новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

менте, вместо того чтобы посылать туда своих депутатов. Это была грубая толпа, бурно увлекаемая всеми интересами и страстями, тол­ па, в которой не было ни капли разума, толпа, неспособная вынести самостоятельное решение. А самое главное, в этой толпе за редкими исключениями участвовали и голосовали под именем граждан несколь­ ко сот или тысяч людей, случайно набранных на улицах столицы. Обычно граждане считали себя достаточно представленными в три­ бах ив центуриях через своих фактических представителей, примерно так же как в куриях, в лице тридцати ликторов, представлявших их по закону. И точно так же, как так называемые куриатные постанов­ лениябыли в сущности лишь постановлениями магистрата, созывав­ шего ликторов, так и постановления триб и центурий сводились в то время в сущности к утверждению решений, предлагаемых долж­ ностным лицом; собравшиеся на все предложения отвечали неизмен­ ным «да». Впрочем, если на этих народных собраниях, комициях, как ни мало обращали внимания на правомочность участников, все же, как правило, участвовали только римские граждане, то на простых сходках (contio) могло присутствовать и орать всякое двуногое суще­ ство, египтянин и иудей, уличный мальчишка и раб. Правда, в глазах закона такая сходка не имела значения: она не могла ни голосовать, ни выносить решений. Но фактически она была хозяином улицы, а мнение улицы уже стало в Риме силой; нельзя было не считаться с тем, как будет реагировать эта грубая толпа на сделанное ей сообще­ ние — будет ли она молчать или кричать, встретит ли оратора руко­ плесканиями и ликованием или свистками и ревом. Немногие имели мужество так прикрикнуть на толпу, как это сделал Сципион Эмилиан, когда она освистала его слова относительно смерти Тиберия: «Эй вы, для кого Италия не мать, а мачеха, — замолчите!». А когда толпа зашумела еще сильнее, он продолжал: «Неужели вы думаете, что я побоюсь тех, кого я в цепях отправлял на невольничьи рынки?».

Достаточным злом было уже то, что к заржавевшей машине комиций прибегали при выборах и при издании законов. Но когда этим народным массам, сначалав комициях, а затем фактически и на про­ стых сходках (contiones), позволили вмешиваться в дела управления и вырвали из рук сената орудие, служившее защитой от такого вме­ шательства; когда этому так называемому народу позволили декре­ тировать раздачу в его пользу за счет казны земель и инвентаря; ког­ да всякий, кому его положение и личное влияние среди пролетариата доставляли хотя бы на несколько часов власть на улицах, мог нала­ гать на свои проекты легальный штемпель суверенной народной воли, — это было не началом народной свободы, а ее концом. Рим пришел не к демократии, а к монархии. Вот почему в предыдущий период Катон и его единомышленники никогда не выносили подоб­ ных вопросов на обсуждение народа, а обсуждали их только в сенате (I, 783). Вот почему современники Гракха, люди из кружка Сципиона Эмилиана, видели в аграрном законе Фламиния от 522 г., явившемся

первым шагом на этом пути, начало упадка величия Рима. Вот поче­ му они допустили гибель инициатора реформы и полагали, что его трагическая участь послужит как бы преградой для подобных попы­ ток в будущем. А между тем они со всей энергией поддерживали и использовали проведенный им закон о раздаче государственных зе­ мель. Так печально обстояли дела в Риме, что даже честные патрио­ ты были вынуждены отвратительно лицемерить. Они не препятство­ вали гибели преступника и вместе с тем присваивали себе плоды его преступления. Поэтому противники Гракха в известном смысле были правы, обвиняя его в стремлении к царской власти. Эта идея, вероят­ но, была чужда Гракху, но это является для него скорее новым обви­ нением, чем оправданием. Ибо владычество аристократии было столь пагубно, что гражданин, которому удалось бы свергнуть сенат и стать на его место, пожалуй, принес бы государству больше пользы, чем вреда.

