448

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ВОЛГОГРАДСКАЯ АКАДЕМИЯ

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ОБЩЕКУЛЬТУРНЫХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ КОМПЕТЕНЦИЙ ОБУЧАЮЩИХСЯ

В ПРОЦЕССЕ ПРЕПОДАВАНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА

Сборник научных трудов

Волгоград ВА МВД России

2018

3

4

РАЗДЕЛ 1. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ В ПРЕПОДАВАНИИ РУССКОГО ЯЗЫКА

С. П. Кушнерук,

Волгоградский гуманитарный институт

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ УЯЗВИМОСТИ В ПРИМЕНЕНИИ СТАТЬИ 282 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Проведение лингвистических экспертиз в уголовных делах, возбуждаемых по статьям, связанным с обвинением в экстремизме, становится устойчивым специальным действием, необходимость которого обусловлена содержательными доминантами самого обвинения. Существо специальных знаний в области лингвистики в делах этой содержательной категории хорошо проявляется в содержании вопросов, которые ставятся либо перед специалистом в условиях доследственного рассмотрения материала, либо перед экспертом при проведении судебной лингвистической экспертизы. Довольно интенсивная экспертная практика последних лет не только сформировала круг вопросов, ответы на которые трансформируются из лингвистической сферы в координаты права, но и образовала группу «типовых» вопросов [1, с. 91–98; 2, с. 49–50], сосредоточивающих в себе основные признаки явления в их лингвистическом воплощении.

Сомнения в состоятельности ст. 282 УК РФ, выразившиеся в том числе в форме законодательной инициативы федерального уровня как предложение исключения самой статьи из УК [3], имеют и лингвистические основания.

Первое (исключительно в порядковом отношении, но не с точки зрения иерархии значимостей) основание связано с терминологической и нетерминологической полисемией, которую можно обнаружить при рассмотрении явления в координатах лингвистических понятий. Скажем, один из обязательных признаков словесного экстремизма описан в специальных, в том числе методических, изданиях следующим образом: словесный экстремизм проявляется в речевых актах, которые «направлены на возбуждение национальной, расовой вражды либо ненависти…» Даже этого фрагмента, содержание которого часто становится основанием для экспертных выводов, достаточно для того, чтобы поставить следующие вопросы.

Что такое возбуждение ненависти? Проведем лексикографический анализ, опираясь исключительно на нормативные значения составляющих двухкомпонентного термина.

Элемент-дополнение ненависть – «чувство сильной вражды, злобы» [4, с. 408]; «чувство сильнейшей вражды, неприязни» [5, с. 456].

Значение управляющего компонента возбуждение (чего? → ненависти) в толковом словаре С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой не раскрыто, значение прилагательного возбужденный толкуется как «взволнованный, выражающий нервный подъем» [4, с. 91]. В «Словаре русского языка» под ред. А. П. Евгеньевой существительное возбуждение имеет дефиницию «нервный подъем, волнение; реакция живой клетки на раздражение, выработавшаяся в процессе ее развития и заключающаяся в переходе из состояния физиологического покоя к деятельности; от глагола возбудить, возбуждать – вызов, побуждение мысли, состояния, чувства и т. д.; предложение чего-либо на обсуждение или решение, требование внимания к чему-то; приведение в состояние нервного подъема, вызов состояния волнения» [6, с. 196].

Кстати, «Большой юридический словарь» [7] лексему ненависть не включает, что выводит само понятие за юридические содержательные рамки. И это лишь один пример из очевидных сложностей понятийных оснований, которые должны определять серьезные правовые последствия. Явление, которое по своей сути выступает субъективной эмоционально-чувственной реакцией, рассматриваемой по внешним проявлениям совокупностью направлений, связанных с психологией, не имеет оснований для объективного рассмотрения в лингвистических координатах.

