представляется более обонованной и справедливой. Прежде всего, абсолютно неприемемой является приверженность усилению ответственности или бвинительному уклону. Кроме того, равное желание любого из последствий означает безразличное отношение к тому, какое онкретно будет причинено последствие, или сознательное доущение любого из последствий.

При прямом умысле субъективное желание объективно выражается в принятии специальных мер для причинения именно желаемого последствия. При неконкретизированном умысле по отношению к размеру последствия имеет место сознательное опущение или безразличное отношение. Субъективное безразичие имеет и объективное выражение: лицо не предпринимат специальных мер для достижения именно более тяжких поледствий. Такое психическое отношение делает прямой неконретизированный умысел в вопросе желания или нежелания конкретного размера последствия более сходным с косвенным умыслом.

Оставаясь прямым в отношении вида вреда (например, телесные повреждения в преступлениях против здоровья или имущественный ущерб при хищении), неконкретизированный умысел Косвенен по отношению к величине вреда (тяжести телесных повреждений или размеру хищения). Между тем дифференциация ответственности проведена в нашем случае не по виду вреда, который всегда находит отражение в правовой оценке, а по его размеру (лёгкие, менее тяжкие или тяжкие телесные повреждения либо значительный, крупный или особо крупный размер хищения), психическое отношение к которому и должно играть решающую роль в квалификации. А поскольку в отношении к размеру вреда имеется безразличное отношение, то и оцениваться оно должно с позиции косвенного умысла. Но при косвенном умысле непричинение последствия вообще не влечёт ответственности, поскольку покушение с косвенным умыслом невозможно. Именно поэтому предлагается вышеприведённая квалификация.

Естественно, что наличие желания причинить последствия определённого вида делает прямой неконкретизированный умысел более опасным, чем косвенный умысел. Однако эта опасность ниже, чем у прямого умысла, конкретизированного желанием наиболее опасных последствий, что и должно толковаться в пользу виновного.

У результата применения рекомендуемой квалификации есть определённый изъян. Предположим, что произведён выстрел в человека, виновный действовал с неконкретизированным умыслом на причинение вреда здоровью или жизни и причинил менее тяжкие телесные повреждения. Квалификация по фактически наступившим последствиям не позволит учесть действительную степень общественной опасности действий, которые реально могли причинить смерть. Однако изъян кроется не в самой рекомендуемой квалификации, а в отсутствии в Уголовном кодексе статьи об ответственности за создание опасности для жизни человека или за поставление жизни и здоровья человека в опасность, в том числе и насильственными действиями.

Именно эта статья и позволила бы применить к виновному ответственность, более адекватную содеянному.

При альтернативном умысле ответственность наступает за фактически причинённый вред, а при отсутствии желаемых последствий — за покушение на причинение наименее тяжкого из числа желаемых последствий. Данной рекомендации о квалификации покушения присущи все спорные моменты, свойственные квалификации покушения при прямом неконкретизированном умысле. Соответственно аналогичной будет и аргументация в обоснование предложенной позиции.