Но Тиберий Гракх не был способен на такую отважную игру. Это был человек в общем довольно даровитый, патриот, консерватор, полный благих намерений, но не сознававший, что он делает. Он об­ ращался к черни в наивной уверенности, что обращается к народу, и протягивал руку к короне, сам того не сознавая, пока неумолимая логика событий не увлекла его на путь демагогии и тирании: он учре­ дил комиссию из членов своей семьи, простер руку на государствен­ ную казну, под давлением необходимости и отчаяния добивался все новых «реформ», окружил себя стражей из уличного сброда, причем дело дошло до уличных боев; таким образом, шаг за шагом, все яс­ нее и яснее становилось и ему самому и другим, что он не более как достойный сожаления узурпатор. В конце концов демоны револю­ ции, которых он сам призвал, овладели неумелым заклинателем и растерзали его. Позорное побоище, в котором он кончил свою жизнь, выносит приговор и над ним, и над той аристократической шайкой, от которой оно исходило. Но ореол мученика, которым эта насиль­ ственная смерть увенчала имя Тиберия Гракха, в данном случае, как обычно, оказался незаслуженным. Лучшие из его современников су­ дили о рем иначе. Когда Сципион Эмилиан узнал о катастрофе, он произнес стих из Гомера: «Пусть погибнет так всякий, кто совершит такие дела». Когда младший брат Тиберия обнаружил намерение идти но тому же пути, его собственная мать писала ему: «Неужели в на­ шем семействе не будет конца безрассудствам? Где же будет предел этому? Разве мы не достаточно опозорили себя, вызвав в государстве смуту и расстройство?». Так говорила не встревоженная мать, а дочь покорителя Карфагена, которая испытала еще большее несчастье, чем гибель своих сыновей.

и и гавид Революция и Гай Гракх

Тиберий Гракх погиб, но оба его дела — раздача земель и рево­ люция — пережили своего творца. В борьбе против разложившегося земледельческого пролетариата сенат мог отважиться на убийство, но он не мог использовать это убийство для отмены аграрного закона Семпрония. Безумный взрыв партийной ненависти скорее укрепил, чем поколебал силу нового закона. Та часть аристократии, которая сочувствовала реформе и открыто одобряла раздачу земель, во главе с Квинтом Метеллом (623), избранным в это время на должность цензора, и Публием Сцеволой, объединилась с приверженцами Сци­ пиона Эмилиана, которые во всяком случае не были противниками реформы, и получила, таким образом, большинство даже в сенате; постановление сената категорически предписывало комиссии по раз­ делу земель приступить к своей работе. Согласно закону Семпрония члены этой комиссии должны были избираться ежегодно народом и, вероятно, так и было. Но по самому характеру задач коллегии совер­ шенно естественно, что выбирались постоянно одни и те же лица, и новые выборы происходили в сущности только в случае смерти коголибо из членов коллегии. Так, вместо Тиберия Гракха в комиссию был избран тесть его брата Гая, Публий Красе Муциан. Когда же последний был убит в 624 г., а Аппий Клавдий умер, раздачей зе­ мель стали руководить вместе с молодым Гаем Гракхом два наибо­ лее активных вождя партии реформ — Марк Фульвий Флакк и Гай Папирий Карбон. Уже одни эти имена могут служить ручательством, что дело отобрания и раздачи занятых государственных земель ве­

лось усердно н энергично, и, действительно, нет недостатка в доказа­ тельствах этого. Уже консул на 622 г. Публий Попилий, — тот са­ мый, которыйруководил судебной расправой над сторонниками Грак­ ха, — называет себя на одном публичном памятнике «первым, кто очистил государственные земли от пастухов и заселил их землепаш­ цами». Дан вообще есть ряд указаний, что раздача земель производи­ лась по всей Италии, и что всюду количество крестьянских хозяйств в существующих общинах увеличилось, ибо целью закона Семпрония было улучшение положения крестьянства не путем учреждения но­ вых общин, а путем укрепления существующих. О размерах и о глу­ боком влиянии проведенного передела земель свидетельствуют так­ же многочисленные нововведения в римском землемерном искусст­ ве, относящиеся ко времени гракховского аграрного закона. Так, на­ пример, правильная установка межевых камней, устраняющая воз­ можность ошибок, была, по-видимому, впервые введена гракховскими межевыми учреждениями по случаю раздела земли. Но яснее все­ го говорят о значении реформы данные цензовых списков. Цифры, опубликованные в 623 г., причем перепись на самом деле была про­ изведена в начале 622 г., показывают только 319 ООО граждан, спо­ собных носить оружие. Но спустя 6 лет (629 г.) эта цифра не только не снизилась, как это имело место во все предыдущие годы, а, наобо­ рот, еще поднялась и достигла 395 ООО человек, т. е. прирост состав­ лял 76 ООО человек. Это увеличение, несомненно, результат того, что сделано было для римского гражданства комиссией по раздаче зе­ мель. Сомнительно, чтобы раздел государственных земель вызвал среди италиков увеличение числа участков в такой же мере, как среди полноправных римских граждан. Во всяком случае, комиссия достиг­ ла больших и благодетельных результатов. Правда, дело не обходи­ лось без многократных нарушений правомерных интересов частных лиц и их законных прав. Комиссия состояла из решительнейших сто­ ронников реформы и, будучи судьей всобственном деле, действовала беспощадно и даже бесцеремонно. Публичные объявления комиссии приглашали явиться всех, могущих дать сведения о размерах госу­ дарственных земель. Комиссия неумолимо обращалась кстарым зе­ мельным спискам и не только отбирала государственные земли, не­ зависимо от давности их оккупации, но нередко конфисковывала и действительную частную собственность, если собственник не мог пред­ ставить достаточных доказательств своих прав. Однако, как бы гром­ ко и по большей части основательно ни жаловались на действия ко­ миссии, сенат не мешал ей делать свое дело. Ясно было, что раз взя­ лись за раздел государственных земель, справиться с этим можно было только такими энергичными мерами.