5

Вторым примером очевидной слабости статьи на лингвистическом уровне является неоднозначность резонов, относящих материалы к экстремистским на том основании, что к таковым относят речевые послания, которые, в частности, «призывают или подстрекают» к «действиям экстремистского толка». Возникают вопросы. Так призывают или подстрекают? Заметные колебания словарных определений [4, с. 543; 7, с. 537] актуализируют этот простой по форме вопрос. Как быть с разными формами призывов: явными и неявными (Вспомним о существовании анекдотов о русском и эстонце, о вечном Рабиновиче или о чукче: это уже призыв или еще нет?); с разнообразием функционально-смысловых форм призывов (призыв-лозунг, призывапелляция, призыв-обращение, призыв-воззвание [8, с. 416–439] и др.)? Вопросы в этих случаях не обеспечивают однозначных ответов, они просто маркируют лингвистические исследовательские этапы, которые могут принести неоднозначные результаты.

Следующее основание, вызвавшее скептицизм не только инициаторов исключения статьи, но и специалистов, работающих с речевыми материалами, является логико-смысловым продолжением вышеизложенного. Это продолжение связано с содержательной вариантностью текстов как самой статьи, так и комментирующих ее источников. Проблема проявляется в содержании вопросов, которые ставятся перед экспертом или специалистом.

Рассмотрим следующие три вопроса из реальной экспертно-исследовательской практики. Запрос на производство экспертизы письменных речевых креолизованных материалов среди

шести вопросов содержит следующие:

Имеются ли в данных текстах высказывания экстремистской направленности? Имеются ли в текстах в представленных на исследование материалах специальные язы-

ковые или иные средства для целенаправленной передачи отрицательных эмоциональных оценок, негативных установок и побуждений к действиям, связанным с насилием над гражданами, либо к причинению вреда их здоровью, либо к совершению иных противоправных действий?

Очевидное желание субъекта, инициирующего экспертное исследование, получить «все и сразу» может породить явные содержательно-методические ошибки еще на этапе формирования вопросов.

Второй вопрос явно перегружен компонентами, связанными с нелингвистическими сущностями, оценками возможных эмоциональных реакций (область психологии), с нахождением «иных» (неязыковых) сторон послания, с попытками вовлечь лингвиста в оценку противоправ- ности-непротивоправности действий.

Первый вопрос весь является большой методологической ошибкой. Он своими содержательными параметрами не только перекладывает на лингвиста обязанность поиска в тексте объектов, обладающих качественными признаками, которые лежат за пределами лингвистики, но и предлагает дать ответ, который может быть получен исключительно всей системой следственных

исудебных действий.

Вдокументе, оформляющем передачу материала эксперту, среди 13 вопросов содержится следующий вопрос:

Какой политической или общественной организации принадлежат представленные на исследование материалы?

Очевидно, что ответ на поставленный вопрос значим для следственных действий, однако ясно, что задавать его следует не лингвисту, а либо политологу, либо комплексной комиссии экспертов, включающей представителей различных наук.

Состав преступлений, рассматриваемых с позиций ст. 282 УК РФ, и в лингвистическом отношении опирается на нечеткие значения единиц, даже терминологических, и в знаковых признаках предполагает комплексные оценки своих разнообразных проявлений. В иных случаях возникает опасность политизации событий, речевых в том числе, а также искаженной в интерпре-

6

тации их сути. Явной демонстрацией такого рода опасности были в недавнем прошлом дискуссии о канонических религиозных текстах.

Внекоторых случаях обращения к лингвистам представляются не стремлением получить ответы

всфере специальных знаний, а вариантом «размазывания» ответственности и проявлением ведомственного желания «получить… подтверждение, что анализируемое высказывание в той или иной степени соответствует определению экстремизма» [9, с. 52], что, разумеется, социально опасно.

Список библиографических ссылок

1.Бельчиков Ю. А., Горбаневский М. В., Жарков И. В. Методические рекомендации по вопросам лингвистической экспертизы спорных текстов СМИ: сб. материалов. М.: Информкнига, 2010. 208 с.

2.Галяшина Е. И. Лингвистика vs экстремизма. В помощь судьям, следователям, экспертам / под ред. проф. М. В. Горбаневского. М.: Юридический Мир, 2006. 96 с.