Однако эта политика попустительства имела свои пределы. Госу­ дарственные земли в Италии находились не только в руках римских

ваться от попытки спасти его, так как понимал, что все подобные попытки могут лишь усилить зло. Он был вынужден оправдывать такие дела, как злодеяние Назики, и в то же время отстаивать дело убитого против его убийц. Тем не менее он мог сказать себе, что его жизнь не прошла даром. Ему — во всяком случае, в такой же мере, как инициатору закона Семпрония, — римский народ был обязан приростом до 80 ООО новых крестьянских участков. Он же и задер­ жал раздачу государственных земель, когда эта мера уже принесла всю ту пользу, какую могла принести. Правда, в то время даже бла­ гонамеренные люди считали, что настала пора прекратить эту раз­ дачу. Однако тот факт, что даже Гай Гракх не настаивал на раздаче земель, которые должны были быть розданы по закону его брата, но остались не розданными, ясно показывает, что Сципион в основ­ ном выбрал правильный момент для своего вмешательства. Обе меры проведены были в борьбе — первая против аристократии, вторая против партии реформ; инициаторы обеих мер поплатились за них жизнью. Сципиону было суждено участвовать во многих сражениях и вернуться на родину невредимым, чтобы пасть там от руки убий­ цы. Но и в своем мирном жилище он так же погиб за Рим, как если бы пал под стенами Карфагена.

Раздача земель закончилась; началась революция. Революцион­ ная партия, располагавшая в лице комиссии по разделу земель своего рода организованной верхушкой, имела еще при жизни Сципиона по разным поводам стычки с правительством. Особенно много хлопот причинял сенату Карбон в бытность его народным трибуном в 623 г. Один из лучших ораторов своего времени, он провел закон о тайной подаче голосов в народных собраниях, поскольку она не была еще введена раньше. Он же внес характерное предложение разрешить народным трибунам домогаться вторичного избрания на ту же долж­ ность на следующий год. Таким образом, он надеялся законным пу­ тем устранить препятствие, послужившее ближайшей причиной не­ удачи Тиберия Гракха. План этот потерпел тогда крушение вслед­ ствие противодействия Сципиона. Однако, спустя несколько лет, как видно, уже после смерти Сципиона, предложение Карбона снова было внесено и прошло, хотя с некоторыми ограничительными оговорка­ ми*. Но главная цель партии заключалась в возобновлении фактичес­ ки прекращенной деятельности комиссий по разделу земель. Вожди партии серьезно обсуждали вопрос, не следует ли предоставить ита­ лийским союзникам права римского гражданства и таким образом

*Оговорку, что продление допускается лишь при отсутствии других подходящих кандидатов (Appian, в. с. 1, 21), было нетрудно обойти.

Сам закон, по-видимому, не входил в старые установления (Romisches Staaisrecht, изд. 3-е., т. 1, с. 473), а был внесен лишь сторонниками Гракха.

устранить с их стороны противодействие реформе. Агитация велась главным образом в этом направлении. В ответ на это сенат побудил в 628 г. народного трибуна Марка Юния Пенна внести предложение о высылке из столицы всех лиц, не имевших права гражданства. Это предложение было принято, несмотря на противодействие демокра­ тов, особенно Гая Гракха, а также несмотря на волнения, вызванные этой жесткой мерой в латинских общинах. В следующем, 629 г. Марк Фульвий Флакк, будучи консулом, внес предложение об облегчении гражданам союзных общин получения праваримского гражданства, а тем, кто этого права не получит, разрешить апеллировать на пригово­ ры по уголовным делам в римские комиции. Однако его почти никто не поддержал. Карбон успел за это время перейти в другой лагерь и сделаться ревностным аристократом. Гай Гракх отсутствовал, он на­ ходился в должности квестора в Сардинии. Предложение Флакка было отклонено, оно натолкнулось на сопротивление не только сената, но и граждан; последние не были склонны распространять свои приви­ легии на еще более широкие круги. Флакк удалился из Рима и принял главное командование в войне против кельтов. Своими завоеваниями по ту сторону Альп он тоже подготавливал почву для широких за­ мыслов демократии. Вместе с тем он избавлялся от неприятной необ­ ходимости воевать против италийских союзников, которых он сам подстрекал.