3.В Госдуму внесен законопроект об отмене статьи 282 УК РФ // Право.ru. URL: pravo.ru/news/view/130190/ (дата обращения: 19.09.2018).

4.Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 2001. 944 с.

5.Словарь русского языка / под ред. А. П. Евгеньевой: в 4 т. М.: Русский язык, 1991. Т. 2. 736 с.

6.Словарь русского языка / под ред. А. П. Евгеньевой: в 4 т. М.: Русский язык, 1991. Т. 1. 689 с.

7.Большой юридический словарь / под ред. проф. А. Я. Сухарева. М.: ИНФРА-М, 2008. 868 с.

8.Баранов А. Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика. М.: Флинта-Наука, 2007. 592 с.

9.Осторожно, экстремизм! Анализ законодательства о противодействии экстремистской деятельности и практики его применения / А. М. Верховский и др. Воронеж: Элист, 2013. 122 с.

©Кушнерук С. П., 2018

***

С. П. Кушнерук,

Волгоградский гуманитарный институт

ЧТО ТАКОЕ «ДОКУМЕНТНАЯ ЛИНГВИСТИКА»?

Активное развитие лингвистической науки и практики, связанное с исследованием и правилами создания текстов, которые входят во все виды документов, являющихся инструментами официальной, деловой, управленческой деятельности, дало основание для выделения такого направления, как документная лингвистика. Во многом развитию этого направления способствовало развитие учебного направления «Документоведение и документационное обеспечение управления», открывавшегося в общегражданских и специализированных учебных заведениях страны [1]. Необходимость открытия этого направления была обусловлена рядом объективных факторов:

–введением новых стандартов и унификаторов в сферах практики управления документами

идокументной коммуникации [2]; часто эти регуляторы имели международный характер и отражали такие документные коммуникативные процессы, которые отторгнуть на национальном уровне (при вхождении в интеграционные мировые процессы, разумеется) было либо нежелательно, либо невозможно;

–пониманием возрастания значимости коммуникативных процессов в разных сферах бюрократического и делового взаимодействия в условиях содержательных изменений в этих сферах,

7

давлением, оказываемым на документные оформления операций со стороны правовых и финан- сово-экономических инстанций [3];

–развитием документных технологий, изменивших не только систему действий с документной информацией, но и само восприятие документа как коммуникативного инструмента, существующего как в традиционных, так и в электронных формах с их возможностями, организацией

ипроблемностью [4];

–качественным изменением типологии документных текстов, их знакового состава, введением регуляторов языковых единиц в формах нормирующих словарей, терминологических стандартов и списков межъязыковых лексико-фразеологических соответствий [5; 6].

Безусловно, перечислены далеко не все факторы, оказавшие влияние на развитие направления

иформирующие его содержание, включая учебно-исследовательскую дисциплину «Документная лингвистика».

«Методический грех» автора этого текста заключается в создании в начале так называемых «двухтысячных» годов учебного пособия [7], которое несло на себе печать времени: оно является развитием лингвистической области «практическая стилистика», текстом, максимально описывающим принципиальные признаки документных посланий, общие принципы их создания, высокочастотные ошибки в них, системные языковые признаки текстов, используемых в документной коммуникации.

Развитие представлений о лингвистических сторонах документной деятельности дало основание для модифицированного понимания документной лингвистики, сути этого направления прикладного языкознания, выявления содержательных доминант, на основании которых можно строить дефиницию термина «документная лингвистика» и определять круг собственно лингвистических задач, актуальных для этого направления.

Во-первых, выделяем три группы правил, самым непосредственным образом влияющих на особенности документных текстов, на их параметры, составы, структуры, коммуникативные функции. Первая группа правил – традиционная группа регуляторов, изучаемых начиная со средней школы систем морфолого-синтаксических правил, регулирующих орфографию и пунктуацию текстов на русском языке. Вторая группа правил относится к области стилистики, они связаны

с принципами и основаниями выбора лексико-фразеологических средств, с синтагматикой

икомпозиционной организацией текстов. Третья группа правил носит внешний характер, включает систему требований, отражающих внеязыковое регулирование тех речевых вариантов, которые в основном не противоречат речевым нормам, но ограничивают их. Не самый яркий, но вполне показательный пример – ограничение форм представления реквизита «Дата», предполагающее реализацию одной из трех словесно-цифровых конструкций при потенциально более широком спектре речевых представлений информации, соответствующей названному (и некоторым другим) реквизиту.

Во-вторых, из 30 реквизитов, представленных стандартом Р 6.30–2003 [8], лишь один по большому счету дает основание для рассмотрения своих параметров, особенностей формирования

ивыбора средств с позиции первой из приведенных выше групп правил. Речь идет о текстовом фрагменте, представляющем реквизит № 20 – «Текст документа». Отметим, что само именование реквизита порождает неоднозначности в понимании речевого состава документного текста: а входят ли в «текст» знаковые (речевые) воплощения иных реквизитов любого документа? Получается так, что все три группы правил, составляющих регулятивную суть документной лингвистики, реализуются лишь в материалах тех текстовых фрагментов, которые в реальных документах являются речевым воплощением реквизита № 20.

Дополнительно процесс трансформации «реквизит – вариант из парадигмы его речевых соответствий» осложняется, например, закреплением в стандарте невербальных знаковых средств (графика – первые три реквизита стандарта Р 6.30–2003), изрядным количеством реквизитов, требующих буквенно-цифровой комбинаторики при их текстовом воплощении, номенклатурной

8

и композиционной комбинаторикой речевых соответствий реквизитов в разных типах документных формуляров.

Все сказанное выше дает основание считать документной лингвистикой одно из направлений прикладного языкознания, решающего следующие классы задач:

в русле традиционных интралингвистических решений:

–особенности выбора лексико-фразеологических средств, оптимальные модели синтаксической организации, прежде всего – в текстовом фрагменте, соответствующем реквизиту № 20 стандарта Р 6.30–2003;

–орфографическое и пунктуационное оформление текстовых реквизитов, имеющих формы высказываний;

в русле экстралингвистического регулирования:

–регулирование речевых параметров документных текстов посредством внелингвистических по своей природе унифицирующих правил;

–установление состава ограниченных речевых коррелятов (лексико-фразеологических, структурно-синтаксических, композиционных), представляющих в текстах документов формальные ограничения, не имеющие прямых лингвистических обоснований.

Следовательно, термин «документная лингвистика» именует раздел прикладного языкознания, в котором состав текстов, принципы выбора знаковых составляющих, организация текстов на носителе, применяемые лингвистические технологии создания текстов определяются соизмеримыми как минимум действиями интралингвистических правил и ограничительными по своей сути формальными правилами, которые реализуют принципы унификации и функциональносодержательной однородности текстов.

Список библиографических ссылок

1.Методические материалы по циклу документоведческих дисциплин. Документоведение

идокументационное обеспечение управления / сост. Т. А. Быкова и др. М.: РГГУ, 2002.

2.Ларин М. В., Рысков О. И. Управление документами на основе международного стандарта ИСО 15489-2001. М.: ВНИИДАД, 2005.

3.Борискин В. В., Поликарпова Н. М., Тихомиров С. Г. Современный системный комплекс делопроизводства в сфере государственного управления и государственной гражданской службы Российской Федерации. СПб.: Кодекс, 2008.

4.Ларин М. В. Управление документацией в организациях. М.: ВНИИДАД, 2002.

5.Кушнерук С. П. Теория современного документного текста: дис. … д-ра филол. наук. Волгоград: ВГПУ, 2008.

6.Тюрикова Н. А. Лингвистические аспекты стандартизации и унификации терминологии отрасли («документоведение и архивоведение») // Вестник Московского государственного областного университета. 2013. № 1. URL: http://evestnik-mgou.ru/Articles/View/277 (дата обращения: 17.09.2018).

7.Кушнерук С. П. Документная лингвистика. М.: Флинта-Наука, 2010.

8.ГОСТ Р 6.30–2003. Унифицированные системы документации. Система организационнораспорядительной документации. Требования к оформлению документов. М.: Изд-во стандартов, 2003.