Отклонение предложения Флакка побудило город Фрегеллы объя­ вить Риму войну. Фрегеллы находились на границе между Лацием и Кампанией у главной переправы через реку Лирис, в обширной и плодородной пбласти, и были в тс время, пожалуй, вторым по значе­ нию городом в Италии. В сношениях с Римом Фрегеллы обычно вы­ ступали в качестве представителя всех латинских колоний. В течение полутораста лет это был первый случай, когда в Италии самостоя­ тельно, а не по наущению иностранных держав, возгорелось серьез­ ное восстание против римской гегемонии. Однако на этот раз еще удалось потушить пожар в самом начале, прежде чем он успел охва­ тить другие союзныеобщины. Претору Луцию Опимию удалось очень скоро овладеть восставшим городом не силой оружия, а благодаря измене одного фрегелланца — Квинта Нумитора Пулла. Фрегеллы лишились своих городских прав и городских стен и превратились по­ добно Капуе в деревню. На части городской территории была основа­ на в 630 г. колония Фабратерия. Остальная территория, а также сам бывший город были поделены между соседними общинами. Эта бы­ страя и ужасная расправа навела страх на остальные союзные об­ щины. В Риме начались нескончаемые процессы по обвинению в го­ сударственной измене, причем не только против фрегелланцев, но также против вождей народной партии в Риме, которые в глазах ари­ стократии, конечно, были замешаны в восстании.

Тем временем Гай Гракх снова появился в Риме. Аристократия

сначала старалась задержать в Сардинии этого опасного для нее чело­ века, оттягивая момент освобождения его от должности квестора. Когда же он, не выжидая смены, вернулся в Рим, аристократия при­ влекла его к суду, как одного из виновников фрегелланского восста­ ния (629—630). Однако граждане оправдали его. Тогда Гракх принял брошенный ему вызов и выставил свою кандидатуру на должность трибуна. Необычайно многолюдное избирательное собрание выбрало Гаж Гракха трибуном на 631 г. Итак, война была объявлена. Демокра­ тическая партия, всегда страдавшая отсутствием талантливых вож­ дей, в течение 9 лет поневоле оставалась почти в полном бездействии. Теперь перемирие кончилось. Во главе демократии стоял человек, более честный, чем Карбон, и более талантливый, чем Флакк, во всех отношениях созданный для роли вождя.

Гай Гракх (601—633) мало походил на своего брата, который был старше его девятью годами. Подобно Тиберию, Гай тоже чуждался пошлых развлечений, был высокообразованным человеком и храб­ рым солдатом. Он с отличием сражался под начальством своего тес­ тя под Нуманцией и затем в Сардинии. Но талантливостью, твердо­ стью характера и особенно страстностью своей натуры он стоял не­ сравненно выше Тиберия. С необычайной ясностью и уверенностью этот молодой человек справлялся впоследствии со множеством воп­ росов и дел, возникавших при практическом применении его много­ численных законов, и обнаруживал при этом крупнейшие дарования настоящего государственного деятеля. Страстная непоколебимая пре­ данность, которую питали к нему его ближайшие друзья, свидетель­ ствует о необыкновенной обаятельности этого благородного челове­ ка. Пройденная им тяжелая школа страданий, вынужденная скрыт­ ность и сдержанность в течение последних 9 лет, закалили его волю и энергию. Он глубоко затаил в душе пылкую ненависть к партии, ко­ тораягубила отечество и отняла у пего брата. Эта пламенная страсть, не уменьшавшаяся с течением времени, а возраставшая, сделала его лучшим из ораторов, когда-либо бывших в Риме. Но не будь ее, мы могли бы причислить Гая Гракха к наиболее выдающимся государ­ ственнымдеятелям всех эпох. От его записанных речей дошли до нас лишь немногие отрывки, но и в них встречаютсяместа потрясающей силы*. Можно поверить, что кто слышал или даже только читал эти речи, тот не мог противостоять бурному потоку его красноречия. Од­ нако, при всем его ораторском искусстве, им нередко овладевал гнев,

*Вот, например, отрывок из егоречи с сообщением о предлагаемых им законах: «Если бы я напомнил вам, что происхожу из знатного рода и ради вас лишился брата, и что теперь никого уже не осталось в живых из потомков Публия Африканского и Тиберия Гракха, кроме меня и одного мальчика; если бы я стал просить вас отпустить меня, дабы весь наш род не был истреблен с корнем и остался в живых отпрыск его, то вы, полагаю, охотно изъявили бы на это свое согласие».