©Кушнерук С. П., 2018

***

9

А. В. Никонов,

Волгоградская академия МВД России

ТРАДИЦИИ И ИННOВАЦИИ В МЕТOДИКЕ ПРЕПOДАВАНИЯ РУССКOГО ЯЗЫКА

КАК ИНOСТРАННOГО В ВУЗАХ СИСТЕМЫ МВД РOССИИ

Образoвательные технoлoгии, широко применяемые в прoфессиoнальной деятельнoсти современных препoдавателей русского и иностранных языков, испoльзуемые ими приемы, спосoбы и фoрмы руководства учебным процессoм элиминируют жесткий диктат в выборе средств oбучения, однако прогрессивные информационно-технические изменения в образовательной среде настоятельно диктуют потребность внедрения в препoдавание широкого спектра педагoгических и технических иннoваций. Развитие современного oбщества неoборимо диктует необходимость усoвершенствoвания педагoгических метoдoв и приемoв, в тoм числе в сфере oбучения инoстранным языкам. «На смену традициoнным метoдам oбучения, их универсальным фoрмам прихoдят иннoвациoнные, высокотехнолoгичные oбучающие кoмпьютерные программы, в которых преподаватель зачастую рассматривается как „живое приложение к софту“, с трудом различимое на фоне мощных аудиовизуальных эффектов» [1, c. 105].

Не умаляя заслуг современного образовательного процесса, необходимо отметить oпыт «старoй» традициoнной шкoлы препoдавания, который в немалoй степени вoстребoван и в наше время и не мoжет быть полнoстью oтринут. Особую актуальность препoдавание русскoгo языка как инoстраннoгo обрело в нашей стране в 20-е гг. прoшлoгo стoлетия. Москва стала центром оказания образовательных услуг в сфере среднего и высшего образования для тысяч граждан зарубежных гoсударств и нациoнальных oкраин Рoссии. Именно в этот период начали складываться метoдики oбучения инoстранцев русскoму языку, а прoцесс препoдавания русскoгo языка как иностранного стал пристальным oбъектoм изучения, раскрытия, фoрмулирoвания его закoнoмерностей. В этот период появилась насущная необходимость в вырабoтке новаторских подходов, научно обоснованных метoдических рекoмендаций, направленных на совершенствoвание прoцесса oбучения русскoму языку как иностранному. Вузы Сoветского Сoюза стали в 50-е гг. прошлого века «кузницей кадров» для гoсударств сoциалистического лагеря и развивающихся стран.

С течением времени подверглись изменениям и методики преподавания русскoго языка как инoстраннoгo: от «oбучения языку речи» в первoй половине ХХ в. до «обучения речевой деятельности на языке» в 70-е гг. Теоретики и историки советской системы высшего образования насчитывали в методике преподавания иностранных языков того периода 16 методов обучения, в том числе аудиовизуальный и аудиолингвальный, различные варианты смешанного метода, сознательно-практический, переводно-грамматический, сопоставительный, а также новейшие интенсивные методы [2]. Ускoренные темпы «стрoительства нoвoгo мира» требoвали нoвых форм и методов oбучения, oтвечающих практическим целям преподавания русскoгo языка. «Интенсивные методы» построения коммунистического будущего диктовали неoбходимость oвладения языкoм в сжатые срoки, и для реализации практических целей на первый план были выдвинуты ускoренные метoды oбучения. Сoзнательнo-практический метод, психoлoгические oснoвы кoтoрoго были разработаны В. Б. Беляевым [3], считался ведущим метoдoм препoдавания русскoго языка, однако и интенсивные метoды были признаны не менее перспективными в oбучении иностранному языку.

В педагогической среде того времени велись разнообразные дискуссии о вoзмoжности и необходимости сoздания новаторского метoда oбучения, который позволил бы строителям светлого будущего интенсифицировать процесс изучения русского языка как иностранного. Однако дискуссии эти не позволили их участникам выработать единoе мнение. Многолетняя практика преподавания и теоретические исследования в oбласти метoдики изучения русскoгo языка как

10